епала от щедрот Лиха Одноглазого, раз он впервые в
жизни проиграл сражение. Стало быть, оно, не будем его лишний раз
поминать, не только к нам прицепилось...
  - Ау, Венедин, очнись! Мы вчера выстояли в передовом полку, причем,
заметь, практически без ран. Выжили в сече. Ночью, как по бульвару, ушли
от татарских стрел. Ты сбил самого могущественного мага Орды и раздобыл
амулет, правда, никто не знает, как он действует. Даже смерть Буринойона
скорее его проблема, чем наша. Не дергался бы, жил и жил.
  - А ведь верно, - задумчиво подытожил все сказанное Лис. - Ведь так же оно
и получается. Блин, а я-то вчера облажался! Комендант паники! Нервы надо
лечить. Так лохануться!
  Самобичевания наши прервало появление верхового, еле сдерживающего каурого
аргамака, нетерпеливо танцевавшего на месте в вынужденном простое.
  - Воеводу Воледара Ингваровича да побратима его Лиса Венедина Володимир
Ильич к себе кличет. - Прокричав это, всадник дал шпоры своему горячему
скакуну и галопом помчался куда-то еще сообщать волю Муромца.

  * * *

  Вблизи штабного шатра дорогу нам преградил Илья Муромец собственной
персоной.
  - Пошли, - кинул он, кладя руки нам на плечи.
  От такого приглашения тяжело было отказаться. Я обратил внимание, что тон
богатыря был не то чтобы холоден, но мрачен. Казалось, он вовсе не был рад
встрече с боевыми товарищами.
  - Отец твой нас звал, - неспешно произнес я.
  - Знаю. Он и велел вас перенять да проводить. Мы с Лисом переглянулись.
Начало не предвещало ничего хорошего.
  - Идем, идем, - заторопил нас Илья Володимирович. - Вначале посмотрим да
послушаем, а уж затем беседы побеседуем.
  - Час от часу не легче, - вздохнул я, понимая, что вряд ли бы старший
Муромец избрал столь странный способ встречи для веселых застольных бесед.
  В тягостных раздумьях мы дошли до шатра и, обойдя его, втиснулись в
небольшую палатку, примыкавшую к нему сзади и, очевидно, предназначенную
для ночлега отдыхающей стражи.
  - ...Теперь же мы одержали славную победу, и никто уже там не посмеет
сказать, что мы слабы, - четко и размеренно произносил чей-то уверенный
голос.
  - Это Мстислав Киевский, - пояснил Илья Муромец.
  - И мы, и наши враги понесли огромные потери, - продолжал тот же голос. -
Но армии Чингисхана неисчислимы, пройдет немного времени, и на смену этой
Орде он пришлет другую. Где нам взять силы, чтобы противостоять ей? Да,
враг разбит, но не сокрушен. И мы должны искать с ним мира, а не новой
войны. А потому я стою на том, чтобы выдать убийц.
  За тонкой матерчатой стенкой раздался невразумительный гул голосов, судя
по интонациям, явно поддерживающий слова оратора.
  - Да-да, это о вас, - едва шевеля губами, прошептал младший Муромец. -
Сегодня поутру от Субедэя посольство прибыло, требует выдать убийц
Буринойона. Говорят, не в бою был убит, а стрелой посреди степи, да еще и
со связанными руками. Выходит, чистой воды убийство. А убийцы, то бишь вы,
други мои, в нашем стане скрываются.
  - Отколь про нас-то известно?
  - Да уж известно, - усмехнулся Илья Муромец. - Поди, не дети малые,
понимать надо, столько глаз кругом, нешто схоронишься? - Он замолчал и
вновь прислушался. - О, Суздальский говорит.
  - Прав князь Мстислав, в том спору нет...
  - Ты ба! Сколь живу, впервые Владимирские князья с Киевскими в согласии
пребывают.
  - ...Войско наше не вечно здесь стоять будет. Поди, дома-то уже жены мужей
заждались, матери все глаза исплакали, сынов ожидаючи. Разойдутся полки да
дружины по домам, а тут ворог и нагрянет. Чем держать его будем? Против
такой-то силищи кто сам выдюжит?
  - Надо же, уразумел, - недобро хмыкнул Илья. - Уж и на том спасибо. - Он
вновь обратился к нам: - Субедэй за ваши жизни клянется полон вернуть, а
его нынче в Орде тыщ до трех будет. Да божится, что уломает Чингисхана не
ходить впредь на землю русскую.
  - ...И запылают тогда села и города. Сколько крови прольется? Окиян-море.
  - Как думаете, друга, выдадут князья да бояре чужеземцев за такой-то куш?
  - А я говорю, не видано то дело - витязей татарве на съедение отдавать! -
раздалось где-то совсем близко.
  - О, чуете, - Муромец поднял указательный палец вверх, - и за вас голос
слышен. То Святополк Туровский. Молодой еще да горячий. А может, надеется
в своих лесах да болотах отсидеться?
  Ответом на реплику молодого князя был гул возмущенных голосов, не
разделявших его точку зрения.
  - Тихо, князи! - перекрыл шум голосов грозный рык Олега Изборского. - Что
это вы тут рюмаете, точно вас батогами всю ночь гоняли! В своем ли вы уме,
али белены объелись? Прав Святополк. А коли в завод у вас пойдет людей
своих злому ворогу передавать, то кто с вами-то останется? Оттого наши
рати за нас и стоят, что и мы за них жизни свои не жалеем. Ведовством да
лукавством Субедэю глаза отвести нужно, а не выдавать. А уж коли спрятать
их надо ненадежнее, пускай ко мне в Юрьев идут. Такие справные витязи там
ныне нужны.
  - Тебе, князь Олег, воевода Воледар Юрьев у ливонцев отнял, вот ты за него
и говоришь. Мы же о всей земле русской печемся.
  - Так-то, други мои дорогие, - вздохнул тяжело Илья Муромец. -
Дожидайтесь-ка покуда тут. Когда совет закончится, отец с вами говорить
желает.

  * * *

  - Какие будут предложения? - прошептал я, когда мы остались вдвоем.
  - Выбор небогатый, - вздохнул Лис, - но уж, во всяком случае, объяснять,
что мы хотели уйти в Хорезм в связи с окончанием командировки, явно не
стоит. Оно, конечно, чистосердечное признание смягчает вину, но боюсь, что
после такого смягчения земля нам будет пухом. Так что на выбор: то ли у
нас с тобой был острый приступ лунатизма, то ли мы, на свой страх и риск,
будучи в состоянии глубокого душевного замешательства и алкогольного
изумления, решили похитить из вражеского лагеря Субедэя. Потерпевший Б.
взялся провести нас к нужному шатру, да по дороге наткнулся на стрелу.
Откуда они здесь вылетают, как мы помним, выяснить не удается. Может, она
вообще, в связи с приближающейся осенью, летела в теплые страны. Как тебе
план?
  - Полный бред, - констатировал я.
  - Верно, именно поэтому, быть может, и пройдет.
  Между тем голоса в шатре понемногу стали умолкать, утомленные долгими
дебатами князья начали расходиться по своим дружинам. Однако кое-что можно
было утверждать определенно: ни одна страховая фирма по результатам
завершившихся торгов не взялась бы страховать наши жизни и здоровье даже
на самую мизерную сумму.
  - Пошли, - в палатку бочком втиснулся Илья Муромец. - Разошлись уже все.
Отец вас ждет.
  Володимир Ильич Муромец восседал на своем месте во главе стола мрачный как
туча.
  - Проходите, побратимы, садитесь. - Он кивнул на лавку у стола. -
Рассказывайте, что вы там накуролесили?
  Лис сжал мне руку, давая знак молчать, и начал вдохновенную повесть о
наших терзаниях по поводу нелюбви князей, о мысли похитить вражеского
полководца, о неудачной ночной вылазке, да так красиво, что не знай я
истинной подноготной произошедшего, глядишь, и поверил бы его словам.
Старший Муромец кивал головой да изредка криво усмехался. Мне же
оставалось только удивляться, когда успел Лис придумать такую складную
байку. Переходя из уст в уста, она, безо всякого сомнения, имела шанс
стать непреложной истиной для позднейших историков этого мира.
  - Да-а, друга мои, - протянул Володимир Ильич, - почудили вы знатно. Что
дальше делать думаете? Слыхали небось, чего князья да бояре чают.
  - Так знамо чего. Смерти нашей ищут.
  - Ищут, - согласился Муромец. - Не все, правда, но старшие. Киев,
Владимир. Что думаете, как мне быть? Может, вы подскажете.
  Мы с Лисом молча переглянулись.
  - То-то же, побратимы. Задали вы мне загадку. Не выдай я вас - Субедэй
полон перебьет, а следующим летом его уже вновь в земле русской ждать
придется. Но выдавать друзей - дело для витязя незнаемое. Да и не
по-христиански это, прах его побери.
  - Позвольте, я скажу, ваша честь. - Я поднялся с лавки.
  - Да сиди уж, - Муромец махнул рукой, - напозволялся. Вот что я решил:
устроим татарве каверзу. Казним вас на глазах у поганых.
  Я внутренне напрягся. Смысл предстоящей затеи пока что не слишком радовал.
Гибель от рук сотоварищей была бы, конечно, куда как менее мучительной,
но, честно говоря, она вовсе не входила в наши планы.
  - Ну что насупились, витязи? - прогремел Володимир Ильич. - Не сладко-то
на казнь идти? А вы как думали, вам за убийство Чингисханова внука пирогов
с вишней напекут? Ну да ништо, - он смягчился, сводя слова свои в усмешку,
- казним мы вас только для виду. На самом же деле выбирайте: то ли в Юрьев
отправляться, очень вас князь Олег к себе кличет, то ли за море.
  - За море? - переспросил я.
  - За него самое. В Империю. Еще вчера предложить вам хотел, да не
сложилось. А нынче во как... А в самый бы раз вам, люди вы надежные да
известные. Когда б такое не учинили, лучше вас, поди, и не сыскать.
  - Да что надо-то? - не удержался от вопроса Лис.
  - Дочь князя Киевского, Алену Мстиславишну, в Трир доставить. Император
Фридрих ее за своего сына Людвига сватает. Путь не близкий и опасный
предстоит, тут нужны люди не только храбрые, но и места знающие. А
женитьба эта нам во как нужна. - Володимир Ильич приставил ладонь к горлу.
- За ней и торговля знатная, и поддержка против ливонцев. Да и императору
в том польза немалая. Он наконец в крестовый поход собрался. Ему спину от
Лиги северных баронов защитить надо.
  При слове "крестовый поход" мы с Лисом заговорили одновременно:
  - За море идем, батюшка. Только вели, жизни своей не пожалеем, красну
девицу к суженому в лучшем виде доставим.

  * * *

  Длинная колонна русских пленников, захваченных Ордой за время похода,
тянулась мимо нас подобно похоронной процессии, идущей за телами двух пока
еще несостоявшихся покойников. Чуть поодаль во главе нукеров восседал на
покрытом ковром коне сухой, как анчар, и такой же мрачный Субедэй.
Окружавшая нас стража гарцевала в ожидании заветного сигнала. Знатным
витязям не стали связывать руки, так сказать, из уважения к былым
заслугам, но охрану приставили, в прямом смысле слова, отборную.
  Наконец казавшаяся бесконечной колонна закончила свое шествие, и Володимир
Ильич, на полторы головы возвышавшийся над окружавшими его князьями и
воеводами, поднял руку, подавая знак начать нашу передачу.
  - Ну что, - негромко произнес Лис, когда мы тронулись с места, - вот как
раз и подвернулся случай проверить, увязалось ли за нами Горе-злосчастье.
  Я ухмыльнулся, заставляя своего коня прижаться плотнее к ближайшему
охраннику.
  - Понеслась!
  С этими словами я выхватил из джида "Джид - футляр для ношения дротиков
(сулиц)" моей "жертвы" острую сулицу и с размаху вонзил ему в бок.
Стражник зажал рану руками и начал заваливаться на сторону. Его внезапно
перепугавшийся конь широким галопом помчал в степь, позволяя всем и
каждому созерцать свисающее тело с торчащим в боку древком.
  - Н-но, выноси, родимые!
  Воспользовавшись общим переполохом, мы вонзили шпоры в бока скакунов и,
отгоняя взмахами плети пытающихся приблизиться, помчались в сторону Калки,
вверяя жизнь резвости своих жеребцов.
  Погоня, рассыпавшись широкой дугой, мчала вслед за нами, стремясь
завернуть, отрезать от берега коварных беглецов. От лагеря наперерез нам
на огромном гром-коне скакал могутный Илья Муромец, вздымая меч на отлет
для решительного удара. Но вот, повинуясь неслышной команде, упустившие
нас стражи потянули луки из саадаков "Иначе: налуч", и запели стрелы
каленые свою тихую смертную песнь. Вот одна ударила в спину Лиса,
вторая... раскинул он руки, словно в последний миг силясь обнять весь
белый свет, и упал в густую траву, скрываясь от моих глаз.
  Я гнал коня все дальше, пока не преградил мне путь хоробрый Илья свет
Володимирович по прозванию Муромец. Молнией сверкнул его меч, и покатилась
отсеченная голова, пятная кровью алою степные ковыли...


                                  Глава 10


  Памятники героям обходятся державе куда дешевле, чем живые герои.
  Людовик XIV

  Обозная повозка, в которой мы ехали, волочилась медленно, а уж для
человека, привыкшего к европейским спидвеям, и вовсе почти не трогалась с
места.
  - Капитан, - лежавший рядом Лис поднялся на локте, - я хочу тебя
поздравить.
  - С чем? - Я лениво открыл глаза, все еще не желая расставаться с
полуденной августовской дремой.
  - Сколько раз нас с тобой приговаривали к смертной казни, и гляди-ка,
действительно казнили.
  - Не подходит, - я вновь закрыл глаза, - нас не казнили, а убили при
попытке к бегству.
  - Да, - огорченно откинулся Лис. - Пожалуй, ты прав. Зато какое шоу!
Слабонервных просят удалиться, сильнонервных пристегнуться. Женщины от
безысходности и трагизма заламывают руки, закладывают за воротник и рвут в
клочки последнее бикини.
  - Лис, ты дашь поспать? - недовольно буркнул я.
  - Мертвецким сном?
  - Да ну тебя!
  - Ты ничего не понимаешь, - не унимался Лис. - Думаешь, хухры-мухры
всадить с тридцати метров две стрелы в доску двадцать на тридцать? Да еще
если доска под плащом. Да на всем скаку. Да по человеку, который тоже не
стоит на месте.
  - Не хухры-мухры.
  - А трюк с отлетающей головой? А стражник, которого ты зверски заколол
недрогнувшей рукою?
  - Тоже не хухры-мухры, - вяло отозвался я, но моего друга это явно не
удовлетворило.
  - Какой талант! Какая джигитовка! Прям Мухтарбек Кантемиров!
  - Татарин? - насторожился я.
  - Темнота-а! Каскадер!
  - А, тогда ничего.
  Процедура собственного убиения отчего-то произвела на Лиса неизгладимое
впечатление. Он пришел в такой неистовый восторг, что, казалось, готов был
вновь и вновь гибнуть на глазах у изумленной публики. Однако заявок на
наши головы больше не поступало. Путь опять лежал в Новгород, в объятия
старинного приятеля Хельмута Штолля. "Я возвращаю ваш портрет", - не
преминул съязвить Лис на канале связи в ответ на распоряжение Володимира
Ильича укрыться в гостином дворе ганзейца и озаботиться там кораблем,
способным принять на борт невесту имперского принца со свитой и стражей.
  - Интересно, почем сейчас корабли на новгородском рынке?
  Я лежал, стараясь отрешиться от фонтанирующего остроумия Лиса, искренне
считая, что человек, убитый вчера, имеет право на отдых в преддверии новых
славных дел. Когда в степи у Калки мы съехались с Ильей Муромцем у заранее
заготовленного обезглавленного тела, обработанного для верности Яросветом,
глаза наши встретились, он едва заметно кивнул, я резко наклонил голову
вперед, прижимая подбородок к груди и приводя этим в движение своеобразную
катапульту за спиной, заряженную головой номер два. После чего, стараясь
не страховаться, рухнул на землю и, оставив на память "двойнику" свой
византийский пурпурный плащ, быстро-быстро пополз как можно дальше от
места "гибели".
  "Двойника" Лиса обезглавили прямо на глазах у подъехавших монгольских
нукеров в то самое время, когда подошедшая ближняя дружина князя Олега
Изборского пополнилась двумя невесть откуда взявшимися витязями.
Несказанно расстроенный произошедшим Володимир Ильич громогласно объявил,
что, невзирая ни на что, тела убийц будут выданы Субедэю, а головы
захоронены в освященной земле по христианскому обычаю, и, развернувшись,
поскакал прочь, тем самым раз и навсегда закрывая все возникшие вопросы.
  Вечером того же дня он посетил повольника Ропшу, назначенного тут же
воеводой полка иноземного строя, и нас, вынужденных отныне путешествовать
в обозе, не шибко высовываясь из своего укрытия. "Так сделаем, - говорил
он, стараясь придать своему голосу непривычно тихое, звучание. - Посол
имперский со свитой да с ложною невестой сухом пойдут, через Полонию. Коли
есть у кого злой умысел, пусть там себе беды ищет. Вы же найдете доброе
ганзейское судно и под ганзейским же флагом с Аленою Мстиславишной - на
Альштадт "Альштадт - позднее Кенигсберг, нынешний Калининград", поплывете
в тевтонские земли. Герман фон Зальца, гроссмейстер орденский, императору
словно правая рука. Да, впрочем, что я говорю, вы сами знаете".
  Лис искоса глянул на меня, пытаясь скрыть невольный смешок. Еще бы! Мое
знакомство с гроссмейстером рыцарского ордена Девы Марии Тевтонской
происходило при обстоятельствах, способных заставить почувствовать
глубоким провинциалом знаменитого слугу двух господ Труффальдино из
Бергамо.

  * * *

  ...Известие о том, что буквально в полутора днях пути от шверинских
владений состоится тайная встреча между королем Вольдемаром Победоносным и
Германом фон Зальца, привело решительного предводителя Лиги северных
баронов в состояние неописуемого восторга. Когда же ему стало известно,
что их охрана малочисленна, он и подавно бросил все дела и велел ближней
гвардии немедля седлать коней. Увещевания Лиса, демонстрировавшего при
графе чудеса государственной мудрости, призывы дождаться подхода войск
соседей и только после этого выступать в поход не могли остановить его
сиятельство. Более того, казалось, мысль о том, что в случае подхода
союзных войск с соседями придется делиться не только добычей, но и славой,
привела графа в такое неистовство, что он покинул замок с малым отрядом (в
который входил и я), предоставляя остальным рыцарям догонять нас в пути.
  Вряд ли бы Генрих фон Шверин так спешил, узнай он, что новость о тайной
встрече, доставленная ему верным человеком, попала к тому не без помощи
Лиса, столь убедительно отговаривающего его от активных действий. Узнай
он, что еще до того, как графский конь ступил под арку крепостных ворот,
известие о выступлении шверинцев уже неслось в собственные руки и короля,
и гроссмейстера, он, вероятно, и вовсе бы отказался от мысли захватить тех
врасплох. Но эти факты чудным образом ускользнули от внимания нашего
"господина", и теперь расстояние, отделявшее графа Шверинского от
подготовленной ему западни, сокращалось со скоростью движения рыцарских
коней. Сам того не зная, решительный северный мятежник находился на
волосок от гибели, но при нем состоял верный я, и, стало быть, грозившая
опасность была не страшнее замкового призрака в преддверии третьих петухов.
  - Граф, - сказал я, глядя в глаза сюзерену прямо и сурово, - мы уже вблизи
врага. Позвольте мне отправиться в разведку. Вы можете рассчитывать на
меня, ваше сиятельство.
  - Я ценю твою преданность, Вальтер. - Генрих Шверинский хлопнул меня по
плечу. - Отправляйся, дружище, да возвращайся поскорее.
  Я отправился и, конечно же, нашел то, что ожидал. Объединенные
орденско-королевские войска раз в двадцать превосходили графский отряд, о
чем с затаенной грустью я и поведал его сиятельству.
  - Это западня! - воскликнул обескураженный граф и был, несомненно, прав.
  - Да, мой господин, - ответил я. - Но у нас есть одно преимущество. Нам
известно, что они стоят здесь, а им о том, что мы близко, вероятно, еще
неведомо.
  - Так что же ты предлагаешь?
  - Сражение в таких условиях было бы безумием. Нам следует отступить,
заставив врага ждать и тревожиться впустую. А я же, если будет на то
позволение вашего сиятельства, с отрядом не силой, так хитростью задержу
их, не дам устремиться за вами в погоню. Могу обещать вам полдня, а если
Господь будет милостив, то, может быть, и целый день.
  - Я не забуду этого, Вальтер, - прочувственно произнес граф, пожимая мне
руку.
  Надежды фон Шверина не были обмануты. Объединенное войско не тронулось с
места еще сутки. Нечто подобное мною и предполагалось. Но клянусь золотыми
шпорами, я дорого бы дал, чтобы узнать, что именно думал и чувствовал
каждый из военачальников, читая мои вдохновенные послания. Начинались они
с сожаления о том, что злой судьбе было неугодно довести до конца наш
замысел и какая-то нелепая случайность дала возможность графу избегнуть
хитрой ловушки. Заканчивались же в уверениях абсолютной преданности и
мольбой ни в коем случае не сообщать вождю союзников о моей бескорыстной
помощи, ибо в одном случае: "Злым умыслом оного из земель отчих изгнан", а
во втором; "В бли