сения смотрела на меня с  надеждой
и недоверием. Она считала это уловкой - так же, как все остальные.
   - Я видел репортаж, в  котором  показывали  неопознанный  труп.  Ничейных
покойников не бывает.
   - Ближе к делу!
   - Длинные волосы, прямой пробор, нос с горбинкой. И две татуировки:  одна
- "Кришна", а другая...
   Второе слово вылетело из головы.  Я  исступленно  тер  виски,  но  ячейка
памяти,  хранившая  эту  кроху  информации,  скрылась   под   напластованием
последних впечатлений.
   - Это твой шанс, - тихо произнес сзади Куцапов.
   - Иван Иванович, разрешите я их лично кончу? - попросился Веселый.
   - Добро.
   -  "Навсегда"!  -  выкрикнул  я,  когда  Роджер  за  спиной  уже  щелкнул
предохранителем. - "Кришна - навсегда"!
   - Точно, - сказал Левша. - Есть у него такая наколка.
   - По телевизору видел? И что там еще было?
   - Ничего.
   - Две тысячи шестой? - с сомнением спросил Фирсов. - Тридцать  восьмой  -
восемнадцатый - девяносто восьмой. Что они забыли в две тысячи шестом?
   - Узнайте у своего Тихона.
   - Гм... Ладно, Николай, запри их где-нибудь.
   Куцапов отвел нас в дальний угол коридора и отодвинул грубый  самодельный
засов на железной двери.
   - Что, голуби, струхнули? - осклабился он. - Я бы вас убивать не стал.  Я
ведь тебя признал. - Он хлопнул меня по плечу  так,  что  чуть  не  проломил
ключицу.
   - Сначала взыскал бы за разбитый "ЗИЛ"? - предложил я.
   - Какой еще "ЗИЛ"? - удивился Куцапов. - Грузовик, что ли?
   - Спортивный, "ЗИЛ-917".
   -  Спортивный  грузовик?  Нормально.   -   Колян   пригляделся   ко   мне
внимательнее. - Ты же Миша, так? Тачку у меня увел.  В  две  тысячи  втором,
кажется.
   - В две тысячи первом. Красный "ЗИЛ-917".
   - Я всегда на "БМВ" ездил. Тот у меня первый был, самый любимый, а ты ему
всю правую бочину разворотил.
   - Левую, - поправил я.
   - Что ты меня путаешь?
   - Это Тихон все перепутал. Тебе не в подвале сидеть положено, а  водку  с
Федорычем кушать, - сказал я, подстраховываясь.
   - Федорыч - да, человек был...
   - Я, между прочим, так и не понял, почему ты меня тогда отпустил.
   Куцапов сосредоточился и часто заморгал.
   - Не знаю, - пробормотал он.  -  Помню,  что  охранял  тебя,  а  с  какой
стати...
   - Вот так охрана! А в мексиканском ресторане? Ведь чуть не застрелил!
   - Ты что? - испугался Колян.
   Я молча расстегнул рубашку и продемонстрировал ему белый рубец на животе.
Куцапов выглядел совершенно растерянным.
   - Это не я, - выдавил он. - Сейчас бы я не стал. Веришь?
   - С трудом.
   Колян тактично подвинул нас к камере и пообещал:
   - Все прояснится. Вот только Тихона дождемся.
   Петли оглушительно взвизгнули, затем тяжко лязгнул засов, и все  смолкло.
Мы с Ксенией оказались в кромешной тьме и на ощупь добрались до стены,  хотя
необходимости в этом не было.
   - Хорошо, что ты про покойника вспомнил, - похвалила она.
   - Повезло. Опять повезло, - развел я руками и случайно  наткнулся  на  ее
ладонь. Ксения жадно схватила мои пальцы.
   - Темноты боишься?
   - Нам теперь, как Кришне, бояться  нечего.  Поздно  бояться.  Завтра  нас
расстреляют.
   - С чего ты взяла?
   - Я об этом Фирсове кое-что слышала - еще там, в своем времени. Крутой он
мужик.
   - Куцапов тоже когда-то был крутым.  Ничего,  укатали  Сивку  одноименные
горки.
   - Все смеешься? Может быть, и правильно. Последние часы...
   Ксения подошла совсем близко, так, что я ощутил тепло ее лица. Я  ткнулся
губами наугад, но попал в лоб.
   - Это ведь не самая большая дерзость, на которую ты  способен?  -  горячо
шепнула она.
   Я услышал звук расстегивающейся на джинсах  "молнии"  и  почувствовал  ее
прохладную ладонь. У меня закружилась голова. Руки сами потянулись к Ксении,
но вместо скрипучей куртки нащупали ее теплую грудь.
   - Ксюша...
   - Что?
   - Ксюша. Такое сладкое имя...
   - Скажи еще. Скажи!
   - Ксюша. Сладкая девочка.
   Мы стояли, прижавшись друг к другу телами, и  я  касался  ее  везде,  где
только хотел, и где хотела она, и нам было  все  равно,  что  происходит  за
пределами камеры.
   Этой ночью я впервые увидел хороший  сон.  Что-то  теплое  и  яркое.  Оно
опустилось с небес и окутало меня пушистой  шалью,  и  я  испытал  настоящее
счастье. Я долго думал, как назвать  сновидение,  и  вверху  новой  страницы
вывел: "Цветы".
   - Тихона нет, - сообщил Колян, вгрызаясь в большой  бутерброд.  -  Пошли,
Фирсов кличет. Нате вот, перекусите. - Он вручил нам два теплых сандвича, из
которых выглядывали бледные листья салата.
   - У вас что, подсобное хозяйство?
   - Ребята доставили. - Шутить с  Куцаповым  было  бесполезно.  -  Пока  вы
дрыхли, у нас тут маленькое чэпэ вышло. Фирсов с Лиманским в ужасе.  Короче,
вас амнистировали. Как там в темнице, не замерзли?
   - Нет, нормально, - ответила, запнувшись, Ксения.
   - Колян, а откуда в Сопротивлении негр? - спросил я.
   - Веселый? Он русский.
   - Не понял.
   - Ну, родился в России. И родители его тоже отсюда.
   - А то, что он в ГИП работал, вас не смущает?
   - Так это по заданию Фирсова. Расслабься, Миша, мы солидная организация.
   Иван Иванович встретил нас скупой улыбкой, которая,  по  всей  видимости,
означала сожаление. Аудитория была та же, что и вчера, только вместо Роджера
присутствовал Мама, а Левша уже не  подпирал  угол  -  он  притащил  высокий
табурет, явно из какого-нибудь  бара,  и  теперь  восседал  на  нем,  словно
волейбольный судья. Оружие при этом он держал на коленях.
   - Жертв из себя строить не надо, - неожиданно начал  разговор  Фирсов.  -
Переломные моменты истории всегда сопровождались некоторыми  накладками.  Я,
кстати, по-прежнему не склонен доверять  вам  всецело.  Любой  предсказатель
вызывает подозрение.
   - Особенно тот, чьи предсказания сбываются, - вставила Ксения.
   Иван Иванович сморщился и закинул в рот таблетку.
   - Тихон не вернулся, хотя времени прошло достаточно. Но это еще  полбеды.
Самое неприятное то, что он пропал.
   - Мы же говорили.
   - Нет, не в том смысле. Он вообще исчез.  Не  только  из  документов,  но
даже... как бы это... из памяти. Левша с вашим синхронизатором ходил на двое
суток назад, туда, откуда стартовал Тихон. Давай сам, Левша.
   Тот неловко поднялся и, положив руку на автомат, как на Библию, поведал:
   - Дырокол без погрешности - очень полезная  штука.  Прибыл  я  секунда  в
секунду. Только Тихона не было ни в бункере, ни снаружи. Куда же, думаю,  он
мог запропаститься? Подхожу к Сыру, спрашиваю. А он мне: "Какой еще Тихон?".
Я к Веселому - он то же самое: "Не знаю  никакого  Тихона".  Тогда  разыскал
самого себя. Но и я его не помнил. Вот ведь! В четверг Тихона  помню,  а  во
вторник - нет. Обратился к вам, Иван Иванович.  Вы  сначала  решили,  что  я
тронулся, но когда увидели меня и того  меня,  который  оттуда...  -  Доклад
становился  все  более  бессвязным,  и,  почувствовав  это.  Левша   неловко
замолчал.
   - Нормально излагаешь, продолжай, - сказал Фирсов.
   - Когда вы поняли, что дело серьезное, стали проверять  какие-то  бумаги.
Потом собрали народ, всех опросили. О нем никто и слыхом не слыхивал.  Будто
в прошлое послали одного Кришну. Я еще удивился: зачем?  Он  же,  кроме  как
голову свернуть, ничего не может.
   - Достаточно, - перебил Иван Иванович. - Ну, как вам политинформация?
   - Заметает следы?
   - Заметает! - восхитился  Фирсов.  -  Это  вам  не  ножик  с  отпечатками
пальцев. Был человек - и нет человека. Петрович, разве такое возможно?
   - Теоретически - вполне. Если в прошлом он сделает так, чтобы не  попасть
в Сопротивление, то все свидетельства его пребывания в бункере исчезнут.
   - Но мы-то Тихона  помним.  И  вещички  его  у  меня  остались.  Как  это
объяснить?
   - Вот у него и  спросите,  я  же  не  ясновидящий.  Может,  недоразумение
какое-то?
   - Я тоже так думаю, но побеседовать с Тихоном  крайне  желательно.  Нужно
перехватить его по дороге в  девяносто  восьмой  и  доставить  сюда.  Пойдут
Левша, Николай, Михаил и Мама.
   - Прямо семья, - хохотнул Куцапов.
   - И я, - добавил Лиманский.
   - Само собой, куда же без вас?
   - Не годится, - отрезала Ксения. - Пять человек - много шума.
   - А вас я бы попросил...
   Закончить Фирсову Ксения не дала.
   -  Нельзя  врываться  в  прошлое  галдящей  оравой.  Время  -  субстанция
капризная, мы в этом убедились.
   - И кто же, по вашему мнению, должен идти?
   - Я, - звонко ответила Ксения.
   Вопреки моим ожиданиям, оглушительного хохота не  последовало.  Засмеялся
один Левша, да и тот, не получив поддержки, быстро умолк.
   - Как же вы собираетесь искать Тихона, если никогда его не видели?
   - Хорошо. Я и Евгений Петрович.
   - Вы не учли вот чего: возможно, не  все  пойдет  гладко  и  в  девяносто
восьмом вам придется задержаться. Кто  помнит  это  время  лучше  всех  и  в
состоянии... ну, хотя бы пройти по улице, не привлекая внимания  окружающих?
Люди очень остро реагируют на чужаков.
   - Внедрение в социум. По этой дисциплине у меня пятерка.  Мы  с  Евгением
Петровичем представляем Отдел, нам и расхлебывать.
   - А по психологии, наверное, был трояк, - улыбнулся Фирсов. - Думаете,  я
позволю забрать единственного специалиста  и  увести  его  неизвестно  куда?
Ладно, пятерых действительно многовато. Левша остается.
   В коридоре к нам присоединился Конь, и мы поднялись наверх.  Длинный  ряд
лифтовых дверей указывал на  то,  что  здание  когда-то  было  многоэтажным.
Однако разногласия между  Ираком  и  Китаем  превратили  его  в  подземелье,
засыпанное радиоактивным мусором. Сейчас мы поймаем одного негодяя,  Куцапов
сломает ему челюсть, и Москва восстанет из пепла, аки птица феникс.  Славно.
Жаль только, что ничего не выйдет или выйдет, да  снова  не  так.  Уж  очень
красиво задумано: спасти мир, не напрягаясь.  Вот  сломать,  не  напрягаясь,
уничтожить, размолотить в труху - это пожалуйста.
   - Как насчет оружия? - поинтересовался я.
   - Куда тебе? Ты у нас консультант по  жизни  в  прошлом  веке,  -  ехидно
проговорил Куцапов. - Если что, мы с Мамой прикроем.
   - А зачем нам Лиманский?
   - Он начальник. Меня Тихон не послушает - гордый больно. Да, вот,  Фирсов
велел отдать. - Колян протянул мне дырокол, обернутый несвежей  тряпицей.  -
Левше понравилось. Нам бы такую технику...
   - И что бы вы сделали?
   Куцапов промолчал и ускорил шаг. Он, возможно, был хороший тактик, но  не
стратег. Ему говорили: убей, и он убивал, свято веря, что каждый новый  труп
приближает его к свободе. А  потом  возвращался  в  тридцать  восьмой  и  по
знакомой тропинке спускался к бункеру. И снова спускался - на  самый  нижний
из трех уцелевших этажей. Потому что забиться в нору -  это  в  человеческой
природе. Лучше дышать керосиновой вонью, чем созерцать пятьдесят  километров
руин и постепенно догадываться, что это - навсегда.
   Мы погрузились  в  чудовищный  шестиколесный  автобус,  и  Конь,  напевая
какую-то скорбную мелодию, направил машину к светлеющему вдали лесу. Ко  мне
подсел Лиманский и, потеребив бородку, спросил:
   - Миша, можно с вами на "ты"?
   - Конечно, Евгений Петрович.
   - Просто Петрович, без Евгения.  Здесь  так  принято.  Расскажите  мне  о
другой версии.
   - Опять проверяете легенду?
   - Да ну, это Фирсов. Ему по должности положено, ты на него не обижайся.
   - Когда получаешь что-то  бесплатно,  о  цене  не  задумываешься.  Теперь
кажется, что каждый час,  прожитый  до  первого  нажатия  на  эту  проклятую
кнопку, был наполнен счастьем. И смыслом. Как описать? Ваша  молодость,  она
ведь тоже прошла в спокойную пору. Реформы восемьдесят второго...
   -  Экономический  бум,  тридцать  семь  копеек  за  доллар,   возвращение
эмигрантов, реставрация храмов, - мечтательно  произнес  Лиманский.  -  Нет,
Миша, ничего такого у нас не было. Распад России на карликовые  государства,
безработица, преступность и гражданская война. Единственное, что  не  сумели
выменять на хлеб и водку, - это ядерное оружие. Оно-то нас  и  сгубило.  Мне
тогда было двадцать три года, и я не очень переживал  за  далекий  эстонский
город. После мехмата МГУ я работал в одном институте, закрытом, но таком  же
нищем, как все остальные. Я обедал через  день  и  донашивал  дедовы  туфли.
Какое мне было дело до тех людей на берегу холодного моря? А потом -  танки,
английские и немецкие. Танки везде. И знаешь, никто не сопротивлялся. Просто
надоело. Пропало что-то такое, ради чего стоило умереть.
   - Но вам показали развалины, и это "что-то" снова появилось.
   - Да, Миша, как ни странно.
   - Только я не понял, про экономический бум - это откуда?
   -  Прожекты  Тихона.   Он   мечтатель.   Сядем   вечерком,   как   начнет
расписывать... И вот, гляди ж ты, угадал.
   - Действительно угадал. Особенно курс американского доллара.
   - Неужели? - поразился Лиманский.
   - С точностью до копейки.
   Впереди лежал разрушенный мост. Автобус свернул в сторону и,  спустившись
по откосу, медленно преодолел тухлое  болотце,  оставшееся  от  реки.  Узкая
дорога, уходившая в лес, была сплошь засыпана гниющим хворостом и напоминала
старый тракт, самостийно прорубленный где-то в Сибири.
   Природа выглядела почти здоровой: повсюду пестрела зелень, цветы, с веток
верещало множество бодрых, успевших позабыть о  человеке,  голосов.  Я  даже
заметил  за  ближними  стволами  чей-то  пушистый  хвост.  Куцапов  выхватил
пистолет, но Мама заслонил ствол  ладонью  и  сдвинул  брови  -  этого  было
достаточно, чтобы Колян раздумал.
   Справа лес оборвался не то полем, не то лугом, и Конь, съехав  с  дороги,
направил машину прямо через  него.  На  поразительно  ровных  угодьях  буйно
разрослась какая-то лебеда, заглушившая все  остальное.  Мощные  растения  с
фиолетовыми зонтиками на верхушках стояли так  плотно,  что  их  можно  было
принять за новую культуру, высаженную здесь специально.
   Конь прибавил скорости,  и  мы  понеслись  по  полю,  приминая  огромными
колесами снопы сорняка. Толстые стебли не ломались, они тут же  вставали  и,
расчесанные ветром, вливались в бунтующее зелено-фиолетовое море.
   - Как он не заблудится? - спросил я.
   - Видишь старую сосну? Под ней - два сарая.
   Сараи при ближайшем рассмотрении  оказались  обыкновенными  строительными
бытовками на  салазках.  Оба  вагончика  давно  сгорели,  их  дырявые  крыши
провалились вовнутрь, а из окон беспардонно высовывались кусты все  того  же
бурьяна.
   Я тронул косую обугленную дверь,  и  она  упала,  развалившись  на  ворох
черных досок.
   - Не сюда. - Куцапов приобнял меня за плечи и подвел ко  второй  бытовке,
пострадавшей от огня еще сильнее. - На всякий  случай  запомни:  вон  та,  у
дерева, - жилая, а это - паром. Заходи.
   Внутри было сыро и душно, под ногами скрипели осколки  мутного  стекла  и
хрупкие хлопья ржавчины.  Сверху  нависала  рваная  кровля,  не  позволявшая
солнечному свету  достичь  хлюпающей  мерзости  на  полу.  Сквозь  трухлявую
древесину проросла чахлая трава.
   - Побыстрее там, - беззаботно бросил Конь. - Топливо не  забудьте.  -  Он
поскреб ногтями заросшее горло и улегся на сиденьях.
   Мы встали в центре бытовки, и Куцапов включил свой синхронизатор.
   Окна застеклились, крыша выгнулась, приняв прежнюю форму, а доски на полу
перестали шататься и  покрылись  паласом  -  горелый  сарай  преобразился  в
скромный, но приличный летний домик. Мама  толкнул  дверь,  и  мы  вышли  на
ухоженную лужайку под шикарной столетней сосной.
   - Две тысячи восемнадцатый, - сказал мне Лиманский.
   - Хозяин! - позвал Куцапов. -  Пузырь,  ты  где?  Из  соседней  постройки
выглянул толстомордый мужик с необъятным животом.
   - Зачастили вы, ребята, - сказал Пузырь.
   - Тихон был?
   - Аж два раза.
   - Как это - два?
   - А кто мне докладывается? Сначала через  паром  куда-то  мотался.  Вылез
вот, сувенирчик поднес, - он показал бутылку. - Потом сел в машину и  поехал
в город.
   - Черт, как неудачно! А другой у тебя нет?
   - У меня что, таксопарк?
   - Коля, не бесись, - сказал я. - Нам нужно встретиться с Тихоном? Прыгнем
назад, он сам к нам придет.
   - Промахнемся.
   - С моим дыроколом - нет. Появимся на полчаса раньше него и подождем.
   - Рискни. Только смотри не ошибись. Баба твоя у нас осталась. - И  уже  к
Пузырю:
   - Давно он здесь был?
   - С утра. Часов в восемь, - ответил тот.
   - Заводи на семь, - распорядился Куцапов и пошел к парому.
   - Эй, а на свежем воздухе нельзя?
   - Там дачи, домов  триста,  -  проинформировал  Пузырь,  вытянув  руку  в
сторону жидкого леса за полем.  -  Грибы,  ягоды.  В  кустах  -  бесконечное
спаривание. Зря, думаешь, сюда эти коробки волокли?
   Я послушно спрятался в сарае и, убедившись,  что  все  на  месте,  утопил
ребристую кнопку.
   - Пузырь, выходи! - крикнул Куцапов, высунув голову наружу.
   - Привет, - зевнул заспанный  паромщик.  Желтая  майка  на  бретельках  и
семейные трусы в горошек  делали  его  похожим  на  клоуна.  -  Машины  нет.
Погодите, он обещал скоро вернуться.
   - Кто?
   - Тихон.
   - Он здесь был?
   - Только что уехал.
   - Ты же говорил - в восемь! Сколько сейчас?
   - Семь, - недовольно произнес Пузырь, посмотрев на часы. - А  говорить  я
тебе ничего не мог. Мы с тобой уж месяца два как не виделись.
   - Тихон давно отчалил?
   - Полчаса примерно, - паромщик наконец проснулся и с  ненавистью  зыркнул
на солнце.
   - Как же это? - растерялся Куцапов.
   - Что-то похожее я и сам вытворял, -  объяснил  я.  -  Есть  только  одно
объяснение: Тихон знает, что его ищут, и не хочет попадаться нам на глаза.
   - Давай сразу на несколько дней. Скажем Пузырю, чтоб его  задержал.  Тоже
мне, кошки-мышки!
   Я снова включил машинку, и мы перебрались  в  прошлую  неделю.  На  крышу
неожиданно упал  дробный  шум  ливня.  Через  запотевшее  окно  нельзя  было
разглядеть даже сосну, стоявшую в пяти метрах...
   - Тихона? Конечно, видел, - ответствовал, пошатываясь, Пузырь. - Я  здесь
для того и дежурю. Где он  сейчас?  В  Москве.  Вам  бы  минут  на  двадцать
пораньше.
   - Опять! - обозлился Куцапов. - Тихон один приходил, или с Кришной?
   - Сначала с Кришной. Слетали куда-то вдвоем, Кришна там остался. А  Тихон
вернулся, презентовал мне бутылку и поехал. Что, нельзя?
   Колян выгнал Пузыря из бытовки и присел на корточки.
   - Не нравится мне это.  Видать,  он  и  правда  что-то  замыслил.  Шевели
мозгами, Петрович, ты ж у нас наука.
   - Так мы его не отловим. Он знает даты наших перебросов и будет постоянно
опережать. Но одно уже ясно. Синхронизатор у Тихона не хуже, чем у  Михаила.
В Сопротивлении такого нет. Миша, ты говорил, что вдоволь напутешествовался.
Как ты считаешь, удастся нам с ним пересечься?
   - Если б я хоть что-то понимал в ваших маневрах. Я же у вас пассажир!
   Так Ксения называла Мефодия и, кажется, меня. Из всех слов это было самое
подходящее.
   - Какой-то паром, какой-то Пузырь. Специально, что ли, путаете?
   - Петрович, твой недочет, - хмуро пробурчал Колян.
   - Очень важно, чтобы не было свидетелей.  -  Лиманский  приоткрыл  дверь,
проверяя, нет ли поблизости Пузыря. - Свидетели все равно появятся, но  если
перемещаться скрытно, их будет меньше. С девяносто восьмого года  существует
перевалочный пункт. Паром. - Петрович погладил обитую фанерой  стену.  -  По
эту сторону дежурит человек из Сопротивления, по ту - кто-то из ФСБ.
   - С девяносто восьмого? Дырокол нашли только в две тысячи первом.
   - У Фирсова полно  таких  штучек.  Как  он  умудрился  зарезервировать  в
прошлом место для перебросов - его трудности.  Но  он  говорил,  что  в  ФСБ
синхронизатором так и не воспользовались, кишка у  них  оказалась  тонка.  А
Сопротивление дальше восемнадцатого года не проникало.
   - Тихон, получается, первопроходец.
   - Он и еще Кришна.
   - Бабу его так звали, - пояснил Колян.  -  Оттого  и  наколку  сделал.  В
молодости, конечно. А ты думал, у нас