и  от  идей,  связанных  с  устройством
каких-либо кабинетов по физике. Порой кажется, что все эти документы -  глас
вопиющего  в  пустыне.  Горячность  иных  строк  -  свидетельство   отчаяния
человека, неспособного проломить крепостные стены косности.
   К физике тогда вообще относились  весьма  подозрительно.  Считалось,  что
"физические науки... обращены на  то,  чтобы  опровергнуть  повествование  о
сотворении мира, о  потопе  и  о  других  достоверных  событиях,  о  которых
священные книги сохранили для нас память".
   Но вот в  "рапортах"  начинают  изредка  проступать  мажорные  нотки.  Из
анатомического кабинета удается добыть несколько первых приборов, затем - о,
радость! - удается получить деньги на заказ приборов и даже  на  выписку  их
из-за границы.  Петров  получает  возможность  купить  несколько  физических
приборов у петербургских аристократов, баловавшихся науками (это было  модно
со времен Екатерины, которая  "ужас  как"  любила,  например,  электрические
опыты. Затем мода стала проходить, и у  аристократов  появилась  возможность
продать свои недешевые игрушки, например, тому  же  Петрову).  В  1797  году
Петров приобретает у какого-то вельможи две  электрические  машины,  "стекло
которых имеет вид цилиндра", и электрическую машину, "коей  стеклянный  круг
имеет в диаметре 40 английских дюймов, а медный кондуктор 5 футов длины и  5
дюймов в диаметре", а  также  коллекцию  постоянных  магнитов  -  коллекцию,
которой суждено позже сыграть определенную роль в  жизни  Петрова.  О  своих
покупках Петров делает донесение конференции академии, причем указывает, что
многие экспонаты неисправны, нуждаются в переделке и  ремонте  (в  одном  из
последующих донесений читаем, что  "переправка",  проделанная  по  указаниям
Петрова, "произвела сильнейший успех").
   Хлопоты Петрова по поводу создания  физического  кабинета  были  в  самом
разгаре,  когда  до  Санкт-Петербурга  дошли  вести  об  опытах  Вольта,  об
изобретении им нового, невиданного до  тех  пор  источника  электричества  -
вольтова  столба.  Петров  интуитивно   почувствовал   важность   проведения
исследований с вольтовым столбом. Свидетельство этому -  пожелтевший  рапорт
Петрова конференции академии: в нем  обоснование  непременной  необходимости
иметь в академии вольтов  столб,  чтобы  можно  было  проводить  в  академии
"опыты,  которыми  многие  европейские  физики  начинают  теперь  заниматься
гораздо с большим против прежнего радением". Видимо, ходатайство  прозвучало
очень  убедительно,  потому  что  в  решении  конференции  имеется  пункт  о
выделении на нужды физического  кабинета  300  рублей,  причем  200  из  них
предназначались для заказа  "гальванического  прибора"  из  200  цинковых  и
медных кружков каждый диаметром  около  25  сантиметров,  а  оставшиеся  100
рублей  ассигнованы  были  на  "хрустальные  с  медной  оправой  приборы   с
пьедестальцем для поддержания их (кружков)  и  ящик  из  красного  дерева  с
особенными листами для укладывания порознь всех приборов".
   Этот относительно небольшой столб был повторением, по существу,  столбов,
уже  построенных  к  тому  времени  в  Европе.  Исследования   на   нем   не
удовлетворили  Петрова  -  он  не  мог  уже   довольствоваться   "салонными"
небольшими "столбцами", чувствуя, что увеличение столба должно  привести  не
только к количественному возрастанию эффекта,  скажем,  к  увеличению  длины
искры, но  и  к  принципиально  новым  открытиям.  И  поэтому  Петров  всеми
возможными способами убеждает начальство отпустить  средства  на  громадный,
невиданный доселе нигде в мире столб. И... добивается.
   "Огромной величины батарея", изготовленная по проекту Петрова, состоит из
4200 медных и цинковых кружков - то есть в двадцать раз больше по количеству
кружков, чем первый  столб.  Общая  длина  столба  12  метров.  Выполнен  он
необычно - столб лежит в  нескольких  ящиках  красного  дерева,  соединенных
между собой изготовленным самим Петровым проводом и изолированным  им  же  с
помощью  сургуча.  Этот  столб,  вне  всякого  сомнения,  самый  крупный   и
совершенный в то время во всем мире. Благодаря "лежачей" конструкции тяжелые
металлические  кружки  не  выдавливали  жидкости,  которой  были   пропитаны
бумажные кружки, разделяющие цинковые и медные элементы. Именно выдавливание
жидкости  в  "стоячих"   дотоле   известных   столбах,   как   ни   странно,
препятствовало созданию особо крупных батарей.  Остроумное  решение  Петрова
открыло ему путь к постройке элемента, которого не знал еще мир -  "огромной
гальвани-вольтовской батареи".
   Кстати, о том, как можно было оценить в то время  "мощность"  столба.  Ни
одного  из  приборов,  которыми   мы   пользуемся   сейчас   для   измерения
электрического тока, тогда не было  -  только  через  тридцать  лет  Фарадей
откроет принципы, на которых основано действие привычных нам  вольтметров  и
амперметров. Так как же мог, например, Петров говорить о  том,  что  у  него
"огромная  наипаче"  батарея,  способная  производить  "приметно  сильнейшие
действия?"  Оказывается,  Петров  использовал  в  качестве   чувствительного
амперметра свой собственный палец. На пальце  срезалась  кожа,  и  оголенные
провода подносились прямо к открытой ране - чем больнее и  неприятнее  было,
тем, значит, мощнее батарея.
   Когда  собрана  была   впервые   лежащая   в   ящиках   красного   дерева
двенадцатиметровая электрическая анаконда, когда голое жало ее ввел Петров в
свою умышленную рану, большое было для него  страдание  и  счастье.  Счастье
потому,  что  открылись  невиданные  научные  горизонты.  И   исследователем
неведомого материка пришлось ступить Петрову в новую  область  -  в  область
электричества, способного одарить его сильной ч  сладкой  болью,  способного
быть могучим, способного быть полезным и вредным,  в  область  электричества
технического, в область электротехники.
   Первые  же  опыты  принесли  успех.  Батарея  настолько  мощна,  что   от
внимательного глаза Петрова не могут скрыться искры, возникающие при разрыве
цепи батареи. А если в месте разрыва -  угольки,  то  между  ними  возникало
"больше или меньше яркое пламя".
   Вот  оно  -  первое  в  мире  упоминание   о   возможности   использовать
электрический свет! Из этой фразы родились наши спокойные вечера при удобном
и  мягком  свете,  наши  светлые  ночные  улицы,  видные,  как  рассказывают
космонавты,   даже   из   кабины   космического   корабля,   несущегося   на
двухсоткилометровой высоте в холодном и темном космосе.
   Но нет, фраза неточна: не стали труды Петрова настольной книгой  грядущих
электротехников-осветителей, не его имя связывалось  с  появлением  у  людей
электрического света. Сейчас восстановлена истина - именно  Петров  -  автор
величайшего в истории человечества открытия, но  открытия,  не  послужившего
людям.
   Лишь с опозданием чуть не в сто лет  Петров  получил  свою  долю  мировой
славы. Но мне кажется, что вряд ли он был бы удовлетворен этим.  Его  всегда
отравляла бы мысль о том, что его открытие прошло незамеченным тогда,  когда
оно было нужным. Приоритет Петрова открылся тогда  только,  и  слава  его  и
гордость наша возникли тогда только, когда электрические лампочки  были  уже
обычным  оборудованием,  дешевым  и  надежным,  ничем  не  примечательным  и
привычным.
   Но перед тем как подойти  к  рассуждениям  о  причинах  столь  печального
события, скажем несколько слов о  том,  что  не  только  "вольтова"  дуга  и
электрическое освещение были  впервые  замечены  Петровым.  Первый  человек,
взглянувший   на   электрические   явления   с   позиций   не   физика,   но
техника-электротехника, описал, открыв, и многие другие  важные  технические
приложения электричества.  "Напоследок,  посредством  огня,  сопровождающего
течение гальвани-вольтовской жидкости, при  употреблении  огромной  батареи,
пытал я превращать красные свинцовые и ртутный, а также сероватый  оловянный
оксиды в  металлический  вид;  следствия  же  сих  опытов  были  такие,  что
упомянутые оксиды, смешанные с порошком древесных углей,  салом  и  выжатыми
маслами, при сгорании сих горючих тел иногда с пламенем принимали  настоящий
металлический вид...".
   Если перевести фразу на современный технический язык, то окажется, что  в
данном опыте Петров  положил  начало  электрометаллургии  в  дуговых  печах,
причем металлургии  довольно  изощренной  даже  по  современным  понятиям  -
действию электрической дуги Петров подвергал не просто окислы,  а  шихту  из
окислов металлов с углеродом (древесные угли, сало,  масла  -  по  существу,
углерод, только в своеобразных формах и соединениях). Насколько потрясающими
"на безотрадном общем фоне", по выражению академика  С.  И.  Вавилова,  были
эксперименты Петрова, можно лишь слабо представить, вспомнив, что  в  начале
девятнадцатого века, когда Петров проводил свои опыты, не было  известно  ни
одного технического приложения электричества, даже самого элементарного,  не
то что освещение или плавка в пламени дуги.
   И все наблюдения и открытия, которыми чаял Петров принести пользу  людям,
остались неизвестными и практически бесполезными - можно ли представить себе
большую трагедию для человека-творца?
   Причин множество. Одна из  них  та,  что  все  свои  труды  Петров  писал
по-русски. Многие  видные  профессора,  впоследствии  размышлявшие  на  тему
"феномен Петрова", писали, что, будь труды Петрова  написаны  по-латыни,  он
сразу стал бы всемирно известным физиком.  Другая  причина  -  общий  низкий
уровень науки того времени в России,  "безотрадный  фон",  о  котором  писал
академик  С.  И.  Вавилов.  Еще  одна  причина  -   "немецкое   засилье"   в
Санкт-Петербургской академии.
   Документы академии свидетельствуют, что в 1802 году,  как  раз  во  время
работ, приведших к открытию электрической дуги,  группа  русских  академиков
Санкт-Петербургской академии вошла с представлением об  избрании  профессора
Медико-хирургической   академии   Василия   Петрова   членом-корреспондентом
академии. Подписали представление академики Севергин, Захаров, Озерецковский
и  Гурьев.  Академик  по  кафедре  физики  Крафт   подписать   представление
отказался. Однако протоколом академии бесстрастно  засвидетельствовано,  что
Петров, несмотря ни на что, был избран. Академик Крафт и вообще вся немецкая
группа не  смирились  и  стали  всячески  препятствовать  работе  Петрова  в
академии. Первый  же  удар  группа  нанесла  книге  "О  гальвани-вольтовских
опытах", в которой была описана впервые в мире  электрическая  дуга,  начала
электрометаллургии  и  другие  важнейшие  эксперименты.  Когда  "Известие  о
гальвани-вольтовских опытах" вышло из  печати,  академик  Крафт,  сам  физик
посредственный, отказался представить Академии наук новую книгу Петрова, как
того требовали правила.
   Дальше - больше. В "Приложении к технологическому журналу Академии  наук"
Крафт  публикует   в   1805   году   статью,   в   которой   выставляет   не
члена-корреспондента  и  первого  в  мире  электротехника  В.   В.   Петрова
первооткрывателем электрической дуги, а  механика  академических  мастерских
Меджера. В статье ни словом не упоминается о книге Петрова, вышедшей за  два
года до статьи, и о том, что там уже была описана "вольтова" дуга.
   Крафт и его группа шли на любые уловки, чтобы  не  подпускать  Петрова  к
академической деятельности. Лишь  в  1807  году  избранный  пять  лет  назад
член-корреспондент получил первую академическую должность  -  "смотрение  за
физическим кабинетом и поддержание оного в надлежащем  порядке  совместно  с
академиком Крафтом".
   После смерти Крафта в 1815 году мытарства Петрова не прекратились.
   Непременный секретарь академии Фукс и вновь  избранный  академик  Паррот,
пользовавшийся  покровительством  Александра  I,   возглавлявшие   "немецкую
группу",  не  переставали  атаковать  Петрова,   выставляя   его   нерадивым
хранителем физического кабинета, обвиняя его в том, например, что в кабинете
за  время  руководства  им  академиком   (теперь   уже)   Петровым   ослабли
искусственные магниты!
   Многочисленные "сообщения" Петрова,  сохранившиеся  в  архивах  академии,
полны оправданий в связи с абсурдными обвинениями.
   "1. Г.  новый  академик  написал  в  своем  донесении,  что  будто  бы  в
физическом кабинете нет барометра, но я утверждаю, что  сей  академик  видел
три барометра...
   2. Г. новый академик показал, что будто  бы  в  физическом  кабинете  нет
термометра, но я утверждаю, что он видел три термометра..."
   И так - без конца. Мелкая травля, продолжавшаяся много  лет,  закончилась
тем, что Паррот был назначен  заведующим  физическим  кабинетом,  а  Петрову
предложено сдать ключи от кабинета непременному секретарю академии Фуксу.
   Петров стал было спорить, оправдываться, но президент академии  приказал,
поскольку Петров ключей от кабинета  не  сдает,  "пригласить  к  себе  члена
Комитета академика Коллинса и в присутствии его открыть  физический  кабинет
посредством слесарного мастера".
   Так была  прервана  академическая  деятельность  первого  электротехника,
писавшего когда-то:
   "Я надеюсь, что просвещенные и беспристрастные физики,  по  крайней  мере
некогда, согласятся отдать трудам моим ту справедливость,  которую  важность
сих последних опытов заслуживает".
   Лишь теперь,  через  много  лет,  Петров  получил  запоздалое  признание.
Академик Капица писал: "...нет  никакого  сомнения,  что  по  своим  научным
открытиям Василий Владимирович Петров должен ...занять одно из самых  первых
мест  не  только  в  нашей,  но   и   в   мировой   науке   как   крупнейший
физик-экспериментатор".
 
   "Калиостро или что-нибудь приближающееся" и другие
 
   Первые европейские путешественники в  Африке  недоумевали  всегда,  каким
образом известие о их приближении  к  какому-нибудь  селению  получено  было
задолго до их появления. Выяснилось, что глухой  шум  гигантских  барабанов,
будоражащий душные южные ночи, нес в себе  информацию,  предназначенную  для
отдаленных  племен.  Это  был  настоящий   телеграф,   аналогичный   древним
европейским и азиатским "телеграфам", с  той  только  разницей,  что  вместо
гигантского рога - трембиты или карная - использовался барабан. Телеграф был
весьма эффективным, слышен далеко, причем за счет изменения тона,  "мелодии"
и ритма можно передавать сообщения различного значения.  Во  всяком  случае,
телеграф негров, так же как и телеграф их собратьев на  других  континентах,
был  значительно  более  "информационен",  мог  нести  несравненно   большее
многообразие  информации,  чем  "телеграф  костров",  широко   применявшийся
повсеместно, но способный нести лишь одно сообщение: костер горит - тревога,
костер погас - все в порядке.
 
   Археолог Британского музея, работавший в Африке, слышал по  ночам  глухой
гул барабанов. Однажды ему сказали, что "большой корабль белых людей утонул,
много белых погибло".
   Это было, как оказалось впоследствии,  сообщение  о  гибели  "Лузитании",
переданное с помощью барабанов на тысячекилометровое расстояние.
 
   Такой же малой информационностью обладал и, если  можно  так  выразиться,
"парусный" телеграф, которым, в соответствии с древними мифами,  должен  был
воспользоваться Тезей, сын Эгея. Тезей, отправившись  на  Крит,  в  Критский
лабиринт, где обитал чудовищный Минотавр, уговорился с отцом, что  в  случае
победы над чудовищем поставит на своем корабле вместо черных парусов  белые.
Однако Тезей, упоенный победой, забыл дать условный знак.  Эгей  бросился  в
море, названное впоследствии Эгейским. "Телеграф" Эгея мог  нести  лишь  два
сообщения, или, как сейчас говорят, лишь один "бит" информации.
   Увеличить информационность сообщений, передаваемых на далекие расстояния,
- вот задача, над решением которой бились лучшие умы многих веков.
   Так, по словам Полибия, Эней Тактик еще в  IV  веке  придумал  новый  вид
телеграфа, изготавливаемого следующим образом: на двух  отдаленных  друг  от
друга башнях устанавливались одинаковые сосуды с  краном  внизу.  В  сосудах
плавали одинаковые поплавки  с  одинаковыми  делениями,  каждое  из  которых
обозначало  различное  сообщение.  Когда  воин  на  первой  башне  взмахивал
факелом, в обоих сосудах одновременно открывались краны, из сосудов с равной
скоростью вытекала вода, уровень  ее  понижался,  опускались  вместе  с  ней
поплавки с линейками и скользили мимо указателей разные  сообщения.  Но  вот
факел гаснет - оба сосуда перекрыты, и указатели их показывают  на  линейках
одинаковые условные знаки - условные сообщения.
 
   Электрические изобретения никак не могли миновать искусства. "Поп-артист"
Лэс Ливин создал в 1968 году  буквально  "бьющее  током"  произведение.  Оно
состоит  из  сорока  четырех  оголенных  проводков,  по   которым   проходит
электрический ток. "Дотронувшись  до  любого  из  них,  посетитель  получает
легкий удар, и тем самым ощущает прелесть шедевра всем своим телом".
 
   Римляне имели в  древности  такой  же  оптический  телеграф,  причем  они
передавали буквы, которые обозначались различным сочетанием сигналов.
   Этот же принцип использовал французский изобретатель Клод Шапп, по поводу
изобретения которого Конвент 12 июля 1793 года созвал специальную комиссию и
принял  постановление  о  повсеместном   его   употреблении.   На   описании
строительства  первой  линии  телеграфа,  которое  дал  один  из   историков
монархической  ориентации,  люто  ненавидевший  и  революцию  1793  года,  и
революционеров, можно легко продемонстрировать классовый подход  к  событиям
даже историков науки, которым, казалось бы, самой природой  их  деятельности
суждено быть объективными:
   "Первая линия телеграфа была проложена между Парижем и Лиллем; она стоила
Клоду  Шаппу  и  его  братьям  страшных  усилий;  приходилось  считаться   с
невежественным  страхом  перед  непонятными  сигналами   крестьян,   кое-где
оказавших  сопротивление  силой  устройству  башен.  Рабочих  собирать  было
трудно, да и согласившиеся работать при каждом удобном случае разбегались на
митинги и в процветавшие в то время политические клубы".
   Телеграф работал ненадежно, наиболее  употребительной  фразой  в  обиходе
телеграфистов и людей, пользовавшихся телеграфом, была: "Сообщение  прервано
вследствие тумана". В России такой телеграф в последний раз использовался во
время осады Севастополя; до сих  пор  остатки  башен  оптического  телеграфа
можно встретить в его окрестностях. Остатки телеграфных башен разбросаны  по
всему свету. В частности,  они,  говорят,  придают  романтический  отпечаток
местности  в  районе  Кейп-Код,  любимому  месту  отдыха  многих  знаменитых
американцев - Джона Рида, Синклера Льюиса, Джона Кеннеди.
   С появлением в обиходе  слова  "электричество",  и  особенно  со  времени
открытий  Вольты  и  Эрстеда,  воображение  многих  было   захвачено   таким
обстоятельством:  электрический  ток  передается  по   проволоке   и   может
воздействовать на большом  расстоянии,  куда  эта  проволока  проложена,  на
магнитную стрелку. Это вызвало к жизни множество  витавших  в  воздухе  идей
электромагнитного телеграфа. Так, еще Ампер  писал:  "....с  помощью  такого
количества проводов,  сколько  существует  букв  в  азбуке,  гальванического
элемента, установленного вдали от  стрелок  и  сообщающегося  по  желанию  с
концами любых проводов, можно  устроить  род  телеграфа,  и  с  помощью  его
передавать на любое расстояние, через любые препятствия, слова и фразы".
 
   Еще одна модификация африканского "телефона": выдолбленный слоновый клык,
способный воспроизводить семь различных тонов при помощи кружка из древесной
коры,  перемещающегося  с  внешней  стороны  на  различных  расстояниях   от
отверстия. Звуки рога слышны на расстоянии многих миль.
 
   Мысль  чрезвычайно  интересна:  однако  она  была  слишком   очевидна