что ты  маловато  помнишь,  чтобы
вернуться. Что ты повернешь и снова сгинешь.
   Кэйл отвел взгляд от объектива, и экран побелел. И - следующая запись: на
черном фоне женщина в черном костюме, так что хорошо различимы только лицо и
руки, плывущие в дымке пустоты. Она откинула руками волосы с лица, и  камера
придвинулась ближе. Женщина была красива.
   Гвен.  Невыразительное  пространство  на  телеэкране   очень   напоминало
затемненную ком-дату, где Хаос встречался с Гвен в снах.
   - Эверетт. - Она поморгала и опустила взгляд. - Кэйл говорит, ты и правда
здесь. Говорит, узнал об этом в снах. Но я-то больше не  сплю.  -  Она  тихо
рассмеялась, взглянув на того, кто стоял  за  камерой.  -  Не  знаю,  что  и
сказать. Ладно, Эв, приезжай, навести меня. Хорошо? Хочу с тобой  увидеться.
Ну, все, наверное.
   Камера еще несколько секунд подержала ее в кадре, затем экран почернел.
   Иди научила Хаоса пользоваться видеомагнитофоном, затем села  на  стул  и
молча смотрела запись. Но, когда на экране появилась Гвен, она встала,  ушла
в спальню и затворила дверь. А Мелинда сидела на полу и нервно ерзала. Когда
Хаос выключил телевизор, она сделала кислую мину и спросила:
   - Где ты это взял?
   - Тот парень дал, - рассеянно ответил он. - Я его, похоже, знал когда-то.
   - Мотоциклист?
   - Да.
   - Что делать собираешься?
   - Не знаю. - Он встал и постучал в дверь спальни. Не  дождавшись  ответа,
вошел. Иди сидела на краешке кровати возле кипы белья.
   - Тут одежду  старую  кто-то  оставил,  -  сказала  она.  -  Может,  тебе
подойдет? Но тогда твою придется выстирать.
   - По-моему, лучше не брать ничего.
   - Одежду брать можно. Что на тебе, то твое. Раз оставили - бери.
   - Хорошо, - произнес он. - Примерю. Спасибо.
   Она порывисто встала.
   - Когда переоденешься, отнеси грязное  в  ванную.  Я  выстираю  и  повешу
сушиться.
   - Я, наверное, завтра в Сан-Франциско поеду.
   - Ну и что?
   - Наверное, не успеет высохнуть.
   - Пахнет ведь, - сказала она. -  Или  выстирать,  или  выбросить.  -  Она
отвернулась и вышла из комнаты. Хаос - следом, мимо Мелинды,  которая  снова
включила телевизор.
   В кухне Иди занялась осмотром содержимого холодильника и буфетов,  но  по
ее движениям Хаос заподозрил, что она уже сделала это до  его  приезда.  Оба
молчали. Через несколько минут она достала коробку  крекеров  и  пластиковую
банку орехового масла с наклеенной вручную этикеткой  и  торопливо  намазала
несколько крекеров.
   - В чем дело? - спросил Хаос.
   - Мне не нравятся твои новые друзья, - жуя, ответила она.
   - Это не новые друзья. Это старые друзья.
   - Ну так вот, они мне не нравятся, особенно этот, утренний,  единственный
настоящий. Мистер Кожанка. Хаос, он же отвратительный! И уже втянул  тебя  в
неприятности. :
   Хаосу не хотелось обсуждать "заслуги" Фолта. Он сомневался, что  у  Фолта
есть хоть одно достоинство.
   - Что значит - единственный настоящий?
   - Двое других -  только  изображения,  -  сказала  она.  -  Телевизионные
персонажи. Как в твоих снах. Я не верю, что они настоящие. Они - из тебя.
   - Что за чушь? Иди, это же пленка.
   - Чушь? А что не чушь, можно спросить? Кругом сплошная чушь. Я  научилась
не верить тому, что вижу по телевизору. И всем  здешним...  Каждый  называет
себя твоим другом, каждый прикидывается этаким симпатягой...  Я  думала,  ты
умнее.
   - Иди, это не телепередача. Это видеопленка. Эти люди  на  пленке  -  мои
знакомые.
   - А по мне, они самые настоящие телеперсонажи.
   - Иди, ты нелогична. И потом, дело-то  в  другом.  Вот  почему  мне  надо
съездить. Йан говорит, я обязан пройти тестирование. Иди, он нас с  тобой  в
покое не оставит. Из кожи вон вылезет, но разлучит.
   У нее распахнулись веки, загорелись надеждой глаза.
   - Хаос, это не важно. С Йаном как-нибудь справимся...
   - Он из правительства, своя рука - владыка. Просто он сдерживается  пока,
думает, ты ему достанешься. Если я не уйду, он тебе жизнь сломает и  назовет
это большим везением. Разлучит с детьми.
   С минуту она молчала, затем произнесла, не  столько  к  Хаосу  обращаясь,
сколько к себе:
   - Ты просто хочешь внушить, что уходишь ради моего же блага.
   - Нет.
   - Да. Говоришь, что иначе мне придется туго. А потом Йан скажет: вот  еще
одно доказательство твоего невезения. Если уйдешь, подтвердишь его  правоту.
Йан верно говорит, на меня все шишки сыплются.
   - Нет. Если я останусь и пройду тесты, нам обоим придется плясать под его
дудку. Я ухожу, потому что не верю в невезение.
   - А почему бы не сказать прямо? Уходишь, потому что мечтаешь  встретиться
с той женщиной.
   Слово "женщина" повисло между ними, зазвенело в тишине. И  не  нашлось  у
Хаоса ответа, способного изгнать его.
   - Да ладно, чего уж там, - вздохнула Иди. - Тебе надо разобраться.  А  то
все голову ломаешь. Я же понимаю. Надо ехать. - Помолчав, она добавила:
   - И вообще, не могу я больше жить с твоими снами. Такое чувство, будто  с
ней сплю.
   - Дело не только в ней, - сказал Хаос. - Главным образом во  мне.  Кем  я
был прежде - вот проблема.
   - Ладно. - Она положила в рот крекер. - Больше не хочу об этом говорить.
   Он почувствовал себя разбитым. Хоть и настоял на своем.
   - А как же Мелинда? - спросила Иди.
   - Можно, она у тебя поживет? - Он хотел уехать без Мелинды. Возможно, Иди
сочтет это залогом его возвращения. Впрочем, он вовсе не был в этом уверен.
   Она ответила не сразу:
   - Хорошо.
   Но Мелинда стояла в дверях кухни. Телевизор в гостиной работал вхолостую.
   - Ты козел, - сказала она. - Хочешь сбежать к той девке. Он стушевался:
   - Я денька на два...
   - Что, думаешь, с тобой попрошусь? - Ее  глаза  наполнились  слезами,  но
кривая ухмылка не допускала никакого сочувствия. - Подонок. Ничуть не  лучше
Келлога, и сны у тебя дурацкие. Ненавижу!
   Ту ночь Мелинда и Иди провели в разных спальнях, а Хаос в гостиной  сидел
перед телевизором, пока не уснул. Разбудили его пробный лучик солнца  и  рев
мотоцикла на улице.

***

   Эверетт вспомнил Сан-Франциско. Фолт долго вез его по городу.  Сначала  -
через  Прикрепленный  район,  затем  -  в  гору,  на  Нигдешний  проезд.   В
Прикрепленном районе улицы были  многолюдны  и  живописны,  сверкали  неоном
вывески, на тротуарах теснились уличные торговцы, на проезжей части  -  уйма
автомобилей, конных повозок, велосипедов и пешеходов. Владельцы бань  стояли
рядом с  кабинками  и  зазывали  прохо-жих  на  четвертьчасовую  помывку.  В
мексиканских тавернах яблоку было негде упасть: пьяницы, обычные посетители,
дети обычных посетителей, пьяные карманники, малолетние  карманники,  пьяные
дети...  Наркоманы  в  секоналовом  полуулете  высовывались  из   окон   над
магазинами и визгливо перекликались через улицу. Внезапно транспортный поток
разделился на две  реки,  собаки,  торговцы  и  мотоцикл  Фолта  хлынули  на
тротуар, уступая дорогу закопченному гиганту  -  шаттломобилю,  космическому
челноку  на  двух  колесах;  антиграв  удерживал  его  длинное  туловище   в
горизонтальном положении.
   Память Эверетта сохранила все в точности - но  уже  измененным.  А  может
быть, изменился сам Эверетт. Город  всегда  лежал  в  руинах,  в  нем  царил
Развал, о чем, возможно, многие жители даже не подозревали.  "Если  останусь
здесь, - подумал Эверетт, - то в конце концов, наверное, стану таким же, как
они".
   Фолт  пытался  вернуться  на  проезжую  часть,  но  изъеденный  ржавчиной
робот-телевангелист,  шатаясь,  заступил  мотоциклу  путь.  Каждое  движение
ферропластмассовых конечностей отзывалось скрипом, и когда робот  молитвенно
опустился  на  колени,  Эверетт  увидел  разлохмаченные  резиновые  подошвы,
свисающие с  его  пяток.  Фолт  бибикнул,  теле-вангелист  поднял  голову  -
квадратный ящик с компьютерным изображением лица на  дисплее  -  и  забубнил
проповедь, таращась на них видеоглазом.
   Эверетт вспомнил и эти машины, хотя ни одну  из  них  не  видел  в  столь
плачевном  состоянии.  Как  правило,  они  не   упускали   даже   пустяковой
возможности разразиться на углу проповедью, дабы обратить прохожих  в  любую
веру из своего богатого арсенала. Этот же робот призывал поклоняться  только
ему самому.
   Фолт снова  посигналил.  Изображение  на  экране  -  щекастая  физиономия
сельского проповедника средних лет - дрогнуло, на лбу и подбородке  пролегли
морщины.
   - Заблудшая овца, - сказал робот, - не надобен ли тебе пастырь?
   - Прочь с  дороги,  -  рявкнул  Фолт.  Телевангелист  лишь  основательнее
расположился на асфальте и обвиняюще наставил палец:
   - Или дьяволы уже?..
   - О Господи! - Фолт, упираясь пятками в тротуар, покатил мотоцикл назад.
   - Дьявол! Скажи имя владыки твоего! - кипятился робот.  Из  карманов  его
ветхой хламиды сыпались на асфальт религиозные брошюры.
   Теперь Эверетт вспомнил и Фолта. Вспомнил и свое противоречивое отношение
к нему: симпатию пополам с презрением. Эверетт и Кэйл дружили, а Фолт был  в
компании третьим. Ходил за ними, точно собачонка. Последним вникал  в  любую
хохму. Вот как подвела память... Эверетт покраснел от стыда,  вспомнив,  как
позволил Фолту без толку таскать его  по  всему  Вакавиллю  да  еще  учинить
скандал в ресторане... Эверетт без труда избежал бы такой  неприятности,  но
Хаосу недоставало его знаний.
   "Дурак ты, Хаос, - подумал Эверетт. - Но все-таки ты привел меня сюда".
   Нигдешний проезд окутывал туман. Въезжая в него, Эверетт  вдруг  вспомнил
зелень. И поспешил забыть. Сплошное зеленое марево в горах не имело никакого
сходства с белым покровом на холмах пообочь проезда. В Сан-Франциско  всегда
туман.
   Они выехали из города в зону полных разрушений. Лишь  изредка  из  тумана
выглядывала крыша, да иногда он редел настолько, что  показывались  дома  по
сторонам улицы. Но здесь, в отличие от  Прикрепленного  района,  было  тихо,
машины стояли либо запаркованные, либо брошенные, на тротуарах - ни души,  а
за тротуарами подъездные дорожки и лестницы вели опять же в туман.
   Когда Фолт затормозил у ворот Хочкисса, Эверетт обомлел - он сразу  узнал
это  место.  Дом,  надменный  и  неприступный,  возвышался  над  стеной   из
кипарисов.  Верхний  этаж  -   почти   целиком   стеклянный,   викторианская
архитектура заменена рядом окон в модерновом оранжерейном стиле. Солнца было
не видно, но стекло все равно разбрасывало  блики,  и  у  Эверетта  заболели
глаза. Сразу за воротами Фолт оставил мотоцикл, и  по  мощенной  булыжниками
подъездной дорожке они с Эвереттом шли молча.
   Фолт спустился по бетонной лестнице на цокольный этаж. Эверетт  посмотрел
на верхнюю дверь и вспомнил еще кое-что:
   - Кэйл тут вместе с отцом живет?
   - Увидишь.
   Когда-то цокольный этаж служил Эверетту и Кэйлу штаб-квартирой,  тут  они
хохмили, и Фолт смеялся последним. А теперь этаж больше смахивал  на  пещеру
троглодита. На полу - вразброс одежда и постельное белье, зато нет  ни  книг
Кэйла, ни компьютера.
   - А где Кэйл? - спросил Эверетт.
   - Теперь я тут живу, - сказал  Эверетт.  -  Пива  хочешь?  Эверетт  пожал
плечами.
   - Сейчас. - Фолт подошел к огромному обшарпанному холодильнику; на  эмали
цвета яичной скорлупы бросались в  глаза  уродливые  пятна  от  соскобленной
грязи. На дверце висел замок. Фолт нашел в  кармане  ключ,  отомкнул  замок,
отворил дверцу, и Эверетт мельком увидел содержимое: на нижних полках битком
-  шестибутылочные  упаковки,  в  верхнем  отделении  и   нишах   дверцы   -
закупоренные пробирки.
   Фолт  вручил  Эверетту  бутылку  пива,  взял  другую  и  тщательно  запер
холодильник. Эверетт  рассмотрел  бутылку.  Пробка  была  зажата  с  помощью
слесарного инструмента, возможно плоскогубцев,  что  ободрало  металлические
рубчики вместе  с  частью  стеклянной  нитки.  Этикетка,  наклеенная  поверх
выцветших останков  предыдущей,  гласила:  "Настоящий  эль  Уолта".  Эверетт
пригубил - кустарщина. На ступеньку выше джина ванного разлива,  который  он
пивал в Хэтфорке. Но только на ступеньку.
   - Где Кэйл? - снова спросил он. И подумал: "Где Гвен?" Но не произнес.
   Губы Фолта чмокнули, отрываясь от бутылки.
   - Расслабься. Сначала надо с Илфордом встретиться.
   - С Илфордом? - Имя не показалось знакомым.
   - Папаша Кэйла.  Он  ждет.  -  Фолт  снова  зачмокал.  -  Хочет  на  тебя
взглянуть, поздравить с возвращением.
   - Ты ему сказал, что я еду?
   - А зачем говорить? Эверетт, твои сны  тут  везде  ловятся.  -  Баюкающее
чмоканье участилось, и вскоре в бутьыке Фолта осталась только пена. Поставив
бутылку на пол, он сказал:
   - Идем.
   Эверетт  вышел  за  ним  из  дома,  поднялся  по  ступенькам,  вымощенным
плитками, к парадному входу. Дверь цокольного этажа Фолт оставил  нараспашку
- бутылки и пробирки под надежным замком, а больше  там  и  украсть,  видно,
нечего. Туман все сгущался, скрадывал теперь даже ворота  и  мотоцикл  Фолта
рядом с ними. У двери Фолт повернулся, забрал у Эверетта полупустую  бутылку
и  спрятал  в  кусте  у  крыльца.  "Потом  возьмешь",  -  преподнес  он  как
исчерпывающее объяснение.
   Они вошли в дом, и на Эверетта обрушилась  лавина  впечатлений:  гостиная
напоминает  музей,  стены   прячутся   под   картинами,   старинная   мебель
отполирована до кремового блеска. На стеклянном кофейном столике - узорчатые
золотые часы, маятник тихо пощелкивает,  его  отсветы  пробегают  по  стеклу
вперед-назад,    вперед-назад...    Комната     сразу     так     ошеломила,
загипнотизировала, опьянила Эверетта, что захотелось прилечь. После  нижнего
этажа этого дома (что уж тут  вспоминать  Вакавилль)  он  будто  в  кинокадр
попал. Фолт мгновенно уподобился лягушке - лучше отойти в сторонку, не иметь
к нему никакого отношения.
   Сколь бы диковинно ни выглядела комната, она передала тот же заряд, что и
лицо Кэйла на видеопленке. Эверетт вспомнил  ее.  И  тут  в  гостиную  вошел
Илфорд Хочкисс, и Эверетт подумал: действительно ли он все это вспомнил?
   На вид этот человек не годился в  отцы  парню  с  видеопленки.  Ростом  и
сложением он не уступал Эверетту, по держался очень прямо,  волосы  и  глаза
напоминали лоснящийся камень, мрамор. Он казался огромным, ни дать ни  взять
часть стены гостиной, отколовшаяся, чтобы протянуть руку для пожатия. И  при
этом он был столь холен и благополучен, что казался своей уменьшенной копией
- изысканным предметом интерьера, вроде золотых часов или  деревьев  бонсай,
что украшали каминную полку. Волосы  на  висках  были  тронуты  сединой,  но
седина казалась лишь вежливым прикосновением времени, даже уловкой  гримера.
Как и комната, он выглядел идеально. Эверетт - или Хаос? - в жизни не  видал
такого совершенства.
   А еще он был слишком похож на сына. Часть разума Эверетта  была  уверена,
что это он говорил с видеопленки, а  теперь  изменился  лишь  чуть-чуть,  но
достаточно, чтобы изображать своего отца. И Эверетт едва не выпалил:
   "Кэйл!" - но тут человек подошел и подал руку.
   - Билли, - сказал Илфорд, глядя Эверетту прямо в глаза,  -  не  откажи  в
любезности, налей нам чего-нибудь. Эверетт, ты не против шотландского?
   Эверетт растерянно кивнул, а Фолт юркнул к  застекленному  палисандровому
шкафчику. Илфорд подвел Эверетта к стулу, а сам уселся на  диван  по  другую
сторону кофейного  столика  и  сверкающих  часов.  Фолт  подал  им  широкие,
сужающиеся кверху стаканы, они резко контрастировали с побывавшей у кустарей
бутылкой пива, которая осталась за порогом. Бокал был тяжеленным, его тянуло
к полу, а жидкость так  сильно  и  роскошно  пахла  -  казалось,  даже  пить
незачем, достаточно вдыхать пары.
   - Как странно видеть тебя здесь, Эверетт. Вот уж чего не ожидал...  -  На
лице  Илфорда  застыла  улыбка,  взгляд  впился  в  зрачки  гостя.  Что   он
высматривает? Признание? Готовность сотрудничать?
   Эверетт глотнул виски и уткнулся взглядом в стакан.
   - Кажется, ты побывал в Вакавилле, - будничным тоном произнес Илфопд.
   - Да.
   - Та еще дыра.
   - Да.
   - Я хотел спросить, что ты о нем думаешь.
   - Как вы сказали. Та еще  дыра.  -  Эверетт  переборол  желание  схватить
незнакомца за грудки и завопить: "Ты кто? Где Кэйл? Где Гвен?"
   - Да, пожалуй, у нас тут вполне сносно, если сравнивать с этим местечком.
   - Вы про Сан-Франциско?
   - Если точнее, то  про  Нигдешний  проезд.  Тут  весьма  специфично.  Ты,
конечно, заметил, как специфичны в наши дни многие явления.
   - У вас тут... - Эверетт смущенно помахал рукой - не хотелось высказывать
этого вслух, но хотелось, чтобы его поняли. -  У  вас  тут  есть  кто-нибудь
главный? Ну, вы понимаете, в каком я смысле.
   Илфорд рассмеялся, не открывая рта.
   - В этом  смысле  -  нет.  Подошел  Фолт  со  стаканом,  почти  до  краев
наполненным темно-желтой жидкостью.
   - Эверетта ни в чем убеждать не надо, - ухмыльнулся он. - Эверетт до  нас
через полстраны этой гребаной добирался.
   Эверетт глотнул виски, поднял глаза и снова подумал: что  же  за  человек
сидит напротив него?  Илфорд  Хочкисс  то  и  дело  расплывался,  его  черты
подрагивали, как будто он безуспешно пытался сфокусироваться.  Но,  едва  он
встретился с Эвереттом взглядом, напряженная улыбка восстановилась, а вокруг
нее сплотилось все  остальное.  "Я  что,  пьян?"  -  испугался  Эверетт.  Он
поставил  стакан,  чересчур  громко  звякнув  донышком  о  кофейный  столик,
откинулся на спинку стула и  прикрыл  глаза.  Хотелось  исторгнуть  из  себя
мерцание комнаты, сверхчеткий морок картин и бонсаев и увертливые черты лица
Илфорда, но они остались перед мысленным взором, будто  успели  отпечататься
на веках изнутри. Вдобавок щелканье маятника тут же превратилось в настоящую
пытку.
   - В чем дело? - спросил Илфорд.
   - Готов, - сказал Фолт. Фолт и Илфорд  расплывались,  а  оттого  казались
абсурдными и жуткими - этакие горгульи посреди пустоты, а пустота -  не  что
иное, как отсутствие Кэйла и Гвен. Вот она, истинная его цель: Кэйл и  Гвен.
Свет маяка, на который он шел.
   Но он не добрался до Кэйла и Гвен. Он наткнулся на  Фолта  и  Илфорда.  И
застрял.
   Что за дело его удерживает в этом доме?
   Внезапно нахлынула мучительная  слабость.  Вчерашний  спор  Хаоса  и  Иди
напрямую связан с Эвереттом, который сейчас  льет  виски  на  пиво.  Да,  он
готов. Слишком  много  встреч,  слишком  много  событий.  И  эта  встреча  -
последняя капля.
   Илфорд Хочкисс - последняя капля...

***

   Он проснулся спозаранку. Шел дождь. Дом молчал.  Он  лежал  в  постели  в
просторной чистой комнате, снаружи по оконному стеклу ритмично мели  влажные
листья эвкалипта. Он выскользнул из-под одеяла, взял из шкафа чистую одежду,
натянул на себя и босиком, на  цыпочках  спустился  по  лестнице.  Дождю  не
удалось прибить туман к  земле,  особняк  по-прежнему  напоминал  игрушечный
домик во взмученном иле на  дне  омута.  Он  прошлепал  босыми  ступнями  по
крыльцу, остановился под холодным  влажным  ветром  и  набрал  полную  грудь
утренней свежести. С крыши срывались капли и разбивались  о  булыжники,  что
вели за угол, к двери цокольного этажа.  Он  на  цыпочках  вернулся  в  дом,
поднялся по лестнице, надел туфли, а затем снова вышел на крыльцо под дождь.
   В свинарнике, который раньше был жилищем Кэйла, сидел Фолт. Он размяк  на
стуле у окна и смотрел на дождь. С вялой улыбкой он повернулся к Эверетту  и
сказал:
   - Ранняя пташка.
   Эверетт показался себе безголосым. Как будто вышел  из  спальни  во  сне.
Фолт благодушно махнул рукой:
   - Садись.
   Эверетт опустился на свободный стул, не пододвинув его ближе к Фолту.
   - Только Илфорду не надо говорить, - предупредил Фолт.
   - Что говорить?
   - Что здесь Кэйл.
   - Ну, Билли, это как раз не проблема. Ведь Кэйла здесь нет.
   - Как бы не так. Он тут.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я с ним всегда по утрам встречаюсь,  когда  дождь.  А  последнее  время
дождь бывает каждое утро.
   Фолт спятил - Эверетт больше в этом не  сомневался.