Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Чешко Федор. Долина звенящих камней -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  -
3 Беспалый задумчиво обсасывал пальцы на здоровой руке, страдальчески морщился. Поглядывал рассеянно на стремительно несущиеся в холодном небе клочковатые тучи, на любопытствующую толпу, на прорастающие травами кровли Хижин... - Не знаю, - проговорил наконец. - Не знаю. Не помню такого. Кто помнит? Он посмотрел на стариков. Старики молчали. - Молчат, - с удовлетворением произнес Беспалый. - Тоже не помят. Никто не помнит. Потому, что не было. Он снова помолчал, почмокал губами. Заговорил опять - степенно, рассудительно: - Про этого, - кивок в сторону Узкоглазого (всхлипывающего, растирающего по лицу слезы и кровь), - про этого я понял все. Не воин. Не мужчина. Ползучий. Беспалый задумался на миг, уточнил: - Тот ползучий, который в заднице. Снова задумался, поморгал слезящимися глазами. Потом щелкнул на Узкоглазого остатками зубов: - Иди. Уноси свой стыд. Узкоглазый побрел к Хижинам, сгорбясь, не смея поднять от земли заплаканные глаза. Едва не ткнулся в гордо выпяченную грудь стоящего на дороге Хромого, шарахнулся, опасливо обошел стороной под ехидные смешки стариков и тех, кто смотрел. Хромой стоял подбоченившись, смотрел поверх голов. Беспалый щурился на него, растеряно жевал губами: - С этим что делать? Может, духи скажут, что делать с едва поменявшим зубы щенком, который не подпустил воина к женщине? - Беспалый с надеждой оглянулся на Шамана. - Э? Шаман прищурился, процедил через выпяченную губу: - Духи молчат. Щенок ничтожен - не снизойдут говорить. Не о чем. Беспалый отвернулся, вздохнул беспомощно. И старики завздыхали. Странный слушал эти вздохи, морщился, мотал головой, будто съел кислое. Не выдержал: Шаман буркнул: - Молод иметь женщину. Щенок. Камнебой согласно закивал. И Однорукий закивал, и Сломанное Копье, и Каменный Глаз... А Косматая Грудь прошепелявил: - Отдать... Женщины есть... Лишние есть... Отдать. Беспалый поскреб прозрачный пух на макушке, изловил кусючего, рассмотрел перед тем, как раздавить - задумчиво рассмотрел, изучающе. Тем же взглядом медленно обвел толпу тех, кто смотрел. Крикнул, как проблеял: - Длиннорукая! Подойди. Длиннорукая несмело выбралась из толпы. Беспалый заговорил было, но подавился слюной, надолго закашлялся. Все с интересом ждали. Наконец он прохрипел: - Длиннорукая. Тебя брали много мужчин. Сколько? Женщина задумчиво посмотрела на небо, пошевелила губами. Неуверенно загнула три пальца на руке. Подумала, загнула еще один. - Хорошо. Ты видела много мужчин. - Беспалый закряхтел, сел поудобнее. Посмотри Хромого, Длиннорукая. Сможет?.. И сразу - сумрак Хижины, и догорающий очаг роняет алые отсветы на стены, дрожит красными точками в расширенных зрачках Кошки... И сильные руки Кошки, и запах ее волос, и пряный аромат душистых трав Первого Ложа... Их первая ночь? Но почему сразу? Ведь было еще много всего в тот день, когда старики отдали Кошку Хромому. Были песни, и бешеный гром тамтамов, и большие костры, и плясали воины, сокрушая дубинами тени врагов, и черепа немых смотрели пустыми глазницами с кровель на эти пляски... И только потом пришла ночь, но была она совсем не такая. Хромой до рассвета просидел у входа, задремывая и просыпаясь от холода, а Кошка сжалась на травах Первого Ложа и при каждом его движении угрожающе вздергивала верхнюю губу и злобно шипела... А это? Когда это было, с кем? Почему у Кошки глаза стали синими? Или это не Кошка? А эта женщина, красивая, но седая, гладит синеглазую Кошку по голове... Она такая знакомая, эта женщина - кто? А воин? Старый, но крепкий еще воин, у которого молодые глаза прячутся в мудрой сетке морщин - Хромой?! Хромой и Кошка?! Их дочь?!.. Дочь... Кошка... Только глаза синие. Так не нарисовать. Никому. Потому, что рисунок мертв, а это... Это живет. Теплое-теплое, мягкое, живое... И Кошка, его Кошка, та, что шипела на него с Первого Ложа, будет всегда. И он, Хромой, тоже будет всегда, они оба будут всегда, всегда вместе. В этом теплом-теплом, живом. Так вместе, как никогда не смогут быть по-другому. Вот, значит, для чего людям дети... А потом непривычно волнующее стало плоским и зыбким, потеряло смысл, подернулось серым. И серое крепло, густело, съедало образы, чувства, воплощалось мелкими холодными каплями, и капли эти оседали на лице, вязали губы вялой горечью болотных трав... А спина и безвольно раскинутые руки стыли в сырости жестких мокрых стеблей, и серое, серое, серое низкое небо вливалось в открывшиеся глаза беспросветной тоской пробуждения. Сон. Просто сон. Хромой с трудом приподнялся, преодолевая зябкое оцепенение обмякшего тела, сел, огляделся. Плавился, переливался белый туман вокруг, и там, в этом тумане, цепенело мертвое озеро, и бесшумно скользили водовороты по поверхности черной реки, и непомерной тяжестью давили себя причудливо нагроможденные каменные плиты. Все то же. Будто и не было схватки с Людьми Звенящих Камней, пещеры, Одинаково Странных. Будто и не было живой глыбы, темноты, льющейся из ледяных глаз. Или все это было? Или это тоже был сон, рожденный усталым сердцем и тяжелым осенним туманом? Хромой сдавил ладонями виски, тихонько завыл, закачался из стороны в сторону. Не было? Было? Если не было, где искать Кошку? И если было - где? Его тоскливый блуждающий взгляд упал на еле различимое в траве древко копья, и Хромой взвизгнул, как от удара. Он кинулся на четвереньках к своему оружию, ползал в траве, перебирал трясущимися руками большое копье, маленькие копьеца, отбрасывал, снова хватал, щупал, подносил к глазам, к носу, пробовал на зуб... Нашлось все - даже нож Странного. Там, в траве. И Хромой понял: не было. Потому, что все четыре его маленьких копьеца были здесь, целые, без следов крови. Потому, что его большое копье было целым, и наконечник его был на месте. Он не сражался с Людьми Звенящих Камней. Сон. Не было. Хромой снова сел, задумался. Странный сказал: "Люди Звенящих Камней найдут тебя сами". Не нашли. Нашли сны - странные, страшные, злые. Мало еды. Холодно. Мокро. Слабость съедает силы. Надо уходить. Но уходить нельзя: Люди Звенящих Камней не найдут. А если не найдут никогда? Если Странный ошибся? Искать самому? Где? Хромой приподнялся, медленно обвел взглядом холмы, озеро, каменные плиты, реку, равнину. И вдруг рухнул, всем телом вжался в траву. Опять... Серые фигурки. Люди. Много. Столько, сколько пальцев на руке. Идут след в след. Не спешат. Не прячутся. Подходят со стороны Синих Холмов. Идут в долину? Ближе. Ближе. Люди. Или немые. Без чешуи. Но ноги обернуты шкурами (следы без пальцев, там, на Реке, давно). Двое спереди. Двое сзади. Один посередине - другой, не такой, как остальные. Идет шатаясь - слабый? Не шевелит руками, прижимает к бокам - связан? Узкие плечи, широкие бедра... Женщина? Кошка?! Далеко, еще не видно лица... Маленькая, острые плечи... Кошка? Мотнула головой - густая грива волос взметнулась за спиной, как крылья. Кошка! Подходят к долине. Он обогнал? Шли не прямо, имели другую цель? Дольше охотились - больше ртов? Наверное, так. Подходят. Не видят Хромого. У одного - копье. Большое. У остальных - дубины. Луков нет, маленьких копий нет. У Хромого - есть. Убьет. Заберет Кошку, уведет в Племя, защитит, не отдаст больше. Звонкий удар тетивы по сжимающей лук руке, посвист мелькнувшего над травой копьеца - и рухнул на землю первый. Рухнул мягко, бессильно, остался лежать бесформенной грудой. Труп. Другие остановились, завертели головами, пытаясь понять. Снова хлесткий удар тетивы, и с визгом завертелся на месте второй, обеими руками пытаясь вытащить засевшее в горле копьецо. Не успел. Свалился в траву рядом с первым. Оставшиеся бросились бежать, но - снова удар тетивы, и еще один упал в лужу, забился, задергался, захрипел, и было ясно, что дергаться и хрипеть он будет не долго. Остался последний. Этот понял все. Он убегал обратно, к Синим Холмам, забросив на спину Кошку, прикрываясь ею от летучей смерти, нашедшей остальных. Хромой отшвырнул ставший бесполезным лук и кинулся следом. Догнать! Пусть он хромой, но у него только копье и нож Странного, а у врага на плечах тяжесть Кошки и тяжесть дубины в руках. А главное у врага на ногах путы страха, у Хромого же - крылья ярости за спиной. Догнать! Враг слышал неумолимо приближающийся топот, слышал хриплое дыхание за спиной, понял, что не уйти. Он отшвырнул Кошку и повернулся на встречу Хромому, подняв дубину. И Хромой остановился: теперь спешить некуда. Они медленно двинулись навстречу друг другу. Хромой занес копье для удара, бросил быстрый взгляд на наконечник - остер ли, крепко ли привязан к древку - и мгновенно забыл, что перед ним враг, забыл все, кроме копья. Это было не его копье. Очень похожее, но не его. Обеими руками Хромой поднес копье к самым глазам. Вот этот узор, вырезанный на древке, у самого наконечника. Он похож, он очень похож на тот, что вырезал когда-то Хромой. Похож - но не тот. Значит, все то, что было - было? В следующий миг Хромой каким-то пробудившимся уголком сознания ощутил вскинутую над его головой дубину, шарахнулся назад, выбросил навстречу удару руки с зажатым в них копьем, и древко с хряском брызнуло ему в лицо длинными щепками. Копье сломалось, но все же ослабило силу удара, и сбитый с ног Хромой сознания не потерял. Враг ударил снова, но Хромой откатился в сторону, и дубина, с глухим стуком врезавшись в землю, выскользнула из неготовых к удару по твердому ладоней. Враг нагнулся подобрать ее, и успевший вскочить на колени Хромой изо всех сил, обеими руками и всей своей тяжестью ударил его по невольно подставленной шее ножом Странного. Удар почти не встретил сопротивления, Хромой неловко и больно рухнул всем телом на землю, а на спину навалилось тяжелое, дергающееся, и горячий поток хлынул на голову, и только когда по жесткой траве перед глазами медленно прокатилось что-то бесформенное, Хромой понял, что произошло. А потом... Потом он рвал, грыз ремни, стягивавшие руки Кошки, тряс ее за плечи, и голова Кошки безвольно моталась, и ее мутные, как спросонок, глаза то раскрывались, то закрывались опять, а Хромой все тряс ее и кричал, просил, плакал: - Кошка! Проснись, Кошка! Уйдем, уйдем от сюда! Страшно!.. Это был хороший день. Потому, что они спустились, наконец, с Синих Холмов. Потому, что вышли к Реке. Пусть она была еще широким мелким ручьем с мертвыми каменистыми берегами, но это была их Река. Река, которая течет в родные земли. К Племени. И еще он был хорошим, этот день, потому, что очнулась от оцепенения Кошка. Хромой лазил по галечным отмелям, разыскивая спрятанный челнок, а Кошка, хныкая, брела следом, спотыкалась, забредала в лужи, стучала зубами, ныла: "Мокро... Холодно... Есть хочу... И спать...". А потом Хромой нашел челнок, и горшки, и свое второе копье, и острогу, и оба весла, и теплые шкуры. И мешочек с костяными иглами и жилами тоже нашелся. И все было цело, только кто-то погрыз весло и один горшок треснул. Хромой собрался ловить еду, а Кошке велел зашить пропоротое дно челнока. Но Кошка сказала, что дно чинить она не хочет, а хочет спать. Она устроила в челноке кубло из шкур и залезла в него, но вдруг с визгом выскочила обратно и спряталась за Хромого, а за ней из челнока выскочил длинноухий и кинулся убегать. А потом Хромой чинил челнок, а длинноухий жарился на костре, в котором горели древко остроги и кусочек весла, а Кошка смотрела, как в огонь капает жир и пыталась понять, чего ей больше хочется: спать или есть. Хромой сказал, что она может поспать, пока жарится мясо, а когда оно зажарится, можно будет проснуться и есть. А Кошка хныкала, что Хромой плохой и жадный: сначала не хотел ее кормить и таскал за собой по мокрым лужам, потом не дал съесть длинноухого сырым, а теперь не хочет разрешить ей сидеть у костра и нюхать вкусный дым. И еще она сказала, что раз Хромой такой жадный, то она не съест ни кусочка длинноухого и сейчас нарочно умрет от голода, и тогда он, Хромой, пожалеет, но будет поздно. Хромой сказал, что Кошка больна, а больным нельзя есть сырое, но Кошка заявила, что Хромой глупый и слушать его она не будет, а сейчас оторвет от длинноухого вот эту лапку и съест. Но может она сказала и как-нибудь иначе, потому что последние ее слова понять было трудно: говорила она их с набитым ртом и при этом чавкала. А на следующий день они пошли дальше, и идти стало гораздо легче, потому что не надо было карабкаться по камням и тащить на спине Кошку. Теперь Хромой брел по воде и придерживал плывущий по течению челнок, а Кошка спала в челноке, и все было хорошо, только она часто хныкала во сне. Один раз, когда Хромой попытался укрыть ее шкурой, Кошка спросонок злобно вцепилась зубами в его руку, а очнувшись, с плачем зализывала укус и долго тыкалась головой в плечо, извиняясь. Потом она уснула опять - беспокойно, тревожно - и снова затолкала шкуру ногами в самый конец челнока, но не проснулась. Так и спала - скорчившись, стуча зубами и подвывая от холода. Второй раз укрывать Хромой не решился (еще палец откусит), только тревожно поглядывал на ее посиневшее, жалобно сморщившееся лицо. А на следующий день пошел дождь. Не туманная морось, к которой Хромой уже привык настолько, что перестал замечать, а настоящий дождь, холодный и монотонный. Первый зимний дождь. Он шел весь день, и всю ночь, и утром; воды в Реке стало больше и поэтому плыть в челноке можно было вдвоем. Хромой греб неторопливо, размеренно погружая весло в серую, словно кипящую под ударами частых тяжелых капель Реку, а Кошка вычерпывала воду треснутым горшком и канючила, чтобы он греб быстрее, а то у нее от сырости зудит между пальцами - наверное, растут перепонки, а с перепонками она не хочет, потому что все будут смеяться и дразнить. В то, что от дождя между пальцами могут вырасти перепонки, Хромой не верил, но поскорее увидеть земли Племени ему тоже хотелось, и он стал спешить. Прошел еще один день, а потом еще один, и впереди сквозь серые космы дождя забрезжили очертания низкого острого мыса - Жала Реки, и Хромой поразился, как короток путь, казавшийся ему бесконечным. А Кошка сказала, что незнакомый путь всегда длинный туда и короткий обратно. И еще сказала, что когда Хромой плыл к Синим Холмам, Река мешала ему, а теперь помогает. Кошка умная - Хромой всегда это знал. И Странный говорил, что Кошка умнее всех стариков. Странный... Пусто на Речном Жале. Только несколько обклеванных и изгрызенных костей желтеют среди мокрой гальки там, где огромной бесформенной грудой расплывался под неистовыми лучами Слепящего труп Корнееда. Хромой издали показал Кошке, где он похоронил то, что сумел вытащить из-под зловонной туши, велел отнести подарки: еду, украшения... А сам не пошел, остался у челнока. Он не хотел, чтобы Кошка видела его слезы. А потом они поплыли дальше. Дно челнока тихо зашуршало по песку. Кошка шустро перелезла через борт и зашлепала по мелкой воде к берегу. - Стой! Хромой нарочито неторопливо вылез из челнока, проверил, крепко ли тот застрял на отмели. Потом взял копье и, обойдя стоящую в воде Кошку, выбрался на берег. Кошка сунулась было следом - он только глянул через плечо, и она осталась на месте. Хромой подкрался к пещере и, пригнувшись, стоял у входа, внюхиваясь и всматриваясь. Потом, выставив перед собой копье, нырнул в темноту. Он пробыл в пещере довольно долго, и Кошка переступала в воде озябшими ногами, мерзла и волновалась. Наконец Хромой выглянул, буркнул: - Иди... Кошка прошмыгнула мимо него, на ходу игриво лизнула в плечо - Хромой отмахнулся. Он сердился. Сердился за то, что Кошка наотрез отказалась выходить на берег у водопоя чтобы идти к Хижинам, и плакала, ныла, канючила, колотила пятками по дну челнока, пока Хромой не согласился ночевать в пещере Странного. Он уговаривал, убеждал, что пещера давно пустая, что туда могли забраться ночные убийцы, трупоеды, ползучие, немые, что дух Странного может обидеться - все было напрасно. Не мог же Хромой сказать, что боится! Кошка дразнила бы его до самой смерти - это она умеет лучше всех. Ей легко быть храброй. Привыкла, что Хромой защитит, ведь даже от Духов Звенящих Камней ее спас. А каково Хромому, которому надо бояться за двоих? А может, и за троих, если Кошка не врет - это она тоже умеет... Хромой, насупившись, сидел у входа и сердито сопел, а Кошка шныряла по углам. В пещере все осталось так, как было при Странном. Кошка нашла и хворост, и Породителя Огня, и в очаге уже разгорался костер, и тянуло дымком, а Кошка все копошилась в сторонке, зачем-то ковыряла палкой стену, покряхтывала. И вдруг засмеялась, запищала, заулюлюкала так звонко и весело, что Хромой не выдержал и пошел посмотреть, что она там откопала. Кошка откопала еду. Большой горшок сушенных ягод, перетертых с жиром. Правда, жир прогорк, а какие-то маленькие добрались до этого горшка раньше Кошки и многое съели, но осталось гораздо больше. Прогорклый жир - это не очень вкусная еда, но Хромой и Кошка не смогли оторваться, пока не съели все. Кошка даже попыталась вылизать горшок, но не вышло: голова не пролезла. Они сидели около очага, отдувались, икали. Хромой подобрел, голова его клонилась на грудь, глаза слипались. Но Кошка вдруг сказала: - Расскажи: как? Хромой встрепенулся, растерянно заморгал: - Как - что? Кошка щурилась от дыма, глаза ее стали двумя узкими щелками. "Как у Узкоглазого", - вдруг неприязненно подумал Хромой. Он протянул руку, пальцами раздвинул Кошкины веки так, как надо, как он привык. Она потерлась щекой о ладонь, поурчала. - Ты меня нашел. Отнял. Расскажи, как? Хромому рассказывать не хотелось, но спорить хотелось еще меньше. Он вздохнул, заговорил - медленно, пропуская и вспоминая подробности, повторяясь, путаясь, но Кошка слушала внимательно, ни разу не перебила. Когда Хромой замолчал, сказала: - Они обманули. Пришли, привели меня. Потом пришел ты. Потом сделали так, что ты подумал: "Обогнал". Обманули. Хромой чесал грудь, думал. Кошка помолчала и заговорила опять: - Я помню: сны. Про Странного. Про тебя. Про то, что дети. Твои и мои. Ты рассказал - поняла. Не сны. Было. Значит, была в Долине. Еще помню: глыба Звенящего Камня. Живая. Урчит. Стою у стены. Голая. В голове больно, но хорошо. Так не бывает, но было. От головы к глыбе - корешки. Длинные, тонкие, цветные. Не могу двинуться, сказать. Но могу видеть. Вижу. Мне интересно. Не что, не зачем, не где - интересно. Очень. Без смысла. А глыба урчит, будто ест вкусное. Приходят духи. Приносят вещи. Приводят немых или похожих. Глыба врастает в это корешками, урчит, кричит, моргает цветом. Испражняется белым, плоским, как шкура. На этом белом - рисунки. Непонятные. Как те, что выбивал Странный... Рисунки... Кошка вдруг замолчала, уставилась сквозь Хромого пустыми глазами. Хромой растерянно теребил нижнюю губу: - Не хотели отдавать - обманули. Понимаю. Обманули - сделали так, что я убил, отнял. Не понимаю. Зачем?

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору