белиберда.  -  Он
повернулся, засунул руки в карманы пиджака и вызывающе посмотрел на меня.  Я
понимал, что это всего лишь какой-то  фокус,  трюк,  что  он,  должно  быть,
безработный  гипнотизер,  промышляющий  мелким  надувательством,  и  все  же
повернулся и заглянул ему в глаза. И увидел...
   Я  уже  не  стоял  на  темной  городской  улице.  Теперь  меня   окружали
зелено-белые стены. Запах  медикаментов  и  дезинфицирующих  средств.  Слабо
освещенная палата в военном госпитале.  В  отдалении  виднелась  разделенная
перегородкой комната, заполненная перешептывающимися людьми в белых халатах.
Вот они расступились, чтобы я смог увидеть лежавшего  на  спине  пациента  с
симпатичным, хотя и основательно поврежденным лицом. Судя по всему, он был в
плохом состоянии, скорее всего,  при  смерти.  Голова  у  него  была  укрыта
полотенцем  или  салфеткой.  Врачи  снова  сомкнулись,  заслонив   от   меня
неподвижную фигуру человека.
   Откуда-то издалека до меня донесся голос Спанки:
   - Мне было десять лет. Мой отец работал врачом. В ту ночь он взял меня  с
собой в госпиталь, чтобы я смог в последний раз взглянуть на живую легенду -
Лоуренса Аравийского, умиравшего от травмы  черепа,  которую  он  получил  в
аварии на мотоцикле.
   Я снова оказался на улице. Огляделся по сторонам  -  нигде  ни  малейшего
следа только что увиденной сцены.
   - Какого черта тебе от меня нужно? -  спросил  я.  Спанки  надул  губы  и
озадаченно посмотрел на меня:
   - Мне казалось, что это и так достаточно ясно.  Возможно,  ты  сам  этого
пока не понимаешь, однако тебе определенно нужен кто-то,  наделенный  силой,
способной изменить тебя. Сам ты с этим никогда не справишься.
   Я чуть отступил назад, готовый продолжить спор, однако, прежде чем  успел
произнести хотя бы слово, Спанки поднял свою холеную руку:
   - Если ты будешь все время  обижаться,  мы  ни  к  чему  не  придем.  Мне
необходимо со всей объективностью и беспристрастностью разобраться  в  тебе.
Конкретные недостатки твоей личности должны быть выявлены  и  зафиксированы.
Это как при лечении алкоголиков:  признать  факт  существования  проблемы  -
значит наполовину решить ее.
   - По-твоему, я уже стал алкоголиком, так, что ли?
   - Я просто иллюстрирую смысл сказанного. В  сущности,  Мартин,  ты  очень
даже  неплохой  человек,  однако  твоя  жизнь  явно  сошла  с   рельсов.   С
большинством людей это происходит лишь где-то после сорока лет.
   Наглость Спанки не знала границ. Я отнюдь не считал свою жизнь  такой  уж
поганой - у многих она была еще хуже.
   - Ну и в чем дело?! - заорал я. - Ты что,  сделку  мне  предлагаешь,  да?
Разложишь по косточкам всю мою жизнь, доберешься  до  души,  а  меня  самого
навечно отправишь в ад, так, что ли?  Ну  так  знай,  я  никому  не  намерен
отдавать свою душу.
   - Не обольщайся, Мартин. Мне кажется, что у тебя вообще нет никакой души.
Лишь немногие люди наделены ею, но они встречаются столь  же  редко,  как  и
подлинные аристократы. Просто  ты  слишком  насмотрелся  старых  фильмов.  И
потом, души у людей забирает только дьявол.
   - Но ведь он наверняка твой приятель, разве не так? - Не  так.  Я  вообще
сомневаюсь в том, что он, как  и  Бог,  имеет  некое  материальное  обличье.
Скорее  всего,  они  представляют  собой  некое  генерализованное  ощущение,
своеобразную ауру добра и зла, а не какое-то существо из плоти. И вообще  мы
работаем совсем по-другому. Для начала могу сказать, что я вполне  реален  и
прибыл сюда исключительно для того, чтобы наставить тебя на путь истинный. Я
покину тебя, как только ты твердо станешь на этот путь.
   Парк был уже закрыт, но Спанки без труда справился  с  замком  и  настежь
распахнул чугунные ворота. В тусклом свете уличных  фонарей  мы  ступили  на
покрытую гравием платановую аллею. Тут я обратил внимание  на  то,  что  мой
знакомый не отбрасывает тени.
   - Нет, - проговорил он, - в этом смысле я скорее похож на Питера Пэна.
   - Я предпочитаю, чтобы вы не занимались чтением  моих  мыслей,  поскольку
это не что иное, как вторжение в мою личность.
   - О, извини, Мартин. Привычка! Хотя я понимаю, что постороннего  человека
она и в самом деле может задеть. Кстати, тебе следовало бы научиться хотя бы
немного скрывать от меня свои мысли. Я действительно поглощаю свет, но в  то
же время у меня есть отражение, можно сказать, некий зеркальный образ, разве
не так?
   - Не знаю.
   - А следовало бы знать. Ведь ты и есть это самое мое отражение. Разве  ты
не обратил внимания на определенное сходство между нами? Я лично  это  сразу
заметил.
   - Пожалуй, есть немного, - нехотя признал я. Если Спанки и в  самом  деле
был  моим  зеркальным  отражением,   то,   несомненно,   значительно   более
колоритным, чем я. Буквально все  в  нем  -  от  походки  до  убедительности
высказываний  -  олицетворяло  собой   энтузиазм   или   энергию,   каким-то
непостижимым образом связанные с сексуальностью. Я внезапно поймал  себя  на
мысли, что подобные мои суждения могут быть восприняты им превратно.
   - Как же много у тебя всяких  сомнений!  -  прокомментировал  Спанки  мои
мысли. - Позволю себе успокоить твой мятущийся разум., В своем  естественном
состоянии я не являюсь ни мужчиной, ни женщиной.  На  сей  раз  я  предпочел
предстать  в  образе  мужчины,  причем  чертовски  симпатичного,   поскольку
суждения мужчин всегда звучат более весомо. Постыдный факт, но что делать  -
в гу пору, когда я родился, дела обстояли именно так.
   - Сейчас мало что изменилось, - заметил я. - Разумеется,  женщины  с  тех
пор смогли достичь некоторого  прогресса,  однако  он,  в  сущности,  весьма
невелик.
   - А в мое время именно женщины управляли  обществом,  тогда  как  мужчины
занимались бизнесом.
   Мы подошли к находившемуся в  центре  парка  фонтану.  Сентябрьская  ночь
выдалась прохладной и приятной, в воздухе еще витал аромат недавнего  дождя,
но в душе моей все же продолжала  нарастать  смутная  тревога.  В  атмосфере
словно скапливалось насыщенное озоном избыточное напряжение,  а  скользивший
по коже ветерок навевал странные чувства. Пожалуй, мне снова стало казаться,
что я очутился в компании сумасшедшего.
   - И все же, Мартин, ты мне так до конца и не поверил. Давай  присядем  на
минутку.
   Спанки провел ладонью по одной из зеленых парковых скамеек - капли  дождя
скатились с крашеных досок, и сиденье стало сухим. Затем он поднес  к  моему
лицу сжатую и кулак ладонь и, раскрыв ее, продемонстрировал жутковатого вида
осколок зеленого стекла.
   - Ты веришь в то, что стекло способно пронзить плоть, ибо является  более
острым, чем она, не так ли?
   Он положил стекло на правую ладонь и стал сжимать до тех пор, пока острые
края его не прошли насквозь. Даже при том, что ни капли крови  при  этом  не
обнаружилось, смотреть на подобное действо было ужасно неприятно.
   - А вот я верю в то, что плоть острее стекла. - Спанки извлек  стеклянный
осколок из ладони и, нажав указательным пальцем на его плоскую  поверхность,
стал давить до тех пор, пока палец не прошел в проделанное им отверстие.
   - Ну, так на чьей же стороне правда - науки или  верования?  А  теперь  я
покажу  тебе  еще  кое-что,  уже  из  области  силы  убеждения.  Так,  давай
посмотрим, кто мне для этого понадобится.
   Он указал в сторону аллеи, и я тотчас же увидел появившееся в самом конце
ее  какое-то  смутное  пятно.  Постепенно  это  пятно  материализовалось   в
человеческие фигуры, которые затем начали двигаться в нашу сторону. Поначалу
они казались неясными, расплывчатыми, но  когда  достигли  полосы  света,  я
увидел, что возглавляет шествие экстравагантно одетая  и  при  этом  странно
знакомая женщина.
   На ней был белый, украшенный драгоценностями корсаж  и  широкая  юбка  из
голубой парчи с внушительным турнюром, расшитая узором из роз  и  саламандр.
Подол юбки  достигал  ширины  никак  не  менее  двух  ярдов.  Обладательница
странного наряда взирала на окружающий мир с  надменным  высокомерием,  хотя
сама была стара и довольно уродлива, в высоком  пудреном  парике  из  крутых
белых локонов и с огромными бриллиантовыми серьгами в ушах.  Следом  за  ней
ступали двое слуг в ливреях, которые  несли  зачехленное  кресло  -  на  тот
случай, если госпожа пожелает отдохнуть.
   Наконец она заметила наше присутствие и устремила на  меня  презрительный
взгляд, словно обнаружила у себя в розарии свинью. Я тоже неотрывно  смотрел
на ее безобразное, без бровей и  ресниц  лицо  -  узкий  подбородок,  гнилые
коричневатые зубы, крупный нос, - и к тому же такое бледное, что  требовался
толстенный слой пудры, чтобы хоть отчасти затушевать прозрачность кожи.
   - Елизавета Первая, - чуть слышно прошептал Спанки. - Склони голову - она
немного того, с причудами. Впрочем, чему тут  удивляться,  если  ее  матушке
отрубили голову, когда ей самой было всего три года от родуВ то же мгновение
в поле нашего зрения показался паж королевы. Поскольку я стоял  с  опущенной
головой, мне были видны  лишь  толстые,  обтянутые  шелковыми  чулками  ноги
королевы и туфли пажа, украшенные  пурпурными  шелковыми  розетками,  каждая
величиной с блюдце.
   - Ваше Величество, милорд Эссекс  испрашивал аудиенции, однако до  сих  пор  не  получил  Вашего
ответа.
   - Ничего, пускай еще подождет - до конца зимы я все равно его не приму. -
У  королевы  был  хриплый,  дребезжащий  старушечий  голос,  в  котором   не
чувствовалось абсолютно ничего королевского, хотя  в  нем  и  присутствовали
интонации, заставлявшие слушающего проявлять максимум внимания.
   - Она принимает нас за своих придворных, - снова прошептал Спанки. - Я не
могу  позволить  себе  нарушать  ход  истории.  Судя  по  всему,  она  снова
разругалась с Эссексом и теперь, по своему обыкновению, будет дуться на него
несколько месяцев. Давай подберем себе кого-нибудь другого.
   Медленно миновав нас, королева-девственница стала постепенно растворяться
в темноте парка, тогда как в отдалении уже послышался новый голос,  громкий,
с сильным теннессийским акцентом. Обладатель голоса явно с кем-то спорил.  Я
поднял голову и огляделся по  сторонам.  Королевская  процессия  уже  успела
полностью раствориться во мраке. Прищурившись, я снова стал всматриваться  в
глубь аллеи, и вскоре мне было суждено пережить еще один шок.
   - Меня совершенно не интересует сраный контракт, который вы составили,  а
потому передай Тому, что я его не подпишу.
   Каково же было мое удивление, когда я увидел направлявшегося к нам самого
Элвиса  Арона  Пресли,  в  черном  кожаном  костюме,   сапогах   и   кожаных
напульсниках, обливавшегося  потом,  судя  по  всему,  в  состоянии  крайней
ярости. Выглядел он великолепно,  все  еще  довольно  стройный,  только  его
отливающие здоровым блеском волосы показались мне непривычно темного цвета и
были начесаны на лоб.  Я  смекнул,  что  это  был  Пресли  периода  примерно
шестьдесят восьмого года, то есть еще до того, как он вступил в пору  своего
заката. Следом за  ним  трусили  два  субъекта  в  темных  костюмах,  весьма
смахивавших на встревоженных слуг Елизаветы.
   - Но, мистер Пресли, - увещевал один из  них,  -  ведь  все  уже  готово.
Кинооператоры...
   - Я никогда не давал своего согласия на  выступление  по  телевидению!  -
прокричал в ответ Пресли. - Так и скажите  Полковнику.  Черт  побери,  я  же
только что провел двухчасовое шоу! Или у меня вообще  нет  права  на  личную
жизнь?!
   - Нет, нет, нет! - Спанки вскочил на  ноги  и  громко  ударил  в  ладоши.
Пресли и двое субъектов в темных костюмах рассыпались, словно стеклянные, на
мелкие осколки и исчезли во тьме.
   - Я хотел другого, Великого Джазиста,  а  не  его.  Извини,  наверное,  я
просто недостаточно сосредоточился. Ведь все это - лишь иллюзии,  -  добавил
Спанки, - хотя и не вполне бесполезные.
   Впервые за все это время я заметил в облике моего спутника  нечто  такое,
что  оказалось   вполне   доступным   моему   пониманию:   Спанки   попросту
выпендривался, явно рассчитывая услышать от меня нечто вроде комплимента.
   - Как ты только что сказал, - сухо заметил я, - это всего лишь иллюзии, а
потому, если ты действительно вознамерился  ради  меня  разобраться  в  моей
жизни, пользы от них будет не так уж много.
   - Но я никогда и не говорил, что должен ради тебя  что-то  делать.  -  Он
сунул руки в карманы и раздраженно пнул  ногой  цветочную  клумбу--  Если  я
действительно захочу заняться твоим делом, то всего лишь протяну  тебе  руку
помощи, усовершенствую твою личность, вот и все.
   В моей памяти уже начали постепенно стираться  недавние  салонные  фокусы
Спанки. В сущности, ничего особенного не произошло, и потому я снова  избрал
спасительную позу циника.
   - Оказывается, твои  возможности  не  столь  уж  безграничны,  как  может
показаться на первый взгляд. И сколько же времени занимает этот  процесс  по
переделке личности?
   Казалось, его терпение наконец лопнуло.
   - Бог мой, откуда я знаю? Столько, сколько требуется. Это  ведь  тебе  не
курсы испанского языка.
   - Мне что, и контракт придется подписать? Учти, что я не намерен  ставить
свою подпись под какими-либо юридическими документами.
   - Нет, Мартин, я не заставляю людей вскрывать себе вены  и  расписываться
кровью, - проговорил он так, словно увещевал капризного ребенка. - Я не могу
сначала сделать тебя баснословно богатым человеком, а потом отправить в  ад.
Я не дьявол. Кстати, никакого дьявола вообще не  существует,  как  и  самого
ада. Души, которые присущи большинству людей, находятся у них  на  подметках
обуви. Ну как мне вбить в твою чугунную голову суть  моей  даэмонологической
сущности?
   "Ну вот, опять началось?, - подумал я. Мне казалось,  что  я  по-прежнему
являюсь  жертвой  какого-то  трюка,  тщательно   продуманной   мистификации,
конечная цель которой продолжала пока оставаться мне неясной.
   - Послушай, я совершенно не нуждаюсь в твоей помощи, так что  лучше  тебе
убраться отсюда и попробовать охмурить кого-нибудь другого.
   Я решил, что вполне способен сам разобраться в  собственной  жизни.  Черт
побери, в конце концов, я молод, независим, так что моя карьера  еще  отнюдь
не завершена. Действительно, до сих пор я ни с кем  еще  не  делился  своими
проблемами. Ну и что из этого? По крайней мере, я не Зак,  который  бежит  к
родителям всякий раз, как  только  у  него  назревает  очередной  финансовый
кризис. Я и сам способен выявить свои недостатки и добиться их искоренения.
   - Ну что ж, прекрасно. Похоже, Мартин, я и в самом деле совершил  ошибку.
Увидев тебя в клубе, я мгновенно  ощутил  некую  существовавшую  между  нами
связь, но теперь вижу, что мне вообще не стоило иметь с  тобой  дело.  Ты  -
само совершенство. Тебе никто не  нужен.  Надо  же!  Есть  множество  других
людей, на которых я мог остановить свой  выбор.  Отчаявшихся,  умеющих  быть
благодарными. Ты же проснешься завтра утром и начнешь рвать на себе волосы.
   Похоже, он принял наконец какое-то решение, потому что резко повернулся и
зашагал по аллее, насвистывая себе  под  нос  какую-то  отнюдь  не  стройную
мелодию. Меня же продолжало глодать сомнение: а вдруг я и в самом деле,  как
предупреждал Спанки, лишаюсь единственного в жизни шанса? Я сорвался с места
и бросился . - i ним вдогонку.
   Решительность также никогда не значилась в числе  характерных  черт  моей
личности.
   - Можешь ты честно ответить по крайней мере на один-единственный  вопрос?
- прокричал я ему вслед. Спанки умерил шаг, но не обернулся.
   - Если бы я действительно согласился принять твою помощь, что ты попросил
бы у меня взамен?
   - Типичный для всех людей вопрос,  -  проговорил  он,  а  затем  возвысил
голос; - Твою дружбу, Мартин Джеймс Росс. Я просто подумал, что мы могли  бы
подружиться с тобой. На протяжении всех  этих  лет  мне  так  и  не  удалось
открыть кому-нибудь свою душу.
   Я решил не отступать.
   - Но почему ты выбрал именно меня? -  саркастичным  тоном  спросил  я.  -
Почему именно мне суждено воспользоваться плодами твоей мудрости?
   Спанки пожал плечами.
   - Обычно так и бывает. На твоем месте мог оказаться любой другой человек.
Просто ты очутился в нужный момент на нужном месте. Вроде выигрыша в лотерею
или встречи с грабителями. У  тебя  был  такой  потерянный  вид,  что,  едва
взглянув на тебя, я сразу же  вспомнил  свою  молодость  и  подумал,  что  с
удовольствием протянул бы тебе руку помощи.
   Он на секунду остановился и оглянулся. Даже стоя на некотором  расстоянии
от него, я заметил злобный блеск его изумрудных глаз.
   - А знаешь, ты ведь не исключение. Подобные вещи случаются  с  людьми  на
каждом шагу, хотя они этого и не подозревают. Впрочем, ладно, забудь о  том,
что я тебе говорил. Возвращайся, малыш, в свой мерзкий мебельный  магазин  и
не вздумай кому-нибудь рассказать о нашей встрече - плохо будет.
   Он свернул с аллеи и исчез в темноте среди деревьев. Я стоял один посреди
парка, глядя туда, где Спанки исчез из виду, стоял до тех пор, пока снова не
начался дождь.

Глава 4

КОНФИРМАЦИЯ

   Вернувшись домой, я обнаружил запах гари: видимо, Зак поставил в  духовку
тосты и забыл про них. Сунув раскаленный противень в  раковину,  я  окликнул
соседа, но он не отозвался.  Зак  оказался  в  гостиной  -  сидел  на  полу,
скрестив ноги, курил марихуану и, отключив звук телевизора, смотрел  концерт
тяжелого рока.
   - Терпеть не могу их, - сказал Зак, закашлявшись, и протянул мне чинарик:
   - Затянуться не желаешь?
   - Мне бы сейчас не мешало чего-нибудь перекусить, - сказал я, после  чего
медленно стянул с себя куртку и бросил ее на кушетку.  Да,  странный,  мягко
выражаясь, выдался вечерок.
   - Неплохая мысль. Возьми тосты - я как раз их готовлю.
   - Да что ты говоришь?! И давно готовишь?
   - О черт... - Зак попытался было встать, однако без моей  помощи  сделать
это ему не удалось.
   - Когда-нибудь ты так весь дом спалишь, - буркнул я. - А Дэбби где?
   - Домой ушла. Мы с ней опять поцапались. Она, видите ли, хочет,  чтобы  я
нашел себе какую-нибудь работу.
   - В самом деле, почему бы тебе этого не сделать? - спросил я, после  чего
вернулся на кухню и принялся отчищать противень.
   - А кроме того, она и слышать не хочет про аборт. Я сказал ей,  что  пока
не готов взять на себя ответственность за собственных детей. -  Он  доплелся
до кухни и, прислонившись к холодильнику,  стал  наблюдать  за  тем,  как  я
готовлю тосты. - И потом, я вообще считаю, что нельзя приводить детей в мир,
который не способен даже поддерживать чистоту рек. Ты заметил, что  в  живых
изгородях совсем перестали водиться бабочки?
   - Да где ты в последний раз живую изгородь-то  видел?  Не  было  никакого
смысла продолжать этот спор. Заку уже стукнуло двадцать восемь лет  -  более
чем достаточно, чтобы заводить собственных детей, - однако он и  сам-то  был
похож на большого ребенка - слабовольный и совершенно  не  подготовленный  к
самостоятельной жизни. У его  подружки  Дэбби  было  по  крайней  мере  одно
достоинство: уж она-то знала,  чего  хочет,  пусть  даже  и  не  располагала
возможностью осуществить свое желание.
   Я перенес чай и тосты  в  гостиную.  Большая  часть  мебели  принадлежала
родителям Зака и несла на себе  печать  вкусов,  царивших  среди  обитателей
городских  предместий  пятидесятилетней  давности.   Исключение   составляла
висевшая над телевизором огромная мандала  -  творение  самого  Зака,  попытавшегося  воплотить  в  нем
буддистскую концепцию Вселенной.
   - Кстати, - обмолвился Зак, - часть потолка сегодня  все  же  обвалилась.
Дэбби убрала мусор.
   Я уже свыкся с заплесневевшим пятном сырости,  отчетливо  проступавшим  в
углу комнаты, прямо над стереосистемой, теперь штукатурка обвалилась,  и  на
том месте зияла громадная дыра. Хозяин  квартиры  отказался  делать  ремонт,
обвинив в случившемся самого Зака,  полгода  державшего  открытым  чердачное
окно - что, кстати сказать