завопил он во всю глотку, а потом,  узнав Мэтта, добавил
плаксиво, -- Ой, хозяин, голова раскалывается, не тряси меня!
     Другие клураканы проснулись от его воплей и,  ошарашено оглядываясь  по
сторонам, пытались подняться. Со  всех сторон доносились жалобные стоны, охи
и  ахи  --  наконец-то Мэтту  представилась  возможность  узреть  клураканье
похмелье! Честно говоря, зрелище было душераздирающее, и Мэтт, горя желанием
хоть чем-то помочь страдальцам, принес ведерко воды и  бестолково засуетился
вокруг  клураканов, умоляя их  выпить  хоть  глоточек.  Но воду  клураканы с
отвращением отвергли.
     --  Пивка  бы!  Пивка, хозяин! -- постанывали  они,  умоляюще глядя  на
Мэтта. Тот, схватив кувшин, кинулся выполнять их просьбу. Открыв  кран одной
бочки Мэтт чертыхнулся --  пустая! -- и поспешил к другой. Та тоже оказалась
пустой.  Похолодев, Мэтт бросился к третьей, потом  -- к четвертой, пятой...
Нигде ни капли.
     -- Неужто все пиво вышло? -- пробормотал, не веря своим глазам, Мэтт.
     -- Ладно, хозяин, не пивка -- так винца! Ну его, это пиво! -- застонали
клураканы еще жалобней.
     Мэтт  начал  обшаривать  полки  в  поисках  вина.  Страшное  подозрение
закралось в  его  сердце. Он  осматривал  и ощупывал полку за  полкой --  но
тщетно. Нигде ничего.
     Убедившись, что  страшное подозрение полностью оправдалось, Мэтт рухнул
на пол прямо там, где стоял, и закрыл лицо руками. Клураканы,  не сообразив,
что означает этот полный отчаянья жест, снова загомонили:
     -- Эй, хозяин,  если  нет вина, то дай  виски, или наливки, или бренди,
или джина -- ну хоть чего-нибудь!
     Мэтт медленно отнял руки от лица и  клураканы смущенно умолкли -- таким
они его еще не видели.  В глазах  Мэтта была жуткая тоска, по щекам катились
крупные, как горох, слезы.
     --  Боюсь, мои маленькие друзья, -- тихо проговорил Мэтт, -- мне нечего
вам дать. Ничего не осталось, погреб пуст.
     И, помолчав, добавил:
     -- Придется  вам искать новое  пристанище. Веселые времена кончились --
денег у  меня  почти  нет,  придется продать этот постоялый  двор,  чтобы на
старости лет не остаться без куска  хлеба. Поищите себе нового хозяина, я на
это больше не гожусь.
     И удрученный Мэтт  снова закрыл  лицо. Перед  ним  проносились призраки
нищей старости, когда ему  негде будет  взять даже маленькую кружечку  пива.
Одинокий, всеми покинутый, страдающий от жажды -- вот каким он будет отныне.
     Притихшие  клураканы грустно и виновато смотрели  на Мэтта, не  решаясь
произнести ни  слова. Им хотелось  утешить его, но  они  не  знали, как  это
сделать.  Они и  представить  себе  не могли,  что их  веселый праздник  для
кого-то кончится так  печально.  Наконец, один  из клураканов -- наш  старый
знакомец,  победивший Мэтта  в  состязании  -- с  решительным  видом  встал,
прокашлялся и заговорил, как никогда серьезно:
     -- Хозяин, никуда  мы отсюда  не  уйдем! Ты,  видать, невысокого  о нас
мнения  --  мол,  попировали,  а  как  угощение кончилось,  так  и  убрались
восвояси. А  тебя бросили, в  одиночестве и нищете. Ну уж  дудки! Ты славный
человек: щедрый, добрый, умеешь держать слово.  Мы от тебя не видели ничего,
кроме хорошего, мало того -- мы твои друзья, и это для нас большая честь. Ты
ничего не жалел для нас,  и  мы долго пили за твой счет. Ну,  что же, теперь
настала твоя очередь пить за наш!
     Остальные клураканы, выслушав эту речь, одобрительно загомонили. "Верно
говорит!  Молодец,  парень!"  --  неслось  со  всех  сторон. Клуракан  важно
раскланялся и сел, ожидая, что ответит Мэтт.
     Тот, растроганный и благодарный, грустно улыбнулся и сказал:
     -- Мои дорогие  друзья,  спасибо вам на  добром слове!  Ваши  намеренья
прекрасны и благородны, но по силам ли они вам? Разве у вас есть деньги?
     Тут клураканы  расхохотались. Мэтт  непонимающе смотрел  на  них, не  в
силах  уразуметь  причину  такого  веселья.  Нахохотавшись вволю,  клураканы
вытолкнули вперед того же самого оратора, и тот,  все еще посмеиваясь, начал
такую речь:
     -- Эх,  хозяин, ты  все еще не понял, с кем имеешь дело! Есть ли у  нас
деньги? Да каждый из нас знает не  меньше десятка кладов, таких богатых, что
одного хватит, чтобы напоить всю Ирландию!  Ты  забыл, что  я говорил тебе в
самый  первый  день? Ведь я  обещал  тебе  показать  один  из  них,  если ты
выиграешь! Теперь вспоминаешь?
     Да, Мэтт действительно вспомнил. А клуракан продолжал:
     -- Сейчас мы  быстренько наведаемся  к ближайшему кладу и  притащим его
сюда. А ты во весь дух беги к купцам, и заказывай у них вино и джин, виски и
бренди, и, конечно, добрый эль! Да побольше -- нужно  достойно отпраздновать
такой прекрасный  день! И не бойся -- если деньги выйдут, мы принесем еще! С
нами не пропадешь!
     Мэтт снова заплакал, но теперь уже от радости, и кинулся обнимать своих
славных и верных друзей. От всей души поблагодарив клураканов, он последовал
их совету и поспешил к купцам.
     Вернулся Мэтт уже под вечер. Купцы, обрадованные таким большим заказом,
обещали  прислать  все  завтра  поутру.  Когда  Мэтт вошел  в погреб, у него
захватило  дух  -- вдоль стены  рядком стояла  дюжина потемневших от времени
глиняных горшков, и каждый из них был  доверху набит  золотыми  монетами!  А
рядом,  гордые  и  довольные  собой,  сидели  маленькие  старички  в красных
колпачках.
     С тех пор Мэтт и клураканы зажили еще лучше и веселее, чем раньше. Ни в
чем они  себе  не отказывали, ни в  чем не  знали недостатка. Каждый вечер в
погребе  вокруг  кадушки  собиралась  милейшая  компания,  звучали  песни  и
пронзительный  клураканий хохот.  И  если  вы найдете неподалеку  от  Голвея
маленький постоялый двор -- зайдите и убедитесь, что все, здесь рассказанное
-- чистая правда!


История о гибели юного Конрада

     I.

     Юный Конрад был отпрыском одной  из знатнейших  семей Кента.  С  самого
детства был он  одержим  мечтой повидать землю  скоттов, лежащую на  севере.
Каждого встречного рыцаря, монаха, бродячего  певца расспрашивал  он  о  той
земле. Перед его мысленным взором  вставали суровые горы,  бурные  водопады,
тихие печальные озера и  унылые  пустоши Скоттии. Про скоттов говорили,  что
они народ угрюмый и негостеприимный, чуждающийся пришельцев с юга, но это не
охлаждало желания Конрада, ибо он мало верил тем рассказам.
     Едва  Конраду  исполнилось  семнадцать лет,  как  он  испросил  у  отца
дозволения повидать  мир.  Получив  благословение, а  также доброго  коня  и
доспехи,   Конрад   ранним   майским   утром  покинул   родительский  дом  в
сопровождении двух  оруженосцев -- старого Томаса, ходившего в  походы еще с
отцом  Конрада,  и юного  Уильяма, своего ровесника. Едва  выехав за пределы
отцовских владений, Конрад, как и следовало ожидать, повернул на север.
     Долго  ехал он по  цветущим  английским  землям, встречая  всюду  самый
лучший прием, ибо лицом был прекрасен, нравом -- скромен, а  в кошельке  его
радостно  звенело  немало золотых. Конь  под  Конрадом  был  мышиной  масти,
статный  и горячий, покрытый голубой  шелковой попоной с золотым шитьем. Сам
всадник был также  облачен  во все  голубое  с золотом, а у пояса его  висел
добрый меч, вовсе не игрушечный --  несмотря  на юные года,  Конрад был  уже
мужественным и закаленным воином. Следом  за  ним оруженосцы везли  копье  и
бело-синий щит с золотым грифоном.
     Так они ехали, покуда не добрались до сумрачной Нортумбрии, где впервые
почувствовали дыхание севера. Места вокруг становились все печальнее, города
и селения  -- малочисленней и  беднее, люди --  суровее. Чувствовалось,  что
край этот часто тревожат войны. Оруженосцы Конрада стали изредка со вздохами
вспоминать оставленные позади веселые земли, но юноша упорно ехал все дальше
и дальше на север.
     Наконец,  маленький отряд приблизился  к границе Скоттии  и пересек ее.
Поначалу край  вокруг мало чем  отличался  от Нортумбрии, разве что  был еще
беднее и  малолюднее, да народ говорил на чужом языке. Но по-английски почти
все  изъяснялись  свободно,  а Конрада принимали радушно. Стоило  же Конраду
заговорить о своей давней любви к  Скоттии и желании  увидеть своими глазами
всю красоту здешних земель, как хозяева расцветали, наперебой рассказывали о
самых красивых местах и провожали юношу улыбкой и благословением, не взяв за
постой  ни  гроша. Многие просили Конрада погостить у них  подольше,  но  он
вежливо отказывался  и ехал все дальше  и дальше  на север,  ибо стремился к
горам, считая их подлинным сердцем этой страны.
     Чем  дальше  на север продвигался Конрад, тем  чаще  слышал рассказы  о
всяких чудесных  и жутких тварях, живущих по соседству. Леса и горы, холмы и
озера -- все  здесь  было густо заселено разным волшебным народом, уже давно
редко попадавшимся в Англии. Были среди этих существ и добрые, но все больше
-- коварные и  злобные, ненавидящие род людской.  Конрад  не знал,  стоит ли
верить этим рассказам, привыкнув дома считать их суевериями простого народа,
но здесь в них верили, казалось, совершенно все, и даже  монахи.  Решив, что
рано  или поздно  прояснится, сколько в этих рассказах правды, Конрад слушал
их вежливо, но сам ни о чем не расспрашивал.

     II.

     Июльским  вечером, незадолго до заката, Конрад увидел далеко впереди, в
лиловой  дымке, горы.  С  каждым  днем они становились  все ближе  и  ближе,
суровые очертания все  больше  заслоняли горизонт,  пока  не наступил  день,
когда Конрад  и его спутники очутились прямо  у  их подножия.  Со стесненным
сердцем  смотрел  Конрад на каменные твердыни -- стесненным от радости,  что
наконец добрался до  желанной страны, но и не только. Ибо в эту минуту в его
душе  родилось  какое-то жуткое предчувствие.  Но  Конрад  был молод, крепок
духом, и,  отогнав непрошеные мрачные мысли, твердой рукой направил  коня на
узкую горную тропу.
     Здесь, в горах,  стало сложнее найти гостеприимный очаг.  Народ тут жил
по  большей  части  совсем  нищий,  и  путешественникам  часто   приходилось
довольствоваться овсяной лепешкой на ужин и охапкой  соломы вместо  постели.
Горцы были суровы и немногословны, словно мрачная природа того края наложила
на них  свой  отпечаток,  но обычаи гостеприимства чтили  свято, и  вовсе не
недостаток радушия был причиной такой скудости,  а только бедность. Томас  и
Уильям все чаще принимались ворчать, мол, не пора ли поворачивать к дому, но
Конраду  нравились и горы, и люди,  здесь живущие, и он и слышать не хотел о
возвращении. Так, мало-помалу, они  продвигались  все дальше  на север, пока
однажды вечером не остановились на ночлег у бедного пастуха.
     Из всех  нищих хижин, что они повидали, эта была  самой нищей, а хозяин
ее был  настолько угрюм и молчалив, что за весь вечер не произнес  и десятка
слов. На Конрада он смотрел редко, а когда все же поднимал на него взгляд, в
глазах его было беспокойство, словно он хотел что-то сказать, но не решался.
Наконец,  утром, перед самым  отъездом,  когда Конрад уже  вскочил на  коня,
пастух подошел к нему и сказал, глядя прямо в глаза:
     -- Рыцарь, опасайся Бааван Ши!
     --  Что  это  за Бааван  Ши, и почему  я  должен опасаться?  -- спросил
удивленный юноша.
     -- Это самая жуткая и кровожадная тварь на свете! -- ответил пастух.
     Конрад  понял,  что  пастух  говорит  об  очередном  сверхъестественном
чудовище, а он уже  немало наслушался  всяких россказней о  них  и  не хотел
слушать   новые.   Поэтому  он  вежливо  поблагодарил  за  предупреждение  и
попрощался.  Отъехав немного,  Конрад  обернулся  и  увидел,  что  пастух  с
тревогой смотрит ему вслед.  Ворон сел на можжевеловый куст возле  хижины  и
хрипло  насмешливо  закаркал.  И  снова тень  предчувствия  омрачила  сердце
Конрада.  Но он, подумав, что  это -- последствия дурно проведенной в душной
хижине ночи, не обратил на тоскливые мысли внимания и поспешил догнать своих
оруженосцев.

     III.

     От  хижины пастуха дорога полого  шла вниз, пока  не спустилась в узкую
долину, зажатую  между двух выщербленных временем скал. Солнечные лучи почти
не достигали ее, она  была сумрачна и прохладна. По дну долины бежал быстрый
горный поток,  шумевший и бурливший  на перекатах.  Кое-где  росли чахлые от
недостатка  света  деревья. Дорога,  идущая вдоль реки,  была каменистой, но
довольно ровной.
     Конрад  ехал  молча, опустив голову  и  прислушиваясь  к  цоканью копыт
своего коня  по камням.  В  голове его теснились жуткие  образы  Бааван  Ши,
порожденные  разыгравшимся  воображением.  То  чудовище  представлялось  ему
огромным червем, то -- кошмарным трехглавым псом, то  -- великаном с рогатой
головой. Конрад начинал уже жалеть, что не расспросил пастуха об этом чудище
поподробнее  --  ведь  явь,  скорей  всего,  оказалась  бы  куда  безобиднее
вымыслов, мучающих его.
     Внезапно   Конрад  остановил   коня,   знаком   приказал   остановиться
оруженосцам и насторожился -- что-то было  не так. Юноша прислушался, и  ему
показалось,  что вокруг  слишком  тихо.  Сейчас, когда смолкли  шаги  коней,
тишину в долине не  нарушал ни  один  звук, кроме шума бурлящей воды. Конрад
огляделся по сторонам, посмотрел на небо -- ни птицы,  ни другой живой твари
не было видно вокруг. Даже ветра не было  в долине. Тишина  и безжизненность
вызывали содрогание.
     Оруженосцы,  казалось,  ничего не замечали, и Конрад тронул коня шагом,
чтобы долгой  остановкой не вызвать  вопросов,  на которые  он  не  смог  бы
ответить. В  этот  миг  тишину разрушил звук хлопающих  крыльев --  то летел
огромный черный ворон. Конраду на миг показалось, что тот самый, которого он
видел у хижины  пастуха, но потом он  подумал, что  такого просто  не  может
быть.  Ворон летел низко, кося в  сторону  людей  черным  глазом-бусиной,  а
пролетая над Конрадом хрипло и торжествующе  каркнул. Пролетев  еще немного,
ворон  сел на  дорогу невдалеке от Конрада и вдруг исчез -- а на  его  месте
появилась девушка в зеленом платье.
     Конрад застыл,  не веря  своим  глазам,  Уильям  за его спиной охнул, а
Томас вполголоса выругался от неожиданности.  Тем временем девушка грациозно
подошла к Конраду и с легким  поклоном  проговорила,  не обратив внимания на
то, что Конрад и его спутники поспешно осенили себя крестным знамением:
     -- Приветствую тебя, доблестный рыцарь!

     IV.

     Не  в силах сразу ответить девушке, Конрад  пораженно  рассматривал ее.
Она была  высока  и  стройна;  ярко-зеленое, очень  длинное, богато расшитое
золотыми цветами платье пышными складками охватывало ее  тонкий стан. Голова
девушки  была непокрыта,  и ее чудесные  волосы, рядом  с которыми  и золото
показалось бы тусклым,  свободно ниспадали почти до самой земли. Лицо у  нее
было  белее  слоновой кости, а огромные  глаза --  зеленее изумрудов. Нежные
алые губки приветливо улыбались, и была она так очаровательна  и мила, когда
смотрела  на Конрада,  ожидая ответа, что юноша невольно залюбовался ею. Дар
речи,  наконец, вернулся к нему, и Конрад  ответил, так  вежливо, как только
мог:
     -- Привет и тебе, прекрасная дева, так напугавшая нас своим неожиданным
появлением! Скажи, разве не ты только что была тем черным вороном?
     Нимало не смутившись, девушка рассмеялась и ответила:
     -- А, так  вот  почему ты и твои спутники осенили себя крестом! Я вижу,
вы нездешние -- скотты так привыкли к разному волшебству, что таким пустяком
их не удивишь! Да, ты  прав, я умею  оборачиваться  в  разных  птиц, но,  --
добавила  она, укоризненно  глядя на Томаса, снова перекрестившегося, -- это
вовсе не значит, что меня нужно бояться!
     Конрад счел нужным вступиться за Томаса:
     --  Не  сердись  на  него,  девица,  к  твоим  речам  и  вправду  нужно
привыкнуть. Ты права, мы не здешние. Я --  Конрад из Кента, а это мои верные
слуги. Могу ли я спросить о твоем имени?
     -- Мое имя -- Морлана, -- ответила девушка, -- и я -- родная племянница
феи Морганы, если ты слыхал о такой.
     --  Моргана?  -- пораженно  воскликнул  Конрад.  --  Та  самая Моргана,
помогавшая Королю Артуру и его рыцарям?
     --  Она  самая,  --  скромно подтвердила девушка.  -- Но  я  хотела  бы
объяснить, почему я появилась пред тобой так неожиданно.  О рыцарь, я  прошу
твоей помощи и защиты!
     С  этими словами Морлана  неожиданно упала перед  Конрадом  на  колени.
Юноша поспешно соскочил с коня и помог ей подняться, взволнованно говоря:
     -- О дева,  не тебе падать  предо мной на колени! Хоть ты и ошибаешься,
называя меня рыцарем -- я еще  слишком  молод и не заслужил  этого почетного
звания -- я обещаю помочь тебе, если только это в моих силах!
     Морлана  одарила  его нежным взглядом  огромных,  полных  слез глаз,  и
Конрад почувствовал, что краснеет. Потом она заговорила, и ее чарующий голос
проник в самые тайные глубины души юноши:
     --  Конрад  из  Кента, хоть ты  и молод, но вижу я на твоем челе  знаки
грядущих  великих  деяний!  И, кто знает,  быть может, сегодня ты  совершишь
первое из них!
     Эти слова разожгли в  душе Конрада  тайную страсть. Как и все юноши, он
мечтал о подвигах и славе, и, услыхав о знаках великой судьбы на своем лице,
возгордился, словно уже заслужил ее. Он удивлялся, как это никто  до сих пор
не  разглядел  его величия, которое  эта прекрасная  и  мудрая дева  увидела
сразу. Пылко и нетерпеливо  он попросил Морлану рассказать, что за помощь ей
требуется, чувствуя, что сегодня он мог бы убивать драконов дюжинами.

     V.

     Печально вздохнув, Морлана сказала:
     --  Рассказ мой  будет  короток.  Мой дворец  неподалеку отсюда.  В нем
немало богатств: драгоценные каменья, ткани, волшебные вещи, доставшиеся мне
по наследству. Но самое ценное, что есть в  том дворце --  книга заклинаний.
Ее  подарила  мне  Моргана, моя тетка, и с  помощью  этой  чудесной книги  я
приобрела  власть над всем  сущим. Вчера  я с  утра покинула дворец, оставив
книгу  крепко запертой в ларце,  а вернувшись  вечером увидела, что дом  мой
разграблен.  Жуткое  чудовище, живущее в этих горах, ворвалось во  дворец и,
перебив немало моих верных слуг, унесло в свое логово множество сокровищ. Но
самое ужасное -- пропала моя книга! Если б чудовище не украло и ее,  я могла
бы сама, с помощью могущественных заклятий, отомстить ему и вернуть все свои
драгоценности. Но теперь -- о, горе! -- книга пропала, и я бессильна вернуть
и  ее,  и  все  остальное! Поэтому я  так обрадовалась,  когда  узнала,  что
доблестный  рыцарь странствует  в  наших краях. Я поспешила  ему  навстречу,
обернувшись вороном, чтобы сократить свой путь. И теперь, Конрад из Кента, я
умоляю тебя --  покарай  чудовище и верни мне мою  книгу! Ты  заслужишь  мою
вечную  благодарность, богатые  дары,  а главное  -- славу  храброго  воина,
которая разнесется по всему миру!
     Сверкнув очами, Конрад воскликнул:
     -- Клянусь тебе, Морлана, гнусный вор будет наказан!  И не ради богатых
даров и  славы буду я биться с чудовищем, но потому, что  защищать обиженных
-- святая обязанность каждого  рыцаря. Но скажи мне, Морлана, -- добавил он,
словно его осенила догадка, -- как зовется это чудовище? Быть может, имя ему
-- Бааван Ши?
     Девушка бросила на Конрада быстрый взгляд и странно рассмеялась:
     -- Да, его и впрямь зовут так. Откуда ты знаешь?
     -- Я уже слыхал о нем. Мне говорили, что это самая кровожадная тварь на
земле. Так ли это, Морлана? Поведай мне, как выглядит Бааван Ши?
     Лицо Морланы стало недобрым, она молчала, и  Конрад решил,  что  ей так
ненавистно это чудовище, что она не хочет даже говорить о нем. Но потом  она
все же сказала:
     -- Ты еще сегодня увидишь  его  своими  глазами  и сам  решишь, есть ли
твари кровожаднее. Уж не боишься ли ты, Конрад из Кента?
     -- Я? --  оскорбленно  вскинулся юноша.  -- Чего мне бояться? Кем бы ни
был Бааван Ши,  клянусь, ему  не уйти  от меня!  Мы  немедленно пойдем к его
логову!

     VI.