,  растерянный.  На
расстоянии в пять метров он уже почувствовал определенное  облегчение,  но
не без того, чтобы выдержать это, он был вынужден постоянно повторять  про
себя, что переносит эманацию с каждой минутой все лучше.
     - О чем ты спрашивал?
     - Ты наблюдаешь только за этим пилоном?
     - Я сделал знаки еще на паре. Наверняка все они вращаются. Однако  их
механизмы  я  не  обнаружил.  Под  этим   городом   скрываеться   какой-то
фантастический мозг.  Старый,  насчитывающий  миллионы  лет,  но  все  еще
работающий. Может быть, это какой-то жидкий металл, в котором  циркулируют
первоэлементы сознания. Этот мозг заставляет вращатся пилоны,  следить  за
чистотой воды, чистит улицы.
     - И расставляет ловушки.
     - И расставляет ловушки, - подтвердил  Мюллер.  -  Но  для  меня  это
непонятно. Когда я копал и тут и там, под тротуаром, я натыкался только на
почву. Может быть, вы, сукины дети археологи,  сможете  локализовать  мозг
этого города? Ну? Есть какие-нибудь наметки?
     - Вроде бы никаких, - сказал Раулинс.
     - Ты говоришь это без особой уверенности.
     - Потому что не знаю. Я не принимаю никакого  участия  в  работах  на
территории лабиринта. - Раулинс невольно виновато  улыбнулся.  Он  тут  же
пожалел об этом и услышал по контрольной  линии  замечание  Бордмана,  что
виноватая улыбка как правило заранее отмечает ложь, и что Мюллер  в  любую
минуту может сообразить  это.  -  Я  преимущественно  работал  снаружи,  -
обьяснял он Мюллеру, - вел исследования у входа. А потом, когда вошел,  то
направился прямо сюда. Так что я не знаю что наоткрывали тут другие.  Если
вообще они что-то открыли.
     - Они собираються вести раскопки на улицах? - спросил Мюллер.
     -  Не  думаю.  Теперь  мы  так  часто   не   копаем.   У   нас   есть
исследовательская аппаратура, сенсорные устройства и зондирующие  лучи.  -
Захваченный  собственнной  импровизацией,  он  продолжал:  -   Разумеется,
когда-то археология несла разрушения. Чтобы исследовать то, что находиться
под пирамидой, надо было пирамиду разобрать. Но сейчас для многих работ мы
можем использовать роботов. Понимаешь,  это  новая  школа  -  исследование
грунта без раскопки его. Таким  образом  мы  сохраняем  памятники  прошлых
дней...
     - На одной из планет Эпсилон Индейца. - сказал Мюллер, - какие-нибудь
пятнадцать лет назад группа археологов разобрала  древнейший  погребальный
павильон  неизвестного  происхождения  и  ни  одним  способов  не  удалось
восстановить это сооружение, поскольку никто не знал,  на  каком  принципе
оно было построено. Как бы ни пытались сложить его, оно падало, и это была
огромная потеря. Я случайно видел его развалины несколько месяцев  спустя.
Разумеется ты знаешь эту историю.
     Раулинс истории этой не знал. Покраснев, он произнес:
     - Ну... в любой области всегда отыщутся свои халтурщики...
     - Лишь бы их здесь не  было.  Я  не  потерплю  никаких  разрушений  в
лабиринте. Это не значит, что у них  нашлось  бы  много  возможностей  для
этого. Лабиринт превосходно защищает себя. - Мюллер неторопливо отошел  от
пилона.
     Раулинс чувствовал все большее облегчение по  мере  того,  как  росло
расстояние между ними, но  Бордман  посоветовал  ему  пойти  за  Мюллером.
Тактика преодолевания недоверчивости  Мюллера  предусматривала  намеренное
пребывание в эмоциональном поле. Не оборачиваясь, Мюллер произнес  как  бы
сам себе:
     - Клетки опять закрыты.
     - Клетки?
     - Посмотри... вон там, на той улице.  Раулинс  увидел  нишу  в  стене
здания. Прямо из мостовой вырастало несколько десятков прутьев  из  белого
металла, постепенно изгибающихся и входящих в  стену  на  высоте  примерно
четырех метров. Таким образом, они создавали нечто  вроде  клетки.  Другую
такую же клетку он разглядел дальше на той же улице.
     Мюллер сказал:
     - Всего их двадцать, они симметрично расположены на улицах, отходящих
от площади. Трижды за то время, пока я здесь нахожусь, клетки открывались.
Прутья как-то вдвигаются в тротуар и исчезают. Последний, третий  раз  это
произошло позавчера ночью. Я никогда не видел самого процеса открытия  или
закрытия. И на этот раз проворонил.
     -  Для  чего,  как  тебе  кажется,  могли  служить  эти   клетки?   -
поинтересовался Раулинс.
     - В них содержались опасные  звери.  Или  же  плененные  врани,  быть
может. Для чего же еще могут служить клетки?
     - Но ведь они открываються до сих пор.
     - Город все еще заботится о своих жителях. В наружные  зоны  проникли
враги. Вот клетки и ждут в готовности на тот случай, если  кто-то  из  них
будет пойман.
     - Ты говоришь о нас?
     - Да. О врагах. - В глазах Мюллера неожиданно блеснула параноидальная
ярость. Угрожающе  быстр  после  логических  рассуждений  последовал  этот
холодный взрыв. - Хомо сапиенс! Самое безжалостное, самое грязное и  самое
подлое животное во Вселенной!
     - Ты говоришь так, словно сам в это веришь...
     - Верю.
     - Успокойся, - сказал Раулинс. - Ты же всю  свою  жизнь  старался  на
благо человечества. Не может быть, чтобы ты в это верил...
     - Всю свою жизнь, медленно произнес Мюллер, -  я  потратил  на  благо
Ричарда Мюллера.
     - Он повернулся к Раулинсу. Расстояние между ними было метров шесть -
семь, но, казалось, что эманация почти так же  сильна,  как  если  бы  они
стояли лицом к лицу.
     - Человечесвво, - продожал он, - нисколько не касалось меня, малыш. Я
видел  звезды  и  хотел  завладеть  ими.   Мне   мерещилось   божественное
могущество. Одного мира мне казалось мало. Я жаждал обладать всеми мирами.
Поэтому я выбрал себе профессию которая сделал звезды доступными для мене.
Я  тысячу  раз  был  перед   лицом   смерти,   выдерживал   фантастические
температуры. От дыхания причудливыми газами легкие мои сгнили, так что мне
пришлось подвергнуть их обновлению. Я ел мерзость, один рассказ о  которых
вызывает тошноту. А детишки, такие как ты, обожали меня и писали  рефераты
о  моей  самоотверженности  в  работе  на  благо  человечества,   о   моей
безграничной жажде зананий.
     А я тебе обьясню, что это было на самом деле. Во мне было столько  же
самоотверженности, как в  Колумбе,  Магелане  или  Марко  Поло.  Это  были
великие путешественники, конечно же,  но  при  этом  они  стремились  и  к
немалой прибыли. Прибыль же, которой добился  я  -  все  вокруг.  Я  хотел
сделаться стокилометрового роста. Хотел, чтобы  памятники  мне  из  золота
были установлены на тысячах планет. Знаешь, как в  стихах:  "Слава  -  вот
наши шпоры... последняя слабость утонченного ума". Мильтон.
     Ты знаком с этими самыми греками? Когда  человек  забирается  слишком
высоко, боги сбрасывают его вниз. Это называется гибрис. Я познакомился  с
этим фатальным образом. Когда я сквозь  облака  спускался  к  гидрянам,  Я
ощущал себя богом. Когда я улетал оттуда, вновь  сквозь  те  же  облака...
тоже был богом. Для гидрян это уже вне сомнения. Тогда я думал: я останусь
в их мифах, они всегда  будут  рассказывать  легенды  обо  мне.  Существо,
спустившееся  к  ним  и  встревожившее  их  настолько,  что  пришлось  его
обезвредить... Но...
     - Эта клетка...  -  Позволь,  я  закончу!  -  рявкнул  Мюллер.  -  Ты
понимашь, в действительности  я  никакой  не  бог...  я  обычный  паршивый
смертный, одержимый иллюзиями собственной богоравности, пока истинные боги
не позаботились преподать мне небольшой урок. Это  они  сочли  необходимым
напомнить мне, что под пластиковым комбинезоном скрывается  волосатый  ско
т... что в этом интеллигентном черепе кроется звериный  мозг.  Это  по  их
поручению  гидряне  воспользовались   кой-какими   своими   хирургическими
уловками - наверняка одной из своих специальностей - и открыли у меня этот
мозг.
     Не знаю, сделали ли они это из злости, чтобы я узнал, что такое жизнь
в аду, или же решили,  что  должны  избавить  меня  от  моего  врожденного
порока, а именно - неумения проявлять чувства. Они - чужие  нам  создания.
Ты только представь их себе. Но они внесли это небольшое исправление.
     А я вернулся на Землю. Герой и прокаженный  в  одном  лице.  Встаньте
рядом со мной и вас начнет рвать. Почему? Да потому, что то, что  бьет  из
меня, напоминает каждому, что он  тоже  зверь.  И  в  результате  мы  лишь
несемся сломя голову по нашему порочнуму кругу. Любой начинает  ненавидеть
меня, поскольку побыв рядом начинает разбираться в своей собственной душе.
И я ненавижу всех, так как знаю, что они стороняться меня.  Видишь  ли,  я
разносчик заразы, и имя этой заразы - правда.  Я  утверждаю,  что  залогом
человеческого счастья служит плотность  черепной  коробки.  Если  бы  люди
обладали хоть зачатками телепатических способностей, хотя бы  той  смутной
силой, умением обходиться без слов, какими располагаю я, то  они  попросту
не смогли бы находиться в обществе друг друга. Существование человеческого
коллектива сделалось бы невозможным. А  гидряне  могут  взаимовоспринимать
мысли друг друга, и, скорее всего, это доставляет им удовольствие.  Но  мы
так не можем. И именно потому я заявляю тебе, что  человек  -  это  скорее
всего наиболее достойное удивления животное во всей вселенной, неспособное
даже переносить запахсвоих ближних... Душа не желает знать душу...
     Раулинс сказал:
     - Эти клетки вроде открываються.
     - Что? Сейчас  погляжу.  Мюллер  побежал  наугад.  Раулинс  не  успел
достаточно быстро отстраниться и испытал мгновенный удар эманации. На этот
раз это не было болезненно: он увидел осень,  засыхающие  листья,  вянущие
цветы, пыль от порывов ветра, ранние сумерки. Он испытал скорее сожаление,
чем боль от кратковременности жизни, неизбежного омертвления. Тем временем
Мюллер, забыв обо всем, смотрел на алебастровые прутья клетки.
     - Они ушли в тротуар уже на  несколько  сантиметров.  Почему  ты  мне
сказал только сейчас?
     - Я пытался и раньше. Но ты меня не слушал.
     - Да, да. Эти мои чертовы монологи! - Мюллер  рассмеялся.  -  Нед,  я
ждал много лет, чтобы увидеть это. Эта клетка действительно  открываеться.
Смотри, как быстро исчезают прутья в мостовой. Это очень странно, Нед.  До
сих пор они ни разу не открывались дважды в год, а ту второй раз  за  одну
неделю...
     - Может быть ты просто не замечал этого,  -  предположил  Раулинс.  -
Может быть, ты спал, когда они...
     - Ладно смотри!
     - Как ты думаешь, почему они открываются именно в эту минуту?
     - Повсюду вокруг враги, - сказал Мюллер. - Меня  город  принимает  за
своего. Я - постоянный житель, слишком долго я нахожусь  здесь.  А  теперь
смысл, наверное, заключается в том, чтобы запереть тебя. Врага. Человека.
     Клетка раскрылась полностью. Не было видно ни следа от прутьев, разве
что на тротуаре остался ряд небольших отверстий. - Ты пытался когда нибудь
что-нибудь поместить в эту  клетку?  -  спросил  Раулинс.  -  Какое-нибудь
животное?
     - Разумеется. В одну из них я засунул здоровую убитую зверюгу. Клетка
не закрылась.  Тогда  я  поместил  в  нее  несколько  небольших  пойманных
зверьков. Я их связал и сунул живьем. И она опять не закрылась.  -  Мюллер
нахмурил брови. - Однажды я даже сам вошел, хотел проверить, закроется  ли
клетка автоматически, почувствовав  живого  человека.  И  тоже  ничего  не
произошло. Я тебе советую: не ставь таких экспериментов, когда очутишься в
одиночестве. - Он замолчал, а потом спросил через минуту: -  Ты  хотел  бы
помочь мне в исследовании ее? А Нед?
     Раулинс заколебался. Разряженный воздух неожиданно  как  огнем  начал
жечь ему легкие.
     Мюллер спокойно продолжал:
     - Ты только  войди  в  нишу  и  постой  там  пару  минут.  Посмотрим,
закроется ли клетка, чтобы задержать тебя. Это стоит проверить.
     - А если она закроется? -  поинтересовался  Раулинс,  не  отнесясь  к
этому предложению серьезно. - У тебя есть ключ, чтобы  выпустить  меня  из
нее?
     - Мы всегда можем выломать эти прутья.
     - Это было бы уничтожением для того, чтобы  выпустить  меня.  Ты  сам
говорил мне, что не позволишь ничего разрушать в лабиринте.
     - Временами приходиться уничтожать для того, чтобы обрести знания. Ну
же Нед, войди в эту нишу!
     Мюллер произнес это страшным приказывающим тоном. Теперь он  замер  в
каком-то причудливом ожидании, полупригнувшись, уткнув руки в бок.  Словно
сам собираеться броситься в клетку, подумал Раулинс.
     Тихонько прозвучал голос Бордмана:
     - Сделай это, Нед.  Войди.  Покажи,  что  ты  ему  доверяешь.  Ему-то
доверяю, подумал Раулинс, а вот этой клетке - нет. Он тревожно  представил
себе, как в клетке, едва успеют сомкнутся прутья,  провалится  пол,  и  он
рухнет куда-нибудь в подземелье прямо в чан с кислотой или  в  море  огня.
Лобное место для плененных врагов. Где взять уверенность, что это не так?
     - Войди туда, Нед, - прошептал Бордман. Это был великолепный  жест  и
совершенно безумный. Раулинс переступил ряд отверстий и повернулся  спиной
к стене. Почти немедленно прутья выскочили их своих гнезд и не оставляя ни
щели, заперли его. Не произошло ничего из тех ужасов, которые  он  ожидал,
но он стал узником.
     - Интересно, - сказал Мюллер. -  Скоре  всего,  клетка  реагирует  на
интелект. Поэтому и  не  получились  проверки  с  животными.  И  живыми  и
мертвыми. А ты что об этом думаешь, Нед?
     - Я рад, что помог тебе в твоих изысканиях. Но был бы рад еще больше,
если бы ты выпустил меня отсюда.
     - Я не могу управлять этими прутьями.
     - Но ты говорил, что можешь их выломать.
     - Зачем так сразу браться за  разрушение?  Подождем  с  этим,  ладно?
Может быть, она сама откроется. Я принесу тебе что-нибудь перекусить, если
ты захочешь. В  клетке  ты  в  полной  безопасности.  А  твои  коллеги  не
переполошатся, если ты не вернешься до наступления сумерек?
     - Я им сообщу, - кисло сказал Раулинс. - Однако, я  надеюсь,  что  до
тех пор я отсюда выберусь.
     - Не горячись, - услышал он голос Бордмана. -  В  худшем  случае,  мы
сами можем извлечь тебя оттуда. А сейчас поддакивай Мюллеру в  чем  только
сможешь, пока окончательно не завоюешь его симпатию. Если ты меня слышишь,
коснись правой рукой подбородка.
     Раулинс коснулся подбородка правой рукой.
     Мюллер сказал:
     - Ты достаточно смел, Нед. Или глуп. Порой я не уверен,  не  одно  ли
это и то же. Но я в любом случае благодарен тебе. Мне надо было знать, как
обстоит дело с этими клетками.
     - Видишь, и от меня какая-то польза. Значит люди, несмотря ни на что,
не такие уж чудовища.
     - Сознательно - нет. Мерзка лишь та гниль, что в глубине их естества.
Ну , напомню тебе, - Мюллер подошел к клетке и ухватился руками за гладкие
прутья, белые как кость,  -  то,  что  под  черепной  коробкой.  Сам  я  ,
разумеется, никогда  не  смогу  ощутить  этого.  Разве  что  выведу  путем
экстраполяции по реакции окружающих. Это должно вызывать отвращение.
     - Я бы смог к этому привыкнуть, - сказал Раулинс. Он уселся  на  полу
клетки по-турецки. - После возвращения на Землю с Беты Гидры 4 ты никак не
пытался избавиться от этого?
     - Я беседовал со специалистами по перевоплощениям. Но они  не  смогло
разобраться, какие перемены произошли в моих нервных связях, и поэтому  не
знали, что делать. Мило, правда?
     - Ты еще долго оставался на Земле?
     - Несколько месяцев. Достаточно долго, чтобы обнаружить, что все  мои
знакомые зеленеют, стоит им ко мне  приблизиться.  Я  принялся  оплакивать
себя и себя же ненавидеть, что более или менее стыдно и почти одно и тоже.
Знаешь, я даже хотел покончить с собой, дабы избавить мир от этой напасти.
Раулинс сказал:
     - Я не верю. Некоторые люди попросту не способны на  самоубийство.  И
ты один из них.
     - Благодарю, но я сам знаю об этом. Будь добр заметить, я жив еще  до
сих пор. Сперва я ударился в лучшие из наркотиков, потом начал пить, затем
принялся отыскивать разнообразнейшие опасности. И вот  жив  еще.  За  один
месяц меня по очереди лечили в четырех психиатрических клиниках. Я пытался
носить свинцовый шлем с мягкой  прокладкой,  чтобы  задерживать  излучение
мысли. Но это было то же самое, что пытаться  ловить  ведром  нейтроны.  Я
даже умудрился вызвать панику в одном из публичных домов  на  Венере.  Все
девицы выскочили в чем мать родила,  едва  почувствовав  этот  запашок.  -
Мюллер сплюнул. - Знаешь, я всегда мог  находиться  или  не  находиться  в
компании, Находясь среди людей, я  был  добродушным,  сердечным,  проявлял
дружеские чувства. Не такой сердечный паинька, как ты, чрезмерно тактичный
и вежливый... и все же я мог находить общий язык с людьми, болтать с ними,
развлекаться. А потом отправился в путешествие года на полтора, никого  не
видя, ни с кем не разговаривая, но мне тоже было хорошо. Лишь в ту минуту,
когда я навсегда отрезал себя от
 человечества, я обнаружил, что на самом-то деле люди мне необходимы. Но
теперь с этим покончено. Я подавил в себе эту тягу, сынок. Я могу провести в
одиночестве и сто лет, не тоскуя по живой душе. Я перестроил себя, чтобы
видеть человечество также, как он видит меня... и теперь оно для меня - нечто
угнетающее, вызывающее неприязнь, словно изувеченное создание, которое лучше
обойти стороной.
     Чтобы вам всем гореть в аду! Я никому из вас  не  должен,  никого  не
люблю. У меня нет никаких обязанностей перед вами. Я мог бы оставить  тебя
здесь, чтобы ты сгнил в этой клетке, Нед, и ни разу бы не  испытал  укоров
совести по этому поводу. Я мог бы приходить сюда дважды в день и улыбаться
твоему черепу. И  не  потому,  что  я  ненавижу  тебя  лично  или  же  всю
Галактику, полную тебе подобных. Посто-напросто потому, что не воспринимаю
тебя. Ты для меня - ничто. Ты меньше, чем ничто. Горстка праха. Я уже знаю
тебя, ты знаешь меня.
     - Ты говоришь так, словно принадлежишь к  другой  расе,  -  задумчиво
сказал Раулинс.
     - Нет я принадлежу к расе людей. Я  наиболее  человек  из  всех  вас,
потому что я единственный, кто не  может  скрыть  своей  принадлежности  к
людям. Ты чувствуешь это? Ощущаешь эту вонь?
     То, что живет во мне, есть и тебе. Слетай  к  гидрянам,  они  помогут
тебе вызволить это из себя. А потом от тебя также начнут разбегаться люди,
как это было со мной. Поскольку я свидетельствую  от  имени  человечества.
Говорю правду. Я тот мозг, что случайно оказался не скрыт  под  мышцами  и
кожей,  малыш.  Те  внутренности,   отходы,   существования   которых   мы
предпочитаем не признавать. Я - это всемозможная ложь,  жадность,  вспышки
ненависти, болезни, зависть. Я тот, кто ощущал  себя  богом.  Гибрис.  Мне
дали понять, кто я на самом деле.
     - Почему, - спокойно спросил Раулинс, - ты решил прилететь на Лемнос?
     - Мне подсказал эту мыслишку некто Чарльз Бордман. Раулинс  вздрогнул
от неожиданности, когда прозвучало это имя.
     - Знаешь его? - спросил Мюллер.
     - Ну да,  знаю,  разумеется.  Он...  он...  крупная  фигура  в  нашем
правительстве.
     - Чтож, про него можно сказать и так.  Так  вот,  этот  самый  Чарльз
Бордман отправил меня на Бету Гидры 4. Да-а, он не завлекал меня  обманом,
ему не пришлось прибегать ни к одному из своих не особо вежливых способов.
Он слишком хорошо знал, что я  из  себя  представляю.  Он  просто-напросто
сыграл на моем честолюбии. Он напомнил мне, что есть  планета,  населенная
чужаками, чужими разумными существами, и надо, чтобы там появился человек.
Скорее всего, это работа для самоубийцы, но одновременно - первый  контакт
человечества с иной рассой существ, наделенных разумом, так что  не  хотел
бы я взяться за это?
     Разумеется, я захотел. Он предвидел, что  я  не  смогу  противостоять
такому предложению. Потом, когда я вернулся в  своем  этом  состоянии,  он
какое-то время старался избегать меня... может быть, из-за  того,  что  не
мог вынести моей эманации, может быть из-за чувства вины.
     Но в конце концов я подловил его и сказал: "Посмотри на мен