костлявыми  плечами,  пытаясь
внушить окружающим, что справедливость  так  или  иначе  восторжествовала.
Яркие курточки в кроссовках и с дипломатами, на время забыв  о  картах,  с
любопытством следят за  происходящим.  Но  сиплоголосый  Степа  уходит,  а
высокий продолжает оставаться в своем  углу,  и  курточки  возвращаются  к
прерванной игре. Кто-то из женщин туманно бросает:
     - Прямо житья то них не стало!
     Слова эти, неизвестно к кому обращенные, повисают в воздухе.  Сопящую
множественным дыханием тишину нарушает только  смешки  картежников.  Между
ними вовсю шуршат желтенькие бумажки.
     - Хватит с меня! -  один  из  игроков  соскакивает  с  подоконника  и
потягивается длинным молодым телом. - Ну и вонища же тут! - он  с  вызовом
поглядывает в сторону  высокого.  Но  тот  безучастен.  Кудрявый  приятель
остается  на  подоконнике  и,  держа  дипломат   на   коленях,   аккуратно
пересчитывает выигранные  деньги.  В  это  время  потягивающийся  замечает
привлекательную особу. Что-то между вторым и третьи десятком, блондинка  с
яркими губами, одета броско и очень даже вполне... А  главное,  дамочка  и
сама интересуется молодыми людьми. В воздухе выстраивается беззвучный мост
из подмигиваний и улыбок.  Без  особых  усилий  створки  моста  смыкаются.
Взаимопонимание  достигнуто,  и  стороны  сближаются  для  более   тесного
знакомства.
     Нервный тип вскидывает руку и чуть ли  не  целую  минуту  смотрит  на
часы. Потом косится на окошечко  и,  сняв  очки,  с  ожесточением  скрипит
руками в плаще,  доставая  протирку.  В  этот  момент  в  магазин  вбегает
неизвестно как пропущенная внешним заслоном девчушка лет  восьми-девяти  с
сеткой, наполненной пустыми бутылками. Зигзагом обойдя людей, она  семенит
к окошечку. Наивная,  она  помнит,  что  еще  неделю  назад  где-то  здесь
принимали посуду. Застывшим извилистым изваянием очередь  следит  за  ней,
пропуская почти до самого окошка. И только, когда девчушка приближается  к
роковой  цели,  что-то  взрывается  в  окружающих,   высвобождая   гейзеры
негодования.
     - Прыткая какая!
     - Только посмотрите на нее, маленькая, а наглая!
     - Вот мерзавка! Мы тут уже час стоим, а она два вершка от пола - и на
тебе!
     Споткнувшись о крики, девочка испуганно останавливается.
     - Мне только спросить, -  робко  лепечет  она  и,  не  зная  на  кого
смотреть, глядит на свои сандалики.
     - Вот постоишь в очереди, тогда и спросишь!
     - Бесстыжая!
     Обладатель яркой курточки, тот самый строитель "мостов" гогочет.
     - Чего раскудахтались, курицы! Жаль пакетика для ребенка?
     Он стоит рядом с понятливой блондинкой. Энергичная рука уже елозит по
обтянутой  платьем  тугой  талии,   и   оба   смеются.   Женщины   яростно
оборачиваются к ним, но связываться не решаются. Тем  более,  что  причина
скандала с набухшими глазенками  уже  постукивает  сандаликами  обратно  к
крыльцу.
     - В самом деле, может  она  спросить  хотела?  -  неуверенно  говорит
кто-то.
     - Знаем мы!.. Спросить...
     Ворчание идет на спад,  волнение  успокаивается.  Нашипевшись  вволю,
змеиная очередь затихает в ожидании.


     В пятый или шестой раз вскинув руку с часами к лицу,  нервный  тип  в
хрустком плаще начинает суетиться сверх всякой  меры.  Он  что-то  бурчит,
подергивает острыми плечиками, и  весь  его  вид  красноречиво  говорит  о
крайней степени раздражения.
     - Да не крутитесь вы! - восклицает одна из его соседок.
     Нервный  тип,  будто  только  и  ждавший  этих   слов,   стремительно
поворачивается у ней, но из-за расплясавшихся нервов не сразу  справляется
с рвущимся из него потоком сбивчивых фраз.
     - Так... Допустим! Значит не крутиться?..  И  что  же  я,  по-вашему,
должен делать?! Может, вы еще будете мне указывать? Нет?  Тогда  и  нечего
тут!.. То есть, если вас персонально устраивает торчать здесь вечность, то
и стойте ради бога! Но не надо советовать другим!
     - А что ты на меня орешь-то? - изумляется женщина.  -  Я-то  тут  при
чем?.. Если невтерпеж, так и иди, кто держит!
     -  Ты  ему  подскажи  куда  идти,  -  встревает  смеющийся  кудряш  с
дипломатом. - Он же интеллигент, не знает куда ходят.
     Его смеху вторит приятель с блондинистой подружкой. Лицо  нервного  в
плаще бледнеет и, теребя рукой  пояс,  он  делает  порывистое  движение  к
смеющимся.
     - Может быть, интеллигент! Очень может быть!.. Что ж... Вам-то  этого
слова не понять. Вы же только в картах понимаете, да в бигуди.
     До пареньков не сразу доходит выпад насчет бигуди, а  когда  доходит,
новоиспеченный  приятель  блондинки  мужественно  шагает   к   трясущемуся
мужчине. В то время, как тот прячется  за  соседку,  блондинка  на  правах
опекающей подруги цепко хватает атакующего за руки.
     - Плюнь на него, Владик! Нашел с кем связываться. Плюнь!..
     Владик ворочается, пытаясь высвободиться. Ему это явно  нравится.  Он
талантливо разыгрывает роль бульдога, рвущегося с цепи и  одновременно  на
все сто уверенного  в  ее  прочности.  С  минуту  попугав  противника,  он
великодушно утихомиривается. Обращаясь к зрителям, глуповато спрашивает:
     - Может, правда, плюнуть?
     - Только посмейте, молокососы! - неожиданно взвизгивает нервный  тип.
Он на грани истерики и затравленно смотрит на  кривляющихся  пареньков.  В
пустых Владиковых глазах он читает обещающую многозначительность. Приятель
Владика, весело барабанящий по дипломату, внушает ему не меньший ужас.  Не
осмысливая собственного бесстрашия, он почти кричит.
     - Мерзавцы! Вон отсюда!
     Паренек с дипломатом перестает барабанить и грозно приподымает брови.
     -  Але,  интеллигент!  Давай-ка  договоримся.  Кричать   тебе   будет
разрешено, но  попозже.  Не  сейчас,  понял?..  Тебе  же  очки  мешают,  и
здоровья, наверное,  невпроворот,  верно?  Так  что  отложим  на  попозже,
договорились?
     Неожиданный стрекот,  ворвавшийся  в  магазин,  перебивает  назревшую
кульминацию. Для нервного типа это спасение.
     - Трах-тах-тах! - от дверей, топая, бежит раскрасневшийся мальчуган с
автоматиком. Мгновенно  вытянув  руки,  мать  хватает  его  за  шиворот  и
притягивает к себе.
     - Ты куда удрал, стервец?!
     "Стервец" сходу получает серию  подзатыльников  и  завывает  сиреной.
Мать продолжает ему выговаривать. Позабыв о дрязгах,  очередь  внимательно
слушает. Только блондинка,  закатив  глаза  к  потолку,  клонится  ухом  к
шепчущим губам Владика. Красавец с подоконника не собирается забывать  про
мужчину в очках, и от его взглядов тот  по-черепашьи  втягивает  голову  в
плащ и, стискивая  зубы,  мучительно  нервничает...  А  через  пять  минут
амнистированный автоматчик обрушивает на людей лавину трескучего огня.
     - Тра-та-та-та!..
     - Да успокойте вы его наконец!
     - Мало, видать, ему врезали...
     Женщины гневно поворачивают головы к мамаше.
     - Распустили ребенка!
     - Скажите вы ему в конце концов!..
     Однако у мамаши, успевшей простить  свое  чадо,  находятся  достойные
ответы. Известно, что педагогика у всех своя. Кроме  того,  плотный  огонь
сына, заглушающий сыплющуюся отовсюду ругань, помогает ее обороне.  Владик
и блондинка, пожалуй, единственные, кто  не  принимают  участие  в  споре.
Сдружившаяся  парочка  проникается  все  большим  взаимным  интересом.   В
разгорающийся  пожар  ссоры  бережно   подбрасывает   полешки   кудряш   с
дипломатом. Происходящее  для  него  -  спектакль,  и  он  не  хочет  быть
пассивным зрителем.
     Незаметно для  всех,  высокий,  так  и  не  покинувший  своего  угла,
ощупывает задний карман брюк и распахивает молнию огромной сумки. Часы  на
его руке показывают девятый час. Уже несколько минут, как окошечко  должно
распахнуться.


     Как-то так получается, что и без того плотная масса  людей  сжимается
еще теснее. Кто-то торопливо,  словно  только  сейчас  вспомнив,  начинает
спрашивать:
     - Много его там, не знаете?
     - Где ж много... Зернышки такие мелкие, по горсти в пакете.
     Напряженный слух ловит  каждое  случайно  брошенное  слово.  Малейшая
тревога тут же обращается во всеобщая беспокойство. Парни в куртках, забыв
о шуточках, держат наготове дипломаты с сетками, то  и  дело  озираясь  по
сторонам. Они переместились чуть вперед, к знакомой блондинке,  и  на  них
смотрят негодующе. Но она теперь - вроде как их знакомая, и тут уж  ничего
не попишешь.
     По мере приближения критического момента волнение нарастает, а вместе
с  ним  набирает  силу  и  шумливый  гул.  Даже  мальчуган  с  автоматиком
прекращает свою трескотню и удивленно прислушивается.
     - Идет, идет...
     Шаркая  по  полу  стоптанными  валенками,  мимо  проходит  женщина  с
ключами. Это и есть продавец.
     - Скажите, хватит на всех?
     - Сколько его там?..
     - Будет галдеть! - работник магазина  гремит  замком.  Она  входит  в
подсобку, а через минуту маленькое окошечко  с  лязгом  открывается.  Лязг
этот срабатывает наподобие удара гонга. Все жмутся в одном направлении  и,
вероятно, впервые обращают внимание на женщину, стоящую у самого окошечка.
Худенькая, серенько одетая, она вызывает всеобщую неприязнь. Сразу за  ней
расположился  старичок-ветеран,  а  далее  через  пару  человек  красуются
знакомые  курточки.  Цель  достаточно  близка,   и   они   не   выказывают
беспокойства.
     Вот тут-то мать карапуза и не выдерживает. Делая  отчаянный  рывок  в
сторону  окошечка,  она  взламывает  людской  заслон,  как  древний  таран
деревянные ворота. Что-то, по-видимому, она про себя прикинула и взвесила.
Полученный вывод и подтолкнул ее к действиям. Но  люди  -  это  не  жалкие
крепостные ворота. Женщина делает  несколько  шагов  и  словно  в  паутине
вязнет, удерживаемая множеством рук.
     - У меня ребенок! - она с рычанием продолжает рваться вперед.
     - У всех дети! Всем надо!
     - Она и сюда встряла без очереди! Какой-то танк, а не женщина!..
     Тогда женщина швыряет самый весомый аргумент:
     - А этих сопляков-спекулянтов  пустили?!  Шляпы!  Да  после  них  там
ничего не останется. А мне всего-то пару пакетов!..
     "Сопляки-спекулянты"   насмешливо   улыбаются.    Народ    продолжает
возмущаться, но женщина-танк  столь  решительно  пробивается,  что  вскоре
оказывается возле окошка. Высокий, двинувшийся было в  сторону  парней,  в
сомнении останавливается. Он зло смотрит на женщину. В этот момент она как
раз очищает заветный  плацдарм  от  последнего  препятствия  -  невзрачной
худенькой противницы. Она работает локтями и давит всей массой.  Маленькая
женщина - ей не соперник.
     - Ты что, список составляла?.. А нет, так и стой,  милая,  в  порядке
живой очереди! А у меня ребенок!
     Неожиданно подает голос ветеран-старичок.
     - Что вы себе позволяете! -  дребезжаще  вопрошает  он  и  к  радости
молодых спекулянтов забавно притопывает ногой.
     - Ой, да помолчите вы! - отмахивается от него женщина-танк. -  Еще  и
вас мне слушать.
     - Что значит - помолчите? Вы... - Старичок  беспомощно  шарит  вокруг
взглядом и трясущейся рукой лезет  в  карман.  -  Я,  к  вашему  сведению,
ветеран войны... Да! И награды... Могу без очереди, но не лезу, потому что
стыдно!
     - Да житья от вас не стало! - огрызается мамаша. - Медальки,  ордена,
книжечки... Привыкли козырять!
     Старичок смолкает. Он только пораженно хватает ртом  воздух  и  слепо
водит рукой с удостоверением.
     - Постыдились бы, гражданка! - кричит кто-то. - В самом-то деле!
     - А мне стыдиться нечего! - навзрыд плачет женщина-танк. - Я сама всю
жизнь болею, и ребенок мой тоже...
     Высокий, сосредоточенно следящий за событиями, замечает  в  окошке  с
той  стороны  мелькание  знакомого  ватника.  Пружинисто  приближается   к
ругающимся.
     - В сторонку! - он легко оттирает от окошка  всех  троих,  и  крепкая
волосатая рука  ныряет  в  недоступную  всем  глубину,  навстречу  ватнику
продавщицы. В пальцах у него крупные купюры. На мгновение все немеют.
     - Да что же это творится! - старичок  с  хрипом  пробует  расстегнуть
душащий его ворот.
     - Сволочь! -  визжит  женщина-танк  и  молотит  кулаками  по  широкой
мускулистой спине мужчины.
     Деньги у высокого уже взяли, сумка под боком хищно распахнута,  и  он
неспешно поворачивается. Попутно кидает взор в сторону  парней.  Те  стоят
встревоженные, но, по-видимому, понимают, что запоздали. Пальма первенства
уже не за ними, и попыток вмешаться они не предпринимают.
     - Отвали! - кидает высокий женщине-танку и, сузив глаза в  неприятные
щелки, смотрит на ветерана. - А ты заткнись, герой!  Еще  на  костылях  бы
сюда приковылял...
     Перед ошеломленными людьми вновь вырастает широченная спина, прячущая
от них амбразуру окошка и продавца с его чудо-товаром.
     - Дрянь такая! - вопит женщина и в ярости замахивается на ненавистную
спину сумкой. Из толпы  выскакивает  ее  малец  и  направляет  в  высокого
автоматик. Пластмассовый курок легко  поддается,  и  происходит  страшное.
Игрушка ударяет мальца в грудь, и задираясь стволиком, наполняет помещение
обвальным грохотом. Из плавящегося дульного среза толчками колотит  пламя,
пули веером разлетаются по залу, дробя в пыль штукатурку  и  серый  бетон.
Вскинувшись, высокий переламывается в пояснице и рушится на пол.  Блесткие
пачки вываливаются из его рук, и под ноги обезумевшим людям весело катятся
зеленые горошины альмониса. Но всего этого высокий уже не видит.  Кое-кто,
прикрывая голову, бежит к выходу, но большинство  в  оцепенении  стоит  на
месте.  А  игрушечный  автоматик  продолжается  вибрировать   в   ручонках
перепуганного мальчугана, извергая огненную смерть.  Вскрикивает  одна  из
курточек, и дипломат падает на  линолеум,  чтобы  тут  же  подпрыгнуть  от
угодившей в него свинцовой  струи.  Мгновением  позже  звонко  рассыпается
витрина,  и  длинная  вереница  выстрелов  смолкает.  Мальчуган  с  воплем
разжимает покрытые волдырями ладони и кричит, глядя  то  на  руки,  то  на
сидящую на полу мать. До захлопнувшегося окошка уже  никому  нет  дела,  и
никто не смотрит на раскатившиеся по полу искристые гранулы альмониса.


     Сморщенные,  увитые  темными   жилами   руки   старика   дрожат.   Он
безостановочно  теребит  клетчатый  платок,  и  тот  распадается  у   него
непослушными  складками  и  снова  скатывается  в  бесформенный  комок.  В
наступившей тишине слышно дыхание рассказчика, и взор следователя прикован
к его трясущимся рукам. Лист, удобно разместившийся на  планшетке,  так  и
остается девственно  чистым.  Ни  единого  словечка,  ни  единой  фразы...
Старшина испуганно переминается рядом и неотрывно смотрит  на  оплавленный
пластмасс детской игрушки. Самый обыкновенный автоматик  -  с  батарейкой,
моторчиком и трещоткой. Таких сейчас много  в  магазинах.  Цена  -  что-то
около червонца.
     Бред! Следователь вздрагивает и зябко поводит  плечами.  Он  пытается
стряхнуть с себя вязкий, облепивший его  мистический  покров.  Это  похуже
наваждения. Потому что справа и слева  -  люди.  Очевидцы  невозможного...
Хрипло и не своим голосом он выдавливает из себя чужие, никому  не  нужные
слова:
     - Вы, конечно, понимаете, я не могу всего этого записать. Это уже  не
протокол получится, а... Просто  по  долгу  службы  не  могу.  Потому  что
приедет оперативная служба и...
     Он путается в фразах и так и не заканчивает невнятного объяснения.  И
самое странное - следователь не обвиняет старичка во  лжи.  Бывает  иногда
так, что знаешь, чувствуешь и видишь, что сказанное - правда.  Но  здешняя
правда  не  умещается  в  голове.  Она  просто  не  стыкуется  с   жизнью.
Старичок-ветеран да и другие смотрят на него так, что он поневоле начинает
ощущать себя полным идиотом. Более того ветеран кивает ему, словно понимая
все его внутренние затруднения. Расстроенно моргая,  прячет  свой  измятый
платок.
     - Мда... Значит, скоро прибудет  оперативная  группа,  и  мы  уточним
некоторые детали, - следователь делает  нечаянный  шаг  по  направлению  к
выходу. - Просьба - пока не расходиться.  Нам  еще  понадобится  уточнение
обстоятельств, деталей...
     Дверь захлопывается за его спиной, и вот он уже под моросящим  небом.
Крохотный козырек крыши ничуть его не прикрывает, но ему все  равно.  Куда
важнее, что все эти странные безмолвные  люди  -  там,  позади.  Свидетели
какой-то единой чудовищной галлюцинации. Но ведь и галлюцинации  здесь  не
получается. Потому что труп. Потому что пули в стенах...
     Следователь озирается.  Те,  что  стояли  здесь,  видимо,  разошлись.
Во-первых, спасаясь от дождя, а во-вторых, сообразив, что  товара  сегодня
не будет. Вот и хорошо. Еще их глаз ему не хватало!.. Он  глубоко  вдыхает
влажный воздух и смотрит прямо  перед  собой.  Все,  что  поблизости,  это
конкретно, это замечательно реально.  Стоять  на  земле  -  приятнее,  чем
лететь в бездну. Потому что устойчивее и надежнее. Размытый сырыми мазками
дворик. Серая,  унылая  гуашь...  На  секунду  следователь  пугается.  Ему
кажется, что он не узнает  этого  места.  Все  совершенно  иное!  Какие-то
железные, торчащие из земли трубы, бетонные плиты,  вырезанные  из  дерева
звери - с обломанными ушами и носами.  И  все  это  среди  глинистых  луж,
зыбучих  песков  и  строительных  обломков.  Мыльные  пузыри   в   детской
песочнице. Болото, окружившее дома. Огромный безвкусный борщ...
     Свет от фар дорожками пробивается сквозь туман. Следователь  щурится.
Желтое с синей полосой через борт, фыркая простуженным  чихом,  выдирается
из  суповой   грязи,   виляя,   пытается   одолеть   полосу   препятствий.
Бесполезно... Мотор удрученно стихает. Трескуче распахиваются  дверцы,  и,
увязая в месиве двора, к следователю  бегут  его  коллеги.  Он  узнает  их
одного за другим по мере того, как они выныривают из  колеблющегося  пара,
из неразборчивых силуэтов превращаясь в людей с лицами и  голосами.  С  их
приближением  он  вдруг  начинает  ощущать  робкую   надежду   -   надежду
разобраться во всей этой нелепице, опрокинуть сказочный  вздор  и  вывести
сговорившихся  свидетелей  на  чистую  воду.  Прямо  сейчас!  Вернуться  в
сопровождении инспектора и его помощников в магазин и деловито, позабыв  о
старике и его истории, начать все с самого начала. Может  быть,  вспомнить
при этом что-то важное и обстоятельное, что сообщило бы мыслям верный ход,
позволило бы  направить  следствие  по  должному  руслу.  А  пластмассовый
автоматик ногой в сторону. Куда-нибудь в угол. И запретить даже вспоминать
о нем!..
     Поежившись, следователь спускается по  скользким  ступеням.  Горячее,
расползшееся по линолеуму пятно упрямо маячит перед глазами. Глянец  крови
нелегко выветривается из памяти.  И  стайка  людей  с  безумными  глазами,
испуганно подобравших когти, затаивших утробное рычание, продолжает  стыть
перед внутренним взором.
     В чем, собственно, он будет разбираться? В чем, черт возьми!..
     Следователь останавливается.  Тлеющая  в  груди  надежда  безжалостно
размывается мутной, льющейся с небес влагой.  Это  не  дождь.  И  даже  не
дождик. Всего-навсего мокрый туман,  уставший  и  отяжелевший  от  мирской
энергии, решивший лениво осесть на сонную, обремененную злом землю.




                               АНДРЕЙ ЩУПОВ

                        ВАШЕ СЛОВО, МСЬЕ КОМИССАР!



     Картинка была невеселой. Три ствола глядели ему в грудь, и в короткое
мгновение  комиссар  успел  прокрутить  в  голове  не  менее  трех-четырех
возможных вариантов поведения, отвергнув все, кроме  одного-единственного.
Вспотев от мысленного спурта, он заставил себя успокоиться и отнял руку от
прячущейся под мышкой кобуры.
     - Кажется, настала пора потолковать по душам, а? - жирная  физиономия
Байяра стала еще шире от  плотоядной  улыбки.  -  Ты  ведь  за  этим  сюда
притащился, верно, коп?..  Вилли,  забери  у  него  пушку.  Малыш  немного
нервничает, а когд