The Goblin Reservation, Putnam, 1968 
	Миры Клиффорда Саймака, ЗФ, М, Мир, 1978 
	Заповедник гоблинов 
 
 
	1. 
 
	Инспектор Дрейтон сидел за письменным столом, как 
несокрушимая скала, и терпеливо ждал. Он был костляв, а его лицо словно 
вырубили тупым топором из узловатого чурбака. Глаза его, больше всего 
напоминавшие кремневые наконечники стрел, время от времени, казалось, 
тускло поблескивали - он был сердит и расстроен. Но Питер Максвелл знал, 
что такой человек никогда не допустит, чтобы его раздражение вырвалось 
наружу. Он будет делать свое дело с бульдожьим упорством и хваткой, 
игнорируя все окружающее. 
	Именно такой ситуации Максвелл и надеялся избежать. Но теперь 
ему стало ясно, что он тешил себя пустыми иллюзиями. Конечно, он с 
самого начала понимал, что на Земле не могли не встревожиться, когда 
полтора месяца назад он не появился на станции своего назначения, и, 
естественно, у него не было никаких шансов вернуться домой тихо и 
незаметно. И вот сейчас он сидит напротив инспектора, и ему во что бы то 
ни стало нужно сохранять спокойствие и держать себя в руках. Он сказал: 
	- Я, право, же, не понимаю, почему мое возвращение на Землю 
могло заинтересовать службу безопасности. Меня зовут Питер Максвелл, я 
профессор факультета сверхъестественных явлений Висконсинского 
университета. Вы ознакомились с моими документами... 
	- У меня нет никаких сомнений касательно того, кто вы такой, - 
сказал Дрейтон. - Может быть, я удивлен, но сомнений у меня нет ни 
малейших. Странно другое. Профессор Максвелл, не могли бы высказать 
мне поточнее, где вы находились все это время? 
	- Но я и сам почти ничего не знаю, - ответил Питер Максвелл. - Я 
был на какой-то планете, однако мне не известны ни ее название, ни 
координаты. Может быть, до нее не больше светового года, а может быть, 
она находится далеко за пределами нашей Галактики. 
	- Но как бы то ни было, - заметил инспектор, - вы не прибыли на 
станцию назначения, указанную в вашем билете? 
	- Да, - сказал Максвелл. 
	- Не могли бы вы объяснить, что произошло? - Только 
предположительно. Я полагаю, что моя волновая схема отклонилась от 
заданного направления, а может быть, ее перехватили. Сначала я приписал 
это неполадкам в передатчике, но потом усомнился. Передатчиками мы 
пользуемся уже сотни лет, и малейшая возможность ошибки была 
исключена давным-давно. 
	- То есть вы полагаете, что вас похитили? 
	- Если угодно. 
	- И все-таки не хотите мне ничего сказать? 
	- Но я же объяснил, что говорить, в сущности, нечего. 
	- А эта планета никак не связана с колесниками? 
	Максвелл покачал головой. 
	- Точно сказать не могу, но вряд ли. Во всяком случае, там их не 
было. И я не заметил никаких признаков того, что они могли бы иметь ко 
всему этому хотя бы малейшее отношение. 
	- Профессор Максвелл, а вы когда-нибудь видели колесников? 
	- Всего один раз. Это было несколько лет назад. Кто-то из них 
стажировался в Институте времени, и я однажды столкнулся с ним в 
коридоре. 
	- Так что вы узнали бы колесника, если бы увидели его? 
	- Да, конечно! 
	- Судя по вашему билету, вы намеревались посетить одну из планет 
системы Енотовой Шкуры? 
	- Ходили слухи о драконе, - объяснил Максвелл. - Правда, ничем 
не подтвержденные. И довольно смутные. Но я подумал, что имело бы 
смысл установить... 
	Дрейтон поднял бровь. 
	- О драконе? - переспросил он. 
	- Вероятно, человеку, далекому от моей науки, трудно оценить все 
значение дракона, - сказал Максвелл. - Пока еще не обнаружено ни одного 
реального подтверждения того, что подобное существо действительно где-
нибудь когда-нибудь обитало. А ведь легенды о драконах - одна из 
характернейших черт фольклора Земли и некоторых других планет. Феи, 
гоблины, тролли, баньши - их всех мы обнаружили во плоти, но драконы 
по-прежнему остаются легендой. И любопытно, что у нас на Земле эта 
легенда бытовала не только среди людей. Легенды о драконах есть и у 
маленького народца холмов. Мне иногда кажется, что наши сказания о 
драконах мы заимствовали именно у них. Но все это лишь предания, и нет 
никаких фактов, подтверждающих... 
	Он умолк. Какое дело лишенному воображения полицейскому до 
легенд о драконах? 
	- Извините, инспектор, - сказал он. - Боюсь, я несколько увлекся. 
	- Мне приходилось слышать, что в основе этих легенд лежат 
воспоминания о динозаврах, унаследованные от предков. 
	- Да, я знаю о таких предположениях, - ответил Максвелл. - Но 
ведь этого не могло быть. Динозавры вымерли задолго до того, как 
появились самые отдаленные предки человека. 
	- Но маленький народец... 
	- Возможно, - перебил Максвелл, - но маловероятно. Я хорошо 
знаком с обитателями холмов и разговаривал об этом с ними. Их род, 
несомненно, гораздо древнее нашего, но нет никаких данных, что их предки 
уже существовали в дни динозавров. Во всяком случае, никаких 
воспоминаний об этом у них не сохранилось, хотя их легенды и сказания 
восходят к событиям давностью в несколько миллионов лет. Они очень 
долговечны, почти бессмертны по нашим меркам, но, конечно, в свой срок 
они тоже умирают. При подобном положении вещей изустные предания, 
переходящие от поколения к поколению, как правило, сохраняются... 
	Дрейтон нетерпеливо отмахнулся от драконов и от маленького 
народца холмов. 
	- Вы отправились в систему Енотовой Шкуры, - сказал он, - но не 
попали туда. 
	- Совершенно верно. Я оказался на той планете, о которой говорил. 
На хрустальной планете, заключенной в оболочку. 
	- Хрустальной? 
	- Из какого-то камня. Может быть, из кварца. А может, и из 
металла. Я видел там металлы. 
	Дрейтон спросил мягко: 
	- А когда вы отправлялись, вы не знали, что окажетесь на этой 
планете? 
	- Если вы подозреваете сговор, - ответил Максвелл, - то вы 
ошибаетесь. Для меня это было полной неожиданностью. В отличие от вас, 
как будто. Ведь вы ждали меня здесь! 
	- Да, особой неожиданностью ваше прибытие не было, - согласился 
Дрейтон. - Нам уже известны два таких случая. 
	- Значит, у вас есть сведения об этой планете? 
	- О ней - никаких, - сказал Дрейтон. - Нам известно только, что где-
то имеется планета с незарегистрированным передатчиком, а также 
приемником, позывные которой в списках не значатся. Когда здесь, на 
Висконсинской станции, оператор принял их уведомление о передаче, он 
послал им сигнал подождать, пока не освободится какой-нибудь из 
приемников, а сам связался со мной. 
	- А остальные двое? 
	- Также поступили сюда. Оба они были адресованы на 
Висконсинскую станцию. 
	- Но если они вернулись... 
	- В том-то и дело! - сказал Дрейтон..- Они не вернулись. То есть в 
том смысле, что мы не могли их ни о чем расспросить. В волновой схеме 
произошли какие-то нарушения, и они восстановились неверно. 
Перепутались друг с другом. Оба - внеземляне, но клубок получился такой, 
что нам пришлось много повозиться, прежде чем мы установили, кем они 
могли быть. Да и сейчас еще мы полностью не уверены. 
	- Они были мертвы? 
	- Мертвы? Еще бы! Довольно жуткая история. Вам повезло. 
	Максвелл с трудом подавил дрожь. 
	- Да, пожалуй, - сказал он. 
	- Казалось бы, - продолжал Дрейтон, - те, кто берется за передачу 
материи на расстояние, должны бы прежде научиться делать это как 
положено. И неизвестно, сколько пассажиров они уже успели неправильно 
принять! 
	- Но ведь вы должны были бы это знать! - возразил Максвелл. - Я 
хочу сказать, что вам должны быть известны все случаи исчезновения в 
пути. Любая станция немедленно сообщила бы о том, что ожидаемый 
пассажир не прибыл. 
	- Тут-то и зарыта собака! - воскликнул Дрейтон. - Не было ни 
одного случая, чтобы кто-нибудь исчез. Мы не сомневаемся, что двое 
внеземлян, которых мы приняли мертвыми, благополучно прибыли на 
станцию назначения, так как ни единого нарушения в расписании прибытий 
зарегистрировано не было. 
	- Но ведь я же отправился в систему Енотовой Шкуры, и оттуда 
должны были сообщить,... 
	Он умолк, оглушенный внезапной мыслью. 
	Дрейтон медленно кивнул. 
	- Я так и думал, что вы разберетесь в ситуации. Питер Максвелл 
благополучно прибыл на станцию системы Енотовой Шкуры и почти месяц 
назад вернулся на Землю. 
	- Это какая-то ошибка, - машинально сказал Максвелл. 
	Он был не в силах поверить, что их теперь двое, что на Земле 
существует еще один Питер Максвелл, во всем ему подобный. 
	- Нет, это не ошибка, - сказал Дрейтон. - Мы пришли к выводу, что 
эта планета не перехватывает волновые схемы. Она их дублирует. 
	- Так, значит, я существую в двойственном числе? И, может быть... 
	- Уже нет, - сказал Дрейтон. - Вы существуете в единственном 
числе. Примерно через неделю после своего возвращения Питер Максвелл 
погиб. Несчастный случай. 
 
 
 
 
	2. 
 
	В нескольких шагах от крохотного кабинета, где Максвелл 
беседовал с Дрейтоном, за поворотом коридора он увидел ряд свободных 
стульев и, поставив свой чемодан на пол, осторожно опустился на один из 
них. 
	Это невозможно, твердил он себе. Сразу два Питера Максвелла - а 
теперь один из этих Максвеллов мертв! Как поверить, что хрустальная 
планета располагает аппаратами, которые способны дублировать систему 
волн, движущихся со сверхсветовой скоростью, вернее, со скоростью, 
неизмеримо превосходящей скорость света, поскольку в любом уголке 
Галактики, уже охваченном сетью передатчиков материи, нигде не 
замечалось ни малейшего разрыва между моментом передачи и моментом 
приема. Перехват - да, пожалуй! Перехватить волновую схему в пути 
теоретически еще можно. Но снять с нее копию? Нет! 
	Две невероятности, думал он. Два события, которые просто не 
могли произойти. Впрочем, если одно все-таки произошло, то другое было 
лишь его естественным следствием. Раз с волновой схемы была снята 
копия, то обязательно должны были возникнуть два Максвелла, один из 
которых отправился в систему Енотовой Шкуры, а другой - на хрустальную 
планету. Но если тот, другой Питер Максвелл действительно отправился в 
систему Енотовой Шкуры, он должен еще быть там или только-только 
вернуться. Ведь он уехал туда на шесть недель и собирался задержаться 
дольше, если того потребуют розыски источника легенд о драконе. 
	Внезапно он заметил, что у него дрожат руки, и, стиснув их, зажал 
в коленях. 
	"Держись!" - приказал он себе. Что бы его ни ждало, он должен 
довести дело до конца! И ведь он ничего, в сущности, не знает. У него нет 
никаких фактов. Только утверждения инспектора службы безопасности, а к 
ним следует относиться критически. Ведь это могло быть всего лишь 
неуклюжей полицейской уловкой, попыткой заставить его сказать лишнее. 
Однако это могло быть и правдой... все-таки могло! 
	Но если так, он тем более должен держаться. Потому что у него 
есть дело, которое надо довести до конца, ничего не напортив. 
	Однако все станет гораздо сложнее, если за ним будут следить. С 
другой стороны, не известно, будут ли за ним следить. А впрочем, так ли 
уж это важно? Труднее всего будет пробиться к Эндрю Арнольду. Попасть 
на прием к ректору Планетарного университета не очень-то просто. Он 
слишком занятой человек, чтобы тратить время на разговоры с заурядным 
преподавателем, тем более что указанный преподаватель не сможет даже 
сообщить заранее, о чем, собственно, он намерен беседовать с ректором. 
	Дрожь в руках унялась, но он все еще не разжимал их, Немного 
погодя он выберется отсюда, спустится к шоссе и сядет где-нибудь на одной 
из внутренних скоростных полос, Через час с небольшим он уже будет у 
себя в университетском городке и скоро узнает, правду ли говорил Дрейтон. 
И увидит своих друзей - Алле-Опа, Духа, Харлоу Шарпа, Аллена Престона 
и всю прочую братию. И вновь будут буйные ночные пирушки в "Свинье и 
Свистке", долгие мирные прогулки по тенистым аллеям и катанье на 
байдарках по озеру. Будут беседы, и споры, и обмен старинными 
сказаниями, и неторопливый академический распорядок дня, оставляющий 
человеку досуг, чтобы жить. 
	Он поймал себя на том, что с удовольствием думает о предстоящей 
поездке, потому что шоссе огибало холмы по границе Заповедника 
гоблинов. Там, конечно, жили не только гоблины, но и прочие существа, с 
древних времен называемые маленьким народцем, и все они были его 
друзьями - ну если не все, то очень многие. Тролли порой могли, вывести 
из себя кого угодно, а заключить настоящую прочную дружбу с такими 
созданиями, как баньши, было трудновато. 
	В это время года, подумал он, холмы должны быть великолепны. 
Он отправился в систему Енотовой Шкуры на исходе лета, и холмы все еще 
были облачены в темно-зеленые одежды, но теперь, в середине октября, 
они, конечно, уже блистают всеми пышными красками осени: винный 
багрянец дубов, багрец и золото кленов и пламенеющий пурпур дикого 
винограда, как нить, сшивающая все остальные цвета. И воздух будет 
пахнуть сидром, будет пронизан тем неповторимым пьянящим 
благоуханием, которое приходит в леса только с умиранием листьев. 
	Он сидел и вспоминал, как два года назад в такую же осень они с 
мистером О'Тулом отправились на байдарках вверх по реке в северные 
леса, надеясь где-нибудь по пути вступить в контакт с лесными духами, о 
которых повествуют древние легенды оджибуэев. Они плыли по 
кристально-прозрачным потокам, а вечером разжигали костер на опушке 
темного соснового бора; они ловили рыбу на ужин, и отыскивали лесные 
цветы на укромных полянках, и рассматривали бесчисленных птиц и 
зверей, и отлично отдохнули. Но никаких духов они так и не увидели, что, 
впрочем, было вполне естественно. С маленьким народцем Северной 
Америки редко кому удавалось вступить в соприкосновение, потому что это 
были подлинные дети первозданной природы, непохожие на 
полуцивилизованных, свыкшихся с людьми обитателей холмов Европы. 
	Стул, на котором сидел Максвелл, был повернут к западу, и сквозь 
гигантские стеклянные стены он видел реку и обрывы за ней, по которым в 
старину проходила граница штата Айова, - темно-лиловые громады в венце 
молочно-голубого осеннего неба. На краю одного из обрывов он различил 
чуть более светлое пятно - это был Институт тавматургии, где преподавали 
главным образом восьминожки с планет Альфы Центавра. Вглядываясь в 
дальний силуэт здания, Максвелл вспомнил, что много раз обещал себе 
принять участие в одном из их летних семинаров, но так и не собрался. 
	Он протянул руку и переставил чемодан, намереваясь встать, но 
остался сидеть. Он никак не мог отдышаться, а в коленях ощущалась 
неприятная слабость. То, что он услышал от Дрейтона, потрясло его 
гораздо больше, чем ему показалось в первый момент, и шок никак не 
проходил. Спокойнее, спокойнее, сказал он себе. Нельзя так распускаться. 
Может быть, это неправда, даже наверное неправда. И пока он сам во всем 
не убедился, нервничать нечего. 
	Максвелл медленно встал, нагнулся, чтобы взять чемодан, но 
задержался, все еще не решаясь окунуться в шумную суматоху зала 
ожидания. Люди - земляне и внеземляне - деловито спешили куда-то или 
стояли небольшими группами. Белобородый старец в чопорном черном 
костюме - маститый ученый, судя по его виду, решил Максвелл, - что-то 
говорил компании студентов, явившихся его проводить. Семейство 
рептилий расположилось на длинных диванчиках, предназначавшихся для 
существ такого типа, то есть не способных сидеть. Двое взрослых, 
лежавших лицом друг к другу, переговаривались с шипением, характерным 
для речи рептилий, а дети тем временем ползали по диванчикам и под 
диванчиками и, играя, свивались в клубки на полу. В небольшой нише 
бочкообразное существо, лежа на боку, неторопливо перекатывалось от 
одной стены к другой, что, вероятно, соответствовало манере землян в 
задумчивости расхаживать взад и вперед по комнате. Два паукообразных 
создания, удивительно похожие на фантастические конструкции из 
тоненьких палочек, расположились друг против друга на полу. Они 
начертили мелом на плитах что-то вроде игральной доски, расставили на 
ней странные фигурки и, азартно вереща, принялись двигать их с 
молниеносной быстротой. 
	Дрейтон спрашивал о колесниках. Нет ли какой-нибудь связи 
между хрустальной планетой и колесниками? 
	Вечно колесники! Настоящая мания - колесники, колесники, 
колесники, думал Максвелл. И может быть, для этого все-таки есть 
основания. Ведь о них не известно почти ничего. Они были смутным и 
неясным фактором, возникшим где-то в глубинах космоса, еще одной 
движущейся по вселенной мощной культурой, которая кое-где на дальних 
границах вступала в отдельные контакты с ширящейся человеческой 
культурой. 
	И Максвелл воскресил в своей памяти первый и единственный 
случай, когда ему довелось увидеть колесника - студента, который приехал 
из Института сравнительной анатомии в Рио-де-Жанейро на двухнедельный 
семинар в Институте времени. Он помнил возбуждение, охватившее 
Висконсинский университетский городок: разговоров было много, однако 
выяснилось, что увидеть загадочное существо практически невозможно - 
колесник почти не покидал здания, где проходил семинар. Но однажды, 
когда Максвелл шел к Харлоу Шарпу, который пригласил его пообедать 
вместе, ему в коридоре встретился колесник, и это было настоящее 
потрясение. 
	Все дело только в колесах, сказал он себе. Ни у какого другого 
существа в известных пределах вселенной колес не было. Он вдруг увидел 
перед собой пухлый пудинг, подвешенный между двумя колесами, ось 
которых проходила примерно через середину туловища. Колеса были одеты 
мехом, а обод, как он заметил, заменяли роговые затвердения. Низ 
пудингообразного тела свисал под осью, точно набитый мешок. Но худшее 
он обнаружил, подойдя поближе: вздутая нижняя часть была прозрачной, и 
внутри что-то непрерывно извивалось и копошилось - казалось, ты видишь 
огромную банку, наполненную червяками самых ярких расцветок. 
	И эти извивающиеся червяки в этом обвислом безобразном брюхе 
действительно были если и не червями, то, во всяком случае, какими-то 
насекомыми, какой-то формой жизни, тождественной земным насекомым. 
Колесники представляли собой организмы-ульи, и их культура слагалась из 
множества таких ульев, каждый из которых был отдельной колонией 
насекомых или чего-то, что соответствовало насекомым в представлении 
землян. 
	Такие ульевые создания вполне могли дать пищу для тех страшных 
историй о колесниках, которые возникали где-то на отдаленных границах 
вселенной. И если эти жуткие истории не были вымыслом, значит, человек, 
наконец, действительно столкнулся с тем гипотетическим врагом, встречи с 
которым он опасался с того момента, как вышел в космос. 
	Исследуя вселенную, человек обнаружил немало странных, а 
иногда и жутких созданий, но ни одно из них, размышлял Максвелл, не 
наводило такого ужаса, как это снабженное колесами гнездо насекомых. В 
самой его идее было что-то тошнотворное. 
	Земля уже давно стала гигантским галактическим учебным 
центром, куда десятками тысяч прибывали внеземные существа, чтобы 
учиться и преподавать в его бесчисленных университетах и институтах. И 
со временем, подумал Максвелл, в это галактическое содружество, 
символом которого стала Земля, могли бы войти и колесники, если бы 
только удалось установить с ними хоть какое-то взаимопонимание. Но до 
сих пор достичь этого не удавалось. 
	Почему, с недоумением спросил себя Максвелл, даже мысль о 
колесниках вызывает необоримое отвращение, хотя человек и все другие 
обитатели вселенной научились отлично ладить друг с другом? 
	Зал ожидания вдруг представился ему вселенной в миниатюре. Тут 
были существа, прибывшие с множества планет самых разных звезд - и 
прыгуны, и ползуны, и дергунчики, и катуны. Земля стала плавильной 
печью галактик, думал он, тем местом, где встречаются существа с тысяч 
звезд, чтобы знакомиться с чужими культурами, чтобы обмениваться 
мыслями и идеями. 
	- Номер пять-шесть-девять-два! - завопил громкоговоритель. - 
Пассажир номер пять-шесть-девят