раз служила дурную службу Ториру Бычьей Шее.  Его отцу, влиятельному бонду -
землевладельцу - то и дело приходилось платить виру за убитых его отпрыском.
Наконец,  терпению ярла -  правителя области -  пришел конец после того, как
Торир  уложил целую  дюжину людей  на  самом  большом празднике -  празднике
середины зимы.  Бычью Шею  объявили вне  закона,  и  теперь родственники его
жертв -  таковых набралось много десятков -  могли свести с  ним счеты любым
способом.
   - Чем  ты  теперь  думаешь  зарабатывать свой  хлеб?  -  спросил Овцын,
выслушав рассказ викинга.
   - Тем же,  чем и раньше - мечом. Если не найду себе конунга в Кенугарде
- по-вашему,  в Киеве,  -  доберусь до Миклагарда - его еще Константинополем
зовут...
   - Мечом? Но ведь ты без оружия, - удивился Ильин.
   - Я не досказал еще...  Когда я приехал в Хольмгард,  или Новгород,  то
хотел определиться на службу к конунгу Ярислейфу...
   - Ярославу? - уточнил Ильин.
   - Да, так вы его зовете... Я пришел к Эймунду, сыну конунга Ринга, - он
херсир  дружины Ярислейфа,  -  и  попросился к  нему  на  довольствие.  Дело
сладилось,  но  в  тот  же  день  меня  узнал  Эймундов дружинник -  Харальд
Жеребячий Лоб,  родич одного из  тех парней,  которые неправильно поняли мои
намерения во  время праздника середины зимы...  Я  все побросал на постоялом
дворе,  потому что за мной пустились несколько крепких ребят с  секирами.  Я
отвязал от коновязи чью-то лошадь,  вскочил в сани и вылетел из города. Хотя
на  Волхове еще  стоял лед,  но  повсюду уже чернели полыньи.  Под полозьями
раздавался треск,  я каждую минуту готов был выброситься из саней. Не иначе,
как сам Тор,  чей амулет я ношу на груди,  охранял меня, и я сумел добраться
до  Ильменя.  Переночевал в  охотничьей избушке,  а  на  другой день  поехал
дальше.  Но едва миновал озеро и выехал на Ловать -  это было уже вечером, -
попечительство бога меня оставило... Я дремал, лежа на соломенной подстилке,
а лошадь лениво брела по зимнику.  Очнулся уже в воде -  кобыла храпит, бьет
копытами по  кромке льда,  пытаясь выкарабкаться из полыньи.  Я  сам кое-как
вылез. Хватился меча, сумки с деньгами - все на дно ушло...
   - А почему ты не пошел в Черный Бор, не попросился на ночлег? - спросил
Овцын, сочувственно глядя на викинга.
   - После всего,  что было,  я решил: лучше никому не доверяться. Знаешь,
когда  тебя  объявляют нидингом,  ты  и  вправду  начинаешь чувствовать себя
волком...  А  тут еще я увидел,  как над этими маленькими избушками клубится
пар,  когда из  них выскакивают голые люди и  начинают валяться в  снегу.  Я
полежал в  лесу на противоположном берегу,  Наблюдая за деревней до тех пор,
пока одежда моя не превратилась в ледяные латы. Тогда я с трудом поднялся и,
едва переставляя ноги,  дотащился до крайней избушки на берегу.  Тогда я  не
знал,  что это баня -  у нас нет таких в Норвегии...  Можете представить мое
блаженство,  когда я оказался в жарко натопленном срубе, да еще ушат горячей
воды  как  нарочно поджидал меня.  Я  разделся догола и  залез  на  эту  вот
штуку...
   - На полок, - подсказал Ильин.
   - Утром  проснулся как  ни  в  чем  не  бывало.  Правда,  в  темноте  с
непривычки ударился головой  о  потолок,  да  и  сажей  перемазался изрядно.
Выглянул наружу -  оттепель,  лед  на  реке совсем почернел.  Куда пойдешь в
такую погоду?  Решил, что пережду здесь, пока снег не сойдет, а потом дальше
берегом двинусь.
   - Это,  видимо,  в конце апреля было?  -  сказал Ильин.  - По-здешнему,
месяц березозол.
   - Правильно,  именно в это время,  -  ответил Торир. - Слушайте дальше.
Раз уж я осел в этой бане,  надо было и о пропитании позаботиться.  Стал я в
деревню пробираться,  что найду -  сюда тащу. Так и кормился целую неделю. А
потом заявляется мужик с охапкой дров -  едва я под этот... полок спрятаться
успел -  и начинает топить очаг.  Целый день жарил -  только тем я и спасся,
что на земле холодной лежал...  А потом настоящий ужас начался -  когда этот
мужик, хозяин бани, вместе с женой своей заявились. Голову на отсечение дам,
что ни один йомсвикинг такой пытки не вынесет,  какую эта железная баба себе
и своему мужу устроила.  Хлестала себя и его двумя вениками до того,  что от
обоих дым пошел. Я уж не думал, что жив останусь, носом в самый угол забился
- оттуда сквозь щель  свежим воздухом тянуло...  Потом  старуха со  стариком
пришли - ветхие, морщинистые, в чем душа держится. Но едва на полок залезли,
такое побоище вениками учинили...
   - Ты расскажи, как с девками у тебя вышло, - не вытерпел Овцын.
   - А что тут рассказывать,  -  Торир пожал плечами.  -  Я лежу на полке,
отдыхаю -  после похода в деревню,  когда мне окорок утянуть удалось.  Слышу
голоса,  выглянул в щелку -  девки. Смотрю, одна подол на голову задрала и в
дверь  соседней бани  зад  сунула.  Другая таким же  образом поступила -  во
вторую баню по  соседству пристроилась.  А  ко  мне  третья идет.  Едва я  в
сторону отошел, открывается дверь и... Я подумал, что это очень кстати...
   - Почему же потом к тебе еще столько девок приходило?  Именно твою баню
выбирали?
   - Отец  всегда  говорил  мне:  Торир,  если  делаешь  дело,  делай  его
хорошо...


X

   Когда ладья поднялась на  несколько верст вверх по  Ловати,  Ильин снял
тюки с поклажей с той скамьи, под которой прятался Торир. Викинг выбрался из
убежища,  блаженно щурясь на солнце.  Его обнаженный торс золотился в ореоле
рыжих волос.  Серебряный молот Тора на  груди пускал зайчики в  глаза Анне и
Овцыну, сидевшим на корме.
   - Ой,  какой миленький амулет!  -  воскликнула княжна,  когда Бычья Шея
перебрался поближе. - Вас действительно охраняет этот бог...
   Ей явно хотелось сказать что-нибудь приятное викингу. Тот понял это и в
долгу не остался.
   - Я  бы  сильно удивился,  если бы  узнал,  что  боги отказали в  своем
покровительстве такой милашке.
   Длинные  волнистые  волосы   Торира,   перехваченные  узким   ремешком,
рассыпались  по   плечам.   Одолженные  Ильиным  порты   плотно   обтягивали
мускулистые  бедра  викинга.  Невольно  залюбовавшись богатырской внешностью
нового спутника, Овцын заметил:
   - Если придется кое  с  кем  помериться силами,  Торир нам  в  обузу не
будет.
   Берсерк помолчал с минуту, и слегка покраснев, заговорил, глядя в глаза
Василию:
   - Я  скажу вам,  как  немногие скажут своим друзьям.  Мне бы  хотелось,
чтобы вы нуждались в  помощи.  Тогда бы вы узнали,  на что я способен.  Ведь
если вы  не попадете в  беду,  мне вовек не отблагодарить вас за то,  что вы
сделали...  Я  бы  наверно кончился от голода через несколько дней -  мужики
меня к деревне две недели не подпускали.
   Через некоторое время Анна несмело спросила:
   - А почему вы не ушли из этой бани, от этой деревни?
   - Кто вы? - не понял викинг. - Я был один.
   - То есть ты, - смутилась княжна. - У нас принято вежливо обращаться на
вы...
   - Не  слышал...  Что же  касается твоего вопроса,  ты  сама ответишь на
него, если подумаешь. Как отнесутся люди к голому человеку в одной кольчуге?
   - Не удивлюсь, если выломают колья из ограды, - сказал Овцын.
   - Это было бы еще не самое плохое, - отозвался Торир.
   - Если уж  на  нас,  когда мы  пришли вчера с  банища,  смотрели как на
оживших мертвяков, - со смехом сказал Ильин.
   - Я  и  сама думала,  вы  уже не вернетесь.  После того страшного рева,
после  молний,   пластавших  тьму...  Мужики,  сторожившие  вас  у  околицы,
примчались все в поту, заикаются от страха...
   - Да,  -  признался Торир. - После того как Василий разнес в щепу целое
бревно,  я  вообразил,  будто  передо мной  сам  Тор-громовержец.  Оттого я,
наверное, и плюхнулся на траву.
   - Нет, это я тебя немножечко приласкал, - самодовольно объяснил Овцын.
   - Знаешь  что,   -  сказал  Бычья  Шея.  -  Ты  мне  нравишься.  Хочешь
побратаемся?..
   - С удовольствием,  -  сразу ответил Василий, но тут же пожалел о своей
поспешности.
   Викинг схватил острейший нож,  лежавший у  основания мачты и чиркнул им
себя по предплечью.  Анна вскрикнула,  вскинув руки к  лицу.  Да и  у Ильина
дыхание перехватило,  когда он  увидел ручеек крови,  бойко заструившийся из
надреза.
   Все это заняло одно мгновение.  В следующее викинг метнул нож рукояткой
вперед в сторону Овцына.
   - Лови.
   Василий едва успел схватить его и с недоумением уставился на Торира.
   - Режь скорее, - буднично сказал викинг. - Много крови зря уйдет.
   Овцын,  отвернувшись в сторону,  полоснул себя чуть выше локтя. Тяжелые
алые капли застучали по днищу ладьи.
   Торир пересел к Василию на скамью,  схватил его за руку и приложил свой
порез к его ране. Вскинув глаза к небу, быстро заговорил по-норвежски. Ильин
разобрал только имена богов: Один, Тор, Бальдер.
   - Поклянись своими богами.
   Овцын быстро перекрестился и  призвал в  свидетели Богоматерь и Дмитрия
Солунского, покровителя воинов. Торир поморщился, увидев крестное знамение.
   - Держи руку вверх,  -  сказал он,  когда обряд братания закончился.  -
Сейчас кровь запечется,  и  жилы закроются...  Ну  вот,  теперь мы  с  тобой
побратимы.  Это выше,  чем молочные братья. Все наше имущество отныне общее,
мы должны пировать всегда вместе, ты мстишь за мою кровь, я - за твою...
   Они  сели спиной к  мачте,  подняв вверх левые руки,  прижавшись друг к
другу. Торир с покровительственной интонацией продолжал:
   - Я удивлен,  что такой боец,  как ты,  исповедует бога хилых и старых,
это не для тебя.  Знаешь что,  я дам тебе прозвище Василий Огненная Рука. Ты
не обидишься?
   - Ради  бога,  Торир,  -  польщенно сказал Овцын.  -  Мне  тоже кое-что
нравится в  твоих речах.  Но насчет Христа ты не прав.  В  него верят цари и
витязи...
   - Мне больше по душе боги,  у  которых все как у людей.  Если они хотят
веселиться,  они  веселятся,  если  дойдет  дело  до  драки,  они  не  прочь
помериться силами.  А  ваш  Христос  слишком  много  возился  с  дохляками и
больными. Пусть они спокойно умирают, неужели богу нечем заняться в компании
здоровых молодых мужчин?
   Овцын не вступился больше за христианство,  и Виктор сделал вывод,  что
Василий либо очарован гигантом-викингом,  либо стал равнодушен к религиозным
спорам после  всего,  что  было  между ними  и  Ивашкой.  Ильин испытал даже
некоторую обиду, нечто вроде уязвленного патриотизма. Хотя он симпатизировал
язычеству,  было не  совсем прилично отдавать на  посмеяние то,  чем жил век
Овцына.
   - Твое представление о  христианстве слишком детское,  -  сказал Ильин,
обращаясь к  Ториру.  -  Можно  подумать,  ты  собираешься вечно  оставаться
молодым.  Иначе я не могу объяснить себе твое пренебрежение к старикам.  Как
ни относись к  Христу и  основанной им религии,  ее заслуга в  том,  что она
научила людей уважать слабых, видеть человека и в отверженном.
   - Я слышал эти песни,  -  усмехнулся Бычья Шея.  -  К нам в усадьбу все
время таскался миссионер.  "Нищие наследуют землю",  -  не сходило у  него с
языка.  Но  я  все-таки  не  стал  с  тех  пор  лучше  относиться ко  всяким
оборванцам.  Мужчина всегда может  добыть себе  немножко денег  на  крашеные
одежды и  седло с  серебряной насечкой.  По  мне те,  кто бродит по  земле в
сермяге,  набивая  себе  мозоли  на  пятках,  -  попросту никчемные людишки,
годные, пожалуй, лишь для того, чтобы ковыряться навозными вилами в хлеву.
   - Ты презираешь труд? - гневно сверкнув глазами, спросила Анна.
   - Хорошая работа мне по душе, - скромно сказал Торир. - Когда я зарубил
тех парней,  которые не понимали шуток,  люди в один голос сказали, что дело
сделано на славу.  И хотя меня объявили вне закона, многие бонды обещали мне
свой кров в случае надобности.  Эти уважаемые люди знают, что я не лодырь. У
нас,  викингов,  считают лентяями тех,  кто приобретает потом то,  что можно
добыть кровью...
   Овцын восторженно слушал Торира. Будучи несколько моложе и обладая куда
меньшим опытом ратоборства, он сразу признал моральное превосходство викинга
и любое его слово воспринимал как откровение.  Все-таки он был человеком той
эпохи,  когда физическую силу ставили выше ума и таланта, сказал себе Ильин.
Но тут же в  его сознании прозвучало:  а так ли уж далеко то время от твоего
якобы интеллектуального века?  Не у тебя ли на глазах блистательно пробивали
себе  дорогу те,  кто  обладал достоинствами хороших жеребцов,  и  прозябали
другие - кто имел несчастие высказать оригинальные и независимые суждения.
   Спор  о  христианстве задел  Торира за  живое.  Бычья Шея  все  не  мог
успокоиться и  ворчал,  что ни  к  чему хорошему игры с  попами не приведут.
Скоро триста лет,  как  викинги громят государства,  принявшие эту веру -  и
всегда их боги помогали одержать верх над христианскими полчищами.  Пришли в
Ирландию, все церкви превратили в капища, поставили в них резные изображения
Одина и Тора.  То же было в Англии,  в Северной Франции.  И с этим ничего не
мог  поделать хитрый бог  франков и  саксов.  Много раз пытались епископы из
покоренных стран  набросить на  шею  воинов  Севера петлю  с  крестиком,  но
норманны  каждый  раз  разгадывали их  замысел  -  смирить  их  под  властью
распятого бога, который не сумел постоять за себя...
   Ильин  опять  было  принялся  оспаривать  Торира,  доказывая  ему,  что
христианство  привело  к  объединению  Европы,  способствовало приобщению  к
культуре окраин цивилизованного мира.
   - Не  знаю как кому,  но  мне подошло бы  объединение под властью Тора.
Ничего плохого от этого бога я не видел,  -  заявил викинг.  - Не думаю, что
другим он стал бы приносить несчастье.
   - Но  история развивается по-иному.  Одна  страна  за  другой принимают
христианство, - возразил Ильин.
   - Все дело в  конунгах.  Они ищут власти,  и Христос им в этом подмога.
По-вашему,  на небе только один бог,  и все должны ему поклоняться.  Конунги
тоже мечтают устроить свои дела на земле таким же образом.
   Виктора поразило, с какой точностью определил Торир зависимость успехов
христианства от усиления королевской власти.  В университете он усвоил,  что
многобожие было своего рода небесной проекцией земных порядков -  демократии
и  свободы индивида.  А религия,  пришедшая с Востока,  утверждалась по мере
роста авторитарных режимов и стеснения древних вольностей.
   - Тут ты, наверное, прав. Это идет не от народа, а от властителей.
   - Надеюсь,  у  нас это дело не пройдет.  Прежний датский конунг Харальд
Синезубый втайне принял Христову веру,  но  так и  не  решился навязывать ее
свободным бондам.  После него пришел Свейн Вилобородый - он чтил наших богов
подобающим образом, поэтому люди его уважали и он имел удачу в своих походах
на Англию. Наш конунг Хакон Добрый, сын Харальда Прекрасноволосого, тоже, по
слухам,  крестился,  но Норвегию он так и не решился потревожить. Теперешний
Олаф Толстый тоже снюхался с  попами,  но я  не уверен,  что это продлит его
властвование.  А  ведь у него недурное прошлое -  сам был викингом,  бился в
Англии и в Африке...
   Анна  слушала Торира  с  улыбкой превосходства на  лице.  Наконец,  она
решила принять участие в прениях.
   - Я  не  стану восхвалять одну религию в  противовес другой.  Но  скажу
только,   что  единобожие  гораздо  более  высокая  идея,   чем  многобожие.
Посмотрите вокруг.  Мы были свидетелями того, что народ населяет каждый лес,
каждый куст,  каждое строение какими-то божествами - как иначе назовешь всех
этих баенников,  полевиков и водяных?  Представление о единой силе, правящей
миром, намного совершеннее. В этом и есть причина торжества христианства.
   Викинг учащенно запыхтел,  явно готовясь произнести речь во славу Тора,
но Ильин опередил его.
   - С этими взглядами - их, кстати, распространяли церковники и разделяла
наука в твое время,  я решительно не согласен.  Единобожие возникло вовсе не
из-за  более  высокого  уровня  осмысления  действительности  -  оно  скорее
отражает убожество мира,  породившего его.  Вспомним,  где оно возникло -  в
пустыне однообразной и унылой. У дикарей-кочевников, ведомых Моисеем, беглым
жрецом  из   Мемфиса,   в   течение  десятилетий  была   перед  глазами  эта
унифицированная природа,  вот и родилось убеждение в том,  что ею повелевает
какая-то  одна сила.  В  тех  краях,  где  жили культурные народы древности,
ландшафт был  куда  богаче -  леса,  горы,  моря,  реки.  Оттого религиозные
воззрения сложились иные -  мир виделся не как сольная партия творца,  а как
симфония, бесконечно длящееся действо, огромная арена борьбы многих сил.
   - Выходит,  по-твоему,  все  эти  деревенские байки  выше  тысячелетней
церкви с ее преданиями, с ее изощренным богословием? - со скептической миной
спросила Анна. - Это просто антинаучно.
   - Отвечу тебе и  на это.  Хоть я не мог похвастаться отличными оценками
по научному атеизму,  все же прекрасно усвоил, что, во-первых, и церковь как
общественный  институт,   и   богословие  христианства  имеют  очень  слабое
отношение к  Евангелию и  тем более к Ветхому завету.  Догматика и философия
этой религии разработаны греческими мыслителями -  неоплатониками и великими
поэтами.  Они творили вопреки прямым запретам основоположника этого учения -
например,  мне запомнилось из  Евангелия безусловное отрицание всяких молитв
кроме одной - "Отче наш". Все, что сверх этого Христос объясняет дьявольским
внушением.   Евангелие  пронизано  духом   унификации.   Если   бы   церковь
действительно следовала ему,  не было бы ни искусства,  ни поэзии.  И  потом
главное:  не  вижу  ничего высокого в  том,  чтобы поступать согласно учению
Христа,  ибо такая религиозная жизнь подобна торговому предприятию: выполнил
известные заповеди -  получай проценты в виде вечного блаженства. Многобожие
куда богаче по религиозному переживанию.  Человек в его системе - это герой,
который  выходит в  мировую ночь  и  наблюдает схватку бесчисленных сил.  Он
волен  выбрать,  на  чьей  стороне выступить,  ему  ничего  не  обещано,  не
предуказано.  Бытие трагично, ибо смерть неизбежна, но герой принимает вызов
судеб.
   - Красиво говоришь,  -  одобрил Торир. - Если ты воин и чего-то стоишь,
тебя ждет Валхалла,  светлый мир,  где  пируют и  бьются в  поединках павшие
викинги.  Если ты из тех,  кто умрет на тюфяке,  укрытый ворохом тряпья,  то
отправишься в царство холода и тьмы...
   - Это уже результаты.  О  них можно спорить,  -  тактично сказал Ильин,
поняв, что Торир завелся не на шутку.
   Но викинг не принял его миролюбивого тона и горячо заговорил:
   - Я не стану спорить,  прекрасная дева, с твоими словами о совершенстве
христианства.  Твой отец хорошо ответил тебе.  Скажу только:  добрая вера не
творит зла. Никого из чужеземцев мы не понуждали поклоняться нашим богам, мы
знаем,  что  каждое племя  имеет своих.  Не  таковы слуги Христа.  К  нам  в
Йомсбург приходили славяне,  живущие рядом с  саксами,  несчастными саксами,
которых  мечом  крестил  франкский  конунг  Карл,  прозванный Великим.  Семь
поколений сменилось,  а помнят они и их соседи,  что Карл захватил Эресбург,
где находилась главная святыня саксов - столп с изваянием Арминия.
   - Это тот,  что победил римлян в Тевтобургском лесу? - спросила Анна. -
Я  помню,  мы  учили:  какой-то  из  императоров  горевал  по  поводу  этого
величайшего поражения, носился по дворцу с криком: "Вар, отдай мои легионы!"
Вар - это проигравший битву полководец...
   Торир удивленно покачал головой и сказал:
   - Кто это тебя так хорошо учил, дева? Даже наши жрецы об этом ничего не
говорили...  Я знаю только,  что после того, как было уничтожено святилище в
Эресбурге,  а  потом  перебито пять  тысяч  пленных саксов,  чтобы остальных
заставить принять крещение, из разных земель собрались жрецы - от славян, от
шведов,  от германцев,  от финнов...  Постановили тогда: если вера Христа не
терпит иных,  и мы начнем рушить его святилища.  Тогда-то и началась великая
борьба против христиан -  сага сложена о  пер