т канат на литовскую землю.

    Это  и  был электромагнитный тучепровод, изящные модели которого столько
    раз   переделывал  Кирюшин  в  лаборатории  электробунтарей.  Тучепровод
    работал   на   том   же   принципе,  собственно  говоря,  что  и  всякая
    динамомашина.  В  динамо  вращение  магнитного поля заставляет электроны
    двигаться  по  проводнику.  На  мачтах тучепровода и между ними в будках
    размещались   электромагниты.   Попеременное   включение   их  создавало
    вращающееся  магнитное  поле,  и  наэлектризованные  капельки мчались от
    одной  пары  мачт к другой, как будто на берегу моря лежал огромный анод
    (положительный   полюс),   а   в  засушливых  степях  Заволжья  -  катод
    (отрицательный полюс).

    Затаив  дыхание,  люди  смотрели,  как,  свистя,  летят  тучи  -  бурная
    облачная  река  -  в  глубь  страны.  Начало  ее  давно  уже скрылось за
    горизонтом,  а первые мачты вес продолжали заглатывать новые облака и из
    тумана,  закрывшего  море,  все  еще  выскакивали самолеты, доставлявшие
    облака по одиночке, выплывали пароходы, свозившие их сотнями.
                                КЛАЙПЕДА-САРАТОВ

    ЛИНИИ  электромагнитных тучепроводов, начинаясь на берегах морей, шли во
    все  районы страны, где безжалостное солнце жгло хлеб. Каспийские облака
    поили  Сталинградскую  область  и  Сальские  степи,  азовские  облака  -
    Кубань,  черноморские  -  Украину  и  Северный  Крым. Но основной линией
    должна  была служить широтная магистраль Клайпеда - Саратов с пропускной
    способностью сто тысяч кубических метров водяного пара в секунду.

    Главная  магистраль  начала  работать  в  10  часов  утра. Десятки тысяч
    строителей   -   саратовские,   куйбышевские,  ростовские  и  башкирские
    колхозники  вместе с помогавшими им литовцами и белоруссами - не уходили
    с  линии,  ожидая  первого  пара.  К вечеру пар достиг Минска. Город был
    погружен  в  полутьму - минская электростанция была временно переключена
    для  снабжения  линии,  так  как  из-за  безветрия  не работали ветряные
    двигатели,  стоявшие  на  мачтах.  Но  уже к 7 июля строители Вилейского
    каскада  обещали  досрочно  закончить  одну  из  станций,  пустить ток в
    тучепровод и вернуть Минску свет.

    Для  упрощения  строительства  путь облаков был проведен над реками, над
    железными  дорогами,  над  автострадами,  и вот теперь облака свистящего
    пара неслись над рельсами, увлекая за собой дым отстающих паровозов.

    Многочисленные  рабочие - все, кто на линии и вдалеке от нее работал для
    урожая  -  выходили встречать живительную влагу. Здесь были и доменщики,
    и монтажники, и землекопы, и инженеры...

    К  полуночи,  миновав  белорусские  леса,  пар  вышел  в  степь.  Отсюда
    начинались   районы,   подверженные  засухе.  Почти  на  каждой  станции
    отходила  районная  веточка,  которая  должна была получать облака, а от
    железнодорожных узлов - областные линии на Киев, Полтаву, Курск.

    Хотя   тучепровод  снабжала  здесь  током  только  что  пущенная  мощная
    Кременчугская  гидростанция,  наполнение главной магистрали задержалось.
    Лишь  к  8  часам  утра  первый  пар  достиг  Харькова,  откуда отходили
    тучепроводы  в  Днепропетровскую  область  и  на Дон. И еще весь день до
    самого вечера двигались тучи от Харькова к Саратову.
                                    * * *

    ВМЕСТЕ  со  своим  дядей  и Нерубиным Шура ожидала пар в Саратове. По ту
    сторону  Волги,  за  мостом,  на широком зеленом лугу, высились такие же
    мачты  и  помост,  как  в Клайпеде, только значительно меньших размеров.
    Пологий   берег   был   заполнен   сегодня  бесчисленными  тракторами  и
    автомашинами.   Хладнокровный,   неторопливый   Нерубин  в  десятый  раз
    объяснял  трактористам,  как  прицеплять  электростатический невод и как
    подъезжать   к   мачтам.   На   автомашинах,   скучая,   сидели  бригады
    "оркестрантов",  обняв  свои  громоздкие  свистки  и  барабаны.  Изредка
    кто-нибудь  от скуки включал инструмент, и тогда, пугая коров на выгоне,
    по широкому полю разносился пронзительный свист или яростный львиный рык.

    -  Довольно  объяснять  уже, - говорил тракторист с перевязанной щекой -
    Стоим  здесь  с  самого  утра.  Давайте дождь! Легко ли его везти ночью?
    Дороги, сами знаете, какие.

    Сердитая   старушка  в  черном  платке,  размахивая  барабанной  палкой,
    похожей на булаву, громко говорила окружающим:

    -  В  старое  время  проще  было  -  попы  дождем  заведовали. У нас поп
    Афанасий  -  большой мастак насчет дождя. Бывало, пойдем крестным ходом,
    только  вынесем  икону за околицу - глядь, и накрапывает. А нынче заявку
    эту  подавай  в сельсовет, трактор гони в город, жди здесь... У меня сын
    летчик,  я ему сказала в прошлом месяце - он мне запросто привез и опять
    привезет.

    Шура, волнуясь, металась между полем и конторой тучепровода.

    -  Позвоните,  пожалуйста,  -  просила  она дежурную телефонистку каждые
    пять минут - Ну, где они там застряли?

    Телефонистка, снисходительно улыбаясь, крутила ручку телефона.

    -  Татищево  прошли,  - докладывала она - Алло! Алло! Курдюм, у вас есть
    облака?  Есть?  Великолепно! Алло! Алло! Разбойщина! Разбойщина, вы меня
    слышите?

    -  Еще  полчаса,  еще  целых  полчаса!..  -  томилась  Шура. И опять она
    выбегала на улицу, где Нерубин твердил тому же самому трактористу:

    -  Зеленый  канат  цепляешь за правое верхнее кольцо, красный - за левое
    верхнее  кольцо.  Лесом будешь ехать - берегись деревьев. Ветра опасайся
    - лучше пережди, если будет ветер.

    Тракторист  переступал с ноги на ногу, морщился не то от скуки, не то от
    зубной боли.

    - Давайте уж. Как стихи, помню. Давайте скорее!

    Шура опять бежала в контору:

    -  Голубушка,  позвоните,  пожалуйста,  в  Разбойщину.  Что они там тучи
    держат? Успеют еще попользоваться!

    Плотный  пар  был еще километрах в пятнадцати от Саратова, а Нерубин уже
    заметил  легкий  туман,  курившийся  между  мачтами,  и  вдруг,  прервав
    наставления, закричал страшным голосом:

    - Что стоишь! Заводи!

    Оказалось  не  так  легко  справиться  с  неводом. Четыре раза Нерубин с
    трактористом  меняли  положение,  прежде  чем удалось им установить сеть
    между  мачтами.  Через  несколько минут в неводе уже стлался белесоватый
    туман.

    -  Видишь,  -  говорила  Шура трактористу, - видишь, как хорошо ложится!
    Видишь, какое чудесное отталкивание!

    А  тракторист  ничуть  не  разделял  ее восторгов, смотрел недоумевающим
    взглядом. "И это твоя туча? Только-то!" выражал его взгляд.

    Первый  электростатический невод наполнялся двадцать две минуты, но едва
    успели  завести  второй,  раздался гул, и на мосту показались клубящиеся
    пары,  вскипающие по всей электромагнитной трассе. Казалось, где-то, под
    водой,  шел  со  страшной  скоростью  поезд...  Свистящие  клубы  пара в
    несколько  секунд  наполнили  невод,  трактор с трудом вывез его, и пока
    подъехал  следующий,  весь  воздух  над  лугом  был  пронизан сыростью и
    запахом моря.

    Профессор  Хитрово также выскочил, чтобы дать последние советы уезжающим
    "оркестрантам".  Наверху,  за  бугром,  плыло  где-то  первое балтийское
    облако.  Специально для перевозки туч в районы были выбраны дороги, близ
    которых не было ни деревьев, ни телеграфных проводов.

    Очередь  зашевелилась.  Трактористы  подъезжали сразу в промежутки между
    несколькими  парами мачт и тут же выезжали с наполненным неводом. Вскоре
    можно  было  следить,  как расползались облака по всему району.Там и сям
    плыли  они  в  сумерках  за далекими холмами, тракторов под ними не было
    видно.  Еще  часа  два,  и  потемневший  луг  опустел. Профессор Хитрово
    послал  телеграмму  в Балашов, чтобы саратовскую ветку отключили до утра
    и ввели бы там в действие камышинское направление.
                                ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ

    ШУРА  не  спала всю предыдущую ночь, пока пар путешествовал по просторам
    Украины,  и  не  присела ни на минуту весь день, отмечая его движение по
    Харьков  -  Балашовской  дороге. Сейчас, когда берег опустел и последние
    остатки  водяного  пара  таяли  над  Волгой, Шура почувствовала, как она
    устала.  Она  не  в  силах  была  ехать  домой  и  решила лечь в конторе
    тучепровода  на  столе. Ей казалось, что она уснет, как только ляжет, но
    усталость  была  слишком  велика,  сон  бежал от нее, в голове кружились
    невода,   вскипали   клубы  пара,  свистели,  гудели,  грохотали  дядины
    инструменты.  Она  не  в  силах  была  радоваться, что осуществилась так
    быстро  двухлетняя  ее  мечта,  и  не только ее мечта - мечта нескольких
    поколений всей династии Хитрово.

    - Дядя! - крикнула она вдруг. - Миллиард пудов - это много?

    Старик Хитрово ответил из-за фанерной перегородки сердитым голосом:

    - Спи, юла! Я устал.

    Шура  начала  считать:  миллиард  пудов  перевести в тонны, разделить на
    двести  миллионов  жителей  и  на  триста шестьдесят пять дней... Но она
    была скверным арифметиком, сбилась, и пришлось начать все сначала.

    -  Припек не забудь, - неожиданно сказал дядя за стеной. Видимо, он тоже
    не спал и делил пуды на жителей.

    Шура  представила  себе,  что  она  идет  по  тучным, золотистым нивам и
    каждый  колос  кланяется ей тяжелой головкой. Душный, предгрозовой день.
    На  Шуре  цветной сарафан, золотистые косы цвета колосьев вокруг головы,
    и  тот, кто идет рядом с ней, молча гладит взглядом Шурин висок, и щеку,
    и каждый виток туго заплетенных кос.

    Шура  краснеет  (она  всегда легко краснеет). Но ей так приятно, что она
    нравится  этому  человеку  - самому лучшему из всех, кого она встречала.
    Он  похож  на  этого  черноволосого  летчика с упрямыми сжатыми губами и
    колючими  глазами;  он добродушный и терпеливый, как Нерубин; он веселый
    и разговорчивый, как Василий...

    - Дядя, ты любил когда-нибудь?

    Слышно, как профессор сердито перевернулся на другой бок.

    -  Безобразие!  Пристаешь  с  глупостями,  спать  не даешь! Не смей меня
    будить больше! Какие-то мечтатели нынче - молодежь!

    Шура  виновато  замолкла,  лежала  тихо,  как  мышонок.  Несколько минут
    спустя старик, кряхтя, произнес:

    - Что же ты думаешь, я не человек совсем? Так и родился профессором?

    Подождав,  пока дядя перестал ворочаться, Шура встала и тихонько села на
    окошко.  Начищенная  до  блеска  луна  смотрела  ей  прямо  в  глаза. От
    сооружений  тучепровода  легли  на  луг  четкие тени. Воздух все еще был
    насыщен  экзотическим  запахом морской соли и гниющих водорослей. Шура с
    наслаждением  вдыхала  его  и  думала  сразу о луне, и о далеком море, о
    всех  городах  и  областях,  по которым шел к ней этот запах, о том, что
    она счастлива и это невозможно выразить словами.

    Затем  она  обратила  внимание,  что  из  окошка соседней комнаты падает
    желтый  квадрат  света  и  на  нем  шевелится  лохматая тень - профессор
    что-то пишет.

    "Ах,  так!  - подумала Шура. - Велит спать, а сам работает. Дай-ка я его
    напугаю".

    Она  тихонько  вылезла  из  окна,  нагнувшись  подкралась  к  соседнему,
    оперлась руками на подоконник и сказала басом:

    - А чем вы здесь, люди добрые, занимаетесь?

    Смущенный  профессор одной рукой прикрывал распахнувшийся пиджак, другой
    -  карту,  на которую он наносил что-то красным карандашом. Но Шура была
    уже в комнате. Она бесцеремонно оттолкнула профессора.

    - Что это, дядя? Объясни!

    Видя,  что  все равно он разоблачен, профессор начал говорить, сначала с
    запальчивой обидой, затем все более увлекаясь:

    -  Что  же  ты  думаешь,  только тебе мечтать? Нам тоже мечтать хочется.
    Вот,  думаю,  в  будущем  году,  когда  засухи не будет и не понадобится
    орошать  Украину,  направим  облака  дальше  в  степь,  на  новые земли.
    Видишь,  я  зачеркнул  астраханские  степи. Здесь написано: "Безводные и
    бесплодные  пески  и  солончаки".  В  будущем  году  здесь  не  будет ни
    безводных,  ни  бесплодных  песков.  Затем  Казахстан - весь Казахстан -
    должен  быть  таким  же  плодородным,  как  Украина; все Среднеазиатские
    Республики  могут быть Батумским заповедником, если дать туда достаточно
    воды.  Было  время  -  люди открывали Землю, спрашивали у каждой страны,
    что  она  такое?  Теперь  другое  время - мы переделываем страны. Почему
    Печора  впадает в Ледовитый океан, если нужно, чтобы она впадала в Каму?
    Почему в жаркой Туркмении пески, если нам нужны там пальмовые рощи?..

    Шура завладела красным карандашом.

    - Дядя, здесь написано: "пустыня Кызыл-Кум". Зачеркнуть?

    -  Ну, конечно, зачеркни. И Кара-Кум - рядом с ней. И Голодную степь - с
    другой стороны. Для чего же нам голодные степи?! Зачеркни совсем!

    "Знание - сила", 1948 ‘ 1 - 4.