ало на стеклах. Курил. Потом сказал:
   - Если так, Йен, я бы попробовал  прикончить  "А.М.".  Имею  я  на  них
зуб...
   - Что же, я готов, - ответил Йен,  -  люблю  опасные  эксперименты.  Но
правила этой игры мне не известны.
   ...Ричард Мэллори не зря слыл грозой бизнесменов,  не  зря  годами  вел
досье на членов правлений, его управляющих и прочих. Не зря "А.М." решил с
ним разделаться в конце-то концов! Покачиваясь на  сиденье,  Дик  разыграл
партию - будущее  директоров  "А.М.".  Он  видел,  как  директор  Каульбах
возвращается со спевки (хохферейн "Мотылек") и как будет потом. Он  видел,
как  Александр  Растерс,  кавалер  ордена  Бани,  выбирает  новый  лук  из
стеклопластика - о, это мужественная забава, мой друг, это для мужчин! - и
он видел...
   Он видел, что третий пока что не опасен. Притаился, как зубная боль,  -
до времени, до своего часа, до завтра.
   - Готово, Йен. Третий пока не опасен, мне кажется. А в противовес  надо
бы вытащить Вилла Йориша, вы знаете? Нет? Он тоже один из нас. Я  писал  о
нем.
   - Поехали, дружище, - Йен внимательно вел  машину,  но  трубка  задорно
торчала вперед и вверх, - поехали! Вытащим Йориша, а завтра,  учтите,  нам
придется эмигрировать.
   Тек, придется...  Один  из  них  уже  стакнулся  с  властями,  а  такой
консорциум переиграть не удастся. Ни за что не удастся,  только  и  мы  не
грудные младенцы!
   Они улыбнулись друг Другу, и Дик сказал:
   - Ну, держись, "А.М."!
   Виллиама Йориша они выручили легко, а сержант Грили, прозванный Крабом,
постарался забыть это  дело  поскорее.  Подъехал  синий  "фольксваген",  и
длиннолицый такой хмырь вылез и подошел к участку и говорит ему:  "Сержант
Грили! Индеец дал вам пять фунтов", - а он, Грили, еще и выпить  не  успел
на эту пятерку и еще  долю  старшему  не  отдал!  "А  вчера  вы  отпустили
Бриллиантщика, нарушив свой долг", - говорит хмырь, и все  так  чистенько,
как настоящий англичанин, а  потом  требует,  чтобы  он,  Грили,  отпустил
одного из вчерашних черномазых, тогда он будет молчать  и  не  пикнет  про
Бриллиантщика и прочее.
   ...Так Виллиам Йориш ускользнул от своего будущего и на короткое  время
стал черным шофером Йена Абрахамса. Ничего не  спрашивая,  Йориш  пошел  к
машине и сел за руль, а Грили только нацелился отвесить ему справа...
   Затем Виллиам вымылся в настоящей ванне и получил брюки и рубашку Йена,
после чего уже самостоятельно купил себе ливрейный жилет, фуражку и губную
гармонику.
   В соседнем коттедже миссис Рокуэлл сказала своему мужу, декану, что Йен
Абрахамс нанял шофера. Пока она уговаривала  декана  нанести  Йену  визит,
Йориш уже изучил азбуку и принялся читать по складам английские сказки,  а
Мэллори и Абрахамс смотрели на него  и  время  от  времени  сообщали  друг
другу, что никогда бы не поверили этому, если б им  рассказали  что-нибудь
подобное. Потом они приняли снотворное, зная - каждый в отдельности и  все
трое вместе, - что никогда ужа им не  удастся  заснуть  без  хорошей  дозы
снотворного. Дик заставил себя не думать о завтрашних событиях и, засылая,
видел, как Нелл, его подружка, звонит своему запасному приятелю и  выходит
из дому в вечернем платье. Йен опроверг гипотезу кварков, потом  вспомнил,
что Земля пересекает поток  Леонид,  и  увидел  место  каждого  метеорита,
сгорающего в атмосфере, - с точностью до километра в пространстве и  одной
десятой секунды во времени. Некоторое время он думал, что зря  ввязался  в
эту мелкую возню с "А.М.". А Виллиам все  видел  свое  -  вонючую  воду  и
беднягу Хальса  под  окровавленной  простыней  -  и  стонал,  засыпая  под
магическим воздействием белых таблеток.
   Утром они сели в  машину  -  длиннолицый,  жесткий  Йен;  Дик  Мэллори,
плотный, спокойный, с выцветшими глазами, и Вилл Йориш,  немолодой  связи,
тощий, как обгорелая спичка. Включив двигатель, Вилл оглянулся,  посмотрел
с грустной улыбкой, как бы посмеиваясь над самим собой, и Йен сказал:
   - Виллиам, мы верные люди... Не наша вина, что мы белые.
   Тогда Вилл решился:
   - У меня есть автомат, мистер Абрахамс. Я  зарыл  его  на  пустыре  под
пустыми ящиками. Можно достать, никто даже не заметит...
   - Хорошая компания, - сказал Дик. - Хо-орошая компания! Лучемета у  нас
нет?
   Двадцать минут, оставленные в резерве, ушли на поездку к  пустырю,  что
за бидонвилем. К дому  Александра  Растерса  они  подъехали,  не  имея  ни
секунды в запасе. Вилл поставил машину под острым  углом  к  тротуару,  не
выключая двигателя. Достал губную гармонику.  Мэллори  и  Абрахамс  прошли
через газон к дому, и, пока их рассматривали в глазок,  было  слышно,  как
Вилл играет на гармонике "Часто мне снятся родные  места".  Потом  тяжелая
дверь открылась.
   В холле было прохладно. Лакеи поднялись со своих стульев и выжидательно
смотрели на вошедших. У того, что стоял в середине,  сигарета  прилипла  к
губе - он изумленно мигал, глядя на Дика Мэллори.
   - Вот этот ждал меня вчера на третьем этаже, - сказал Дик.
   Йен кивнул.
   - Знаю. Вот что, мужчины, - обратился он к  лакеям.  -  Я  из  полиции,
понятно? Мы пройдем к хозяину,  а  вы  сидите  тихо,  как  белые  мышки...
молчать! Вы за хозяина не в ответе. Будем мужчинами,  не  так  ли?  Пошли,
мистер Мэллори... А вы можете сесть. Сидеть,  кому  сказано!  Дорогу  сами
знаем.
   - Как вы ловко, - с  уважением  сказал  Дик,  поднимаясь  за  Йеном  по
лестнице.
   - Детектив - мой любимый  жанр,  -  Йен  остановился  перед  стеклянной
дверью.  -  Пожалуй,  нам  сюда...  Остается  шесть   минут,   эксперимент
начинается.
   Они прошли через библиотеку в кабинет. Хозяин спал за  столом,  откинув
красное лицо на спинку кресла. Дик с удивлением подумал, что не  чувствует
к нему ненависти, и понял почему - он знает его будущее.
   - Пять минут, - произнес Йен, вынимая автомат из-под пиджака.
   Хозяин  проснулся,  как  просыпаются  солдаты  и  охотники,  не   меняя
положения головы, и мгновенно оценил обстановку.
   - А, Мэллори, - он слегка осип, но  говорил  бодро,  -  молодцом...  Вы
переиграли меня, Мэллори. Диктуйте, я слушаю.
   Он  быстро,  яростно  покосился  на  автомат,  на  дверь  и   попытался
оглянуться, - Дик вынул пистолет  и  поплотнее  встал  на  львиной  шкуре,
заменяющей ковер.
   - Условия простые. Завтра же  эвакуировать  шахты.  Урановые  горизонты
затопить, взорвав перемычку в нижней штольне. Все.
   Вот тут он проснулся как следует и выкатил глаза. Но только на секунду,
он был совсем не прост, нет, нет, он был совсем не прост, ребята,  и  было
любо-дорого смотреть, как он сидит и понимающе улыбается.
   - Десять тысяч, Мэллори. На любой банк. Могу наличными.
   Времени не оставалось совсем, и, косясь на  стрелки  часов.  Дик  выдал
Растерсу вторую порцию:
   - Вы старый дурак, Растерс. Шахту вы взорвете. Если завтра  к  полуночи
шахта не будет взорвана,  мы  вас  прикончим,  даже  если  вы  залезете  в
резиденцию премьера. Просто прикончим, бесплатно. Доказательство? -  Йену,
небрежно: - Наберите номер Каульбаха, Тим. Берите трубку. Растерс, берите.
Мы работаем чисто.
   Растерс охотно взял трубку - еще бы! - и пролаял:
   - Хозяина, Грюне, да-да, это я... Морген, либер Фриц...
   - Говорите по-английски, - предупредил Йен.
   Оставалось сорок секунд. Они оба; Абрахамс и Мэллори, еще вчера видели,
как Фриц Каульбах падает вниз лицом, сжимая трубку, и  аппарат  падает  со
столика ему на затылок... Тридцать секунд, но что, если  они  ошибаются  и
сосуд в мозгу Каульбаха вовсе не собирается рваться?.. Двадцать  секунд...
А тебе его не жаль?
   - А что жалеть эту сволочь? - пробормотал Йен.
   - Да, Фриц, у меня здесь мистер Мэллори, тот са... Фриц! Фриц! Эй,  что
случилось? Фриц!
   Он немного отвел трубку от уха и  с  ужасом  посмотрел  на  Дика.  Куда
девалась твоя храбрость, охотничек?
   - Мы работаем чисто, Растерс, - сказал Йен.
   Ошибки не было.
   - Фри-иц! - завопил Растерс. - Фри-и-иц! - и осекся.  В  трубку  что-то
забубнили. - Фриц? Грюне, где хозяин? Что? Конечно, конечно... - в  трубке
послышался  сигнал  отбоя.  -  Он  хочет  вызвать  врача...  Он   хочет...
вызвать... врача.
   - Пациент  закрыл  глаза,  -  флегматически  констатировал  Йен,  -  он
жалостлив...
   И сейчас же, перебивая его, Дик ответил:
   - Врач установит кровоизлияние в мозг...
   - А при вскрытии - в левое полушарие, Растерс...
   - Потребуйте вскрытия завтра же, посмотрите, что ждет вас.
   Довольно. Он был готов, и Дик опять гонял, что не чувствует  ненависти,
но даже некоторую жалость, брезгливую, и как будто  он  виноват  в  смерти
второго мерзавца.
   - Откройте глаза, - сказал Дик, - до завтра мы вас не тронем.
   - К-как вы это д-делаете?
   - Лучи смерти, - серьезно ответил Йен. - Избирательные лучи  смерти,  с
наводкой по мозговым токам.
   Йен опустил автомат на грудь и подошел к  знаменитой  коллекции  луков.
"Сэр  Александр  отрицает  ружейную  охоту,  как  негуманную.  Из   своего
стеклопластикового лука он разит без промаха.  Среди  его  трофеев  -  лев
(верхний снимок)..."
   - Хороший лук, - сказал Йен, - отличный лук. Правда  ли,  что  из  лука
можно убить льва?
   Он говорил, стоя за  спиной  Растерса,  а  Дик  смотрел,  как  гуманный
охотник глотает комок, застрявший в горле. Когда Йен звякнул тетивой, веки
Растерса чуть дрогнули, и Дик понял, что старая лиса притаилась и ждет. Не
такой он человек, чтобы поверить в лучи смерти. И  у  него  есть  бетонное
противоатомное  убежище,  личная  охрана  и  прочее.  А  ну,  заглянем   в
завтрашний день...
   ...Растерс в убежище, смотрит телепередачу.  С  ним  женщина  по  имени
Беата... А их с Йеном везут в наручниках из аэропорта... Та-ак.
   - Убежище вам не поможет, - ровным голосом начал Дик. - Чепуха.  Там  у
вас подъемная дверь толщиной десять дюймов, кодовый замок, восемь три ноль
пять ноль один, бордоское вино для  Беаты,  -  он  говорил  и  видел,  как
меняется завтрашний день, и они втроем поднимаются  на  борт  самолета,  а
может, это не самолет? - Вино для Беаты вам тоже не  поможет,  и  запасный
выход из убежища под канализационным люком сто семнадцатым... - Дик сам не
заметил, как уселся на письменный  стол  Растерса,  болтая  ногой,  как  в
редакции, до того его увлекло это занятие. - Ловко  придумано  с  запасным
выходом, сэр Александр... Но все это чепуха.
   Тогда Растерс опять  завопил.  Он  был  уже  далеко  не  молод  и  весь
побагровел, но вопил он звонким, яростным голосом:
   - Дьявол! Дьявол! Дьявол!..
   Неизвестно, поверил ли Растерс в "лучи смерти". Но шахта была затоплена
- на следующий день, перед закатом. С  последней  клетью  подняли  беднягу
Хальса. За полчаса до взрыва его ударило лопнувшей стойкой шахтной  крепи,
и Виллиам Йориш молился за его  душу,  когда  вел  синий  "фольксваген"  к
аэропорту.
   Йен сердито сопел на заднем сиденье. После визита к Растерсу им удалось
и остальное - паспорта, визы, билеты на самолет, - но до последней секунды
Йен  надеялся,  что  все  обойдется,  что  все   займет   прежние   места,
перечеркнется, что ли, и можно будет вернуться в свой коттедж,  и  а  свою
университетскую комнатушку, и на  свой  семинар  к  остроглазым  загорелым
студентам. Как это "обойдется",  он  не  представлял  себе,  но  продолжал
надеяться,  и  ехидно  посмеивался  над  этим  беспричинным  ожиданием,  и
надеялся. С другой стороны, когда за ними увязался "бьюик"  и  немедленное
бегство стало единственным выходом, Йен ощутил  некоторое  удовлетворение.
Причинная  логика  продолжала  действовать,  мир  ощущался  как   упругий,
сопротивляющийся материал и отвечал на удар ударом.
   -  Выжидают,  -  проговорил  Мэллори,  вглядываясь   в   желтые   пятна
подфарников, зажженных на "бьюике". - Грузовик им мешает. Йен,  его  зовут
Питом, Питер... А как фамилия этого Пита?
   Йен пробурчал:
   - Чтоб он сдох! Не знаю. Тот, что навел на вас лучеметчиков? Его нет  в
"бьюике", к сожалению...
   - Нет-нет, этот Пит рисковать не любит, не таковский.  Он  дома.  Стоп!
Это спекулянт Брейген.
   - Возможно. Кто-то из нас должен  был  оказаться  на  той  стороне.  Не
отрывайся от грузовика, Вилл.
   Йориш нагнулся к стеклу и  всмотрелся  в  темную  кабину  грузовика,  в
неторопливо вращающиеся большие колеса.
   - Ох, ох, он мне сильно не нравится, мистер Абрахамс!
   Тем временем "бьюик" начал притормаживать, в  легком  тумане  тормозные
огни окружали его красноватым ореолом, и тут они поняли, что  попались,  и
Вилл произнес длинное слово по-зулусски и попытался  вырваться  вперед,  -
грузовик резко  взял  влево.  Тормоз,  еще  тормоз,  и  желтые  подфарники
надвинулись на них из густеющего тумана, и Дик  быстро  опустил  стекло  и
высунул руки с автоматом, а Вилл  погасил  огни,  и  Дик  ударил  очередью
назад, по желтым пятнам в тумане - гильзы замелькали по крыше машины.  Тут
их швырнуло, провизжали тормоза - Йориш свернул влево,  на  подвернувшееся
шоссе, а сзади грохнуло и поднялось дрожащее желтое пламя.
   Мэллори спросил:
   - Что дальше? В аэропорт нам нельзя теперь...
   Помолчали. Двое на заднем сиденье, физик и  журналист,  с  тошнотворной
явственностью видели, как захлестываются вокруг них круги  возмездия.  Они
преступили законы своего мира,  они  стали  убийцами,  изгоями,  и  за  их
спинами  уже  ревели  клаксоны  полицейских   лендроверов,   и   вертолеты
разбрасывали по дорогам наряды жандармерии. Конец, конец...  Но  маленький
тощий свази на переднем сиденье ничего не  знал  об  этом.  Он  собирал  и
распускал на лбу крупные серые морщины и видел сеть дорог как  бы  сверху,
как охотник, прокрадываясь вельдтом, видит движение стад  и  слышит  свист
коршунов в вышине. Он ждал поворота направо  и  спокойно  повернул,  когда
знак поворота выскочил из тумана. Спустя пять километров он  повернул  еще
раз и спокойно выехал на магистраль - в его мире действовали иные  причины
и иные следствия, и он один видел, как шофер с  грузовика  трясет  толстой
мордой и повторяет: "Ничто не знаю, инспектор, как есть ничего". А они уже
подъезжали  к  аэродрому,  мимо  реклам  авиакомпаний,  мимо   вето,   что
составляет мир белых людей, в котором за преступлением следует  возмездие.
В мире Виллиама Йориша преступления совершались безнаказанно,  вот  в  чем
дело. Жизнь бедного свази, или бечуана, или любого другого, она  была  так
дешева, что не стоила даже возмездия. Ничего она не стоила.
   И он оказался прав. В аэропорту было спокойно, ибо  они  приехали  туда
раньше, чем полиция подоспела к догорающему "бьюику".
   Он переминался с  ноги  на  ногу  и  про  себя  пел  псалом,  пока  Йен
предъявлял пограничному офицеру разрешение  на  выезд  для  цветного.  Оно
стоило Йену половину его сбережений. Остальное ушло на билеты.
   Вилл оглядывался и бормотал: "Я вернусь, я вернусь", - пока  поднимался
в кабину. Машинально достал из кармана гармонику.
   Йен сказал мягко:
   - Виллиам, в самолете не стоит играть на губной гармонике.




3. Ариадна ГРОМОВА

   Аэродром Орли встретил их ледяным ветром и моросящим  дождем.  Все  это
они уже видели в  пути  -  тусклый  влажный  блеск  зеленого  силиконового
покрытия, расчерченного яркими  белыми  линиями  взлетных  полос,  тяжелые
темные   тучи   над   самой   головой,   людей   в   круглых    прозрачных
шлемах-дождевиках, закрывающих пол-лица. Но одно дело - видеть, пусть даже
и очень ясно, а вот выйти из самолета и сразу нырнуть  в  этот  промозглый
холод... Да, ведь тут все наоборот, в ноябре зима наступает - снег, лед  и
тому подобное.
   - Вилл, ты видел снег? Хотя бы в кино?
   - Никогда. И в кино я никогда не был, - тихо  ответил  Виллиам,  и  его
белые друзья молча переглянулись, сразу увидев жизнь,  которая  стояла  за
этим ответом.
   Они сели в автобус. Ближайший  час-полтора  был  определен  заранее,  и
менять его не имело смысла, а вот дальше... Йен  расхохотался,  глянув  на
физиономию Дика.
   - Тебя это шокирует, а?
   - Нет, но хотел бы я знать, какого черта мне заниматься гаданьем?  Я  и
по-французски-то плохо говорю!
   - Иностранный акцент в таких случаях не мешает, а  скорее  помогает,  -
усмехаясь, сказал Йен. - А вообще-то неплохая мысль.  Денег  у  нас  и  на
неделю  не  хватит,  да  еще  и  одеться  потеплей  не   мешает,   а   это
гарантированный заработок, и объяснения придумывать не надо.
   Виллиам, сидевший через проход, перегнулся к Йену.
   - Осторожнее, - сказал он на африкаан. - Старик рядом со мной и двое за
проходом понимают по-английски.
   - Спасибо,  -  сказал  Йен  и  начал  убежденно  и  обоснованно  ругать
парижский климат.
   Супружеская  пара,  сидевшая  рядом,  быстро  потеряла  интерес  к   их
разговору. Муж начал думать об очень милой женщине по имени Сесиль, а жена
вообще не поймешь о чем; об  испортившемся  замке  чемодана,  о  салате  с
креветками, о черном кралоновом платье, отделанном самосветящимися нитями.
Старик, сосед Виллиама, осторожно приложил ладонь к печени,  разболевшейся
в пути. Все эти  люди  были  неопасны,  а  старику  и  жить-то  оставалось
недолго: в Париже он узнает, что у него рак  печени.  Но  молодец  Виллиам
всегда настороже... Тут Виллиам поглядел на  своих  белых  друзей,  и  они
увидели,  как  он,  согнувшись  и  придерживая  раненую  руку,  петляет  в
лабиринте лачуг, сарайчиков, мусорных ящиков... прыгает в  мусорный  ящик,
захлопывает за собой крышку.
   - А дальше что? - спросил Мэллори. - Ты уехал?
   - Да, пришлось удирать... Из Иоганнесбурга уехал в Преторию...
   Физик  и  журналист   молча   смотрели   на   лицо   своего   спутника,
пепельно-черное, как остывшая зола, и думали об одном и том же.
   - Да, для  нас  с  тобой  эта  история  -  форменный  переворот,  конец
налаженной жизни и все такое, а для Виллиама это, в сущности,  продолжение
прежнего...  Впрочем,  да,  ты  прав,   Виллиам,   для   тебя   тоже   все
переменилось... Еще как переменилось...
   Автобус привез их на площадь Инвалидов,  там  пассажиров  ждали  агенты
гостиниц, и они согласились отправиться в гостиницу "У белого  кролика"  в
районе площади Терн, и дребезжащее  такси  доставило  их  к  облупившемуся
четырехэтажному зданию на узкой грязной уличке, и  над  входом  качался  и
громыхал на ветру белый кролик, вырезанный из жести.  И  комнаты  были  те
самые, что они видели: узкие, темноватые, все три рядышком,  на  четвертом
этаже, а под окнами - шиферная крыша соседнего трехэтажного дома, и по ней
разгуливает тощий рыжий кот с удивительно хитрыми глазами.
   - Видал, этот зверь даже подмигнул мне! - сказал Мэллори. -  Может,  он
тоже Один из Нас?
   - Все возможно, - сказал Йен. - Так я не  вижу  пока  оснований  менять
естественный ход событий. Мы действительно позавтракаем в кафе на  углу  -
его и отсюда видно, потом отправимся в университет, разыщем твою кузину  и
профессора Карне.
   - Послушайте, друзья, а  мы  кому-нибудь  скажем  об  этом?  -  спросил
Мэллори. - Получается ведь, что скажем.
   - Действительно, - согласился Йен.  -  Да  это  и  неизбежно:  как  мне
говорить с профессором, ничего не объясняя, он же не младенец!
   - Друзья, а вам не кажется, что это слабеет? - спросил Дик.
   - Не кажется, - сразу ответил Йен. - Просто тут непривычная обстановка,
и нам куда труднее ориентироваться, чем в Претории.
   Они стояли в номере  дешевой  парижской  гостиницы  и  переговаривались
почти без слов.
   - Нам ведь и подумать надо всем этим некогда было, - сказал Дик, и  его
собеседники молча кивнули.
   - Как это вообще случилось? - думали они то молча, то вслух.  -  Почему
именно с нами, мы ведь такие разные... Ладно, друзья, тут мы ни до чего не
додумаемся, оставим это... Да, но интересно бы узнать, много ли таких, как
мы... В Претории был еще этот... Питер, что  ли...  И  еще  кто-то...  Да?
Виллиам, ты ее знаешь? Значит, вот как получается:  полицейские  в  машине
говорят об этой самой Мэссон  как  о  претендентке  на  Мис