ел молитвенно руки и
залепетал, обливаясь горючими слезами:
  - Смилуйся, смилуйся, солнцеподобный! Ашем табар!
  В черных глазах старца вспыхивают огоньки грозного веселья. По-видимому,
он доволен покорностью аба. Но голос его продолжает звучать раскатисто и
властно:
  - Ашем табар! Мне ведомо все от начала и до скончания века! О твоем
паскудстве, червь ты ничтожный, мы после рассудим. А ныне соберись с
мыслями и ответствуй перед лицом моим сущую правду, чтобы я увидел душу
твою на языке твоем! Мой вероломный и самозванный служитель, гросс
сардунский, дерзостно присвоивший себе высокое звание сына моего, известил
тебя о моем прибытии на землю, в Марабранскую провинцию благословенной
Гирляндии? Известил или нет? Отвечай!
  - Известил, о милосерднейший! Ты все знаешь и все видишь! Час тому назад
пришла от его святости, то бишь от твоего, о владыка, вероломного сына,
шифрованная депеша!.. - захлебываясь от усердия, признался аб Субардан.
  - Правильно, депеша. О чем же была сия депеша? - продолжает допрашивать
бог.
  - В депеше, о великий создатель и повелитель вселенной, твой вероломный и
самозванный сын приказывает мне, твоему самому ничтожному и мерзкому рабу,
разыскать тебя, о лучезарнейший, пригласить к себе в гости и... и... и...
  - Признавайся до конца, пока я не обрушил на тебя гнев свой!
  - ...и освидетельствовать подлинность твоего божеского естества! - насилу
выдавливает из себя аб и снова грохается на пол.
  - И это верно! Гросс сардунский обнаглел до изумления, но мы сполна
воздадим ему по его заслугам! - грохочет бог скорее удивленно, чем
разгневанно. - Подымись и признавайся дальше! Что еще было в депеше?
  Аб Субардан вновь приподнимается на колени:
  - Затем, о владыка, мне строжайше приказано, буде ты окажешься подлинным
создателем вселенной и повелителем вселенских миров, отслужить в твою
честь торжественный молебен, воздать тебе все надлежащие почести, а
главное, задержать тебя возможно дольше в здешнем убогом приходе, дабы он,
твой вероломнейший служитель и самозванный сын, успел надлежащим образом
приготовиться к встрече с тобой!..
  - А остальное? Ты не сказал еще, что тебе приказано на случай, если ты не
признаешь во мне бога единого! Я хочу это слышать! - гремит старец, вперив
в аба свой огненный взор.
  - Прости, о всеведущий! Язык мой немеет!.. - хнычет аб, размазывая по
щекам обильные слезы.
  - Говори!
  - Говорю, всемогущий! Да будет всегда по воле твоей!.. Ашем табар!.. На
тот случай, если я не признаю тебя, моего владыку великого, мне велено
заковать тебя в цепи и выдать полиции, как... как...
  - Как мошенника, проходимца и шарлатана, так, что ли?
  - Нет, о всеведущий, лишь как безбожника и смутьяна... И это все! Ты
видишь мою душу, о владыка, на языке моем! Ашем табар!..
  Сказав это, аб Субардан в третий раз в ужасе простирается на полу и
закрывает лицо руками. На сей раз бог не приказывает ему подняться.
  - Ай да сынок у меня! - грохочет он в необыкновенном возбуждении. - Все
учел и продумал! Учтем и мы его подлое неверие, когда будем отмерять ему
его меру! Вся преисподняя взвоет от ужаса над той казнью, которой мы
предадим этого гнусного лжеца и лицемера!.. Ну, а ты, грязная и
отвратительная тля, что мне скажешь? Признаешь ты во мне властелина неба и
земли или, быть может, тоже сомневаешься?!
  - Нет, нет, я не сомневаюсь! Ты видишь мою душу, о милосерднейший! Ашем
табар! Ашем табар! Ашем табар!.. - в диком исступлении визжит аб.
  - Милосерднейший?! Нет, гнусный червь, кончилось мое милосердие и
долготерпение! Не милости раздавать, не грехи прощать я пришел сюда, а
судить и карать нещадно всех стяжателей, развратников, лжецов, тунеядцев и
человеконенавистников! Всех преступных осквернителей этой прекраснейшей из
моих бесчисленных планет! Велик гнев мой и страшна будет кара за грехи!..
А ныне, мерзкий, ступай прочь с глаз моих и, служа мне верой и правдой,
постарайся хоть на малую толику уменьшить тяжкое бремя своих грехов. Для
испытания твоего чистосердечия и полного раскаяния на первый раз
приказываю тебе и повелеваю: ответа на депешу мерзавцу гроссу сардунскому
не давать! Это первое. Второе: приготовь свой автомобиль и через полчаса
подай его к воротам этого благословенного дома! Ты лично повезешь меня в
Capдуну и в Гроссерию!.. А теперь убирайся, я не могу больше смотреть на
тебя!
  Бог поднимается во весь свой внушительный рост, а вконец запуганный
священник, бормоча бесчисленные "ашем табар", уползает на четвереньках за
двери.
  Дуванис вышел из своего угла, а из кухни выскочила совершенно очарованная
Калия.
  - Однако, ведеор, вы с ними совсем не церемонитесь! - говорит Дуванис с
уважением. - Неужели и гросса сарду некого так же отделаете?
  - А ты думаешь, гросс лучше, чем эта жирная шельма в желтой сутане? -
смеется бог. - Мне с ними, голубчик, нельзя иначе. Мне их только и брать
теперь на испуг. Сам знаешь, всемогущество-то мое подкачало!..
  - Ох, ведеор, ведеор, боюсь, как бы они вас не смяли!..
  Дуванис и рад, что бог такой напористый (ведь это он нашел его!), и
одновременно сильно за него опасается: уж слишком он лезет напролом,
полагаясь на одну лишь свою сомнительную "божескую сущность". Но старец,
окрыленный первым успехом, так и рвется в бой.
  - Не бойся, Дуванис, не сомнут! - хорохорится он. - Они все сплошная
трусливая слякоть. А я крепкий и начисто лишен чувства страха. Вот
посмотришь, как я их приберу к рукам!.. А что народ там делает? Сдается
мне, гимны распевают?
  - Поют, ведеор! Сильно поют и ждут вас! - восклицает Калия.
  Бог шутя берет ее за ухо и легонько треплет, приговаривая:
  - Это все ты, егоза длинноязыкая, натворила! По всей деревне секрет
растрезвонила! Вот тебе за это, вот, вот!..
  - Я нечаянно, ведеор бог! Я, честное слово, нечаянно! Бежала к его
благочестию и вдруг вижу: Лифка горбатая сидит на крылечке и ревмя ревет,
что голод будет, что пропадем все без хлеба. Я лишь на секунду к ней
подсела и сказала, что бог этого не допустит, чтобы голод. Ну и... тут у
меня и вырвалось про вас, что вы в нашем доме сидите. А дальше я не
трезвонила, дальше, наверно, Лифка горбатая!
  - Ну, ладно! - говорит бог и отпускает ухо Калии. - На сей раз прощаю,
коли ты Лифку горбатую утешила. Но вперед, дочка, учись держать язык за
зубами!
  Потом он подходит к окну и молча смотрит на улицу, слегка приоткрыв уголок
ситцевой занавески. Дуванис и Калия ждут. Спустя некоторое время бог
оборачивается к ним и притворно вздыхает:
  - Ну и оказия!.. Что ж теперь делать-то? Видно, придется-таки показаться
народу... Пошли, друзья!
  И, сопутствуемый молодыми супругами, бог направляется к выходу.


  ЯВЛЕНИЕ НАРОДУ


  Перед домиком Дуваниса Фроска в самом деле собралась вся деревня, от
ветхих изможденных стариков вплоть до горластых грудных младенцев.
  Коленопреклоненная толпа стоит на теплой влажной земле, сотнями
расширенных зрачков настороженно следит за маленькими окнами домика, в
котором остановился повелитель вселенной, и заунывно, вразнобой тянет
бесконечные священные гимны.
  Когда в домик прошел насмерть перепуганный аб Субардан, толпа затихла,
замерла, напряженно прислушиваясь к тому, что происходит внутри дома. При
трубных звуках голоса разгневанного бога люди дрогнули и еще плотнее
сдвинули тесные ряды. Послышались сдавленные рыдания, молитвы,
исступленные возгласы "ашем табар!". А когда благочестивейший вновь
появился на крыльце и, кубарем с него скатившись, ударился бежать, кто-то
в толпе страшно закричал, две старухи забились в истерике, несколько
младенцев принялись громко плакать...
  В момент наивысшего напряжения на крыльцо внезапно выбежала Калия Фроск и
закричала истошным голосом:
  - Ашем табар! Радуйтесь, люди! Идет бог единый!!!
  В то же мгновение, не дав пораженным людям опомниться, на крыльце
появляется сверкающий, величественный старец.
  Багряные лучи заходящего солнца играют тысячами огней в дивных бриллиантах
его голубой мантии.
  Ослепленная толпа со стоном валится на землю. Еще три старухи забились в
истерике, еще несколько младенцев ударились в оглушительный крик. Но вот,
покрывая все эти вопли, стоны и рыдания, раздался чудесный гром неземного
голоса:
  - Встаньте и подымитесь, дети мои!
  Толпа вздрагивает и еще крепче приникает к земле, словно ища у нее
спасения.
  - Встаньте, люди! Это наш бог! Он добрый! Ашем табар! - звонко кричит
Калия из-за спины могучего старца.
  Словно разбуженные ее светлым, как колокольчик, голосом, крестьяне ряд за
рядом поднимаются. Из сотен уст сначала тихо, потом все смелее и громче
звучит восторженное "ашем табар".
  Подождав, пока толпа немного успокоится и привыкнет к его виду, бог
простирает вперед руку и начинает говорить, улыбаясь при этом со всей
возможной добротой и сердечностью:
  - Чада мои возлюбленные! Распахните глаза и души ваши настежь! Глядите,
слушайте и радуйтесь великой радостью дождавшихся! Свершилось!!! Вот
встреча, на которую уповали бесчисленные поколения обездоленных и
угнетенных! Вот пришел я к вам наконец, пришел во имя высочайшей
справедливости, во имя светлого разума, во имя мира, добра и счастья! Не
омрачайте же встречу нашу страхом и преклонением! Ведь я единственная
надежда ваша, единственная опора ваша, единственное спасение ваше! Я весь
из вас и для вас до конца! Не бойтесь же меня! Я прост и доступен для
каждого чистого сердца! Мне не нужны ваше поклонение и ваши молитвы! Мне
не нужно храмов, алтарей и фимиама! Забудьте об этом! Я дал вам наивысшее
благо - свободную волю устраивать здесь, на земле, свое счастье и
благополучие. Стройте же его, невзирая на темную ложь и происки коварных
злодеев, прикрывшихся моим именем и присвоивших себе звание моих
служителей без всякого на то права! Не верьте лжецам и подлым лицемерам!
Не верьте священнослужителям, монахам и палачам из Барбитского Круга! Они
лгали вам и лгут, злоупотребляя моим именем, но они не имели и не имеют со
мной ничего общего! Не о царствии небесном помышляйте, а о счастливой
жизни здесь, на земле. Своими руками, своей волей, своим неукротимым
жизнелюбием создавайте для себя великое земное царствие разума, знаний,
добра, справедливости, братства и счастья для всех трудовых человеков! А
храмы и монастыри, воздвигнутые из вашего пота и крови подлыми лжецами и
корыстолюбцами, забросьте и забудьте! Пусть эти памятники человеческой
благоглупости и душевной низости зарастают плевелом и бурьяном! Они не
достойны лучшей участи!..
  Речь бога льется плавно, слова звучат горячо, убедительно. Но вместе с тем
из них никак нельзя понять, утверждает он свою божескую сущность или
начисто отрицает ее. Вот он вещает как бог любвеобильный и справедливый,
гремит о себе как о единственном якоре спасения, но тут же, почти без
перехода, низводит себя на нет и прославляет свободную волю человека,
которая одна только и может совершать на земле великие перевороты.
  Напрасно Дуванис старается уловить главную мысль старца. Эта мысль
остается неуловимой, скользкой, и молодой рабочий с сомнением покачивает
головой: нет, нет, такая речь ему совсем не нравится!
  А бог все говорит и говорит, а толпа слушает его, завороженная,
очарованная музыкой его речи, неслыханными его призывами и откровениями.
Груди бурно вздымаются, глаза пламенеют восторгом, уши жадно ловят каждое
слово божественного глагола.
  Но вот, в самый разгар удивительной речи, среди крестьян вдруг замечается
странное оживление. В задних рядах слышится шиканье, приглушенный говор,
испуганное аханье. Люди там двигаются, вскидывают руки, словно стараются
кого-то удержать. Передние ряды перестают следить за речью бога и с
беспокойством оглядываются назад. Постепенно непонятное волнение
охватывает всю толпу. Бог прерывает свою речь и спрашивает с дружелюбным
спокойствием:
  - Что случилось, дети мои? Чем вы встревожены?
  Никто ему не отвечает, но приглушенный говор в задних рядах слышится
теперь совершенно явственно:
  - Придержите его за руки, а то он щиплется!..
  - Да куда ты, дедушка? Стой!..
  - Связать его, что ли!..
  - Древний, а какой напористый!.. Да держите же его!.. Ой! Ах ты, старая
кочерыжка! Чтоб тебя!..
  - Пустите его ко мне, дети мои! - спокойно рокочет бог, поняв, что кто-то
из крестьян хочет поговорить с ним лично.


  ПЕРВОЕ ПОРАЖЕНИЕ БОГА


  Толпа покорно расступается, и из нее по образовавшемуся проходу движется к
крыльцу медленной шаркающей походкой древний-предревний старичок. Весь
сухой, сучковатый, сгорбленный в три погибели, он едва ковыляет, опираясь
на палку.
  В трех шагах от крыльца он останавливается и обнажает перед богом голову,
покрытую редкими клочьями белого пуха. Бог смотрит на его темное,
сморщенное лицо со щелками выцветших, сочащихся слезами глаз и
выжидательно молчит.
  - Я не вижу, о повелитель вселенной, твоего лучезарного облика, ибо глаза
мои мертвы. Ты здесь еще? - тихо произносит старичок.
  - Да, я здесь... сын мой! Говори, какая печаль у тебя на сердце. Я
выслушаю тебя и утешу! - отвечает бог.
  Старичок медленно поворачивает лицо на голос. Кажется, он смотрит теперь
богу прямо в глаза. Его черный, провалившийся рот открывается, и из него
вылетают слова, тихие, как шелест осенних листьев. Плотная толпа, в
которой очертания отдельных людей расплываются в густеющих сумерках,
придвигается ближе к крыльцу. Всем хочется услышать, о чем будет говорить
богу самый престарелый из обитателей деревни.
  Дуванис крайне взволнован таким неожиданным оборотом дела. Он знает
язвительный характер старичка. Ведь это всей округе известный смутьян и
задира Лопрен Варх. Из него песок уже сыплется, а его все еще боятся как
огня. От такого добра не жди!..
  Старый Варх уже говорит. Говорит глухо, медлительно, но вполне отчетливо:
  - Слышу тебя, боже единый, и верю, что ты здесь! Ашем табар!.. Я никогда
не видел тебя, но всегда верил, что ты здесь, с нами... Мне сто семнадцать
лет, о владыка! Это очень много для одного человека, хотя и ничтожно мало
для вечного бога. Я сильно стар и искорежен жизнью. Я устал, страшно
устал... Было время, повелитель вселенной, когда я много докучал тебе
молитвами. Я горячо хлопотал о спасении души своей и мечтал о вечном
блаженстве. Но за свою долгую жизнь я так много испытал, так много познал,
так много принял мук на свое сердце, что теперь мне ничего уже больше не
надо!.. Я устал от жизни. Она настолько тяготит меня, что даже о вечном
райском блаженстве я не могу думать без ужаса и отвращения. Мне хочется
уснуть, боже единый, черным, беспросветным сном. Навсегда уснуть, чтобы
все забыть: и тебя, и твои райские кущи, и это горестное прозябание здесь,
на земле... Вот почему я не чувствую перед тобой страха! Вот почему я стою
перед тобой и открыто говорю тебе: нет, повелитель вселенной, ты не тот,
кого люди берегут в сердцах своих как святыню! Ты не тот, к кому
устремляемся мы в своих муках и отчаянии! Ты не бог упований наших и
надежд! Ты не любишь людей!..
  - Почему ты так мыслишь, сын мой? - мягко спрашивает бог, но лицо его при
этом становится пасмурным, а в глазах мелькает растерянность и недоумение.
  - Потому я так мыслю, о владыка, - продолжает старичок, - что слишком
много напрасных молитв вознес я к тебе, слишком горячо и слепо верил тебе,
но при этом сам всю жизнь прожил в безысходном горе и тоске и вокруг себя
не видел ничего, кроме горя и тоски. Я молился, но слышал ли ты мои
молитвы? Я искал тебя своим сердцем, но мог ли я тебя найти? Где ты был
доселе? Почему не отзывался, не показывался? Никто за тысячи лет не слышал
и не видел тебя. А горе и страдания плескались по сердцам людским
наподобие океана безбрежного!.. Ох, да что же говорить об этом! Ежели ты
бог, ты видишь меня и видишь всю жизнь мою как на ладони!.. Полвека назад,
о владыка, ты допустил в нашем мире ужасную кровавую войну. Миллионы
людей, безвинных и добрых, убивали в ней друг друга: рвали гранатами,
кололи штыками, травили газами. А ты смотрел на это как безучастный
зритель и не вмешивался. Или тебя не было тогда дома?.. На эту войну ушли,
о владыка, один за другим трое моих сыновей и семеро внуков. Как мы
молились за них с моей покойной старухой! Сколько слез пролили перед твоим
алтарем мои бедные невестки, жены моих сынов и внуков! Но ты не внял
мольбам нашим! Или ты не слышал их, потому что тебя не было дома?! Мои
дети не вернулись с поля брани! Все погибли, а за что - даже тебе, боже
единый, наверно, неведомо!.. А когда четверть века назад ты вновь
всколыхнул мир еще более ужасной войной, я опять припадал к алтарю твоему,
отдавал последние суремы на жертвенный фимиам, целовал твои синие знамена
и до потери голоса кричал столь приятный твоему слуху "ашем табар!". Я
молил тебя за внуков и правнуков. Но ты не знал пощады, и многие-многие из
милых сердцу моему не вернулись в родную деревню. Почему?! Или ты не знал
ни о кровавой войне, ни о страданиях наших, ни о молитвах, которые мы тебе
кричали? Тебя не было дома? Тогда ты преступно равнодушен к нам! Или ты
знал обо всем и не хотел помочь, потому что пути твои неисповедимы? Тогда
ты не бог милосердия, а жестокий и злобный палач!.. Люди гибли, а ты
никого не щадил, ибо нет в твоем сердце любви к человеку!.. Но к чему
говорить о прошлом! Даже сегодня, даже в день своего прихода на землю, ты
не упустил случая жестоко посмеяться над бедными людьми, которые с чистым
сердцем и пламенной верой потянулись к тебе за помощью. Тысячи глаз
смотрели сегодня в твои небеса с надеждой и упованием! Тысячи сердец
посылали к тебе горячие моления: "Смилуйся, о милосердный и справедливый!
Помоги! Ашем табар!" А ты?! Ты, вместо помощи, показал свою силу и ярость!
Вместо благодатного дождя ты послал опустошительную грозу, которая
загубила все наши посевы и обрекла нас и детей наших на голодную смерть!..
  Толпа оцепенела от ужаса. Люди боялись дышать, ожидая вспышки неукротимого
божьего гнева. Но бог стоял на крыльце в полной неподвижности, а древний
Лопрен Варх все говорил и говорил, бросая в лицо ему слова одно дерзостнее
и страшнее другого:
  - Как же ты посмел, о владыка, явиться к нам и обольщать нас сладостными
речами о счастье и справедливости?! Ты, который не любишь нас, презираешь
нас не менее своих священнослужителей! Ты, для которого мы не более чем
мошкара над болотом!.. Нет, повелитель вселенной, наказывай меня, поражай
меня великим гневом своим, но я еще и еще раз говорю тебе: ты не любишь
людей! Ты никого не любишь, кроме себя! Ты - бог непонятный, жестокий,
властолюбивый и лицемерный! Ты не наш, не человеческий бог! Я не верю тебе
более, и я рад, что перед смертью смог сказать тебе об этом прямо в
лицо!.. А теперь, чудотворный создатель, да свершится воля твоя!.. Ашем
табар!
  Наступила страшная тишина.
  Пораженный услышанным, бог стоит как каменное изваяние и, сурово сдвинув
брови, мучительно ищет ответа на обвинения старого Варха. А крестьяне
словно завороженные смотрят на него в томительном ожидании.
  Один только старичок спокоен. Высказавшись и покрыв свою голову шляпой, он
стоит, опершись на палку, и чуть-чуть покачивается из стороны в сторону,
будто дремлет.
  Дуванис сильно переживает за бога. Он наклоняется к его плечу и шепчет:
  - Скажите им правду, ведеор! Откройтесь! Право, будет лучше!..
  - Нет!!! - гремит бог и гордо вскидывает голову, сразу отбросив все свои
колебания. - Я - истинный бог справедливости и добра!.. Не бойтесь меня,
чада мои! Не бойся и ты, бедный престарелый сын мой! Горько мне было
выслушать упреки человека, но в этих упреках много правды. А за правду
можно ли карать?! Верьте мне, люди, что отныне я полностью возьму вас под
свою опеку и избавлю вас от всех ваших горестей! Не голод вас ждет, не
нищета, а радостная и счастливая жизнь здесь, на вашей земле!.. С миром
идите по домам, чада мои, и отныне, впредь и навсегда запомните: не
молитвы и рабий страх, а поиски знаний, разбиение оков и создавание
всеобщего благополучия являются признаком и