начение.
     Я тщетно  пытался  разобраться в этом деле,  но ничего не получалось.
Ясно,  что Макаренко обвиняют  в  ошибках  на  строительстве,  в  ошибках,
которые ведут к перерасходу и задержке окончания работ. Из всего того, что
мне пришлось слышать от самых различных людей,  я склонялся к мнению,  что
обвинения  против  Макаренко справедливы.  Но меня крайне волновал вопрос:
намеренно действовал Макаренко  или  ошибался?  Я  не  мог  поверить,  что
намеренно.   С  этим  никак  не  вязалось  мое  представление  о  Ярославе
Макаренко, которого, как мне казалось, я хорошо знал.
     Настроение у меня было прескверное.


                            10. ПОДЗЕМНЫЕ САДЫ

     Утром я видел,  как Тарас на своем балконе занимался физкультурой. Он
делал глубокие вдохи и выдохи, изгибался ласточкой, боксировал с невидимым
противником, приседал и, наконец, стал прыгать.
     - Смотри, балкон обрушится! - крикнул я ему.
     - Не бойтесь, - ответил он. - Доброе утро!
     На  балкон  вышел  с  полотенцем  в  руках  Аркадий  Михайлович.   Мы
поздоровались.  Между  нашими балконами было  не  более  шести  метров,  и
особенно напрягать голос не приходилось.
     - Пойдемте завтракать, - пригласил профессор.
     - Я готов хоть сейчас.
     - Ну, так спускайтесь в ресторан и займите места. Мы сейчас придем.
     Закончив свой туалет,  я  вышел из комнаты и  направился в  ресторан.
Скоро туда пришли и профессор с Тарасом.
     - Ну,  с сегодняшнего дня мы будем вставать рано, - сказал, садясь за
стол, Аркадий Михайлович. - Отпуск наш окончился, и мы уже на службе.
     - У вас ведь отпуск на все лето!
     - С  этим  покончено.  С  сегодняшнего дня  я  главный консультант по
озеленению подземных станций Глубинного пути.  Вчера был подписан приказ о
моем назначении.
     - А что это за должность такая?
     - Сейчас объясню. Но раньше закажем завтрак.
     Тарас удивленно поглядывал на Аркадия Михайловича.
     - А я ничего не знаю, - обиженно проговорил он.
     - Хотелось рассказать об  этом  всем сразу,  но,  к  сожалению,  всех
собрать никак нельзя.
     Профессор,  очевидно, имел в виду своих друзей, но они и в самом деле
были так загружены работой, что ему пришлось ограничиться мною и Тарасом.
     Когда  нам  подали завтрак,  Аркадий Михайлович начал  рассказывать о
своей новой службе:
     - До  сих пор я  молчал,  так как не  все было выяснено.  Собственно,
идею, о которой вы сейчас от меня услышите, подсказал мне Ярослав. Как-то,
рассказывая,  что  на  Глубинном пути  строят  большие вокзалы и  что  для
оформления их  приглашены лучшие архитекторы,  он  предложил мне подумать,
нельзя ли  украсить эти  вокзалы растениями.  Я  об  этом  долго  думал  и
размечтался вовсю; даже начал в воображении устраивать там подземные сады,
цветники и  оранжереи.  И  в самом деле,  почему бы на таких глубинах и не
создать  колоссальную оранжерею?  Температура там  идеально  равномерная и
такая,   что  даст  возможность  выращивать  самых  нежных  представителей
тропической флоры.  Воды там сколько угодно. Соответствующий грунт создать
нетрудно  -   всегда  можно  добавить  необходимые  химические  удобрения.
Необходимое количество углекислоты мы тоже дадим. Остается только проблема
света.  Как подать в подземелье солнечный свет?  Я решил, что солнце можно
заменить  большими  кварцевыми  лампами,  которые  будут  периодически  на
несколько минут зажигаться на  протяжении каждого часа.  Это будет полезно
не только для растений,  но и  для людей,  там работающих.  И  вот в  моем
воображении возникли эти  сады-цветники.  Я  уже  видел  вокруг  подземных
вокзалов кусты роз, ирисы, астры, цветущую сирень.
     - А в сирени щелкают соловьи, - заметил, перебивая профессора, Тарас.
     - Ты, Тарас, скептик! - возмутился ботаник.
     - Нет,  я  говорю  совершенно серьезно,  Аркадий  Михайлович!  Почему
нельзя населить подземные сады  птицами?  Ведь  будет веселее.  Можно даже
ульи с пчелами поставить.
     Аркадий Михайлович довольно засмеялся.  Очевидно,  он  почувствовал в
словах мальчика веру в свои фантастические замыслы.
     - Я и сам уже думал, - Аркадий Михайлович повертел в руках вилку, - я
и сам думал,  что хорошо бы расширить границы биосферы,  завоевать для нее
подземные глубины,  создать как  бы  нижний этаж  для  растений.  Мне  уже
снились подземные поля и леса. Но пока сделаем первую попытку на глубинных
станциях нашего туннеля.
     Завтрак проходил в  оживленной беседе о том,  какие деревья,  цветы и
травы  нужно  насаждать  в  подземельях Глубинного пути  между  Москвой  и
Дальним Востоком.  Мы  старались представить себе,  каковы на  вкус  будут
фрукты из подземных садов.
     - Посадим там землянику и клубнику,  -  уговаривал Тарас,  -  и будем
варить из них варенье. Мне обязательно пенку!
     - Ну, пенки еще долгонько придется ждать, - смеялся ботаник.
     - А как же теперь я, когда вы, Аркадий Михайлович, на службе? - вдруг
спросил мальчик.
     - Ты? Ты тоже на службе. О твоем назначении тоже подписан приказ.
     - И меня не спросили?
     - Я думал, что ты не станешь возражать.
     - Конечно,  нет.  Значит,  я поступил на службу?  Первый раз в жизни!
Очень  рад...  -  Тарас встал,  подошел к  профессору и  принял серьезный,
солидный вид: - Скажите, что мы должны делать?
     Глядя на лукавую физиономию мальчика, мы с профессором расхохотались.
     - Жулик ты, Тарас! - сквозь смех проговорил старый ботаник.
     - Аркадий Михайлович, я знаю! - воскликнул Тарас и тоже расхохотался,
да так звонко,  что в солнечной,  веселой комнате стало еще веселее.  -  Я
знаю, меня назначили вашим главным помощником!
     - Чуточку не угадал. Секретарем.
     - Так секретарь и есть главный помощник.
     - Ну,  прекрасно. Кончай-ка завтракать. Мы сегодня выезжаем в дальние
странствия.
     - Вы на сессии совета не будете? - спросил я.
     - Я приеду к концу, чтобы выступить со своим планом озеленения.
     - А куда вы едете?
     - Сегодня мы с  Тарасом вылетаем в Забайкалье.  Там -  самая глубокая
шахта Глубинного пути,  номер девятьсот двадцать пять.  Ее глубина полтора
километра.  На  этой  глубине  строится большой подземный вокзал.  Ярослав
рекомендовал ехать туда.  Он  дал мне письмо к  инженеру Кротову.  Я  хочу
начать озеленение немедленно.
     - Я бегу в номер, - сказал Тарас.
     Когда мальчик ушел,  профессор,  проводив его взглядом,  обратился ко
мне:
     - Чудесный паренек!  В  нем  как-то  хорошо соединяются серьезность и
детское легкомыслие.  Хотел  бы  я,  чтобы его  юность проходила вблизи от
меня.
     Возвращаясь в свои комнаты, мы встретили в коридоре Тараса.
     - Аркадий Михайлович!  -  Мальчик подошел к  профессору.  -  Когда  я
проходил вестибюлем,  на  меня очень внимательно смотрел какой-то человек.
Мне  показалось,  что я  его знаю.  Я  даже хотел поздороваться,  а  потом
подумал,  может,  он меня и не знает. А теперь я вспомнил, кто это. Вы его
не видели?
     - Кто? Кого?
     - Это был следователь.  Тот самый, который когда-то приезжал ко мне в
больницу с вами, а потом один... Помните?
     - Томазян?
     - Он самый!
     - Не видел. Вы видели его? - обратился профессор ко мне.
     Я молча покачал головой.
     - Хотел бы с ним встретиться.  Но у нас нет времени. Когда вернемся в
Иркутск, поищем его.. Симпатичный человек.
     У  себя в  номере я  подумал,  что мне было бы  интересно встретиться
сейчас  с  Томазяном.  Но  следователь просил  без  надобности к  нему  не
приходить и хранить наши отношения в тайне.
     Я услышал в соседней комнате шаги Лиды.  Нужно было сказать ей о моем
разговоре с  Макаренко.  Я  постучал и  вошел  к  ней.  Она  стояла  перед
раскрытым чемоданом.
     - Вы куда собираетесь? - спросил я.
     - На девятьсот двадцать пятую.
     - Сегодня?
     - Не позже завтрашнего утра.
     - Аркадий Михайлович и Тарас сегодня тоже вылетают туда.
     Она вопросительно посмотрела на меня.
     - Я видел его.
     - Каким образом?
     - Это  получилось случайно.  Он  не  выходит из  кабинета Саклатвалы.
Академик не выпускает его ни на минуту.  Мне едва удалось обменяться с ним
несколькими словами.  После сессии Научного совета он  сейчас же поедет на
ту шахту, где будете вы.
     Я  выдумывал как  умел,  чтобы  хоть  чем-нибудь  оправдать поведение
Ярослава и свою неудачу.
     - Спасибо, - сухо сказала Лида.
     Ее лицо омрачилось.  Она склонилась над чемоданом и начала энергичнее
укладывать вещи.
     - Лидия Дмитриевна, не принимайте этого так близко к сердцу.
     Девушка посмотрела на меня глазами, полными слез.
     - Пусть приезжает, если он сможет это сделать после заседания совета.
     - Что означают ваши слова? Почему такой зловещий тон?
     - Разве  вы  не  слышали,  что  группа  инженеров подала  заявление с
требованием привлечь Ярослава к  ответственности за преступное руководство
строительством?
     - Уже?  Но  Саклатвала его  защищает.  И,  собственно,  при чем здесь
Ярослав? Ведь руководит Саклатвала!
     - На   Саклатвалу  кое-кто  смотрит,   как  на   старого  деда,   уже
неспособного критически оценивать события.  Мол,  он теперь годится только
для представительства.
     - И  вы,  которая так  близко встречаетесь с  этим выдающимся ученым,
можете согласиться с такой формулировкой?
     - Я - нет. Но... Я ничего не знаю. Я ничего сделать не могу и сегодня
еду. До свиданья!
     Я вежливо поклонился и вернулся к себе.


                     11. ПОРУЧЕНИЕ "ДОКТОРУ ВАТСОНУ"

     Меня поднял с кресла телефонный звонок.
     - Слушаю.
     - Добрый день, - послышался знакомый голос.
     - Добрый день!
     - Послушайте, Ватсон, я хотел бы вас видеть.
     - А-а... это вы. Так вы ко мне или я к вам?
     - Очень прошу вас ко мне.
     - Хорошо. Приду через пять минут.
     - Будьте пунктуальны, - попросил Томазян и повесил трубку.
     Через пять минут я был на первом этаже, где жил следователь.
     Он встретил меня очень приветливо.
     - Вы приехали сегодня утром? - опросил я.
     - Откуда вы знаете?
     - Сужу по вашему усталому виду...  И, кроме того, здесь, в гостинице,
вас узнали и уже известили меня.
     - Не Тарас ли Чуть?
     - Да.
     - А я думал, что он не узнал меня.
     - Сначала действительно не узнал,  но потом вспомнил. С ним случается
и так: видит знакомое лицо, а вспомнить, где встречал человека, не может.
     И я рассказал о случае с Догадовым.
     - Где же Тарас мог его видеть?
     - Вероятно,  у  Аркадия Михайловича или у  Черняка,  а может быть,  в
редакции "Звезды".
     - Кто он такой, этот журналист?
     - Сейчас  он  работает  палеонтологом.   К  слову  сказать,  кажется,
единственный человек, который горячо выступает в защиту Макаренко.
     - Интересно... Ну, хорошо. Рассказывайте, что у вас нового.
     Что я мог рассказать Томазяну?  Я нигде не замечал ничего угрожающего
или  подозрительного в  отношении  людей,  которых  обещал  ему  охранять.
Шелемеха уехал, на Самборского никто никаких покушений не делал, Лида была
взволнована,  но  непосредственно ее  творческой работы это  не  касалось.
Ярослав Макаренко -  вот человек, судьба которого меня наиболее тревожила.
Мой доклад в основном был об этом инженере. Я передал следователю все, что
слышал о Макаренко,  и особо остановился на рассказе Догадова. О разговоре
с самим Макаренко я промолчал, не желая нарушить свое слово, и считал, что
ничего особенного этот разговор Томазяну не даст.
     Он  слушал внимательно,  не  перебивая,  но,  по крайней мере так мне
показалось, ничто в моем рассказе по-настоящему его не заинтересовало.
     - Хорошо, - сказал он, дослушав меня до конца. - Итак, Лидия Шелемеха
выезжает на девятьсот двадцать пятую шахту.  Придется вам тоже туда ехать.
Вы  ее ангел-хранитель.  Только помните:  не нужно быть надоедливым...  Не
раздражайте ее чрезмерным вниманием...
     - Я  понимаю.  Ее брат тоже поручил мне охранять девушку,  хотя и  по
другим причинам.
     Выслушав, какое поручение возложил на меня Станислав, Томазян остался
вполне доволен.
     - А теперь, - попросил я, - расскажите своему Ватсону, что вы нашли в
тайге.
     - Охотно.
     Утомленный следователь удобно  устроился на  диване  и,  подложив под
голову подушку, начал свой рассказ.
     - Во-первых,   вот  что  мне  известно  точно:   первого  мая,  перед
рассветом,  в  Свердловск из  Москвы  прибыл  самолет.  Из  самолета вышел
пассажир с маленькими рыжими усиками, в сером плаще и в черной фуражке. Он
спешил  в  Иркутск.  Дежурный  по  аэропорту  решил  отправить его  дальше
почтовой машиной.  В  то  же  самое утро в  том же  Свердловском аэропорту
попросил  побыстрее отправить его  в  Иркутск  высокого  роста  мужчина  в
костюме цвета хаки и в желтых крагах. Откуда он прибыл, не установлено. На
корешках билетов -  фамилии:  одного -  Черепашкин,  другого - Виноградов.
Виноградова тоже  посадили на  почтовый самолет.  Нужно вам  сказать,  что
этого Виноградова уже искали.  К сожалению,  люди, которые должны были его
задержать,  опоздали.  Он  улетел.  В  Иркутск  была  послана  шифрованная
телеграмма.  Ну,  а  дальше вы  знаете:  почтовый самолет прибыл сюда  без
пассажиров. Пилот и бортмеханик засвидетельствовали, что пассажиры исчезли
незаметно для  них.  Парашютный люк был открыт -  открыть его могли только
пассажиры.   В   самолете  было  три   парашюта,   но   пассажиры  ими  не
воспользовались.  Возможно,  один из пассажиров захотел выбросить другого,
они  боролись,  и  оба  выпали в  открытый парашютный люк.  Все  это очень
нелепо... по крайней мере, пока.
     - В  самом деле,  странная история,  -  согласился я.  -  И как же вы
решили поступить с этим делом?
     Томазян  немного  помолчал,   словно  собираясь  с   мыслями,   потом
продолжал:
     - Нужно было установить судьбу пассажиров и разыскать сумку о почтой.
По  моему поручению опытные агенты тщательно обследовали каждый квадратный
метр тайги,  расспрашивали местных жителей.  Розыски не прекращались ни на
минуту.  Я  сам выехал туда,  так как мне сообщили,  что первого июня двое
золотоискателей видели,  как  с  самолета,  летевшего над тайгой,  прыгнул
парашютист.  Они рассказали,  что парашютист спускался с  каким-то грузом,
причем один из золотоискателей уверял, что это был не груз, а человек. Оба
золотоискателя (они  наблюдали каждый отдельно) думали,  что  с  самолетом
случилось несчастье и  он  вот-вот упадет.  Но  самолет промчался дальше и
исчез за лесом. Видя это, золотоискатели не стали разыскивать парашютиста:
они  решили,  что  прыжок  сделан со  специальным заданием и  парашютист в
помощи не нуждается...  Узнав такие новости,  я,  разумеется, распорядился
обследовать местность,  над которой видели парашютиста.  На следующий день
среди густого кустарника на берегу узенькой речки нашли небрежно свернутый
парашют. Я был там. Осмотр убедил меня, что эта площадка пригодна даже для
посадки небольшого самолета.  Ни  парашютиста,  ни  сумки с  почтой мы  не
нашли.
     Томазян умолк.
     Его рассказ чрезвычайно заинтересовал меня. Что за странная история!
     - Какой вы нашли парашют? - спросил я.
     - Обыкновенный. Вы разбираетесь в парашютах?
     - Приходилось прыгать...  Кроме того,  о  парашютах я много слышал от
Догадова. Кажется, он когда-то увлекался этим видом спорта.
     - Парашют шелковый, пятьдесят четыре квадратных метра, учебный...
     - И никаких меток?
     - Есть номер: Р-002561.
     - А по номеру ничего нельзя установить?
     - Только то, что он выпущен фабрикой три года назад.
     - Что же вы думаете по этому поводу?
     - Парашютиста нужно найти во что бы то ни стало.  И даже не одного, а
двух.  Будем искать везде:  в тайге и вне тайги.  Не знаю,  найдут ли их в
тайге,  но думаю,  что московская почта и  корреспонденция  на  имя  Лидии
Дмитриевны  Шелемехи не целиком удовлетворит этого энергичного парашютиста
и тех,  кто вместе с ним работает.  Итак, нужно следить за теми, кто будет
вертеться вокруг этой девушки и ее товарищей. Пайрекс-алюминий - это вещь,
о которой кое-кто мечтает  за  границей.  Мечтают  там  также  о  рисунках
литостатов. Вот почему за окружением Самборского тоже нужно следить.
     - Кому же все-таки принадлежит честь изобретения литостата? - спросил
я. - Сам Самборский что-то глухо намекал на Макаренко...
     - Идея Макаренко,  но рисунки и конструкция Самборского.  Заграничной
агентуре  идея  знакома,  и  машину  они,  вероятно,  видели  не  раз.  Ее
конструкция - вот что их интересует.
     - Вы говорите -  агентура.  Значит,  вы считаете, что здесь действует
целая шпионская организация?
     - Об этом я  знаю столько же,  сколько и  вы...  Повторяю:  вражеских
агентов, появлявшихся здесь до сих пор, мы ловили, как кроликов... Но есть
какой-то  дьявол,  которого нам никак не  удается вытащить.  Очевидно,  он
прекрасно владеет искусством маскировки.  К  тому же,  на  охоту за  ним я
вышел, по сути, без помощников, если не считать вас...
     В эту минуту в дверь постучали и подали следователю телеграмму.
     Сев  за  стол,  он  начал  внимательно изучать ее.  Текст  телеграммы
состоял из большого количества цифр. Телеграмма была шифрованная.
     - Подождите,  пока я  прочитаю ее,  -  сказал Томазян,  передавая мне
какой-то журнал.
     Я  пересел в кресло возле окна и сделал вид,  что углубился в чтение.
Мысли мои  настойчиво возвращались к  только что услышанному.  Кроме того,
меня интересовала телеграмма.  По всей вероятности,  она имеет отношение к
этому делу.
     Томазян вытащил из  ящика  небольшую книжечку,  посмотрел на  стенной
календарь, открыл книжку на первой странице и отсчитал какое-то количество
строк.  Потом он что-то обозначил в книжке карандашом и только после этого
принялся переписывать телеграмму. Делал он это очень внимательно.
     Я  вглядывался в  его  энергичное,  восточного типа лицо с  несколько
длинноватым носом. В его внешности чувствовались упорство, настойчивость и
в то же время темпераментность.
     Иногда он останавливался на какой-нибудь цифре, но ненадолго: решение
задачи находилось быстро, и он записывал на бумаге очередное слово.
     Я думал:  стоит ли рассказать следователю обо всем, что мне известно?
Хотя  Томазян и  прекрасный человек,  но  сумеет ли  он  чутко отнестись к
трагедии  Лиды  и  Ярослава?  Хватит  ли  у  него  деликатности обойти  их
взаимоотношения?   Это  очень  трудно,   а  следователю  иногда  и  совсем
невозможно.  Нет,  лучше ничего не  говорить.  Пусть я  буду  единственным
посторонним, кому известна эта тайна.
     Но вот Томазян закончил расшифровку телеграммы и протянул мне бумагу.
Я прочитал:
     "Возле Братска задержан подозрительный человек с  документами на  имя
Виноградова.  Есть  сходство одежды.  Остальные приметы  не  соответствуют
тому, что нам известно".
     Пока я читал, Томазян начал что-то писать.
     - Что вы думаете делать? - спросил я.
     - А  вот  посылаю  телеграмму в  Братск,  -  ответил  следователь.  -
"Немедленно   самолетом   доставьте   Виноградова   в   Иркутск.    Требую
осторожности". Полагаю, что завтра мы увидим этого Виноградова.
     Во мне заговорило любопытство:
     - Послушайте, Томазян, мне очень хотелось бы увидеть этого субъекта.
     - Хорошо, - сразу же согласился следователь. - Завтра, после того как
мы его увидим,  мы окончательно решим,  нужно ли вам выехать в  Забайкалье
вслед за  Лидией Дмитриевной.  Все-таки готовьтесь,  чтобы вы могли за час
собраться в дорогу.
     - Хорошо, буду готов. Я вам еще нужен?
     - Будьте здоровы...  Между прочим,  имейте в виду, что тот, за кем мы
охотимся,  знает о личных - кажется, достаточно сложных - взаимоотношениях
между Лидией Шелемехой и Ярославом Макаренко.
     Услышав это от Томазяна, я оторопел.
     - Вам что-нибудь известно об этом?  -  спросил он, испытующе