находясь под бдительной охраной доктора Феллинсена,  он  думал
об Инсе, нетерпеливо ждал встречи с ней, а теперь, впервые  после  болезни
выйдя из коттеджа, больше всего боялся встретить именно ее.
   Сколько же лет прошло с тех пор, когда ноги вот  так  упруго  и  сильно
отталкивали землю? Покончено с недомоганием, постоянным,  изнуряющим,  уже
ставшим привычным, но от этого не менее тяжким... Крэл посмотрел на башню.
Над  ней  вилась  сероватая  лента.  Лента,  пожалуй,  стала  плотнее,   и
подумалось: "Втягивают все большее и  большее  количество  пищи.  Куда  им
такая уйма? Странно..." Он пошел  быстрее,  а  по  ступенькам  лаборатории
взбежал. Легко, как в двадцать лет, как до  болезни.  И  еще  приятнее:  в
коридоре встретил Ялко. Хорошо, что он,  а  не  кто-нибудь  другой,  менее
симпатичный.
   - Крэл! Выздоровели? Совсем-совсем? Я очень рад, мы все рады, поверьте!
   - Расскажите, Петер, расскажите все по-порядку. - Крэл втолкнул Ялко  в
свою  лабораторию,  подбежал  к  окну,  распахнул  его  и,   опираясь   на
подоконник, повторил:
   - Расскажите!
   Ялко  подробно,  не  спеша,  но  с  огромным   увлечением   говорил   о
происходящем  в  башне.  Сомнений  не  оставалось.  Протоксенусы   сумели,
очевидно, выйти на новый цикл, дали потомство, резко отличающееся от  всех
предыдущих. Личиночная стадия совсем иная. Недели две, и должен  появиться
еще более совершенный вид протоксенусов.
   - И что мы будем делать с ними?
   Ялко   недоуменно   заморгал,   скуластое   лицо   его   расплылось   в
снисходительной улыбке:
   - Да неужели непонятно? Возьмем от них все, постараемся использовать их
удивительные  свойства.  Перед  нами  откроются   невиданные   возможности
преобразования природы. Вообразите только: победа  над  неуправляемыми  до
сих  пор  процессами  жизни!  А  направленное  формообразование   -   они,
по-видимому, помогут и в этом - значит,  усовершенствование,  улучшение  в
короткий срок многих пород и даже видов животных. - Ялко с трудом  перевел
дыхание. - Наконец, наконец,  Крэл,  -  болезни...  Вы  же  сами,  -  Ялко
запнулся, не зная, как продолжать, а затем осмелел: - Вы...  вы  исцелены,
Крэл! Вы ведь счастливы!
   - Счастье, - задумчиво повторил Крэл, повернулся лицом к окну, и только
тогда заметил, что решеток на окне нет. - Мы не знаем  толком,  что  такое
счастье, Ялко, и всегда платим за него дорого... Не знаю и я, во  что  мне
обойдется это счастье... Как все сложно. И... и подозрительно.
   - Подозрительно?
   - Да, если они и в самом деле чужие. В этом случае они  очень  хитры...
Смерть Эльды, Бичета... В то  время  они  еще  не  умели  дозировать  свое
влияние. А  затем...  Уже  на  первой  стадии  протоксенусы,  существа,  в
общем-то  беззащитные,  распространяли  излучение,   вызывающее   эйфорию,
задабривали, стараясь всячески привлечь людей, повысить интерес к  себе  и
зародить в людях мысль о  своей  нужности,  а  потому  и  вылечивали.  Да,
вылечивают... И все же нужна осторожность. Ведь они - чужие!
   На какое-то время Ялко чуть умерил восторги,  но  потом  с  не  меньшим
энтузиазмом  продолжал  защищать  нарождающиеся  в  башне  создания.  Крэл
улыбнулся, выслушав Ялко, и наставительно заметил:
   - Важно, чтобы  они  нас  не  провели.  Не  перехитрили...  Как  трудно
придется  людям!..  Согласитесь,  Петер,  людям  пока  не  удается  решить
проблему равенства. Все еще идет борьба. Самое страшное и  отвратительное,
что борьба эта дикая, кровавая, атавистическая. За кусок мяса, за место  в
пещере, у костра когда-то дрались,  разбивая  черепа  камнем.  Теперь  это
делается с помощью  радиоэлектроники  и  счетно-решающих  машин.  Но  ведь
принципиально ничего не  изменилось!  Так  можно  ли  считать  разумным  и
своевременным присоединение к борьбе за власть над богатствами природы еще
одной, по существу своему чуждой нам силы?
   Крэл уже говорил не для Ялко -  для  себя.  Мысли,  высказанные  вслух,
становились отточенней,  строже  и,  слушая  себя,  Крэл  чувствовал,  как
крепнет его убежденность.
   Дискуссия с Ялко затянулась, а Крэлу  не  терпелось  поскорее  пойти  в
пультовую. Как только Ялко,  взглянув  на  часы,  побежал  в  башню,  Крэл
направился к своему пульту. Зачем?.. Этого он еще не знал, просто тянуло к
аппаратуре, к  любимой  и  привычной  обстановке,  в  которой  постигается
новое... А это новое... Как отнестись  к  нему,  новому  -  заманчивому  и
страшному?  Как  действовать  дальше,  как  отнестись  к  происходящему  в
вольерах, к нарождающейся силе?..
   За пультом сидела Инса.
   Сразу захотелось исчезнуть - ведь сейчас нужно сказать  что-то,  как-то
объяснить свое  поведение!  Но  ничего  этого  делать  не  пришлось.  Инса
встретила его радушно и просто, словно ничего и не случилось  в  ту  ночь,
будто и не было  каблука,  занесенного  Крэлом  над  ее  лицом.  Спокойно,
деловито и увлеченно она рассказала о питомнике, об изменениях  в  системе
сумматора, которые пришлось сделать за время его болезни...


   Доктор Феллинсен настаивал на щадящем режиме  для  Крэла,  рекомендовал
бывать  в  лаборатории  ограниченное  время,  и  Крэл  не  упорствовал,  с
наслаждением употребляя высвободившиеся часы для прогулок.
   Невидимой   черты   уже   не   существовало.    Заржавленные,    увитые
граммофончиками  ворота  он  проходил,  не  терзаясь   больше   мыслью   о
преследовании, и много бродил по лесу. Почти всегда с Инсой.
   Настало спокойное время. Между ними теперь не стоял проклятый  фермент,
ушли рожденные нервной болезнью страхи и  даже  то,  что  заботило  больше
всего, - проблема отношения к  протоксенусам,  заботило  совсем  по-иному.
Можно было не в одиночку, не тайно от всех, а со всеми вместе  решать  так
трудно решаемые задачи.
   Инса, пожалуй, не разделяла его тревог,  она  просто  оберегала  каждую
возможность побыть вместе. Бездумно и счастливо. Крэл  чувствовал,  как  в
разговорах  с  ней  уходят  мысли-ограничители  и  постепенно  открываются
тайники ума и сердца... Не все. Почему-то о Лейже  говорить  не  хотелось.
Даже с ней.
   Прогулки затягивались допоздна. Они  возвращались  в  Холп  к  закрытию
"клуба", но всегда забегали на огонек. После надвинувшейся на лес  черноты
уют, свет, музыка были особенно приятны. Больше всего в "клубе" говорили о
предстоящем переселении в кратер. Ваматр не хотел рисковать.  "В  кратере,
только в кратере, - убеждал он всех, - мы можем рассчитывать  на  успешное
развитие нового вида. Надо отправлять  протоксенусов  туда.  Там  наиболее
благоприятные для них условия..."
   В  Холпе  опять  появился  Хук.  Загорелое  лицо  его  снова  выглядело
спокойным, уверенным и порой  сияло,  как  начищенная  слишком  аккуратным
коллекционером бронзовая медаль. Хук достал деньги.  Где,  как?  Никто  не
знал. Да и мало кого это интересовало. Вероятно, только Крэл, не будучи  в
состоянии забыть пережитое, нередко задумывался, а на какие новые авантюры
пустился  Хук?  Советоваться  с  Инсой?  Бесполезно  -  отмахнется,  сразу
перейдет к разговору о чем-нибудь более интересном  для  нее.  Деловитость
Инсы, ее практичность проявлялись только  в  исследовательской  работе,  а
коммерческую сторону предприятия  Хук-Ваматр  она  обычно  игнорировала...
Доктор Феллинсен уехал  в  город,  считая  Крэла  здоровым,  не  требующим
постоянного  внимания   врача.   Феллинсен   не   мог,   конечно,   ничего
посоветовать, но поговорить с ним можно было не  таясь...  Откуда  деньги?
Что запродал Хук на корню?..
   Однажды  Крэл  засиделся  в  лаборатории  дольше  обычного  и  чуть  не
пропустил час, когда можно было встретиться  с  Инсой,  пойти  по  любимой
тропинке, выйти к обрыву, с которого открывался вид на всю  долину  Холпа.
Он стал поспешно собирать бумаги, и в эту минуту зазвонил телефон.
   Хук приглашал к себе.
   "Ну вот и пришло время решать, с кем я, - закрывая сейф, подумал  Крэл.
Инса, не дождавшись у ворот, наверно, сама придет к  обрыву...  Только  бы
успеть, застать ее там..."
   В кабинете Хука сидел Ваматр.
   Крэл не готов был к разговору о своем участии в работах лаборатории, но
Хук, оказывается, и не намеревался затрагивать эту тему.
   - Нам известна, Крэл, настороженность, с какой вы  подходите  к  самому
факту появления новой формы протоксенусов, и мы с  уважением  относимся  к
вашей точке зрения.  Мы  и  сами,  разумеется,  понимаем,  сколь  серьезна
стоящая перед нами проблема. Не так ли, доктор?
   Ваматр  сидел  в  низком  кресле,  зажав  между  колен  ладони,   сидел
сумрачный, видимо, злой. Он кивнул, не произнеся ни слова, а Хук продолжал
с подъемом:
   - Еще не пришло время открыть секрет, и пока  всю  ответственность  нам
приходится брать на себя. Огромна и нерушима должна быть вера в  человека,
чтобы идти на риск и пробуждать силы, заложенные в протоксенусах! Невольно
задумываешься - имеет ли право один человек или даже какая-то группа людей
решать эту грандиозную проблему. Но кто-то решать должен, понимаете, Крэл,
должен. Кто? Несомненно, люди одаренные, гуманные, беспристрастные. Чистые
духом и сильные разумом.
   "Куда это он, - мучительно думал Крэл, - куда он клонит?"
   - Чем серьезнее проблема, Крэл, тем осторожнее надо подходить к вопросу
о привлечении людей, способных принять участие в  ее  решении.  Рассмотрим
крайний случай - широкая гласность! Вы представляете, какой  бы  переполох
могло вызвать подробное сообщение о происходящем сейчас в  башне!  Помните
наш разговор на площади Палем? Я тогда говорил  о  необходимости  скрывать
наши разработки, держать их в секрете, и вы,  не  сомневаюсь  в  этом,  из
чистых, добропорядочных побуждений не соглашались со мной. Да обнародуй мы
сейчас, каких зверюшек растим, туго бы пришлось и нам  и...  зверюшкам.  А
решение принимать надо. Никуда не денешься.  Рано  или  поздно  необходимо
решать судьбу и человечества и чужого разума... Как ваше мнение, Крэл,  не
пора ли увеличить число людей, способных решать Проблему?
   - Пора.
   - Я так и думал, Крэл, уверен был в вашей поддержке.
   - После того, как прочли мое объявление в газетах?
   Хук  скрыл  лицо  в  облаке  сигарного  дыма  и,  уклонясь  от  ответа,
продолжал:
   - Альберт Нолан не откликнулся на ваш призыв.
   - Да. Меня это крайне огорчило. Значит, вы думаете о ком-то другом? Кто
же это должен быть, по-вашему? Арнольдс?
   - О, до этого еще далеко. Пока. Потом все великие  мира  сего  так  или
иначе,   волей-неволей   подключатся   к   этой,   не   побоюсь   сказать,
общечеловеческой проблеме. Нет, я и в самом деле подразумевал  Нолана.  Он
не отозвался, но это не беда. Гора не хочет идти к Магомету, пусть Магомет
пойдет к горе. Да, Крэл, настало время. Серьезное  время...  Понимаете,  у
нас есть  сведения,  совершенно  достоверные,  разумеется,  что  у  Нолана
интенсивно ведутся работы по  Созданию  портативного  генератора,  который
способен влиять на протоксенусов, сможет подавить их деятельность и,  если
потребуется, уничтожить.
   - Вот как!
   - Крэл, Альберт Нолан должен быть с нами, а не против нас!
   - Это было бы хорошо, конечно.
   - Крэл, вы его любимый ученик и вы... Вы должны вернуться к нему.
   - Зачем?
   - Убедить его.
   - А если он не согласится? - спросил Крэл, уже догадываясь, чего  хочет
Хук.
   - Ну что ж поделать,  если  и  не  согласится,  ваша  миссия  не  будет
бесцельной. Вы... разузнаете, что  конкретно  у  них  там  творится,  и...
помешаете им вести наступление.
   Крэл встал.
   - Подлостей я не делал. Никогда. И никогда  не  пойду  на  подлость,  -
отрезал Крэл и направился к двери.
   Ваматр, так и не произнесший  ни  слова,  подбежал  к  Крэлу  и  пожал,
впервые пожал ему руку.
   Они вышли от Хука вместе, и Хук подумал о Ваматре: "Вот всегда он  так.
Неожиданным образом умеет показать  свое  дьявольское  благородство,  а  я
остаюсь оплеванным".


   Крэл шел  по  лесу  торопливо,  большими  глотками  захватывая  воздух,
настоенный на прогретой за  день  сосне.  В  сумерках  он  плохо  различал
тропинку. Обычно они с Инсой  ходили  по  ней  медленно,  прогуливаясь,  а
сейчас он спешил и часто спотыкался о  корни,  скользил  по  сухим  иглам.
Немного легче стало идти, когда могучие сосны  уступили  место  молодняку.
Здесь, в правильных рядах посадки, было светлее, и, добравшись до просеки,
он побежал к обрыву.
   На облюбованном ими месте Инсы не было.
   Начал накрапывать дождь... Отдохнуть от бега,  и  надо  возвращаться  в
Холп... Крэл пошел по краю обрыва медленно, то  и  дело  останавливаясь  и
сталкивая ногой пласт дерна. Если наступить на самый край,  сильно  нажать
ногой - можно  свалиться  в  пропасть:  кусок  укрепленного  травой  песка
отрывается и летит вниз, в черноту... Так он дошел до трех сосен. Огромных
и уже  обреченных:  половина  корней,  обнаженных,  высохших,  висела  над
обрывом.
   - Я очень ждала, Крэл.
   Между двумя самыми большими корнями, как в  удобном  гнездышке,  сидела
Инса. Крэл сел рядом, прижался к ней, и сразу  стало  хорошо,  как  бывает
только с ней.
   - До сих пор разговаривали у Хука?
   - Угу.
   - Решили, что делать дальше?
   - Я уезжаю, Инса.
   - В кратер?
   - Нет. Совсем.
   - А я?
   Инса вскочила. Он тоже быстро поднялся и протянул к ней руки.
   - Я очень люблю тебя, Инса!
   - Не надо "очень". Когда человека любят, он становится хорошим, а когда
его слишком любят, он может испортиться.
   - Не шути, Инса. Это серьезно и... навсегда.
   Инса пошла по краю обрыва. Теперь она сталкивала кусочки дерна, и дерн,
прошуршав до крутому склону, утихал внизу.
   - Я не могу без тебя, Крэл.
   - Уедем вместе.
   - Я не могу без Холпа, без  Ваматра...  Зачем  мы  ушли  из-под  сосен?
Дождик усиливается.
   - Он ласковый.
   - И мокрый... Будет гроза.
   - Да, будет.
   Они вернулись к соснам и  сели,  держась  за  руки.  Крэл  рассказал  о
предложении Хука шпионить у Нолана.
   - Да как он смел предложить такое. Тебе предложить!
   - Хук есть Хук, Инса.
   - Что же мы будем делать?
   - Коротать эту ночь здесь.
   - Она самая короткая в году, Крэл.
   - Жаль, - Крэл обнял Инсу, и она прильнула к нему. Доверчивая,  впервые
совсем не колючая.
   - Отвратительно...
   - Ты о чем?!
   - О подлости.
   - Не надо сейчас.
   Но Инса, не отстраняясь от него, продолжала шептать:
   - Даже по отношению к Нолану нельзя допускать такой подлости.
   - Ты сказала - даже по отношению к Нолану?
   - Ты все еще боготворишь его...
   Крэл промолчал.
   - ...А он шпионит за нами. -  Инса  ждала,  что  ответит  Крэл,  и,  не
дождавшись, спросила: - Где ампулы, которые  он  вручил  тебе?..  Там,  на
лесной дороге, ведущей в Холп? Помнишь?
   Крэлу стало жарко - он ни разу не вспомнил об ампулах и  не  знал,  где
они.
   - Одну мы исследовали, - продолжала  Инса  спокойно,  -  собака  сдохла
сразу.
   - Инса! - вскочил Крэл.
   - Ой, какой ты несносный. Было так уютно. -  Она  встала,  потягиваясь,
закинула руки за голову и, прислонясь к стволу, смотрела вдаль, на восток.
Там уже появилась топазовая полоска зари, но над ней все еще чернели тучи.
Левее они сливались с чернотой земли, и только когда  вспыхивали  зарницы,
частые, далекие и не страшные, было понятно, где тучи, где земля.
   - Неужели ты думаешь, что я соврала? Все еще недоверчив, насторожен...
   Крэл не ответил, думая о Нолане. Что  же  он  замышлял?  Отнять  жизнь,
давая ампулы, настроить против Инсы, предупреждая об амулете? Все путалось
в голове, и даже слова Инсы доходили до сознания не сразу.
   - Крэл, не думай о них хотя бы сейчас... Ведь эта ночь наша... Мне  так
хорошо... Мы будем любить друг друга, Крэл, и нам будет... нам будет очень
трудно... Пойдем, Крэл, пойдем в Холп.
   Топазовая полоска разрасталась, по  верхнему  краю  начинала  зеленеть,
темнее становились тучи на севере, а в них  ярче  блестели  зарницы.  Крэл
взглянул на Инсу и тихонько прочел:
   - "В твоих глазах оставила гроза свою разгневанную вспышку..."
   - О Крэл, ты помнишь эти стихи?  Они  хорошие.  Как  там  дальше?..  "А
дождь..."
   - Я не все помню. Кажется, так: "А дождь все льет и  льет  свой  теплый
мед, и тянут сосны к нам свои измоченные лапы..."
   - "Меня пьянит сосновый запах", - подхватила Инса.
   - "И мы идем. До самых-зорь!"
   - "Без капли лжи..."
   - "Для нас рассвет, как пейзажист, на синь холста, на синеву куста,  на
неба синь кладет кармин".
   - "Для нас гроза - сумбурный композитор - вплетает нежные мотивы".
   - "Да, я хочу с тобой вдвоем и под одним плащом уйти  в  такой  зовущий
ливень!"
   - А ливня-то и нет, - высвободила руку  Инса.  -  Так,  дождичек.  Едва
моросит. А почему вдруг ливень, когда и неба синь, и солнца нового кармин?
Ведь тучи должны быть когда ливень! До чего же стихи вещь  неточная.  Даже
хорошие.
   - Ты все умеешь высмеять...
   В ворота Холпа они вошли почему-то крадучись. Молча прошли  по  главной
аллее, и Крэл не знал, куда Инса свернет. Она свернула на дорожку, ведущую
к его коттеджу. На веранду она вбежала первой, отряхнула с  волос  воду  и
подошла к двери. Крэлу не  давала  покоя  мысль  об  амулете,  с  кусочком
засушенного  насекомого.  Почему-то  хотелось,   чтобы   Инса   непременно
избавилась от него. Будто угадав, о чем он думает, Инса  сняла  цепочку  с
шеи, надела ее на указательный  палец  и  стала  раскачивать  амулет,  как
маятник. Тихонько смеясь, она раскрутила его пращой, отпустила, он полетел
далеко в парк, а она подтолкнула Крэла к двери.


   Холп пришлось эвакуировать.
   Заполучив от Крэла начальные данные кода излучения, протоксенусы  сами,
в  своих  телах  выделили  фермент  и  превратились  в  более  совершенные
существа. Произошел очередной "разрыв кольца", пройден был еще один  виток
спирали,  и,   таким   образом,   подтвердились   предположения   Ваматра.
Естественно, это обрадовало его, но вместе с тем и насторожило: активность
протоксенусов возросла и опасность резко увеличилась.
   В Холп пригласили медиков,  физиологов,  специалистов  по  радиационной
защите, словом всех, кто своими знаниями и опытом мог помочь  предохранить
исследователей  от  биополя,  создаваемого  протоксенусами.  Однако  самым
страшным оказалось другое - приток насекомых  возрос  в  десятки  раз.  По
дорожкам и  без  дорожек  шли  муравьи,  термиты,  жуки,  летели  бабочки,
стрекозы, пчелы, мухи, комары, ползли клопы, вши, тли, гусеницы. Гибли  от
истощения и иссыхали, но те,  которые  добирались  до  башни,  попадали  к
протоксенусам.
   Старинный красавец  парк  погиб.  Он  стоял  обглоданный,  истерзанный,
мертвый. Коттеджи, еще недавно такие чистенькие,  уютные,  превратились  в
зловонные  вместилища  всякой  гниющей  живности,  лабораторные  помещения
заваливались издыхающими насекомыми. Трупы их  накапливались  в  гараже  и
складах, трансформаторных будках, канализационных  колодцах.  А  насекомые
все двигались и двигались к Холпу,  проникая  во  все  щели  и  отверстия,
заполняя собой все вокруг.
   Применить   ядохимикаты   холповцы   не   решались,   боясь   повредить
протоксенусам. В какой-то мере помогали птицы. Теперь они  собирались  над
Холлом тучами. Пиршество пернатых, обильное, неистовое, было отвратительно
шумным, загаживали они территорию изрядно, но и  их  приходилось  терпеть,
иначе специально нанятые рабочие вовсе не управлялись бы с расчисткой.
   Назревал  скандал.  Давно  заржавевшие  ворота  (милые   сердцу   Крэла
граммофончики разом сожрала стремившаяся к башне орда) починили, закрыли и
выставили надежную охрану, оберегая Холп от репортеров.
   Хук созвал экстренное совещание.
   - Мы не можем допустить огласки. - Глава  фирмы  был  мрачен,  суров  и
полон решимости потребовать от ученых деловых предложений. - Боюсь, нам не
избежать неприятностей. Некоторое время  я  еще  смогу  сдерживать  натиск
любопытных и пострадавших из-за нас, а  затем?  Насекомые  испоганили  всю
округу. П