было  тихо.  Недавние  союзники
выясняли отношения между собой и не обращали внимания на воскресший остров
Алого Щита. Мы снова видели на горизонте клубы дыма, но  так  и  не  могли
разобраться, на каком острове был пожар. А потом нас принялись атаковать.
     Обычно нападения шли по мостам с двадцать четвертого или двенадцатого
островов. Изредка, для разнообразия, через территорию тридцатого  острова,
по-прежнему пустого и мертвого.
     Наверное,  нас  считали  главными  виновниками   всех   неприятностей
Островов. Все  наши  друзья  с  соседний  островов  куда-то  исчезли  -  и
Джордж-Салиф с двенадцатого, и Лорка с двадцать четвертого. Может быть, их
уже не было в живых.
     Мы дрались с утра до вечера, забыв о тех перерывах и боях "вполсилы",
которые  по  молчаливой  договоренности  устраивали  раньше.  Каждый  день
кто-нибудь возвращался с мостов раненным, на день-два выбывая из Игры. Мне
располосовали мечом руку и всадили стрелу под коленку.  Произошло  это  до
обидного буднично: короткая свалка, в которой трудно было разобраться, кто
кого колотит, прекратилась так же быстро,  как  и  началась.  Я  из  драки
вывалился, хромая, и с  залитой  кровью  рукой.  Меня  подхватили  Илья  и
Меломан,  оттащили  назад.  Меломан,  хмурясь,  ощупал  мою  ногу,   велел
отвернуться... Я торопливо отвел глаза: видеть, как из  твоей  собственной
ноги выковыривают деревянным кинжалом  стрелу,  это  не  слишком  приятное
зрелище. Через  полчаса  я  уже  лежал  в  своей  комнате,  забинтованный,
намазанный заживляющей  мазью.  Мгновенно  унялась  боль.  Ритка,  ставшая
ужасно ласковой и заботливой, и Инга, перепуганная, а от этого  колючая  и
задиристая, суетились вокруг. Через пару дней я снова вышел на  дежурство.
На голени остался шрам - выпуклый, светло-розовый, похожий на пятиконечную
звездочку.
     Никто из  ребят  не  заводил  больше  разговоров  о  нашей  неудачной
Конфедерации. Да мы и вообще стали мало  говорить  друг  с  другом.  Ни  о
пришельцах, ни о Безумном Капитане, ни о плавании по  островам.  "Дерзкий"
так и остался на берегу брошенный и медленно рассыхающийся вдали от воды.
     Наш остров словно погрузился в сон. В бесконечный, монотонный  сон  о
бессмысленной войне на потеху прячущимся рот  всех  пришельцам.  Не  знаю,
нормально это или нет. Лично я был даже рад, что не надо принимать никаких
решений и придумывать планов борьбы с пришельцами или ребятами с  соседних
островов. Мне хотелось заняться какой-нибудь нудной и кропотливой работой,
требующей не работы рук или головы, а лишь терпения.
     По вечерам, возвращаясь с дежурства, я запирался в  своей  комнате  и
вычерчивал план замка. Линия  за  линией  ложились  на  листок  бумаги  из
тетрадки Тома. Все помещения замка давно уже были  перемерены,  необходимо
было лишь свести воедино длинные ряды цифр. Длина и ширина замка  снаружи.
Толщина внешних стен. Длина и ширина коридоров. Количество этажей...
     Я забрал у Тома  калькулятор,  переходящий  из  рук  в  руки,  словно
игрушка. Я пересчитывал цифры снова и снова. Определив точную длину меча -
девяносто три сантиметра, я перемерил несколько комнат.
     Цифры сходились. А вот линии на схеме замка - нет.


     Я понял, в чем дело, поздно вечером. Но к Крису решил  пойти  наутро:
мне очень хотелось спать,  а  разговор  предстоял  долгий.  По  натуре  я,
наверное, жаворонок - мне трудно не спать допоздна, зато встаю я рано.  Ну
а в это утро поднялся еще затемно, часов в пять.
     Ночь - время открытий. Я окончательно  убедился  в  этом,  подойдя  к
комнате Криса. Тихий, но отчетливый шепот остановил меня на пороге,  возле
плохо прикрытой двери. Я узнал голос, и сердце растерянно заколотилось.
     Ритка.
     Можно было уйти. Даже нужно было... Но я растерялся. Мне стало жарко,
и ноги сделались ватными. А в голове  вертелась  одна-единственная  мысль:
какой же я глупец... не лучше Малька.
     - Крис, хороший мой... - прорывался сквозь тонкую дверь Риткин голос.
- Мы все делали правильно, никто не виноват... Ну зачем ты так?
     - Я мог  догадаться.  Я  должен  был  догадаться,  -  голос  у  Криса
оставался твердым, как всегда. Но  едва  уловимой  тенью  в  нем  мелькало
сомнение. Словно наш командир просил: поспорьте со мной! Переубедите!
     - Ничего страшного и не случилось. С нами, во всяком случае...
     - Сержан... И Лерка с Олей.
     - Вспомни хотя бы месяц, когда на острове никто не  умирал.  При  чем
тут Конфедерация? А Оля уже почти в порядке.
     На секунду наступила тишина. Надо было уходить, но теперь  я  боялся,
что они меня услышат.
     - Хватит об этом, Крис... Скоро начнет светать. Ты устал.
     - Подожди, Рита. Еще немного... поутомляй меня.
     Ритка засмеялась странным, незнакомым смехом. И сказала:
     - Слушаюсь, мой командир...
     - Если так... хорошо?
     - Да... да.
     - Принцесса моя...
     Я уходил. Я пятился в темноту. От этих  голосов,  от  едва  уловимого
шороха. От двух взрослых людей, которые притворяются детьми,  чтобы  легче
было настоящим детям.
     - Я не могу без тебя, - вздрагивающим, изменившимся  голосом  сказала
Ритка. - Не умирай, ладно? Не лезь в драки. Крис... Крис...
     Она замолчала. И вдруг  слабо,  сдавленно  застонала.  Почему?  Разве
бывает больно... от этого?
     Я отступал все дальше и дальше. Уже не слышны были слова, растворился
в темноте шорох. Сейчас я забьюсь в свою комнатку, укроюсь одеялом и усну.
Постараюсь уснуть...
     Дурацкий деревянный меч зацепился за ногу. Взмахнув руками, словно за
воздух можно было ухватиться, я полетел на  пол.  И  услышал,  как  звонко
звякнула о камень сталь клинка.
     Крис распахнул дверь через две-три секунды,  я  еще  сидел,  упираясь
ладонями в пол. Силуэт его четко вычерчивался в сером проеме -  окна  этой
комнаты выходили на восток. Одна рука казалась неестественно длинной  -  в
ней был зажат меч.
     - Это я, Крис, это я.
     - Димка, что случилось?
     Я смотрел на Криса, на пружинистый, собранный силуэт в двери. И вдруг
понял, что он не одет. Совсем не одет.
     - Крис, есть важный разговор. Зайди ко мне... пожалуйста, -  зачем-то
добавил я.
     - Да, я зайду. Через минуту, ладно?
     Неужели я говорю таким же ненатуральным вежливым  голосом?  Наверное,
все люди, не привыкшие попадать в  неловкое  положение,  ищут  спасения  в
призрачной броне этикета.
     - Спасибо, я буду ждать.
     К себе я почти бежал. Нашел на столе  спички,  зажег  свечу.  Сел  на
кровати, глядя на неохотно разгорающийся язычок пламени. По комнате поплыл
уютный запах расплавленного стеарина.
     - Что случилось? - Крис беззвучно вошел в комнату.
     Вид у него был самый обычный. Джинсы, футболка, старые кроссовки, меч
у пояса.
     - Посмотри... - я протянул ему листки. - Это план замка. На  нем  все
комнаты и коридоры, которые нам известны.
     Он даже не стал смотреть - понял и так.
     - Которые нам известны?
     - В центре замка остается белое пятно. Между Тронным Залом и  кухней.
Там помещение - пять на пять метров, - в которое не ведет ни одна дверь.
     Крис молчал очень  долго.  Я  не  удивился  бы,  скажи  он,  что  ему
давным-давно известно про это "белое пятно". Но Крис сказал другое:
     - Предлагаешь пробраться туда?
     - Да. Сломаем стену.
     - А нам разрешат?
     Я посмотрел в глаза Криса. Мне стало не по  себе  от  этого  простого
вопроса. Крис, наш командир, самый храбрый и сильный на острове... Неужели
ты смирился?
     - А мы никого не спросим, - очень твердо сказал я.
     - Дима,  иногда  пришельцы  запрещают  самые  безобидные  вещи.  Они,
например, не против занятий сексом. А вот если  парень  с  девушкой  любят
друг друга, то  с  ними  случаются  неприятности.  Их  быстро  убивают  на
мостах... или они случайно падают в  море...  или  вообще  исчезают  среди
ночи. У нас очень трудно любить. Я думаю - не потому,  что  пришельцам  не
нравится чья-то любовь. Наоборот, они ее прекрасно используют.  Человеком,
который любит, управлять проще, чем тем, кто боится за себя.
     Вот оно что. Я отвернулся и тихо ответил:
     - Тогда решай сам. Или посоветуйся...
     Прошла секунда, другая. Потом Крис сказал ласково и насмешливо:
     - Глупый... Нам с Риткой все равно немного осталось. Таким  взрослым,
как мы, жить на островах запрещено. Я думал о  тебе  с  Ингой,  вы  можете
спокойно выдержать года три-четыре.
     Я хотел возмутиться: при чем  тут  Инга?  Но  сказал  неожиданно  для
самого себя:
     - Спасибо, но мы не хотим сдаваться им просто так... Три года  -  это
слишком  мало,  чтобы  их  хватило  пожить,  и  слишком  много,  чтобы  их
выдерживать.
     - Тогда буди ребят, Димка, - с непонятным облегчением предложил Крис.


     Поискать дверь предложил Толик. Он же ее и нашел.
     Эта часть стены несколько выделялась на общем  фоне.  То  ли  немного
светлее были камни, то ли чуть по-иному сложены.
     Тимур с Ильей сходили в подвал за ломами - их там было  две  или  три
штуки. Подвал мы перестали закрывать с неделю назад -  если  среди  нас  и
оставался наблюдатель пришельцев, сообщать ему было  нечего.  Заговоры  на
Тридцать шестом острове кончились.
     Потом мы ломали стену. Камни были скреплены цементным  раствором,  на
наше счастье - некачественным, с  годами  не  затвердевшим,  а,  наоборот,
осыпавшимся.
     Вначале мы пытались  расколоть  камни,  потом  сообразили,  что  надо
выбивать цемент, вставлять в отверстие лом и, раскачивая его, выковыривать
отдельные булыжники. После этого работа пошла быстрее.
     Когда  в  окна  начали  неторопливо  вползать  солнечные  лучи,  Крис
озабоченно сказал:
     - Ребята, давайте поторопимся. Через полчаса сойдутся мосты.
     - Разминки сегодня не будет? - хрипло спросил Тимур, поднимая лом для
нового удара.
     - Разминайтесь за работой, - отрезал Крис.
     - Ясно, - Тимур размахнулся и ударил по стене. Лом выбил  здоровенный
камень и провалился в образовавшуюся дыру. Тимур едва успел его выпустить,
чтобы не ободрать руки о край проема. Мы замерли.
     Первым опомнился Крис. Он отобрал у Толика второй лом  и  несколькими
ударами  расширил  отверстие.  Стоило  каменной   кладке   утратить   свою
целостность, как она стала разваливаться от малейших толчков.  Сила  любой
стены в ее монолитности. Утратив ее - стена обречена...
     Камни с грохотом проваливались в расширяющееся отверстие. В него  уже
можно было пролезть, но мы не спешили. Под нашими ударами стал  появляться
заложенный когда-то дверной проем. Я выждал мгновение, когда Крис  опустил
свое орудие, отдыхая, и подошел к проему.  Нагнулся,  заглядывая  в  него.
Меня никто не останавливал. Заглянуть в темноту  -  это,  оказывается,  не
менее трудно, чем разрушить стену.
     Вначале я ничего не видел -  глаза  привыкали.  Из  отверстия  тянуло
застоялым воздухом - не душным, и не спертым, именно застоялым.  Им  никто
не дышал десятки лет, вот в чем  дело.  В  каменной  клетке  умирает  даже
воздух.
     - Что там? - тихо спросил Меломан.
     А я молчал. Из темноты на меня смотрели чьи-то глаза. Живые и мертвые
одновременно. Печальные, усталые глаза.
     - Здесь портрет, ребята, - сказал  я  наконец.  -  У  противоположной
стены стоит большой портрет. Дайте факел.
     Мне всунули в руки палку, обмотанную  просмоленной  пылающей  тканью.
Держа факел перед собой, я протиснулся в проем.
     Помещение оказалось довольно большим. Те самые пять на  пять  метров,
которых не хватало на плане. Вверху стены  сужались,  так  что  получалось
нечто вроде усеченной четырехгранной пирамиды. Ни окон, ни других дверей в
комнате не было. На двух  дощатых  ящиках  у  противоположной  стены  косо
стояла картина в деревянной раме.  Бородатый  мужчина  в  терновом  венке.
Иисус Христос. На стене висело еще несколько икон.
     - Это церковь, часовня, - растерянно сказал я  пролезающему  за  мной
Крису. Посветил факелом вокруг.
     Бочка. Рассохшаяся, опрокинутая на бок. Еще несколько ящиков.  Пустые
жестянки - из-под консервов, что ли? Я что-то белое, рассыпанное по  полу,
прикрытое полусгнившими остатками одежды. Меня замутило.
     Их было трое или четверо -  тех,  кто  умер  в  замурованной  наглухо
часовне. Двое лежали рядом со мной, обнявшись или прижавшись друг к другу.
У стены виднелись еще несколько маленьких, жалких кучек тряпья и костей.
     - Жестоко, - вполголоса сказал Крис и взял  меня  за  руку.  Он  тоже
увидел скелеты. - Их жестоко убили, Димка.
     - Они сами себя убили, - растерянно ответил я.
     У стены стояло ржавое ведро с окаменевшими остатками раствора.  Дверь
замуровывали изнутри, а снаружи ее лишь оштукатурили.
     Крис медленно нагнулся, поднял что-то с пола.
     - Тетрадь, Дима.
     Нам  повезло,  бумага  почти  не   пострадала.   Тетрадь   пожелтела,
разодранная посередине обложка покоробилась, но буквы были видны даже  при
свете факела.
     Оказавшийся в часовне  вслед  за  нами  Тимур  присвистнул  при  виде
скелетов, подошел к ящикам. С хрустом оторвал одну из  досок.  Восторженно
произнес:
     - Крис! Тут, кажется, оружие!
     Почему-то нас это даже не взволновало. Не сговариваясь, мы  с  Крисом
стали выбираться наружу. На смену нам мгновенно нырнули Толик  и  Меломан.
Крис молча подошел к окну, оглянулся, протянул мне тетрадь.
     - Давай... Читай.
     Вокруг нас были лишь девчонки, ребята рылись среди  ящиков..  Трещали
отдираемые доски. Чему-то шумно восхищался Илья.
     - Читай, Дим, - робко сказал Малек. Он тоже не полез в часовню. Может
быть и у него появилось  охватившее  нас  чувство:  написанное  в  тетради
важнее любых находок.
     Почерк был округлым, девчоночьим. Чернила от времени не  выцвели,  а,
наоборот, потемнели.
     - "Шестое июля тысяча девятьсот сорок седьмого года", - прочитал я. -
"Двадцать дней назад мы создали наш Союз..."
     Я запнулся. Выглянувший из проема Тимур гордо выкрикнул:
     - Крис, здесь два автомата!
     - "В окружении враждебных  сил  капиталистического  мира  наш  остров
решил не сдаваться, а поднять знамя пролетарской революции".
     Мне было и грустно, и смешно. Но больше, наверное, грустно.



                           8. ДНЕВНИК КОММУНАРОВ

     Этим ребятам, жившим на Островах  сорок  пять  лет  назад,  пришельцы
представлялись марсианами. Да еще они считали, что находятся на  Земле,  в
Тихом океане. Вот и все отличия. Остальное было почти таким же, как у нас.
Командир, такой же решительный и смелый, как  Крис,  -  только  его  звали
Мишей. Решение объединить острова - не в Конфедерацию, а в Союз. Даже свой
корабль у них был - чуть больше "Дерзкого". И свой предатель, говоривший с
пришельцами по "радио в подвале". И  мятеж,  после  которого  ребята,  они
называли себя Коммунарами, оказались запертыми на острове.
     А еще у них было оружие, попавшее на остров в начале войны.  И  гибли
они чаще - новенькие появлялись на Тридцать шестом каждые два-три дня.
     Мы словно шли одной и той же дорогой. Только  называли  вещи  разными
именами - у этих ребят были в ходу  слова:  "вредители",  "враги  народа",
"капиталистические наймиты". История Островов шла по спирали. Даже у  этих
ребят попытка объединения оказалась не самой первой в истории Островов. Но
мы, наверное, не  смогли  бы  заживо  замуроваться  в  самой  неприступной
комнате замка - часовне,  среди  старых  икон,  почему-то  не  выброшенных
Коммунарами. Они сумели, когда поняли, что победить не  смогут.  Не  знаю,
зачем. Девчонка по имени Катя, писавшая дневник, об этом не упомянула.
     Я  перелистывал  сухие,   ломкие   страницы   и   вздрагивал,   когда
наталкивался на знакомые эпизоды. "Эдик  и  Витя  с  двенадцатого  острова
затащили Динку в свою комнату и изнасиловали. Тогда Миша с  Ринатом  взяли
автоматы и пошли на мост..."
     "Когда мы отступали, Вилли выстрелил из лука  и  убил  Семена.  А  мы
совсем не остерегались, потому что  знали,  у  них  патронов  нет.  А  еще
думали, что Вилли сын рабочего, и с нами.  Он  оказался  фашистом.  Ребята
взяли мечи и пошли в рукопашную..."
     "Нас атакуют каждый день. Кричат, что мы затеяли  всю  эту  кашу.  Мы
хотели лучше, но ничего не получилось..."
     Я читал вслух, и вокруг меня собирались все.  И  Тимур,  с  автоматом
ППШ, и Илья, все вертевший в руках тяжелый желтый брусок, пока Меломан  не
предположил, что это - динамит. И девчонки. Оля тихо ревела, прижимаясь  к
Инге. А Ритка сидела злая и мрачная как никогда.
     "Ник сказал, что я последняя девчонка на острове  и  должна  их  всех
воодушевлять. Миша сказал, пусть я сама решаю. И я согласилась, только мне
противно и совсем неприятно. А Пак смотрит на меня обиженно и говорит, что
не хочет. Он это зря, на него я не обижусь..."
     "Сегодня кончилась  вода,  и  Ник  попытался  разобрать  камни.  Миша
молчал, а  Пак  стал  помогать.  Но  цемент  засох,  и  у  них  ничего  не
получилось. Мы, наверное, от голода слабые..."
     "Пак вчера застрелился  из  Мишкиного  пистолета.  Коммунары  так  не
поступают, но мне его жалко. Я весь день реву".
     "Очень воняет, и болит голова. Миша сказал, что свечка последняя, и я
больше писать не смогу. Мы старались быть  настоящими  комсомольцами,  но,
кажется, у нас не вышло. Если... Когда нас найдет Красная Армия, пусть они
разыщут тех, кто назывался марсианцами, и убьют их.  Или  сделают  большой
суд, а потом убьют. Меня звали Катя, я училась в седьмом классе. Все".
     Записи обрывались.  Я  посмотрел  на  Криса,  словно  он  мог  что-то
добавить. А Крис взглянул на часы.
     - На мост! - коротко приказал он. - Нас сейчас накроют прямо в замке.
     Тимур, с автоматом  наперевес,  пошел  к  двери.  За  ним  потянулись
остальные. Прежде чем выйти, я бережно положил дневник на стол.
     ...Нас не накрыли в замке. Перешедшие уже  на  нашу  половину  мостов
ребята бросились назад, едва увидев автоматы. Пистолет Тома успел  научить
их уважению к огнестрельному оружию. Тимур, не выпускающий "ППШ"  из  рук,
как-то странно смотрел им вслед.
     - Жалеешь, что не вышло драки? - спросил я.
     - Не жалею. - Тимур протянул мне автомат. - Он не  выстрелит,  затвор
проржавел насквозь.
     Я посмотрел на маячившие на  безопасном  расстоянии  фигурки.  Солнце
светило им в спины, превращая их в прекрасные мишени.
     - Дня через два они это поймут.
     - Значит за два дня нужно  придумать  что-то  другое,  -  невозмутимо
сказал Тимур.


     Вечер был из тех неудачных вечеров, которые устаешь ждать.  Нам  всем
хотелось темноты, перерыва в дежурстве,  но  солнце  все  не  садилось.  А
когда, наконец, наступил вечер, и мосты начали, поскрипывая,  расходиться,
идти в замок уже не хотелось. Толик с Меломаном  пошли  купаться,  Крис  с
Тимуром уединились на  серединке  моста  -  обсудить  военные  планы...  Я
поднялся на сторожевую башню.
     Интересно, почему в замках непременно делают  башни?  Неужели  только
для наблюдения, для дозора? Мне кажется, что башня в  массивном,  огромном
замке - это как бы противовес его неуклюжей  громаде.  Замок  обязан  быть
грозным и неприступным. Но за толстыми стенами камня  и  металла  остается
мечта о красоте. Вот тогда-то  и  строятся  сторожевые  башни  -  каменные
стрелы,  воткнувшиеся  в  небо,  -  наверное,  даже  войне  хочется   быть
красивой...
     Я  стоял,  облокотившись  о  каменные  перила,   гладкие   от   тысяч
прикасавшихся к ним рук. Стоял и думал про  мальчишек,  сражавшихся  здесь
полвека назад. Им, наверняка, было еще труднее. Никогда не  слышавшие  про
инопланетных захватчиков, знакомых нам хотя бы по книжкам  и  фильмам,  не
подозревавшие о том, что на Земле остались  их  копии...  Что  чувствовали
они, попавшие на Острова из разоренных, прошедших войну стран? Может быть,
вначале даже восхищались окружающим их великолепием: море, острова, замки,
сказочное оружие. А потом  понимали,  что  война  сно