Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   Политика
      изд. Политиззат. Воспоминания о К. Марксе и Ф. Энгельсе -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -
OCR: Ихтик (г. Уфа) ihtik.lib.ru, ihtik@ufacom.ru Воспоминания о К. Марксе и Ф. Энгельсе. Ч. 2 / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. - 3-е изд., доп. - М.: Политиздат, 1988 - 398 с: ил. ISBN 5-250-00152-I ISBN 5-250-00195-5 ББК 13.2 В77 СОДЕРЖАНИЕ * * Воспоминания, впервые включенные в состав сборника, помечены одной звездочкой; впервые публикуемые на русском языке - двумя звездочками. Ред. П. В. Анненков Из очерка "Замечательное десятилетие" 4 Г. А. Лопатин о своих встречах с Марксом 11 Из записи беседы с Г. А. Лопатиным от 3 ноября 1913 года 16 Г. А. Лопатин Каждому свое 17 Д. И. Рихтер Из воспоминаний "Житейские встречи" 20 М. М. Ковалевский Из статьи "Мое научное и литературное скитальчество" 22 М. М. Ковалевский Встречи с Марксом 28 Н. А. Морозов Поездка к Карлу Марксу 44 Н. А. Морозов Карл Маркс и "Народная воля" в начале 80-х годов 51 Г. В. Плеханов Из статьи "Первые шаги социал-демократического движения в России" 59 Г. В. Плеханов Из статьи "Бернштейн и материализм" 65 * П. Б. Акселърод Из воспоминаний 66 Н. С. Русанов Мое знакомство с Энгельсом 68 А. М. Воден Из воспоминаний 78 Ш. Раппопорт Воспоминания о Фридрихе Энгельсе 96 Р. М. Плеханова Из рукописи "Моя жизнь" 101 * П. Д. Боборыкин Из книги "Столицы мира. (Тридцать лет воспоминаний)" 105 Ф. М. Кравчинская О встречах с Фридрихом Энгельсом 107 Ф. М. Кравчинская Из воспоминаний из 113 ** Стефан Борн Из книги "Воспоминания участника революции 1848 г." 118 ** Себастьян Зейлер Из книги "Восстание 13 июня 1849 г., или Последняя победа буржуазии во Франции" 126 Альфред Мейснер Из книги "История моей жизни" 128 Джордж Джулиан Гарни Об Энгельсе 133 Теодор Фридрих Куно Из воспоминаний 135 Франциска Кугельман Несколько штрихов к характеристике великого Маркса 159 Анселъмо Лоренцо Из книги "Борющийся пролетариат" 196 ** Вильгельм Блос Из книги "Воспоминания социал-демократа" 201 ** Вильгельм Блос Карл Маркс как человек (Письмо редактору журнала "Die Glocke") 205 Юлиус Вальтер Карл Маркс 208 Джон Суинтон Воспоминания о Карле Марксе 210 Эрнест Белфорт Бакс Из книги "Воспоминания и размышления" 215 Марианна Комин Мои воспоминания о Карле Марксе 219 ** Карл Каутский Воспоминания о Марксе и Энгельсе (Из книги "Переписка Фридриха Энгельса с Карлом Каутским") 231 ** Леонард Tayшep В годы исключительного закона против социалистов 248 ** Конрад Шмидт Воспоминания о Фридрихе Энгельсе 252 ** И. Йенсен Воспоминания о встречах с Энгельсом 257 Шарль Виктор Жаклар Из статьи "Международный социалистический конгресс в Цюрихе" 260 Лили Браун Из книги "Мемуары социалистки" 263 Карл Штейнгардт Моя встреча с Фридрихом Энгельсом 265 Макс Вер Из книги "Пятьдесят лет международного социализма) " 269 Примечания 276 Указатель имен 335 Указатель периодических изданий 383 П. В. АННЕНКОВ Из очерка "Замечательное десятилетие" [320] Так, по дороге в Европу я получил рекомендательное письмо к известному Марксу от нашего степного помещика 321, также известного в своем кругу за отличного певца цыганских песен, ловкого игрока и опытного охотника. Он находился, как оказалось, в самых дружеских отношениях с учителем Лассаля и будущим главой интернационального общества *; он уверил Маркса, что, предавшись душой и телом его лучезарной проповеди и делу водворения экономического порядка в Европе, он едет обратно в Россию с намерением продать все свое имение и бросить себя и весь свой капитал в жерло предстоящей революции **. Далее этого увлечение идти не могло, но я убежден, что, когда лихой помещик давал все эти обещания, он был в ту минуту искренен. Возвратившись же на родину, сперва в свои имения, а затем в Москву, он забыл и думать о горячих словах, прозвеневших некогда так эффектно перед изумленным Марксом, и умер не так давно престарелым, но все еще пылким холостяком в Москве[...] * - Международного Товарищества Рабочих. Ред. ** К этой фразе Маркс на своем экземпляре воспоминаний П. Анненкова сделал на полях следующее замечание на французском языке: "Это выдумка! Он ничего подобного не говорил. Напротив, он сказал мне, что вернется к себе для наивысшего блага своих собственных крестьян! Он даже имел наивность пригласить меня поехать вместе с ним!" Ред. Я воспользовался, однако же, письмом моего пылкого помещика, который, отдавая мне его, находился еще в энтузиастическом настроении, и был принят Марксом в Брюсселе очень дружелюбно. Маркс находился под влиянием своих воспоминаний об образце широкой русской натуры, на которую так случайно наткнулся, и говорил о ней с участием, усматривая в этом новом для него явлении, как мне показалось, признаки непод- 4 дельной мощи русского народного элемента вообще. Сам Маркс представлял из себя тип человека, сложенного из энергии, воли и несокрушимого убеждения, - тип, крайне замечательный и по внешности. С густой черной шапкой волос на голове, с волосистыми руками, в пальто, застегнутом наискось, он имел, однако же, вид человека, имеющего право и власть требовать уважения, каким бы ни являлся перед вами и что бы ни делал. Все его движения были угловаты, но смелы и самонадеянны, все приемы шли наперекор с принятыми обрядами в людских сношениях, но были горды и как-то презрительны, а резкий голос, звучавший как металл, шел удивительно к радикальным приговорам над лицами и предметами, которые произносил[...] Контраст с недавно покинутыми мной типами на Руси был наирешительный. С первого же свидания Маркс пригласил меня на совещание, которое должно было состояться у него на другой день вечером с портным Веитлингом, оставившим за собой в Германии довольно большую партию работников. Совещание назначалось для того, чтобы определить, по возможности, общий образ действий между руководителями рабочего движения. Я не замедлил явиться по приглашению. Портной-агитатор Вейтлинг оказался белокурым, красивым молодым человеком, в сюртучке щеголеватого покроя, с бородкой, кокетливо подстриженной, и скорее походил на путешествующего комми, чем на сурового и озлобленного труженика, какого я предполагал в нем встретить. Отрекомендовавшись наскоро друг другу и притом с оттенком изысканной учтивости со стороны Вейтлинга, мы сели за небольшой зеленый столик, на одном узком конце которого поместился Маркс, взяв карандаш в руки и склонив свою львиную голову на лист бумаги, между тем как неразлучный его спутник и сотоварищ по пропаганде, высокий, прямой, по-английски важный и серьезный Энгельс открывал заседание речью. Он говорил в ней о необходимости между людьми, посвятившими себя делу преобразования труда, объяснить взаимные свои воззрения и установить одну общую доктрину, которая могла бы служить знаменем для всех последователей, не имеющих времени или возможности заниматься теоретическими 5 вопросами. Энгельс еще не кончил речи, когда Маркс, подняв голову, обратился прямо к Вейтлингу с вопросом: "Скажите же нам, Вейтлинг, вы, которые так много наделали шума в Германии своими коммунистическими проповедями и привлекли к себе стольких работников, лишив их мест и куска хлеба, какими основаниями оправдываете вы свою революционную и социальную деятельность и на чем думаете утвердить ее в будущем?" Я очень хорошо помню самую форму резкого вопроса, потому что с него начались горячие прения в кружке, продолжавшиеся, впрочем, как сейчас окажется, очень недолго. Вейтлинг, видимо, хотел удержать совещание на общих местах либерального разглагольствования. С каким-то серьезным, озабоченным выражением на лице он стал объяснять, что целью его было не созидать новые экономические теории, а принять те, которые всего способнее, как показал опыт во Франции, открыть рабочим глаза на ужас их положения, на все несправедливости, которые по отношению к ним сделались лозунгом правителей и обществ, научить их не верить уже никаким обещаниям со стороны последних и надеяться только на себя, устраиваясь в демократические и коммунистические общины. Он говорил долго, но, к удивлению моему и в противоположность с речью Энгельса, сбивчиво, не совсем литературно, возвращаясь на свои слова, часто поправляя их и с трудом приходя к выводам, которые у него или запаздывали, или появлялись ранее положений. Он имел теперь совсем других слушателей, чем те, которые обыкновенно окружали его станок или читали его газету и печатные памфлеты на современные экономические порядки, и утерял при этом свободу мысли и языка. Вейтлинг, вероятно, говорил бы и еще долее, если бы Маркс с гневно стиснутыми бровями не прервал его и не начал своего возражения. Сущность саркастической его речи заключалась в том, что возбуждать население, не давая ему никаких твердых, продуманных оснований для деятельности, значило просто обманывать его. Возбуждение фантастических надежд, о котором говорилось сейчас, замечал далее Маркс, ведет только к конечной гибели, а не к спасению страдающих. Особенно в Германии обращаться к работнику без строго научной идеи и положительного учения равносильно с пу- 6 стой и бесчестной игрой в проповедники, при которой, с одной стороны, полагается вдохновенный пророк, а с другой - допускаются только ослы, слушающие его, разинув рот. "Вот, - прибавил он, вдруг указывая на меня резким жестом, - между нами есть один русский. В его стране, Вейтлинг, ваша роль могла бы быть у места: там действительно только и могут удачно составляться и работать союзы между нелепыми пророками и нелепыми последователями". В цивилизованной земле, как Германия, продолжал развивать свою мысль Маркс, люди без положительной доктрины ничего не могут сделать, да и ничего не сделали до сих пор, кроме шума, вредных вспышек и гибели самого дела, за которое принялись. Краска выступила на бледных щеках Вейтлинга, и он обрел живую, свободную речь. Дрожащим от волнения голосом стал он доказывать, что человек, собравший сотни людей во имя идеи справедливости, солидарности и братской друг другу помощи под одно знамя, не может назваться совсем пустым и праздным человеком, что он, Вейтлинг, утешается от сегодняшних нападков воспоминанием о тех сотнях писем и заявлений благодарности, которые получил со всех сторон своего отечества, и что, может быть, скромная подготовительная его работа важнее для общего дела, чем критика и кабинетные анализы доктрин вдали от страдающего света и бедствий народа. При последних словах взбешенный окончательно Маркс ударил кулаком по столу так сильно, что зазвенела и зашаталась лампа на столе, и вскочил с места, приговаривая: "Никогда еще невежество никому не помогло!" Мы последовали его примеру и тоже вышли из-за стола. Заседание кончилось, и, покуда Маркс ходил взад и вперед в необычайном гневном раздражении по комнате, я наскоро распрощался с ним и с его собеседниками и ушел домой, пораженный всем мною виденным и слышанным. Сношения мои с Марксом не прекратились и после выезда моего из Брюсселя. Я встретил его еще вместе с Энгельсом в 1848 г. в Париже, куда они оба приехали тотчас после февральской революции, намереваясь изучать движение французского социализма, очутившегося теперь на просторе. Они скоро оставили свое намерение, потому что над социализмом этим господствовали всецело чисто местные политические вопросы, 7 и у него была уже программа, от которой он не хотел отвлекаться, - программа добиваться с оружием в руках господствующего положения в государстве для работника. Но и до этой эпохи были минуты заочной беседы с Марксом, весьма любопытные для меня: одна такая выпала на мою долю в 1846 году, когда по поводу известной книги Прудона "Система экономических противоречий" Маркс написал мне по-французски пространное письмо, где излагал свой взгляд на теорию Прудона. Письмо это крайне замечательно: оно опередило время, в которое было писано, двумя своими чертами - критикой положений Прудона, предугадавшей целиком все возражения, какие были предъявлены на них впоследствии, а потом новостью взгляда на значение экономической истории народов. Маркс один из первых сказал, что государственные формы, а также и вся общественная жизнь народов с их моралью, философией, искусством и наукой суть только прямые результаты экономических отношений между людьми, и с переменой этих отношений сами меняются или даже и вовсе упраздняются. Все дело состоит в том, чтобы узнать и определить законы, которые вызывают перемены в экономических отношениях людей, имеющие такие громадные последствия. В антиномиях же Прудона, в его противопоставлении одних экономических явлений другим, произвольно сведенным друг с другом и, по свидетельству истории, нисколько не вытекавшим одно из другого, Маркс усматривал только тенденцию автора облегчить совесть буржуазии, возводя неприятные ей факты современных экономических порядков в безобидные абстракции а 1а Гегель и в законы, будто бы присущие самой природе вещей. На этом основании он и обзывает Прудона теологом социализма и мелким буржуа с головы до ног. Окончание этого письма передаю в дословном переводе, так как оно может служить хорошим комментарием к сцене, рассказанной выше, и дает ключ для понимания ее. "В одном только я схожусь с господином Прудоном (NB. Маркс везде пишет: "monsieur Рr."), именно в его отвращении к плаксивому социализму (sensiblerie so-ciale). Ранее его я уже нажил себе множество врагов моими насмешками над чувствительным, утопическим, бараньим социализмом (socialisme moutonnier). Но 8 г. Прудон странно ошибается, заменяя один вид сантиментализма другим, именно сантиментализмом мелкого буржуа, и своими декламациями о святости домашнего очага, супружеской любви и других тому подобных вещах, - той сантиментальностью, которая вдобавок еще и глубже была выражена у Фурье, чем во всех самодовольных пошлостях нашего доброго г. Прудона *. Да он и сам хорошо чувствует свою неспособность трактовать об этих предметах, потому что по поводу их отдается невыразимому бешенству, возгласам, всем гне-вам честной души - irae hominis probi: он пенится, клянет, доносит, кричит о позоре и чуме, бьет себя в грудь и призывает бога и людей в свидетели того, что не причастен гнусностям социалистов. Он занимается не критикой их сантиментализма, а, как настоящий святой или папа, отлучением несчастных грешников, причем воспевает хвалу маленькой буржуазии и ее пошленьким патриархальным доблестям, ее любовным упражнениям. И это неспроста. Сам г. Прудон с головы до ног есть философ и экономист маленькой буржуазии. Что такое маленький буржуа? В развитом обществе он вследствие своего положения неизбежно делается, с одной стороны, экономистом, а с другой - социалистом: он в одно время и ослеплен великолепиями знатной буржуазии, и сочувствует страданиям народа. Он мещанин и вместе - народ. В глубине своей совести он похваляет себя за беспристрастие, за то, что нашел тайну равновесия, которое будто бы не походит на "juste milieu", золотую середину. Такой буржуа верует в противоречия, потому что он сам есть не что иное, как социальное противоречие в действии. Он представляет на практике то, что говорит теория, и г. Прудон достоин чести быть научным представителем маленькой французской буржуазии. Это его положительная заслуга, потому что мелкая буржуазия войдет непременно значительной составной частью в будущие социальные перевороты. Мне 9 очень хотелось вместе с этим письмом послать вам и мою книгу "О политической экономии", но до сих пор я не мог еще отыскать кого-нибудь, кто бы взялся напечатать мой труд и мою критику немецких философов и социалистов *, о чем я говорил вам в Брюсселе. Вы не поверите, какие затруднения встречает такая публикация в Германии со стороны полиции, во-первых, и со стороны самих книгопродавцов, во-вторых, которые являются корыстными представителями тенденций, мною преследуемых. А что касается до собственной нашей партии, то она прежде всего крайне бедна, а затем добрая часть ее еще крайне озлоблена на меня за мое сопротивление ее декламациям и утопиям". * К этой фразе Маркс на своем экземпляре воспоминаний П. Анненкова сделал на полях следующее замечание на французском языке: "Я писал совершенно обратное тому, что он мне приписывает относительно Фурье! Именно Фурье первый осмеял идеализацию мелкой буржуазии". Более точный перевод данной фразы и всего отрывка из письма Маркса см. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 27, с. 411. Ред. Книга "О политической экономии", упоминаемая Марксом в письме, есть, как полагаю, последний его труд "Капитал", увидевший свет только недавно. Признаюсь, я не поверил тогда, как и многие со мной, разоблачающему письму Маркса, будучи увлечен, вместе с большинством публики, пафосом и диалектическими качествами прудоновского творения. С возвращением моим в Россию, в октябре 1848 года, прекратились и мои сношения с Марксом и уже не возобновлялись более. Время надежд, гаданий и всяческих аспирации тогда уже прошло, а практическая деятельность, выбранная затем Марксом, так далеко убегала от русской жизни вообще, что, оставаясь на почве последней, нельзя было следить за первой иначе, как издали, посредственно и неполно, путем газет и журналов. Впервые опубликовано в журнале "Вестник Европы", СПб , 1880, апрель, кн. 4 Печатается с незначительными сокращениями по тексту книги: Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969 * К. Маркс и Ф. Энгельс. "Немецкая идеология". Ред. 10 Г. А. Лопатин о своих встречах с Марксом 326 Герман Александрович познакомился с Марксом в первую свою "эмиграцию" - в 1870 году. В России он был тогда студентом-естественником. Но молодежь того кружка, с которым он сблизился, живо интересовалась социальными и экономическими вопросами. Первое упоминание о Марксе, как "нашем учителе", они нашли у Лассаля, и выписали сначала "Zur Kritik" *, а потом и первый том "Капитала" на немецком языке. В кружке скоро возникла мысль о русском переводе этого первого тома, и все встречи Германа Александровича с Марксом, в сущности, были связаны с этим замыслом. Принужденный бежать из России и поселившись в Париже, Герман Александрович становится членом Интернационала (секции "изучения социальных наук") и здесь сталкивается с эльзасцем Келлером, который, владея как немецким, так и французским языком, явился одним из первых пропагандистов марксизма среди французской молодежи. Вскоре судьба закидывает Лопатина в Лондон. При отъезде из Парижа он получает поручение доставить книгу семье Маркса. И вот 20-летний юноша переступает порог уже маститого тогда - 52-летнего ученого. Но чуть ли не с первого же "визита" проводит у него почти весь день, и вскоре, обласканный семьей, бывает у них запросто, как "свой", - хотя и не умеет толком изъясняться ни на одном из тех многочисленных наречий, которыми владела семья Маркса... * К. Маркс. "К критике политической экономии". Ред. Первая черта, отмечаемая Германом Александровичем в Марксе, - это полное отсутствие той профессорской складки, которая сказывается у столь многих "знаменитостей" в обращении с молодежью и вообще "простыми смертными". "Железные" сарказмы Маркса отмечались его биографами, направлялись лишь против 11 "врагов". В беседе с "другом" были блестки иронии, была добродушная усмешка, - но ничего расхолаживающего, "железного" не чувствовалось. А главное - всегда сам Маркс весь отдавался своей мысли по существу, и беседа шла именно так - по существу предмета, и если собеседник им серьезно интересовался, то устанавливалось как бы равенство в отношениях, безотносительно к рангам и степени обладания предметом. (У Фридриха Энгельса, по замечанию Германа Александровича, эта черта не так была заметна.) Живой, обширный, вечно деятельный ум Маркса, по выражению Лопатина, - действовал на собеседника, как кремень на огниво; он вызывал к жизни в уме собеседника идеи, которые, быть может, остались бы иначе под спудом. Уходя от Маркса, люди сами иногда удивлялись, что, по-видимому, подсознательным процессом мысли, уже раньше усп

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору