олову.
Примчится  без охраны. Он -- герой! А герой должен быть горяч и
необуздан.
     В дверь негромко постучали.  Ольха  встрепенулась,  сердце
застучало  чаще.  Гридень  прислушался,  снял  засов.  Ввалился
второй, на щеке была кровавая полоса.  Он  часто  дышал,  глаза
вылезали из орбит. Наконец прохрипел:
     -- Ну и здоров был, бугай! Троих наших положил!
     Студен напрягся:
     -- И что же? Где он?
     -- На  конюшне.  Связали  и  в  ясли  сунули.  Если  бы не
накинули сеть, то отмахался бы, проклятущий!
     Студен перевел дух, но все еще хмурился:
     -- Чертовы  русы...  Дерутся  как  звери.  А  этот  самому
Ингвару под стать.
     Ольха спросила упавшим голосом:
     -- Кто?
     Гридень фыркнул, а Студен бросит насмешливо:
     -- Твой  провожатый,  кто  ж еще? Сейчас с каленым железом
выспросят обо всем. А потом с камнем за  пазухой  --  в  озеро.
Рыбам  тоже  надо чем-то питаться. Да и ракам. Правда, можем не
успеть дотащить даже до озера.
     Что-то в его голосе заставило ее спросить:
     -- Почему?
     -- Дальше пойдет быстрее. Ингвар прискачет за тобой, а тут
ждут, не дождутся! Есть такие,  у  кого  с  ним  старые  счеты,
есть!.. Многим перешел дорогу, многих обидел, унизил, оскорбил.
Думаешь,  в  корчме  гуляки?  Ха-ха! Такой отборной дружины нет
даже у Олега. Здесь сорок богатырей,  и  в  одиночку  никто  не
уступит  кровавому  псу...  А  без  меча  Ингвара,  его злости,
великий князь слаб как младенец. Приходи и бери голыми  руками.
Вокруг  него,  князя  Олега,  уже все готово. Ха-ха!.. И змея и
конский череп. Ждут только моего знака.

     Глава 38

     Он с грохотом отодвинул  лавку,  поднялся  во  весь  рост.
Рыгнул, обдав ее запахом каши с луком и крепкой браги. Лицо его
раскраснелось, в глазах появилось знакомое Ольхе выражение. Она
невольно   отодвинулась,  ударилась  спиной  в  массивное  тело
стража, неподвижного и твердого, как дерево.
     Студен  расстегнул  пояс.  Ольха  попыталась  отступить  в
сторону,  рука  стража  метнулась  к ее локтю, сжала. Улыбка на
губах Студена стала  шире.  Ольха  опустила  голову,  давая  им
привыкнуть к ее покорности, рука незаметно скользнула к поясу.
     Студен  подошел  вплотную, грубо схватил за грудь, сдавил,
глядя в глаза. Ольха охнула, изогнулась от боли, что  позволило
выдернуть кинжал. Студен все еще сжимал ей грудь, в глазах была
свирепая радость. Неподвижный страж продолжал держать за локоть
правой руки. Ольха охнула, а ее левая с силой метнулась вверх.
     Послышался  треск.  Глаза  Студена  расширились  от боли и
ужаса. Ольха дернула рукой  вверх,  затем  торопливо  выдернула
кинжал  и  молниеносно  ударила  стража  в  бок.  Тот  хрюкнул,
выгнулся, ухватил ее обоими руками. Ольха вырвалась,  отскочила
к другой стене.
     Студен  перегнулся  в  поясе,  обеими  руками  держался за
живот. Огромный страж, похожий на башню,  медленна  сползал  по
стене.  Колени  его  подогнулись,  он сел на пол, голова мертво
упала на грудь. Узкое лезвие кинжала пробило печень.
     Студен прохрипел:
     -- Ты... ты... тварь...
     -- От твари слышу, -- ответила Ольха.
     Ее сердце колотилось как попавшая  в  силки  птица.  Кровь
бросилась  в  голову. Она дрожала от страха и ярости, а рукоять
кинжала сжала так, что пальцы побелели. Студен отступил на шаг.
Его глаза, безумные от боли, неверяще прыгнули  с  неподвижного
тела стража на окровавленную рукоять в ее руке:
     -- Баба... Да я тебе...
     Ольха    прислушалась,    отскочила   в   сторону.   Дверь
распахнулась,  вбежали  два  гридня,  оба  толстые  и  сопящие.
Уставились на Студена:
     -- Воевода! Что стряслось?
     Один   ахнул,  увидев  убитого  соратника,  другой  быстро
выхватил боевой топор. Его  налитые  кровью  глаза  уперлись  в
Ольху.  Она ощутила, как они пошлись по ее разорванному платью,
остановились на кровоподтеке на ее груди.
     -- Отнять нож, -- прохрипел Студен. Он  отступил,  сел  на
лавку,  обеими  руками  все  еще  зажимал  рану  на животе. Его
корчило от боли,  но  говорил  он  ясно,  четко.  --  Девку  не
убивать... пока что. Мне еще нужна... живой...
     Ольха выставила перед собой кинжал:
     -- А я не собираюсь даться живой!
     -- Дашься,  --  прохрипел Студен. -- А ежели нет... то что
ж... Ингвар все одно примчится с минуты на минуту. А он нужнее.
     Гридни подступали с опаской, с двух сторон.  Ольха  быстро
поворачивалась  то  к  одному, то к другому. Кровь еще капала с
лезвия, и лица дружинников вытянулись. Третий, который лежал на
полу, был не слабее их, но жизни в  нем  было  не  больше,  чем
тепла   в  жабьих  лапах.  Кинжал  в  тесной  комнате  надежнее
огромного боевого топора с длинной рукоятью.
     Переглянувшись,  бросились  на  нее  разом.  Ольха   резко
оттолкнулась  от стены, гридни хряснулись друг о друга, а Ольха
сильно и точно ударила одного в бок чуть  выше  пояса.  Гридень
издал  страшный крик, ухватился за пораженное место, захватив и
ее пальцы. Ольха отпрыгнула, не успев выдернуть нож.
     Гридень рухнул на стену, зато второй с ревом  бросился  на
нее,  схватил  в  объятия.  Ольха  ударила  коленом  в  пах, он
согнулся от дикой боли. Она с размаху обрушила сомкнутые  кисти
рук  на  голый  затылок.  Гридень всхрапнул и растянулся во всю
длину.
     Студен что-то кричал. Ольха бросилась  к  двери.  Она  уже
распахнула,  когда  из  коридора,  привлеченные шумом, сунулись
сразу трое.  Она  ударилась  о  твердые  тела,  в  страхе  била
кулаками  и  ногами,  но  ее  оттеснили  обратно  в комнату. --
Схватить!.. Связать...
     В комнате было двое  убитых,  третий  гридень  уже  встал,
держался за стену и тряс головой, за столом перегнулся воевода,
белый,   с  вытаращенными  глазами,  что-то  исступленно  орал.
Дружинники ухватили Ольху, завернули руки за  спину.  Она  била
сапогами,  то  один,  то  другой  вскрикивал  от боли, сапоги с
подковками пришлись очень кстати, пока, наконец, один, озверев,
не ударил ее по лицу с такой силой, что у нее зазвенело в ушах,
а рот наполнился кровью.
     Студен с трудом поднялся,  одной  рукой  все  еще  зажимал
рану,  другой  упирался  о  стол. В глазах были боль и свирепая
радость. Обогнув стол, он  остановился  перед  ней,  ударил  по
лицу.  Голова  Ольхи мотнулась в сторону. Гридень с такой силой
завернул ей руки за спину, что почти поднял в  воздух.  Студен,
искривившись  от  боли,  ударил снова, потом сцепил зубы, отнял
ладонь от раны, принялся бить обеими руками.
     Ольха лишь однажды  вскрикнула,  перстень  на  его  пальце
рассек скулу, затем молчала, сколько надо было, чтобы поверил в
ее стойкость, затем внезапно обмякла, повисла в сильных руках.
     -- Сомлела,  --  услышала над ухом надсадный голос, -- что
теперь?
     Нещадные удары прекратились. Дыхание Студена было  частое,
с хрипами. Хватая воздух ртом, велел:
     -- На  постель! Всем на потеху, а затем... выколоть глаза,
чтобы последнее, что видела в этой  -жизни  --  это  меня...  и
обрубить руки! Пусть запомнит, кого посмела...
     Ее  потащили, больно заламывая руки. Один с силой ударил в
бок. Возле ложа Ольха воспротивилась из последних  сил.  Студен
что-то  заорал.  Сзади  ее толкнули, тяжелым ударили по ребрам.
Ольха задохнулась  от  острой  боли,  услышала,  как  хрустнула
кость.
     На  ложе  извернулась,  пытаясь вскочить, сверху обрушился
тяжелый удар: кто-то шарахнул  мечом  в  ножнах.  Она  рухнула.
спину ожгло болью, тело сразу онемело.
     -- Готова,   --  услышала  она  надсадный  голос.  --  Ну,
зверюга! Нет, я такую не смогу. Давай ты...
     -- Я  потом,  --  ответил  другой  голос,   торопливый   и
задыхающийся. -- Это ж все равно, что медведицу...
     -- Ты погляди, какая роскошная баба!
     -- Ну вот и давай...
     -- Нет,  мне  надо  сперва  перевести  дух,  выпить... Я ж
человек, не зверь лесной!
     Ольха лежала неподвижно, борясь с болью  во  всем  теле  и
дурнотой.  Теплые  капли  с  разбитых  губ  попадали в рот. Она
чувствовала солоноватый привкус, стискивала и разжимала кулаки.
Надо драться до последнего, так учит Покон. Как бы враг не  был
силен.  Надо  драться  до  последней капли крови, до последнего
дыхания. Лишь тогда строгие судьи пропустят в вирий.
     Сквозь  чужое  сопение,  хрипы,  она   внезапно   услышала
страшный  треск,  грохот. Дверь слетела с петель, грохнулась на
середину комнаты.  Из  освещенного  коридора  влетели  один  за
другим   двое,   распластались   как  жабы  на  полу.  С  двумя
обнаженными мечами в  руках  ворвался  Ингвар.  Лицо  его  было
перекошено,  глаза  -навыкате,  налитые  кровью,  с бледных губ
срывалась желтая пена.
     Студен  вскрикнул  тонким   поросячьим   голосом.   Гридни
развернулись,  выхватили  мечи как раз в момент, когда Ингвар с
криком, от которого застыла кровь в жилах, обрушил свой клинок.
Первый гридень отразил удар, но в  тот  же  миг  второе  лезвие
подобно  копью  ударило в грудь с такой силой, что все услышали
треск и  хруст  ломаемых  костей,  а  острие  высунулось  между
лопаток.  Второй уже обрушивал топор, но Ольха с силой толкнула
его ногой, сама упав на пол. Удар увальня пришелся мимо, острие
с сочным стуком ушло в дубовый пол по обух. Пока  гридень  тупо
пытался  -выдернуть  оружие, Ингвар молниеносно полоснул его по
шее.
     Студен  лишь  мгновение  смотрел  расширенными   в   ужасе
глазами,  затем  одним прыжком, которого нельзя было ожидать от
раненого, оказался у окна, протиснулся каким-то  чудом,  исчез,
оставив клок окровавленной одежды. Внизу глухо бухнуло.
     Ингвар  бросился  следом, на лице была жажда убийства, но,
внезапно выронив со звоном мечи, повернулся и подхватил  Ольху.
Руки  его  тряслись,  в глазах еще было безумие. Она никогда не
видела его в такой панике
     -- Что он сделал? Что сделал с тобой?
     -- Ингвар, -- прошептала она. -- Что он сделал?
     -- Не думаю,  что  смог  бы,  --  ответила  она,  стараясь
улыбнуться разбитыми в кровь губами.
     Глаза  его  были  еще  налитыми  кровью, руки тряслись, но
голос изменился, в нем были страх и надежда:
     -- Это правда? Ты... цела? Или щадишь меня?
     Она опомнилась, вскрикнула:
     -- Ингвар... но как ты смог? У ходи...  он  собрал  полную
корчму  людей. Здесь у него сорок богатырей, и каждый из них...
Сейчас ворвутся. Беги! Беги, Ингвар!
     Он прижал ее к груди, жадно  целовал,  гладил  по  голове,
потом,   опомнившись,   снова   опустил   на  ложе.  Она  слабо
сопротивлялась, все хватают и тащат в один и тот же угол, а она
все никак не решится расстаться с невинностью.
     -- Ингвар, беги!  --  повторила  она  настойчиво.  Слезла,
морщась, на пол, отыскала убитого своим клинком, выдернула нож.
Глаза  Ингвара  расширились.  Он кажется только сейчас заметил,
что убитых больше, чем он сразил, ив  глазах,  устремленных  на
Ольху, было восхищение, смешанное с каким-то другим чувством.
     Только  бы  и  он  не счел меня медведицей, подумала она в
страхе. Не выношу, когда сперва напиваются, потом лезут.
     -- В корчме полно их людей, -- сказала она настойчиво.  --
Не понимаю, как ты сумел.
     -- Это  было нетрудно, -- ответил он со злостью, -- я убью
Рудого!
     -- Да-да... Ингвар, что с Павкой?
     -- Перестань, -- поморщился он. -- На нем заживет  как  на
собаке.  Кости целы. А за побои и раны получает пять серебряных
гривен за лето. А когда заживет, я его разорву своими руками!
     Она попыталась высвободиться из его объятий:
     -- Ингвар! Обещай ничего ему не делать!  Это  я  обманула,
заставила поехать со мной!
     -- Перестать, Ольха.
     Он сопротивлялась в его руках:
     -- Нет! Пока не скажешь...
     Он шепнул ей в ухо:
     -- Все  по-другому,  Ольха.  Павка  знал, на что идет... И
Рудый знал. Это все дело рук проклятого Рудого. Я чуть не  убил
его, когда он сказал, когда оправдывался.
     В  распахнутую дверь потянуло гарью. Пахло горящим маслом,
ветошью,  деревом.  Ольха  встревожилась,  со  второго  поверха
бежать через горящий поверх непросто, Ингвар зло отмахнулся:
     -- Погасят. Рудый народу привел как муравьев. Эх, ухватить
бы мне его за горло.
     Он  с  мечтательным  выражением  в  глазах стиснул кулаки.
Ольха спросила непонимающе:
     -- Рудый?
     -- Ну да,. -- ответил  он  тоскливо.  --  Это  все  штучки
проклятого  Рудого. Рассчитал точно, змей подколодный! Нарочито
проиграл  Студену,  попросил  в  залог  твои   драгоценности...
твои-твои!..   ты,   чистая  душа,  согласилась,  чтобы  спасти
этого... его ли нужно спасать? Его топить  надо.  Его  брось  в
самую  середку океана с привязанной к ногам скалой, он и оттуда
выплывет  со  Щукой  в  зубах!  Даже  я,  как  и  все  русы  --
бесхитростные  младенцы  рядом  с  Рудым, а что уж говорить про
невинных славяк, не видавших коварного Царьграда?
     У нее голова шла кругом. Значит, Рудый все делал нарочито?
Смотрел ей в глаза и лгал?
     -- Ненавижу, -- сказала она искренне. -- Я его ненавижу!
     -- Как и я, -- ответил  он  сурово.  --  Как  он  мог?  Да
плевать  на  самый крупный заговор -- подумаешь, разоблачил! --
если тебе из-за этого хотя бы прищемят палец. Я его  вызову  на
двобой.
     Ее  плечи зябко передернулись. Рудый тоже был оберуким. И,
говорят, никому еще не уступал в бою.
     -- Я сама с ним поговорю сперва, -- сказала она.
     Он еще  держал  ее  в  руках,  когда  послышались  голоса,
тяжелые  шаги  множества  ног.  Через проем шагнул Рудый, в его
руках было по мечу. С обоих клинков щедро стекала  кровь.  Шлем
носил  следы  ударов,  а  булатные  пластины  на груди и плечах
прогнулись.
     -- Прости, -- возопил он с порога отчаянным голосом, -- но
Студена я сам пришиб... не утерпел.
     Глаза  его  с  тревогой  смотрели  в  лицо  Ольхи.  Ингвар
поднялся с ужасным ревом:
     -- Да как ты посмел!
     Рудый   как  заяц  скакнул  назад,  выставил  перед  собой
трясущиеся ладони:
     -- Не до смерти!.. Сам связал, держу  для  тебя.  Или  для
княгини.
     На  лице  его  был  ужас,  он  трясся, шлепал губами, зубы
выбивали дробь. Ольха ощутила, как ее губы  сами  собой  начали
растягиваться  в  улыбку.  Рудый, хитрый, как Симаргл, никак не
хочет выглядеть серьезным и величавым. А Ингвар  рядом  с  ним.
проигрывает.
     -- Прекратите,  --  закричала  она.  Поднялась,  задержала
дыхание от боли в боку, но не подала виду,  Ингвар  и  так  вне
себя.  --  Студен  проговорился,  что  его  люди  уже  окружили
великого князя. Его хотят убить.
     Ингвар подхватил меч, оглядывался растерянный, одной рукой
поддерживая Ольху. Рудый сразу посерьезнел:
     -- Там Асмунд... он бдит. Что еще  сказал?  Эй,  приведите
Студена!
     Гридни, толкаясь, бросились прочь. Ингвар заорал бешено:
     -- Это все твои штучки!
     -- Мои,  --  согласился Рудый. -- Но Ольха меня простит...
потом, а ты  поймешь.  Тоже  --  потом.  Сейчас  же  нам  лучше
поспешить   в   Светлолесье.   Там  сегодня  большая  охота.  А
подстеречь да убить любого проще всего на охоте.
     В  коридоре  послышался  топот,  ругань,  сопенье.   Ввели
Студена,  лицо  в кровоподтеках, одежда изорвана, руки скручены
за спиной. В глазах была бессильная ненависть. Живот  в  крови,
красная  струйка текла по ногам. Рудый вопросительно поглядывал
на рану, появилась до того, как  поймал  прыгающего  из  терема
воеводу:
     -- Говори быстро! Кто и где замышляет на Олега?
     Студен  плюнул ему под ноги. Ингвар ухватился за меч, лицо
перекошено яростью.
     -- Ах, ты...
     Гридни, как огромные охотничьи  псы-медвежатники,  повисли
на его руках, а Рудый сказал коротко:
     -- Скажешь,  дам быструю смерть. Упрешься, что ж... Умрешь
на колу.
     Студен встретился с его серыми, как волны  моря,  глазами,
вздрогнул.  Несколько  мгновений  боролся  с собой, слышно было
сопение дюжих  гридней,  прижавших  Ингвара  к  стене.  Наконец
Студен прошептал:
     -- Кожедуб и Калина.
     Рудый   кивнул  удовлетворенно,  направился  мимо  него  к
дверям, а гридням бросил коротко:
     -- На кол.
     Ольха не поверила своим ушам, а Студен ахнул:
     -- Ты... ты ж обещал!
     -- Да разве мне можно верить? -- удивился Рудый.
     Слышно было, как дробно простучали его подкованные  сапоги
по  ступенькам.  Ингвар  с  рычанием  расшвырял  скрутивших его
гридней, кинулся следом.  Другие  поднимали  с  пола  обвисшего
Студена.
     Ольха слезла с ложа, с ненавистью посмотрела на пленника:
     -- У  нас  таких  привязывают  за  ноги,  --  сказала  она
медленно, -- к верхушкам деревьев... А потом отпускают!
     Гридни пыхтели, один оказал с натугой:
     -- Неплохой обычай. И воронам не надо топтать землю.
     -- Только все слишком быстро, -- добавил  второй  недобро.
-- Нет, когда на колу -- это лучше.
     А третий обронил укоризненно:
     -- Больно ты добрая, княгиня!
     Она  не  поверила своим ушам. Уже и русы начинают называть
ее княгиней? И никто не  смотрит  как  на  пленницу.  Видно  по
глазам, лицам, повадкам. Или потому, что сообщила о заговоре?
     -- Надо  спешить,  --  сказала она. -- Кто. знает, как там
обернется? Прямо во дворе растут два ясеня!
     В  проеме  возникла  сгорбленная  фигура.  Когда   человек
разогнулся, Ольха ахнула, увидя разбитое в кровь лицо Павки. Он
успокаивающе улыбнулся ей толстыми почерневшими губами:
     -- Нутро  цело,  остальное  заживет.  Собирались  тешиться
долго. Хлопцы, княгиня  права.  Покончим  с  ним  быстро!  Надо
спешить к Олегу.
     Спускаясь  по  лестнице,  Ольха  оскальзывалась на залитых
кровью  ступеньках,  переступала  через  трупы.  Только  теперь
поняла  весь  размер заговора против Ингвара. Сюда были стянуты
все, верные  Студену,  и  все  полегли,  благодаря  прожженному
Рудому,  который  на  хитрость  ответил  коварством  и  двойной
хитростью. Если Студен вероломству научился  у  русов,  которые
столкнулись  с тем в прогнившем Царьграде, то сами русы учились
у изворотливых греков, которые спать не лягут, если не обманут,
не соврут, не украдут и не нарушат клятву.
     В корчме столы были перевернуты. Абрам с одним  помощником
ползали  по  полу,  спешно  замывали кровь. Убитых уже вынесли.
Несмотря -на кровавую бойню, торговля должна продолжаться. Свет
не кончается на одной драке, пусть и очень кровавой.
     Дверь на выходе висела  на  одной  петле.  Солнечный  свет
слепил  глаза,  воздух был свеж, с легким запахом свежепролитой
крови. У коновязи стояли кони, а через раскрытую дверь  конюшни
Ольха углядела свою белоснежную кобылу.
     Двое  быстро  залезли  на березы, привязали веревки, внизу
дружно потянули вниз, прикрепили пригнутые вершинки к торопливо
вбитым в землю кольям. Студена бросили оземь,  быстро  и  умело
привязали крепко-накрепко правую ногу к одной вершинке, левую к
другой.
     Руководил  Павка,  трое  уже выводили коней. Один гридень,
взглянув на Ольху, молча подвел ей кобылу и опустился  на  одно
колено. Ольха благодарно кивнула, без такой ступеньки не влезла
бы, тело стонет от боли.
     Натянув поводья, сказала нетерпеливо:
     -- Павка, заканчивай!
     Тот   оглянулся,   на  обезображенном  лице  усмешка  была
волчьей:
     -- Сейчас-сейчас! Не тревожься,  Ингвар  и  Рудый  поспеют
вовремя. Да там еще и Асмунд.
     -- Я не о том тревожусь, -- сказала она сердито. -- Как бы
они не подрались.
     . Лицо Павки стало серьезным. Он вытащил из-за пояса нож:
     -- Хошь перерезать?
     Ольха  заколебалась,  но  подумала,  с каким трудом дается
каждое  движение,  только-только  села  так,  что  не   больно,
покачала головой:
     -- Кончай скорее..
     -- Добрая ты, -- сказал Павка уважительно. -- Прямо ангел.
     -- Кто это? -- не поняла она.
     Павка ухмыльнулся:
     -- Да это... такие... ну, как-нибудь расскажу. В Царьграде
чего только не узнаешь.
     Он  начал  пилить  туго  натянутую  веревку. К другой ноге
подошел Боян, приставил острое, как б