ся
тут и там их останки. Интерес был сильнее жалости. Охота продолжалась. Тем
не менее Мария переживала за очередную куклу, очень радовалась,  если  той
удавалось ускользнуть от  охотников,  и  плакала,  если  куколка  все-таки
портилась.
     А потом Мария обнаружила, что может придумывать новые  игрушки.  Игра
после этого стала еще  интереснее.  Придуманная  Марией  снежная  королева
превращала кукол в ледяные статуи. Прилипалки намертво  приклеивали  их  к
себе. Паутина Ананси ловила кукол в невидимые  сети,  и  куклы  ходили  по
кругу, пока у них  не  кончался  завод.  Угодившие  в  Алисино  зазеркалье
дрались со своими отражениями, пока  не  догадывались,  что  отражение  не
победишь. Избежавшим ловушек  Мария  показывала  в  награду  телевизор,  в
котором шли сочиненные ею фильмы, не имеющие ничего  общего  со  сказочной
страной.  Как  ни  странно,  телевизор  кукол  заинтересовывал  и  надолго
задерживал возле себя.
     Впрочем, удивляться этому не приходилось, потому что куколки  большим
умом не отличались. Те, кому удалось удрать в предыдущие  разы,  двигались
по прежнему маршруту, уверенные в своей безопасности. Тогда Мария брала  и
подсовывала им на пути какую-нибудь новую игрушку.  Было  жутко  интересно
смотреть, как куклы пугались, как они начинали крутить  головами  (если  к
этому моменту умудрялись уцелеть), как они искали новый путь  к  неведомой
для Марии цели. У некоторых это получалось. Хоть и далеко не у всех...
     Вот жаль только, что уснуть в сказку удавалось не так часто,  как  ей
хотелось. Но потом она обнаружила: для этого нужно  только  одно  -  чтобы
кто-нибудь ее обидел, - и проблем не стало.
     А потом она стала слышать по ночам разговоры родителей.  Впервые  это
произошло тогда, когда  сны  перестали  быть  игрой,  а  сказочная  страна
оказалась вовсе не тем, что представлялось  Марии.  Незадолго  перед  этим
папа опять ушел на свою рыбалку, но на этот раз его не было много дней.  И
мамулечка  отправилась  его  искать.  То  есть  мамулечка-то  ей  о  своих
намерениях, конечно, не говорила. Но Мария и без нее догадалась.  В  самом
деле, куда еще мамулечка могла исчезнуть на ночь, оставив ее  со  старухой
Норман?..
     Ночью Мария уснула в сказку. Это было странно - если папа  уходил  на
рыбалку, уснуть в сказку ей никогда не  удавалось.  Но  тогда  случившееся
удивило ее не очень. Подумаешь!.. Ну уснула и уснула.
     Приснилось ей кладбище. Но не то кладбище, на каком  были  похоронены
дедушка, который не приходил  домой,  и  обе  бабушки.  На  этом  кладбище
пряталась мамулечка. А на дороге рядом с кладбищем стояла военная  машина,
в которой сидели солдаты. Те самые, кого папа называл  жабами.  Он  их  не
любил. Мамулечка их тоже не любила. А жабы, похоже,  были  там  не  просто
так. Похоже, они искали мамулечку. Поэтому Мария тут же напустила  на  них
страхолюдного ужастика. И тут же проснулась.
     Старуха Норман храпела себе в  комнате  для  гостей.  За  окном  было
темным-темно, и Мария снова уснула, но теперь по-обычному, не в сказку.
     Утром мамулечка ее не разбудила.  Значит,  мамулечки  по-прежнему  не
было дома. Мария проснулась сама, но с кровати не встала. Дед тоже  где-то
гулял, и поговорить было совершенно не с кем. Не со старухой же  Норман!..
Она бы принялась жалеть "ребенка", а от жалости у Марии болела голова, это
она уже давно заметила. Собственно, она и  с  родителями-то  старалась  не
разговаривать, потому что они тоже жалели дочку и ей опять же  становилось
плохо. Вот только дед ее не жалел, и  потому  с  ним  было  очень-преочень
хорошо.
     Но в то утро без мамулечки ей стало еще хуже, чем было с  мамулечкой.
И потому сразу захотелось туда, где мамулечка.  Но  туда  было  нельзя,  и
Мария снова уснула в сказку.
     Уснула она в то самое вонючее место с  разлившейся  по  траве  водой,
немного похожее на болото. Возможно, здесь папа и ловил свою рыбу. Правда,
принесенная папой рыба была как рыба. От нее ничем не воняло.
     Мария осмотрелась. Ни папы, ни рыбы тут и в помине  не  было.  А  вот
мамулечка, оказывается, была. Она пробиралась по  воде  к  двум  невысоким
горкам, возле которых всегда находилось много игрушек.
     - Мамулечка! - закричала  Мария.  -  Мамулечка,  пожалуйста,  подожди
меня!
     Но мамулечка не обернулась, сделав  вид,  будто  не  замечает  Марию.
Иногда папа так же вот делал вид, что не замечает ее, когда  она  тихонько
подбиралась к нему в спальне. И  тогда  Мария  сообразила,  что  мамулечка
играет в Следопыта, которого недавно показывали  по  телевизору.  Следопыт
выслеживал людей и зверей. Кого выслеживала мамулечка,  Мария  не  поняла,
но, в свою очередь, решила выслеживать мамулечку. Играть так играть!..
     Пробираться по воде было совсем нетрудно. Это была странная вода -  в
ней даже ноги не намокали. Мамулечка играла хорошо. Время от  времени  она
посматривала на какую-то бумагу. Наверное, понарошку это была карта.  Один
раз мамулечка даже легла на  траву,  пережидая  ветер  пустыни.  Несколько
живых кукол на этом месте попросту превратились в пепел. Но  мамулечка  не
была куклой, она была мамулечкой, и потому ветер пустыни никак ее  тронуть
не мог.
     Игра и дальше складывалась интересно. Мария замирала на месте,  когда
замирала мамулечка. А когда та останавливалась, чтобы отдохнуть, понарошку
отдыхала и Мария. Мамулечка  вовремя  пригнулась,  когда  в  нее  с  горки
пальнула стрелялка.  Здесь,  между  двумя  горками,  обычно  располагалась
невкусная слякоть, в которую приходилось нырять живым куклам. Но Мария  не
захотела, чтобы мамулечка ныряла в невкусную слякоть. Ведь  тогда  бы  она
испортила свою прическу.
     А потом Мария поняла, что мамулечка направляется в белую  яму,  туда,
где висел надувной шарик. Все верно, вот она посидела у разбитой машины  и
проследовала точно между давилкой и танцулем. Дальше ее  ждал  клякситель,
который жил в красном экскаваторе. Живых кукол эта  игрушка  превращала  в
черные кляксы. Или развешивала сосульками по краю белой ямы. Выглядело это
очень  красиво.  Но  мамулечка  не  была  живой  куклой,  мамулечка   была
мамулечкой, и ее в кляксу не превратишь. Ведь деда Барбриджа клякситель не
трогал, потому что тот был человеком.  Сопровождавшие  же  деда  Барбриджа
живые куклы исправно превращались в кляксы и сосульки. На то  они  и  были
куклы...
     Однако мамулечку клякситель почему-то тоже схватил. Такая игра  Марии
уже не понравилась, и она разозлилась на игрушку.  Разозлилась  не  зря  -
испугавшийся клякситель тут же  мамулечку  отпустил.  Но  Марии  отчего-то
стало за нее страшно,  и  она  побежала  следом,  в  белую  яму.  Марию-то
клякситель, конечно, тронуть не  мог,  но  ей  все  равно  почему-то  было
страшно. Как будто она попала в чью-то чужую, недобрую сказку...  А  потом
оказалось, что в белой яме находится папа, и  вообще  сон  вдруг  сделался
самой настоящей явью. А потом они втроем плакали, и папа почему-то  просил
у мамулечки и  у  Марии  прощения.  А  потом  они  оказались  возле  своих
автомобилей, и папа сказал: "Всегда бы вот так возвращаться! Один миг -  и
ты уже за пределами Зоны!" Тут  обнаружилось,  что  Мария  превратилась  в
простую девочку, и папа с мамулечкой очень обрадовались.
     Позже, правда, выяснилось, что она превратилась вовсе  не  в  простую
девочку, и тогда они радоваться перестали. Но это  было  позже.  А  в  тот
день, вернувшись домой,  они  изрядно  напугали  старуху  Норман.  Она-то,
конечно, воображала, что Мария спит в своей комнате.
     День прошел как в сказке, потому что Марию никто не  жалел.  А  ночью
она впервые услыхала, о чем разговаривают  в  спальне  родители.  То  есть
сначала-то они играли в какую-то шумную игру,  и  многие  их  слова  Мария
попросту не понимала.
     А потом мамулечка спросила:
     - Рэд, ты можешь объяснить мне, что произошло?
     Папа довольно рассмеялся:
     - Да ничего особенного... Просто Золотой шар в самом  деле  исполняет
сокровенные желания.
     - Я не об этом... Как получилось, что у  тебя  там  прошло  несколько
мгновений, а у нас почти неделя минула?
     Папа снова рассмеялся:
     - Ласточка моя, сталкеры не задают себе  таких  вопросов.  Зона  есть
Зона...
     Мамулечка помолчала, потом сказала:
     - Наверное...
     Они замолчали оба. Папа уже начал всхрапывать.
     А потом мамулечка прижалась к нему и сказала:
     - Ты знаешь, Рэд, что-то  мне  страшно.  С  нашими-то  желаниями  все
понятно... А вот чего пожелала Мартышка?
     Папа усмехнулся:
     - Ты же слышала! Хотела, чтобы я не ходил на рыбалки, а ты не плакала
по ночам. Придется мне теперь  заняться  прогулками.  Зато  ты  не  будешь
плакать... Да не волнуйся ты! Еще неизвестно,  выполняет  ли  шар  желания
ребенка.
     А утром папа, прибежав откуда-то, сказал, что Зона никого в  себя  не
пускает. С этого дня и началась, как говорил дядя Дик,  вторая  катастрофа
города Хармонта.
     Ночью мамулечка спросила папу:
     - Рэд, ты ведь пошел в Зону не один?
     - С чего ты взяла?!
     - Барбридж сказал.
     - Он тебе лапши на уши навешал, жаба!
     - Он еще собирался с тобой разобраться... И Дина  Барбридж  говорила.
Она тоже лапшу мне на уши вешала?
     - Дина говорила? - Папа вдруг как-то странно вздохнул.  -  Нет,  Дина
лапшу не вешала.
     Некоторое время длилось молчание, а потом папа сказал:
     - Дина и предложила мне взять Артура с собой. Просила, чтобы я никому
о том не рассказывал, хотела сделать отцу маленький сюрприз...
     - А что с ним случилось?
     - А что случается со сталкерами, когда они совершают ошибку?
     - То есть он умер?
     Послышалось какое-то шуршание.
     - Говорят, сталкеры в Зоне не умирают, - сказал папа. - Говорят, Зона
просто забирает к себе их души. Как Господь в рай. - Папа  издал  короткий
смешок. - Вот только моя душа ей почему-то не подходит...
     - Скажи, Рэд, - перебила мамулечка, - ты не убивал Артура?
     Папа произнес ругательное слово.
     - Рэд, ты перестань  собачиться!  -  громко  сказала  мамулечка.  Как
военный командир в кино. - Ты мне, пожалуйста, ответь!
     - Ну хорошо, - сказал папа. - Я его не убивал. - Папа сделал ударение
на слове "я". - Они убили его сами. Своими сказками, своим  враньем,  всей
своей жизнью... Глупо как-то все получилось... Да ну его к дьяволу,  этого
Артура! Иди сюда!
     - Глупо как-то все получилось, - повторила  мамулечка.  -  Мне  вдруг
показалось, Рэд, что я тебя совсем-совсем не знаю.
     Опять послышалось шуршание.
     - Ты куда? - спросил папа.
     - Прости, Рэд, - сказала мамулечка. - Я сегодня посплю в гостиной.
     Скрипнула дверь, и папа произнес целых три ругательных слова...



                8. ГУТА ШУХАРТ, 26 ЛЕТ, ЗАМУЖЕМ, ДОМОХОЗЯЙКА

     Направляясь  из  школы  домой,  Гута  не  знала,  радоваться  ей  или
печалиться.
     С одной  стороны,  все  закончилось  как  нельзя  лучше.  Медицинская
справка, взятая позавчера Рэдом у Мясника, в которой говорилось о том, что
Мария Шухарт, восьми с половиной лет, долгое время тяжело болела и в связи
с этим не могла своевременно пойти в школу, сделала свое дело.
     Вчера Гута принесла этот документ  в  лучшую  частную  школу  города.
Владелица школы (она же - директриса) обнюхала  справку  со  всех  сторон,
потом взглянула  на  Гуту  и,  казалось,  обнюхала  вслед  за  справкой  и
просительницу.
     - Надеюсь, болезнь вашей дочери не  грозит  опасностью  другим  нашим
детям?
     - Нет, конечно, - сказала Гута. - Она не заразна. Иначе  бы  врач  не
дал такую справку.
     - Да-да, - сказала директриса.  -  Однако  мне  хотелось  бы  поближе
познакомиться с семьей девочки.
     Такой оборот Гуту никак не устраивал. Поэтому  она  повернула  беседу
по-своему:
     - Не сомневайтесь, мы вполне платежеспособны. - И достала наличные.
     Владелица школы смутилась:
     - Нет-нет, это  преждевременно.  Сначала  нужно  сдать  вступительный
экзамен.
     - Только мы хотели бы попасть в класс, соответствующий  ее  возрасту.
Мы готовы к экзамену.
     - Что ж, воля ваша!  -  Директриса  пожала  плечами.  -  Приходите  с
девочкой завтра, к десяти.
     К десяти они сегодня и пришли. Гуте  присутствовать  на  экзамене  не
разрешили, но она не возмущалась,  спокойно  пожелала  Мартышке  удачи.  А
чего, спрашивается, волноваться? Не зря же она  столько  сил  потратила  в
былые годы на занятия с дочерью. Самой ведь пришлось учить  Мартышку  -  к
такой ученице репетитора не пригласишь. Сколько слез  было  пролито!..  Но
добилась своего - мохнатая лапка даже шариковую ручку держать научилась. А
уж что касается сообразительности, тут Мартышка многим взрослым сто  очков
бы  вперед  дала.  И  уж  если  научилась  писать  мохнатая  лапка,  то  у
человеческой руки это и вовсе проблем  не  вызвало...  Впрочем,  неправда,
конечно же Гута волновалась. Еще  как  волновалась!  Но  когда  директриса
пригласила маму после экзамена в свой кабинет, Гута и  виду  не  показала,
что измаялась. Выслушала приговор как должное.
     - У вас очень умная девочка, - сказала директриса. - И  очень  хорошо
подготовленная.
     - Мы ведь нанимали репетиторов, - солгала Гута. -  Верили,  что  рано
или поздно она сможет ходить в школу.
     - Да, мы берем ее. Собственно, я уже  выдала  ей  все  необходимое  и
отправила на урок.  Приходите  за  девочкой  к  половине  второго.  Заодно
проверим ее усидчивость.
     Так что в школе все устроилось как нельзя лучше.
     Но зато вчера не пришел домой  Рэд.  Правда,  позвонил,  предупредил.
Сказал, что у него срочное дело, о котором нельзя говорить по телефону,  и
тут же повесил трубку.
     Честно говоря, Гута ждала  чего-нибудь  подобного.  Веточки  корявые,
слишком уж счастливыми для нее оказались последние десять дней, после того
как Золотой шар выполнил желания семьи Шухартов. Ведь ничего  в  жизни  не
дается даром, за все надо платить. Рано или поздно должно  было  наступить
похмелье. И Гута не удивилась, когда три дня назад заметила, что  с  Рэдом
творится  странное.  Вернее,  не  странное,  а  то   самое,   периодически
повторявшееся, ставшее за годы семейной  жизни  привычным  до  слез.  Рэда
снова звала Зона, и оставалось только ждать и надеяться, что на  этот  раз
он справится с этим зовом. Может,  ему  помогут  отвлечься  новые  дочкины
заботы...  За  вчерашним  обедом  Гута  всячески  переводила  разговор  на
предстоящий экзамен. Рэд слушал, вяло жевал и так же вяло отвечал. А после
обеда собрался и ушел в "Боржч".
     Как видно, дочкины заботы папе не помогли, потому что ужинать  он  не
явился. А потом позвонил...
     Подходя к своему дому, Гута встретилась со старой  Эллин.  Поделилась
радостью, о тревогах говорить, разумеется, не  стала  -  кому  нужны  твои
тревоги?.. Эллин поздравила соседку, повосхищалась  способностями  ребенка
(конечно, это было лицемерие, потому  что  после  метаморфозы  Эллин  явно
стала бояться Мартышки), а потом огорошила известием:
     - Ночью умер Барбридж. Говорят, ни с того ни с  сего  в  Зону  полез.
Труп патрульные нашли  утром,  возле  кладбища.  Жутко  обгорел,  лишь  по
костылям узнали...
     - О мой Бог! - только и смогла вымолвить Гута.
     Прошлым вечером, уже лежа в постели, Мартышка, без умолку  щебетавшая
о предстоящем назавтра экзамене, вдруг  ни  с  того  ни  с  сего  спросила
странным тоном:
     - Дед Барбридж умрет?
     - Умрет, - сказала Гута, поражаясь тому, какие  проблемы  волнуют  ее
дочь. - Все умрут. - И поспешила утешить ребенка: -  Только  это  случится
очень не скоро.
     Теперь Гута поняла, отчего ей показался странным тон Мартышки,  когда
та спросила, умрет ли Барбридж. Дочь не спрашивала - она утверждала.
     - Твой-то не  рвется  туда?  -  Эллин  внимательно  приглядывалась  к
соседке.
     - Нет, - солгала Гута.
     И тут ей пришло в голову такое, что у нее кончики  пальцев  на  руках
похолодели.
     - Говорят, так уже несколько сталкеров погибли, -  сказала  Эллин.  -
Только подойдут к границе Зоны, пшик, и как  не  бывало.  Словно  мотыльки
летят на огонь свечи.
     - О мой Бог! - повторила Гута. Ей стало не до разговора.  -  Извините
меня. Эллин, я спешу.
     На том и расстались.
     К счастью, Рэд был уже дома, и  Гута  тут  же  забыла  о  всех  своих
страхах. Рассказала, как прошел экзамен. Рэд вроде бы слушал с  интересом,
даже задавал вопросы, но Гута чувствовала, что в мыслях он  далеко-далеко.
Может быть, поэтому она и не стала спрашивать его, где он провел ночь.
     В положенное время они рука  об  руку  сходили  в  школу  за  дочкой,
побеседовали с директрисой и внимательно выслушали  Мартышкин  "отчет"  об
уроках.  Потом  обедали,  готовили  уроки,  занимались  домашними  делами.
Обстановка в семье выглядела самой что ни на  есть  умиротворяющей,  но  в
самой глубине Гутиной души ощущалось какое-то напряжение, словно неведомые
руки натягивали гитарную струну...
     И в конце  концов  Гута  не  выдержала.  Вечером,  укладывая  дочь  в
постель, она спросила:
     - Откуда ты знала, что сегодня умрет дед Барбридж?
     - Он мне не снился, - сказала Мартышка, словно оправдываясь.  И  было
совершенно непонятно, ответ ли это на мамин вопрос или отвлеченная фраза.
     Когда возбужденная  Мартышка  наконец  заснула,  Гута  отправилась  в
спальню. Расчесывая на ночь волосы, сказала мужу:
     - Рэд, это не твоих рук дело?
     - Ты о чем?
     - Ты хорошо понимаешь о чем!.. О смерти этого несчастного старика.
     - Этот несчастный старик отправил тебя в Зону  на  верную  гибель,  -
сказал Рэд.
     Гута услышала, как скрипнули его зубы.
     - Веточки корявые, но ведь я осталась жива!
     - Да, - согласился Рэд. - Вопреки его замыслу!
     Гута перестала расчесывать волосы:
     - Почему ты так думаешь?
     - Я не думаю, я знаю. Еще никто из сталкеров не проходил мясорубку  в
одиночку. В том числе и Стервятник. Ты первая, и я не знаю, каким  образом
это тебе удалось.
     - Вот-вот! И тогда, в Зоне, ты тоже удивился тому, что  я  явилась  в
карьер одна. В тот раз я твоего удивления не поняла. Теперь понимаю...  Ты
взял с собой Артура для этой своей мясорубки! - Гута и ждала, и страшилась
ответа.
     - Это не моя мясорубка, это мясорубка Барбриджа, - сказал Рэд.  -  Ты
должна верить нужу. - В голосе его  прозвучала  некая  толика  облегчения.
Словно он долго бродил по ночному, переполненному жуткими чудовищами  лесу
и вдруг выбрался на залитую лунным светом поляну, где уже не нашлось места
кошмарным порождениям фантазии и мрака.
     - Я тебе верю... - Гута не выдержала и заплакала.
     - Ох, да не терзай же ты мне душу! - взмолился Рэд.
     Гута прикусила нижнюю губу, и в конце концов ей удалось справиться со
слабостью.
     - Ты убил его, - сказала она, всхлипнув в последний раз. - Я знаю.  И
сына его ты тоже убил. Тебя поймают, Рэд. У  Дины  Барбридж  теперь  очень
много денег, она приложит все усилия, чтобы убийцу поймали. И на этот  раз
тебя отправят на электрический стул. Или в газовую камеру.
     Рэд выругался так, как не ругался при ней никогда.
     - Никуда меня не отправят!  Ты  плохо  знаешь  Дину.  У  Дины  теперь
действительно  много  денег.  -  Рэд  усмехнулся.  -  Ей  было  ради  чего
рисковать.
     - Зато ты Дину, похоже, хорошо... - Гута замолчала, не договорив.  До
нее вдруг дошло, что связывало мужа и дочку Барбриджа  на  самом  деле.  -
Боже всемогущий! - воскликнула она. - Бо-же все-мо-гущий!!!
     - Да-да, - сказал Рэд. - Все совсем не так, как ты себе представляла.
     - О Рэд... - Гута снова заплакала.
     Еще утром она поклялась, что сегодня Рэда к  себе  не  подпустит,  но
теперь все изменилось. Потому  что  желание  отомстить  она  очень  хорошо
понимала, потому что сама не раз испытывала подобное чувство.
     А когда все закончилось, Рэд сказал:
     - Неужели ты подумала, что я способен променять