го хорошего и любимого мужа, за свою нужную и важную  работу,
последней  каплей,  упавшей  в  и  без  того  переполненную  чашу
терпения Дашеньки?



ТАЙЭРЭ, ГЭЛАДАН

ПЛЕННИК

ИСТОРИЯ ФИННАРА ЛУИНЛОТА



Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.

Ф.И. Тютчев



* * *

Сначала он ощутил свое тело. После долгого липкого бесформенного
беспамятства, в котором не было ни времени, ни хоть какой-то
определенности - просто жаркая пелена бреда - это было ново. Ново
и странно. Не открывая глаз, он воспринимал лишь те ощущения,
которые давала ему кожа. Он явно где-то лежал, укрытый чем-то
тяжелым и теплым. Грубая простыня под лопатками была теплой и
слегка влажной. В этом месте был сумрак и странный запах, совсем
незнакомый - просыпались и прочие чувства. Глаза открыть он
почему-то боялся. В голове неспешно ворочались тяжелые и пыльные,
как мешки с мукой, мысли: где я? не в плену ли я? что, я ранен?
По дуновению воздуха он понял, что рядом кто-то движется.
Пришлось все-таки открыть глаза; это едва не уронило его обратно
в беспамятство. Лишь усилием воли он удержал себя в сознании.

Над ним наклонялась девушка. Зрение еще не вполне вернулось к
нему и ее лицо сначала расплылось у него перед глазами,
превратившись во что-то неприятно напоминающее о видениях
недавнего бреда. Потом он все же сфокусировал взгляд на ее лице
и, следом за тем, на фигуре.

Девушка показалась ему красивой, и вместе с тем сразу не
понравилась. На ней было черно-фиолетовое расшитое бисером
платье, на голове - белое покрывало с серебряным обручем поверх.
Лицо было очень бледным, огромные глаза - неопределенно-темного
цвета. Правильные тяжеловатые черты лица. Упрямый подбородок и
еще более упрямый рот - властный и надменный, полные губы
выражали уверенность и силу. Его напугал этот рот.

Девушка положила ему руку на лоб. Рука была не по-человечески
горячей и сухой. Затем она потянула с него то, чем он был укрыт -
пушистое шерстяное одеяло. Ему не хотелось лежать перед ней
голым, но он не мог ни пошевелиться, ни заговорить. Девица в
покрывале бесстрастно, как и все, что делала до сих пор, откинула
одеяло и начала прикасаться к его груди и животу. Скосив глаза
следом за ее рукой, он увидел два ряда полотняных повязок - в
области пупка и через левое плечо по груди. Откуда это? - подумал
он. Вдруг ее прикосновение причинило ему боль. Неожиданно для
себя, он закричал во весь голос, хотя минуту назад не мог издать
ни звука. И тут же устыдился своего крика. Но проклятая девица -
он с каждой минутой ненавидел ее все больше - словно и не
заметила. Он с бессильной яростью смотрел на ее шарящие по его
телу руки. И будто почувствовав его взгляд, она посмотрела ему в
лицо и произнесла что-то непонятное. Он ничего не понял и
промолчал, не желая этого показывать. Тогда она спросила вновь -
на его родном наречии, но странно искажая звуки:

- Ты меня понимаешь? Ты можешь говорить?

Он хотел сказать, что понимает, но смог промычать только нечто
утвердительное.

- Как твое имя?

И, собрав все силы, он ответил ей, постаравшись говорить громко и
четко:

- Финнар. Финнар Луинлот.

Девушка едва заметно усмехнулась и вышла из комнаты. Ему
понравились плавные движения ее широкой юбки, когда она шла к
двери, и осанка - спина выпрямлена так, что, кажется, вот-вот
переломится, а движения при этом мягкие и свободные. Но ему не
хотелось бы увидеть ее еще когда-нибудь. Вспомнив ее горячие
равнодушные пальцы и властный рот, Финнар содрогнулся.



* * *

Финнар оглядел комнату. В достаточно просторном помещении стояли
только его кровать, стул и небольшой столик. Стены были выкрашены
в бледно-коричневый цвет, пол деревянный. Окно было узким, словно
бойница, и завешено полупрозрачной тканью. За окном не было видно
ничего, кроме бледного осеннего неба. Комната явно находилась не
на первых этажах. На спинке кровати незнакомыми рунами были
сделаны какие-то надписи. Финнар вспомнил странное платье девушки
- с узкими рукавами и лифом, но с очень широкой юбкой с разрезами
до бедра. Потом припомнил ее произношение: в каждом слове
интонация взмывала вниз и вверх, словно полет стрижа. "Валар
Милосердные, где же это я?"

Дверь отворилась, и в его комнату вошли двое: давешняя девушка и
какой-то мужчина лет около сорока на первый взгляд. Высокий, вся
одежда черного цвета, бледное узкое лицо, волосы до плеч -
черные. Глаза хищного зверя - прищуренные, безжалостные. Финнару
он, как и девушка, не понравился с первого взгляда. Опять
подумалось, где же это он... Какие-то они странные...

Девушка заговорила с мужчиной. Теперь Финнар обратил внимание на
ее голос. Низкий, совершенно бесстрастный, но необыкновенно
звучный, словно рокот колокола. Странная речь - полная свистящих,
шипящих звуков, удвоенных согласных. Гласные тоже звучали
необычно - звонко и переливчато. Финнару этот язык напомнил не то
птичий щебет, не то звон струн лютни. В ответе мужчины - Финнар
подметил его манеру говорить, не разжимая до конца губ - он
уловил еще одну особенность: в одном слове звук повышался и
понижался непонятным, прихотливым образом.

Мужчина заговорил с ним, и Финнар удивился - тот говорил на языке
Трех племен без малейшего акцента, словно не он только что
издавал совершенно невозможные звуки.

- Добрый день, Финнар. Как ты себя чувствуешь?

- Где я?

- Скажи, у тебя нигде сильно не болит?

Финнар не хотел говорить ни о чем, кроме своего местопребывания и
состроил кислое лицо. Еще несколько вопросов о своем здоровье он
проигнорировал.

- Скажите, где я?

Мужчина помедлил и нехотя ответил, пристально глядя на Финнара.
Взгляд глаз оттенка нефрита был тяжелым и испытующим.

- Ты в том месте, которое вы зовете Ангбанд. Не бойся, тебе не
причинят вреда.

Финнар рванулся с постели со всех сил, но резкая боль под левой
ключицей отбросила его назад. Вернулась память о том, как он был
ранен, но было не до этого. Он сразу поверил незнакомцу, а с
верой пришла ненависть ко всему - к этим людям, к этой комнате,
даже к полному странных запахов воздуху и к самому себе. Ах,
только бы хватило силы - доползти до окна и броситься вниз! Убить
этих двоих - слуг Проклятого Врага и умереть самому.

- Проклятые, проклятые...

Крик захлебнулся в горле бессильным клекотом. Через боль он
порывался встать с постели, судорожно стискивая слишком слабые
кулаки. И вдруг, словно на ледяную стену, напоролся на взгляд
мужчины - и обмяк. Так нельзя смотреть на людей, пронеслась в
голове мысль: будто на диковинное животное, на причудливую
хрупкую и опасную вещь. В нефритовых глазах ясно читались
искреннее недоумение и легкое презрение.

- Отчего ты кричишь? Тебе нечего бояться.

Голос продемонстрировал ему весь спектр негативных эмоций - от
скуки до отвращения. Это почему-то успокоило Финнара больше, чем
слова.

- Меня зовут Гэллэн. - Для уха Финнара это прозвучало, как
ХэЭЛлэнн, и он тут же перевел трудное слово в удобное звучание. -
Ее - Гэллахэ.

Звучало это у Гэллэна, как ХЭллахХЕ, и Финнар отчаялся
когда-нибудь произнести это правильно.

- Мы оба - Целители и будем ухаживать за тобой до твоего
выздоровления.

- А потом, когда меня будут пытать - тоже будете ухаживать?

Смеха у Финнара не получилось. Вместо него прозвучал какой-то
истерический всхлип. А Гэллэн вновь посмотрел на него, как на
странную вещь. Гэллахэ презрительно хмыкнула. Финнар смотрел на
них, так странно похожих - прозрачной бледностью лиц, тонкими
гибкими фигурами и одинаковыми глазами: огромными, с расширенными
зрачками, льдисто поблескивающими. Теперь он понял, что у девушки
глаза тоже зеленые, но другого - хвойного - оттенка. В
одной-единственной ее фразе Финнар услышал приговор своим
умственным способностям. Точно так же он сам разговаривал с
деревенским дурачком в родном селении.

- Никто тебя пытать тут не будет. И пленником ты не считаешься.
Ты - наш гость и волен покинуть Крепость в любое время.

- Но не думаю, что сейчас тебе это по силам. - добавил Гэллэн.

- Спи и ни о чем не думай.

- Позови нас, если необходимо - мы в соседней комнате.

И, не прощаясь, оба вышли из комнаты, демонстрируя прекрасную
осанку и плавность движений.



* * *

Теперь к Финнару вернулась хотя бы часть воспоминаний и с
ними - новые вопросы. Он вспомнил, как со своим отрядом попал в
засаду орков. Собственно, им было нечего делать в этих землях -
они принадлежали уже Ангбанд, или, по крайней мере, считались
пограничными. Орков было много, намного больше, чем его воинов.
После короткой неравной схватки он один еще держался, но его щит
уже был разбит, дыхание срывалось. Трое орков теснили его к
деревьям. Потом часть орков завопила, краем глаза он уловил на
поляне фигуры каких-то всадников, но не мог позволить себе их
разглядывать. Но вот упал орк перед ним. И вдруг его пронзила
нестерпимая боль в груди и животе. Он еще стоял на ногах, видел,
как со стрелами в спинах упали двое его противников, а потом боль
затмила разум и он упал - вперед, еще глубже вдавливая короткие и
толстые арбалетные стрелы в тело.

Потом пришло еще одно непонятное и тягостное воспоминание. Вот он
приходит в сознание в светлом помещении, из-за запрокинутой
головы видит только белый потолок. Тело совершенно не чувствуется
и нет никакой боли. Отвратительный звук лязгающего металла
пробирает его до глубины души. Металла холодного и легкого, и это
точно не звук оружия. Финнар скашивает глаза и видит себя
крестообразно привязанным к столу, вокруг какие-то фигуры. Прямо
перед лицом он видит непонятный предмет из морозно
поблескивающего металла - что-то вроде огромного крюка. Потом
видит свое тело и на нем - кровь, много алой крови. Финнар
абсолютно не понимает, отчего он здесь и ничего не помнит. С
ужасом и недоумением он видит, как предмет погружается в его
собственное тело. Боли нет. Другие руки что-то делают пальцами в
его теле, в разрезанном животе. На длинных пальцах сгустки
запекающейся крови - его крови... Женский голос произносит - не
вслух, а как-то иначе - прямо в мыслях Финнара: "Он очнулся. Он
видит." Чья-то рука - какая горячая! - ложится ему на лоб и он
проваливается в пустоту.

Теперь Финнара это воспоминание заставило вздрогнуть от страха.
"Это же были пыточные инструменты! - понял он. И я под пыткой мог
рассказать им все, что знаю." Его начало трясти мелкой дрожью -
от стыда, от беспомощности, от боязни, что он совершил что-то
непоправимое. Бесстыдная ложь людей, только что говоривших с ним,
не удивила - чего еще ждать от слуг Проклятого? Но еще хуже было
другое - Финнар подумал, что теперь его ожидает еще более ужасная
судьба: быть тут пленником. Хотя, что могло быть ужаснее
предательства? "Они будут меня пытать и лечить, и опять
пытать...".

В комнату вошла Гэллахэ. В руках у нее был поднос, на нем кружка
и тарелка. Поставив поднос на столик у его кровати, она сказала
со своим смешным акцентом:

- Вот еда. Поешь.

Придвинула столик так, что он легко мог дотянуться правой рукой и
молча ушла. Финнар из любопытства протянул руку и взял с тарелки
кусок еще теплого хлеба, откусил - и не заметил, как съел все.
Хлеб был необыкновенно вкусный, с добавками незнакомых трав. Но,
взяв в руки глиняную кружку с горячим бульоном, Финнар
почувствовал тошноту: предать свое племя - и вот так вот спокойно
есть во вражеском доме. С силой он швырнул кружку в стену. Она с
грохотом разбилась, на стене образовалось отвратительное жирно
поблескивающее пятно. Но в комнату никто не вошел, хотя стук был
отменный. Когда Гэллахэ пришла за подносом, она молча покосилась
самым краешком глаза на пятно и черепки, но ничего не сказала и
не стала убирать.

Во время ужина Финнар повторил свое выходку и разбил о стену
тарелку с вкусно пахнущим овощным блюдом. Но хлеб сьел. Этот
фокус так же остался абсолютно без внимания. Теперь на стене было
два пятна: блестящее жирное и неопределенно-коричневое матовое, а
под ними - две горки черепков. Финнар злорадно любовался на дело
рук своих, пока не заснул.



* * *

Проснувшись утром, Финнар первым делом посмотрел на стену
напротив и с интересом отметил, что стена отмыта и черепки
убраны. Теперь он с нетерпением ждал прихода Гэллахэ с завтраком.

Когда она, наконец, вошла и поставила еду, молча встав напротив
кровати, Финнар обрадовался еще больше. Но, взяв в руку кружку,
был жестоко разочарован: кружка оказалась каменной. Тогда он,
глядя Гэллахэ прямо в глаза, вылил содержимое кружки на пол, а
следом швырнул на пол тарелку, тоже, кстати, каменную. Она все с
тем же абсолютно бесстрастным лицом, вышла из комнаты и через
несколько минут вернулась вместе с Гэллэном и новым подносом в
руках.

- Доброе утро, Финнар! Отчего ты не ешь? Тебе не нравится еда?

Гэллахэ проговорила что-то на своем птичьем языке.

- Тебе нужно есть, чтобы быстрее поправиться! - до тошноты
назидательным тоном проговорил Гэллэн в своей обычной манере -
едва приоткрывая рот, отчего не хотелось верить ни единому его
слову. Финнар чувствовал ложь в каждой его фразе. Ложь и
презрение к себе.

- Я не буду ничего здесь есть! И поправляться не хочу. Я не стану
служить вам.

- А мы тебе, вроде, и не предлагаем... - улыбнулся Гэллэн, но
улыбка была ненастоящей, неживой. Каким-то чутьем Финнар понял,
что этот человек за дверью его комнаты никогда не улыбается, а
оттого не знает, как это делать. Его начало подташнивать от
необьяснимого страха.

- Вам меня не обмануть.

Гэллахэ опять что-то прочирикала. Финнар увидел, что сегодня на
ней другое платье - с довольно низким вырезом и рукавами до
локтя, нет покрывала. Только сейчас он с интересом отметил, что у
нее хорошая фигура: с тонкой талией, пышной грудью, подчеркнутой
вырезом и непропорционально узкими, но красивыми бедрами. Очень
тонкие запястья были украшены серебряными браслетами. Еще Финнар
подумал, что в его племени девушки одеваются намного скромнее, а
выглядят лучше. Ему не нравилась Гэллахэ, с ее тяжелым и
неестественно спокойным лицом, с ее равнодушной и властной
манерой вести себя. И чувствуя ее бесспорную соблазнительность,
Финнар еще сильнее презирал ее - за эти белые руки, за красивую
доступную чужим взглядам грудь и за то что она, против его воли,
будила в нем желание.

Гэллэн подошел к нему и положил на лоб руку. Рука оказалась такой
же неестественно горячей, как у Гэллахэ. Перед глазами у Финнара
все поплыло, и он ощутил, как взлетает в воздух. Но неожиданно
увидел свое тело под собой, на кровати, а сам он - нечто
мыслящее, но не видимое и самому себе, висел в воздухе. Почти
перед самым носом у него была голова Гэллахе. Вернее, голова-то
была, а вот носа - не было. Налюбовавшись вволю пробором в
прическе Гэллахэ - ее длинные и густые черные, как вороново
крыло, волосы были заплетены в две косы - он посмотрел на свое
тело. Оно сидело на кровати и жадно и неаккуратно поглощало пищу.
Отдельные куски пищи падали ему на грудь. От отвращения и страха
Финнара едва не стошнило - и стошнило бы, если бы было чем.

Гэллахэ подошла к его телу, дожевывавшему последний кусок, взяла
со спинки кровати вышитое полотенце и аккуратно вытерла рот
Финнару-на-кровати. "Как пыль с мебели!" - подумал Финнар. Вдруг
с ощущением падения он почувствовал себя вновь в своем теле,
сразу же отметил сытую тяжесть в желудке. От потрясения он не мог
выговорить ни слова, только молча смотрел на своих мучителей. У
Гэллахэ был все тот же равнодушный вид, но вот у Гэллэна - совсем
наоборот. На его лице, как показалось Финнару, одновременно
сочетались злобное удовлетворение и жалость.

- Мы так долго возились с тобой не для того, чтобы ты умер с
голода.

- Не будешь есть сам - будешь есть *таким* способом.

Это уже Гэллахэ. Вот ведь стерва! Пара его палачей неспешно вышла
из комнаты. Когда дверь закрылась, Финнар бессильно выругался и
неожиданно для себя, впервые с детства, заплакал - от боли в
руке, пережитого унижения и бессилия.



* * *

Теперь он ел сам, добровольно - и еда оказалась настолько
вкусной, что была настоящим удовольствием среди неимоверно
скучного времяпровождения Финнара. Прикованный к постели, он не
мог найти себе никакого занятия. Слишком непривычной была
ситуация - лежать, не имея возможности даже самостоятельно
повернуться. От беспрерывного дневного сна с пробуждениями для
еды и физиологических потребностей голова делалась тяжелой и
тупой, словно набитой ватой. Но зато Финнар чувствовал, как к
нему постепенно возвращаются силы. Хотя ему и было запрещено
пытаться встать, иногда он напрягал мышцы и чувствовал, что почти
уже может двигаться. Мешала только обычно тупая, но при попытках
пошевелиться - резко дергавшая боль в левом плече и мышцах груди.
Он отчего-то при ежедневных осмотрах старался не показать виду,
никогда не говорил об этой боли с целителями.

На пятый или шестой день после эпизода с принудительным
кормлением в его однообразном быту случилось небольшая перемена.
С утра помимо привычно-ненавистной парочки - Гэллэна с Гэллахэ -
в комнату вошла следом за ними еще одна молодая женщина. Финнар,
у которого от недостатка интересных событий до предела
обострилась наблюдательность, сразу подметил по каким-то
необъяснимым, но ощущаемым нутром деталям, что по положению эта
гостья намного выше пары его мучителей. Но в ее манерах не было и
следа надменности или самоуверенности, которые Финнар с недоброй
надеждой пытался найти - так ему хотелось хоть какого-то унижения
этой паре. Просто она была уважаемой за некие заслуги
очаровательной юной женщиной. Финнар с иронией подумал, что это,
вероятно, знание особых пыток - и тут же ему отчего-то стало
стыдно.

Она вошла - и тут же повеяло свежим ветром, запахом луговых трав
и солнцем. Ей было, как решил Финнар, около тридцати. В
противоположность Гэллахэ, она была очень невысокого роста, с
тонкой талией и крутыми бедрами. Финнару бросились в глаза ее
руки - крупные, почти мужские, и при этом все равно такой же
формы, как у Гэллахэ и Гэллэна: с непропорционально, на его
взгляд, узкой, вытянутой ладонью и слишком длинными пальцами.

На ней была непривычная мужская одежда - узкие черные брюки,
широкая куртка с капюшоном, тоже черная, из-под которой
проглядывала ярко-зеленая рубашка. Куртку на талии чуть
присобирал металлический обруч с необыкновенной красоты пряжкой в
виде головы волка. Металлом, как с удивлением понял Финнар, было
железо.

Она заговорила, и Финнар сразу узнал этот голос - именно она
говорила тогда, когда он очнулся в пыточной камере: "Он
видит...". Ему стало страшно - неужели и эта милая женщина, к
которой он против воли сразу же испытал симпатию, такой же
развращенный слуга Врага, как и его "целители"?

- Утро доброе, Финнар Луинлот! Меня зовут Хэллот - видишь, мы с
тобой почти тезки.

Финнар с огромным трудом распознал в ее произношении хорошо
знакомые эльфийские слова "Хэл" и "Лот" - "Лед" и "Цветок"
соответственно. Прозвучало это, как ХхеэйлЛл-оттэ - с необычным
долгим "л" в середине и непроизносимым голосовым фокусом на месте
эльфийского "э".

- Я здесь Верховный Целитель. Ты не будешь возражать, если я
осмотрю твои раны?

Финнар удивился до глубины души - впервые кто-то в этом логове
Врага поинтересовался его мнением. И это было хуже обычной
бесцеремонности: он слишком хорошо запомнил, как здесь поступают
с непокорными. Вместо ответа он настороженно наблюдал за
женщиной. У нее были вьющиеся темно-каштановые с огненным
отблеском волосы, обрезанные чуть ниже плеч и придерживаемые
ободком, украшенным крупными лунными камнями. Кожа была все того
же очень бледного оттенка, как у Гэллахэ. Что они тут, из
подземелья не вылезают? - с недоумением подумал Финнар. В его
комнате света было достаточно для нормального человеческого
загара. Короткий широковатый нос, большой рот, высокие скулы,
подпиравшие глубоко посаженные глаза - ярко-зеленые, кошачьи.
К