и газ. Будут  в Чечне и нормальная канализация, и водоснабжение. Это значит,
что вновь появится чистая вода. Люди не будут умирать от тифа и дизентерии.
   В каждом освобожденном районе Чечни устанавливаются станция космической
связи и обычная телефонная связь. Начали ходить рейсовые автобусы.
   Я  знаю, что в  западной  прессе упорно  муссируются слухи  о том,  что
Грозный  будет  окончательно разрушен,  стерт  с лица  земли.  Это неправда.
Несмотря на  огромные трудности, столица Чечни  вновь станет жилым  городом,
будет восстановлена.
   И беженцы знают обо всем этом. Многие люди уже вернулись в Грозный, и с
каждым  днем  на  территорию  Чечни  возвращается все больше  людей.  Россия
присылает  в  Чечню  учителей, врачей,  строителей. Восстанавливает  мечети,
железные дороги.
   Врач  Любовь Дорошенко  ежедневно консультировала и  лечила  более  ста
жителей Грозного, благодаря ей более полутора  тысяч жителей получили точные
диагнозы    и    отправились    на    лечение.    Врач    Ирина    Назарова,
анестезиолог-реаниматолог, неоднократно сдавала свою кровь при операциях для
спасения мирных  жителей Чечни. И таких российских людей,  помогающих сейчас
Чечне, - сотни и тысячи.
   Перед ними можно только преклоняться. Их подвиг незаметен на общем фоне
военных действий.  А  ведь  они сделали  главное  -  именно  они, строители,
инженеры, врачи,  убедили мирное население Чечни, что вместе с  Россией сюда
возвращаются  медицина,   культура,   строительство,  возвращается   работа,
возвращается мир.
   ... Я приемлю в полемике о Чечне любую позицию, любые аргументы.  Кроме
откровенной лжи.
   А сегодня, к сожалению, и у нас, в  России, и в мире есть люди, которые
разговаривают с  нами  на языке подтасовок.  Оказывается,  это не  чеченские
террористы совершили нападение на Россию, а российская армия - на "свободную
Чечню". Оказывается,  это не террористы взорвали дома в Москве, а российские
спецслужбы, чтобы развязать эту агрессию.
   ...  Я бы мог  понять, если  бы  эта  версия  событий  была разработана
чеченскими  сепаратистами в  целях  информационной  войны,  распространялась
только на их деньги. К большому сожалению, это не так.
   На  мой взгляд, внедрять сегодня такую  кощунственную версию в сознание
людей - профессиональное и моральное преступление.
   Тем более что уже многое  известно. В  результате следственных действий
найдены  вещественные  доказательства  - механизмы  и  взрывчатые  вещества,
аналогичные тем, что использовались в Москве, были найдены на базах боевиков
в  Чечне. Установлены фамилии преступников, которые проходили подготовку  на
базах  террористов  в  Чечне.  Задержаны их  непосредственные  помощники.  Я
убежден, что не за горами и судебный процесс по этому делу.
   Но   фальсификация  продолжается.  Кому-то  очень  выгодно  держать  на
поверхности  общественного  внимания  ложь  о  том, как  начиналась  "вторая
чеченская".
   В  тот  момент  звучала  еще  одна   тема   оппозиционных  политических
аналитиков: Чечня - это некий политический ресурс Путина.
   В том-то и дело,  что  популярность Владимира Путина  на фоне чеченской
войны не была  предсказуемым политическим рецептом. Более того,  Путин повел
себя  в этой  ситуации как политический  камикадзе, бросил  в эту войну весь
свой ресурс, сжигая его  дотла, не желая  осторожничать. И тот,  кто сегодня
утверждает обратное, - просто врет.
   Путин никогда не хотел быть президентом,  не рвался к власти, напротив,
долго сомневался, принимать ли мое предложение.
   Да, наш мир не застрахован от любых провокаций, от любых угроз, которые
могут исходить откуда угодно. Главное  - как ведут себя  люди Что они делают
перед лицом угрозы.
   ... До сих пор стоят  у  меня  перед глазами эти тела, которые  кусками
доставали из сырой осенней московской земли. Из развалин взорванных домов.
   Я эту картину не забуду никогда.



ПОСЛЕДНИЙ САММИТ

   Прежде  чем я  расскажу о  моей последней встрече с лидерами крупнейших
мировых держав, несколько слов о том, как окончилась "новая холодная война".
20 июня  1999  года  в  Германии,  в Кельне,  состоялся долгожданный  саммит
"восьмерки", в котором Россия вновь принимала участие.
   Только   что  завершилась  война  в  Югославии.  Ситуация  была  крайне
напряженной.
   ... Провел я  в Германии всего семь часов.  Поездка эта была  нужна,  в
сущности, для того,  чтобы сказать всего лишь  одну фразу:  "Нам надо  после
драки помириться".
   Повторили  мои  слова,  кажется,  все  газеты  и  телеканалы  мира  без
исключения.
   Это была резкая  смена международных позиций  Москвы. Еще  недавно наши
дипломаты в связи с событиями в  Югославии  принимали очень жесткие решения,
словно  готовя  и  наше, и  зарубежное  общественное  мнение  к  длительной,
затяжной конфронтации.
   Нужно было срочно возвращаться на мировую дипломатическую арену, срочно
что-то предпринимать.
   В Кельне  мы  сделали  первый шаг  навстречу  Западу после югославского
кризиса.
   ...  Тони  Блэр  сказал на  итоговой пресс-конференции: "У  нас  разные
подходы к косовскому урегулированию. Но это прекрасно, что  мы снова вместе.
Нас  объединяет  стремление   сделать   Балканы  свободными  от   этнических
конфликтов".
   Россия  подтвердила  свой  статус  равного  политического партнера, без
которого немыслимо разрешение мировых конфликтов и  решение важных вопросов.
Особенно  европейских.   В   своих  заявлениях   лидеры   стран  старательно
подчеркивали, что в клубе не семь, а восемь полноправных членов.
   Причина   этой  искренней  радости   объяснялась  просто:  Россия  дала
возможность  НАТО с достоинством выйти из конфликта, а затем сама решительно
отказалась  от  возобновления  "холодной  войны". Самый  серьезный кризис за
последние  чуть  ли не  двадцать лет  в  отношениях  Запада  и  России  (его
сравнивали даже с карибским кризисом), к всеобщему облегчению, был исчерпан.
Именно этот вздох облегчения и прозвучал наконец в Кельне.
   Покидая саммит  в  Германии, вместе с чувством  громадного облегчения и
выполненного  долга   я   испытывал  и  тревогу.  Легко  вступить   на  путь
конфронтации, но трудно с  него уйти. В мире  за время  югославского кризиса
накопилось  слишком  много  отрицательных эмоций по  поводу самостоятельной,
независимой позиции России. И рано или поздно нам дадут это почувствовать.
   Как  только началась операция в Чечне, я  сразу  понял: вот теперь-то и
настал "момент истины" для  наших отношений с Западом! Теперь попытаются нас
прижать по-настоящему!
   ... Вернувшись  с  международной конференции в  Осло, где  уже  активно
обсуждалась   чеченская  тема,  Путин  рассказал  мне  о  забавном  эпизоде.
Прощаясь,  Клинтон  ему сказал: "До  скорой  встречи в Стамбуле,  Владимир!"
"Нет,  мы с вами в Стамбуле  не встретимся, - заметил  Путин. - Туда  поедет
Борис Николаевич".
   "О Господи, только этого не хватало!" -  схватился за  голову  Клинтон.
Путин смеялся, рассказывая  мне эту  историю,  а  смотрел  испытующе.  Да, в
Стамбуле  нас ожидали тяжелые минуты. Готов  ли  я  к  ним  - и морально, и,
главное, физически?
   На всякий случай  к поездке  стал готовиться и Путин.  Но мы оба знали:
ехать должен только я!
   ... Биллу не  очень хотелось встречаться со  мной в Стамбуле.  Западные
страны готовили  крайне жесткое  заявление по Чечне. И все об этом прекрасно
знали. По сути дела, начинался новый этап изоляции  России. Этому  надо было
помешать во что бы то ни стало.
   Постепенно, день за  днем,  я начал исподволь готовить  себя к поездке.
Думал  все время о Стамбуле. Представлял себе зал,  лица, атмосферу. Все это
было настолько привычно, что представить себе эту обстановку мог легко.
   Один  из важнейших элементов работы президента во время таких визитов -
подготовка  выступления.  Работа над текстом порой продолжается до последней
минуты. На примере Стамбула хочу показать читателю, как это происходит.
   Знал, что выступление будет  максимально жестким. Но общая задача - это
одно, конкретные  слова  - другое.  Я всегда  любил отходить  от  текста, не
ограничиваться тем, что написано на бумаге. Так было и на этот раз.
   Первый заготовленный для меня текст правил нещадно. Вставлял туда самые
жесткие и резкие формулировки. Текст возвращался снова ко мне - приглаженный
и  прилизанный.  Международники боялись  жесткой  конфронтации  с  западными
партнерами. Прочитав очередной вариант, среди ночи  я  позвонил Волошину  по
телефону:  "Вы что, надо мной  издеваетесь, Александр  Стальевич?" Я  грозил
всех уволить.
   Тем не  менее чувствовал: помощники  в чем-то  правы. Нельзя  перегнуть
палку.
   Резкий, жесткий тон, но не угрозы. Это должна быть рациональная, сухая,
лишенная сантиментов позиция.
   А  позиция  наша  в  Чечне  простая.  Мы спасаем мир от  международного
терроризма. Мы спасаем Россию от угрозы распада.
   За три дня до вылета я сказал своему "дублеру" -  Путину: "Все, решено,
Владимир Владимирович. Еду я".
   Правку текста продолжал делать уже в самолете.
   Я  знал,  что  от самого выступления  зависит многое,  но  не  все.  По
огромному  опыту  встреч с Клинтоном знал  - он  живой, открытый человек. Но
когда нужно, включает  холодность, сухость. Вообще  же  на Клинтона огромное
влияние оказывает само общение.
   Еще  раз внес рукописную правку  в  текст  выступления: "Никто не имеет
права критиковать нас за Чечню".
   Отдал текст  Игорю  Иванову  и  моему помощнику  Сергею  Приходько  для
доработки.  Через  некоторое время они вернулись, стали  убеждать,  что  так
нельзя. Я  отобрал у них текст, еще  раз прочитал. "Идите, я подумаю". Утром
снова  перечитал  и  фразу  оставил. Пришлось так  и  читать,  с  рукописной
вставкой.
   Клинтон  чувствовал,  что  я  буду резок,  с первых  секунд:  он  вошел
"неправильно",  не в те двери,  которые были положены  по протоколу, и пошел
через весь зал, метров сто, стал здороваться со всеми, улыбаться, дал понять
всем, кто в этом зале хозяин.
   Я показал ему на часы: "Опаздываешь, Билл!" Он  улыбнулся. Ну  вот. Уже
легче.
   Почти  кожей  ощутил:  весь  огромный зал как  будто  усыпан  осколками
недоверия, непонимания. Начал читать текст, максимально вкладываясь в каждое
слово. И понимал, что каждое слово попадает в цель.
   На меня смотрели живые лица, одни осуждали, другие выражали свое полное
одобрение.  Ширак  и Шредер сидели с тяжелыми лицами. Такого напора они явно
не ожидали.
   И  Германия, и  Франция  заняли по  поводу чеченской проблемы  наиболее
жесткую позицию. Я понимал, что оба лидера  вынуждены следовать  в фарватере
общественного мнения в своих странах. После окончания встречи Ширак  подошел
ко мне, сказал, что очень хотел бы поговорить втроем - я,  он и Шредер. Хотя
бы полчаса. Это был их  последний  шанс добиться каких-то уступок от России.
"Нет, - твердо сказал я. - У нас еще будет время".
   Общая  резолюция  встречи  в  Стамбуле не  обходила стороной  чеченскую
проблему,  но главное -  в  заявлении не прозвучало жесткого осуждения нашей
позиции в  Чечне,  как это  планировалось. Ширак  выглядел  на подписании не
очень  здорово. Я отказался даже  от пятиминутной встречи  с ним. Считал, не
время. Пусть подумает о своей позиции.
   Это была победа...
   Важная международная победа России.
   Из Стамбула летел с двойственным чувством. С одной  стороны  - огромная
радость, что дело сделано. И сделано мной.
   С  другой  стороны  - какая-то  пустота, грусть. Встреча-то,  наверное,
последняя.
   Закончилось мое, "ельцинское", десятилетие в международной политике.
   В это десятилетие дипломатические  контакты нашей страны были абсолютно
доверительны, тесны, подкреплены личными отношениями.
   Мне  удалось утвердить в  дипломатии  новый термин - многополюсный мир.
Отношения с Японией, Индией,  Южной Кореей, другими азиатскими странами были
подняты на новую высоту. Особенно я рад созданию очень доверительного тона в
отношениях с нашими китайскими друзьями.
   С другой  стороны,  события  последнего,  1999  года в  Югославии  и на
Кавказе  увели  отношения России и  Запада не в ту сторону,  в какую  бы нам
хотелось.  К  сожалению,  это  -  объективная реальность, с  ней  ничего  не
поделаешь.
   И  все-таки наши отношения за все эти годы успели  стать  принципиально
другими.
   Мы  не  собираемся состязаться в военном  могуществе. Не  будем держать
огромную армию за пределами  страны.  Не станем строить  свою дипломатию  на
силе.
   Россия  постепенно  становится  частью  объединенной  Европы.  Об  этом
говорит все:  политика,  экономика, повседневная  жизнь людей. Мы сейчас уже
составная часть общеевропейского рынка, общеевропейского дома. Мы зависим от
его атмосферы, живем в  ней  - все  совсем иначе, чем это было всего  10 лет
назад.
   Но у  этого  процесса есть и серьезные оппоненты. Есть они  и  у нас  в
России,  и в США, и в Европе. Североатлантическая стратегия  НАТО,  то  есть
превращение  блока  в  инструмент  политического  давления,  пока игнорирует
национальные интересы России.
   К  сожалению,  эту  проблему  решать уже не мне, я  оставляю  ее новому
российскому лидеру.
   Решать  ее  можно по-разному.  Можно  было бы  интегрироваться  в НАТО,
вписаться в европейскую безопасность как равноправный партнер. Но в НАТО нас
не ждут. В ближайшие годы этот путь вряд ли станет реальным.
   Второй путь - строительство новой мощной оборонительной системы. Уже на
своих границах. В перспективе - на военных базах стран СНГ, которые придется
брать  в  дорогую аренду. Но на этом пути есть  одна  серьезная  проблема  -
позиция бывших советских республик. Их сейчас пытаются во что бы то ни стало
отрезать от России, от ее влияния. В том числе  и с помощью особых отношений
с  НАТО.  Между тем миллионы граждан этих  стран работают  и  живут сейчас в
России.  Экономика ближнего зарубежья получает от нас постоянную  подпитку в
виде  товарного рынка, энергоносителей, налоговых и  таможенных льгот. Такой
двойной стандарт по отношению к нам абсолютно недопустим.
   Возможно,  оба  варианта  могут  оказаться  не  взаимоисключающими.  Но
нащупать свой  точный путь можно только в постоянном политическом диалоге, а
не в изоляции. Изоляции нельзя допускать ни в коем случае.
   ...Я  вынул  из   нагрудного   кармана  пиджака   уже   ненужный  текст
выступления. Самолет снижается, берет курс на "Внуково". Вот и все.
   Кончилось. Да, немножко грустно.
   ...Но  я  верю,  что  Путин  не потеряет  главного  ориентира России  -
уникальность ее  роли  в мире и  вместе с  тем  полная интеграция в  мировое
сообщество.
   Видит Бог, я этот ориентир никогда не терял.



ПАРТИЯ ЦЕНТРА - "ЕДИНСТВО"

   После того  как  Владимир  Путин был  назначен исполняющим  обязанности
премьер-министра,  а  затем утвержден Думой  на  этом  посту, я  стал искать
решение следующей политической задачи - победы на выборах.
   Да, рейтинг Путина непрерывно рос. Но после  парламентских выборов,  на
которых   политологи   прочили   успех    партии   коммунистов    и    блоку
Лужкова-Примакова "Отечество - Вся Россия", ситуация могла измениться.
   Не  имея  на  этих думских  выборах близкой себе по духу, по-настоящему
центристской,  консервативной партии,  Владимир  Путин  рисковал дать  своим
соперникам  огромную  фору.  Любой  успех  сильно  "накачивает",   усиливает
участника предвыборной гонки, тем более такой крупный, как успех  на выборах
в Думу.
   ...Но даже если парламентские выборы и не смогли бы сильно  повлиять на
исход президентских,  что  с  того?  Разве сможет новый президент  нормально
работать  с  Думой,  строить  нормальную  экономическую  политику, если  ему
по-прежнему  будет противостоять оголтело ожесточенный парламент? А  судя по
дикой информационной  кампании последних  месяцев, кампании,  в которой наши
оппоненты прибегали к самым запрещенным приемам, это будет именно так.
   ...Нет, в  Думе у будущего  президента  должна  быть  наконец настоящая
поддержка. Иначе Путину придется  мучиться, как мне, долгие годы. Нормальную
страну без нормальных законов не построишь.
   Значит, нужна партия.
   Как писали газеты, которые поддерживали Лужкова и Примакова, "очередная
партия власти". Да, действительно, очередная...
   На  первых выборах в Думу  в 1993 году интересы президента представляла
партия "Выбор  России", организованная  Егором Гайдаром и его  сторонниками,
демократами "первого призыва". Что казалось вполне логичным на волне событий
октября   93-го,   жестких  антикоммунистических   настроений,  связанных  с
неудавшимся путчем. Но как идеология власти антикоммунизм уже исчерпал себя.
Людям нужен был какой-то позитив, надежность. Увы, гайдаровские реформы были
крайне  непопулярны,  а  самое  главное -  Егор  Тимурович не  был  похож на
харизматического лидера.  Это понимали все. И тем не менее другой партии, на
которую мог бы опираться президент, у нас тогда не было.
   В  1995  году новую  "партию власти" возглавил  Виктор Черномырдин.  Ее
новизна была именно в ставке на центризм, на умеренно-либеральную идеологию,
на приоритеты государства.  "Государственная" партия,  "Наш  дом -  Россия",
конечно,   опиралась  на  государственных  людей:  крупных  хозяйственников,
губернаторов,  чиновников. И  это был явный,  очевидный прокол. Такой тонкий
политический инструмент,  как партия,  призванная отражать интересы  больших
социальных групп, не может настолько  в лоб строиться на властной вертикали.
Партия премьера Черномырдина, как и партия Гайдара в 93-м году,  оказалась в
парламенте  в явном  меньшинстве. Это  было  очень  плохо и  для  авторитета
власти,  и для экономики,  и для всей  системы гражданского общества. Вместо
политического диалога мы имели все эти годы яростную борьбу красной Думы - с
президентом.
   ... Оглядываясь назад,  я думаю,  что в этих неудачах были  виноваты не
конкретные лидеры или обстоятельства, не политическая  конъюнктура тех дней.
Вернее,  не  только  это. Но...  и я,  мое отношение к  Думе. Теоретически я
понимал, что  парламент - важнейший  инструмент демократии.  Но практически,
уже начиная  с горбачевского съезда народных  депутатов 1989 года,  на  всех
этих бесконечных  заседаниях  я видел  рядом  с собой сплошных  коммунистов,
видел все те же до боли знакомые лица, видел очевидную, ничем не  скрываемую
(даже ради  приличия)  ненависть к реформам и  переменам. Отношение к нашему
парламенту  как  к  чему-то  априорно коммунистическому никогда  не покидало
меня.
   Я   считал,  что  двигать   реформы  вперед  можно  и  так,  с  помощью
политической воли. Но год за годом убеждался в том, что эта Дума, вызывающая
в  обществе  только смех, смешанный  с тоской, умудряется  при этом жестко и
негативно влиять  на  положение в стране.  Не были приняты крайне важные для
страны,  фундаментальные   для   развития  экономики   законы  и  тем  самым
заблокированы   важнейшие   решения    правительства.   Нереальный   бюджет,
составленный депутатами, каждый год тяжким грузом висел на экономике.
   Словом,  я обязан был  исправить эту тотальную ошибку. Хотя бы  в самом
конце моего второго президентского срока.
   ...  Для  начала я  попросил своих помощников заказать  социологический
опрос: кому люди доверяют у себя в регионах? Кто там является лидером, какие
политики  или  общественные  деятели  пользуются  в  своих областях,  краях,
республиках  высоким  моральным  авторитетом? Кого,  грубо говоря, любят или
считают просто хорошим,  порядочным человеком? Не из московского  бомонда, а
именно из своих, из местных.
   Социологи  ответили,  что,  наверное,  такого  опроса  провести нельзя,
любовь и  порядочность трудно  измерить  в цифрах,  но  лидеров  доверия они
постараются определить.
   Вот   тут-то  и   выяснилась  интересная   вещь:  во   многих  регионах
действительно  были  (и  есть) свои  герои,  очень популярные,  которые  там
пользовалис