и на моторе. А в остальном на льдине в
океане все хорошо, все хорошо".
     За  ужином  песня  была  исполнена  и  с  одобрением  воспринята  всеми
слушателями,  за  исключением Кости  Курко, который  возмущенно заявил,  что
смеяться над чужой бедой - грех.
     - Ну, что же,  "Маркиза"  так "Маркиза",- согласился я.  -  Только пару
слов для разъяснения. Идет радиоразговор между начальником Главсевморпути  и
начальником дрейфующей  станции СП-2  Михаилом Михайловичем Сомовым,  он  же
Мих-Мих.
     Дмитриев потянул меха.

     Алло, Мих-Мих! Какие вести?
     Как на дрейфующей дела?
     Надеюсь, все идет без происшествий
     И льдина верная цела?
     Все хорошо, тепло и безопасно,
     Работа в меру нелегка,
     Дела идут у нас почти прекрасно,
     За исключеньем пустяка.
     Случилось маленькое горе.
     Чехол спалили на моторе
     А в остальном на льдине в океане
     Все хорошо, все хорошо.
     Но как движок полярною зимою
     Работать будет без чехла?
     Ответьте нам короткой докладною -
     Потеря как произошла?
     Все хорошо, тепло и безопасно,
     Работа в меру нелегка,
     Дела у нас идут почти прекрасно,
     За исключеньем пустяка.
     И что чехол - не в нем терзанья,
     Сгорел движок до основанья.
     А в остальном на льдине в океане
     Все хорошо, все хорошо.
     Алло, алло! Главсевморпуть в волненье.
     Удар полученный жесток.
     Без промедленья шлите объясненья:
     Как погорел у вас движок?
     Все хорошо, тепло и безопасно,
     Работа в меру нелегка,
     Дела у нас идут почти прекрасно,
     За исключеньем пустяка.
     И что движок - Не в этом дело,
     Радиостанция сгорела.
     А в остальном на льдине в океане
     Все хорошо, все хорошо.
     Алло, Мих-Мих, Главсевморпуть в печали,
     Всему начальству тяжело.
     Как вы в беду ужасную попали?
     Как это все произошло?
     Мы получили важное сообщенье,
     Что скоро будет самолет,
     И, как один, оставив помещенье,
     Ушли с лопатами на лед.
     Мы чистили аэродром,
     Как вдруг раздался страшный гром,
     Рвануло где-то по краям,
     И льдина лопнула к чертям.
     Дошел до рации толчок,
     На керогаз упал мешок,
     И запылал в один момент
     За ним палаточный брезент.
     Мы были в дальней стороне,
     Вдруг видим рация в огне.
     Пока мы мчались во весь дух,
     Огонь все слопал и потух,
     Движок расплавиться успел
     И на движке чехол сгорел.
     А в остальном на льдине в океане
     Все хорошо, все хорошо.

     Последние слова песни заглушил громкий хохот. Когда смех утих, Бурханов
поднял руку:
     - Ну что ж, доктор, считайте, что  пианино вы честно заработали. Завтра
Илья Спиридонович Котов будет на мысе Челюскин и захватит с очередным рейсом
пианино.
     5  мая Леня  Разбаш  принял лаконичную радиограмму: "Буду в шестнадцать
ноль-ноль. Везу пианино. Котов".


        "МЫ ЖДЕМ ВАС, КОСМОНАВТЫ"

     Если  простая поэзия  мифа  об Икаре,  взлетевшем  к солнцу на восковых
крыльях и погибшем в сияющей небесной синеве, прошла через все века и дожила
до  наших  дней  во всей своей простодушной  прелести и  наивности, то полет
Гагарина будет волновать людей, пока будет существовать наша Земля.

     К. Паустовский. Новая Эра

     -  Генерал  ждет  вас,  -  сказал  летчик-капитан  с  красной  повязкой
дежурного на рукаве.
     В  просторном кабинете за широким  письменным  столом  сидел  моложавый
генерал  с  Золотой  Звездой  Героя. Его  имя  стало  широко известно  почти
тридцать лет тому назад, во время  челюскинской эпопеи. Это было героическое
событие,  вызвавшее изумление всего  мира стойкостью  челюскинцев и  отвагой
спасавших их советских пилотов.
     В ознаменование  подвига  пилотов  ЦИК СССР  установил  высшую  степень
отличия - звание Героя Советского Союза. И первым это звание  было присвоено
20 апреля 1934 года семи летчикам,  непосредственно участвовавшим в спасении
челюскинцев. Звезда на кителе хозяина кабинета имела номер четыре.
     -  Садитесь, доктор,  - сказал  генерал,  продолжая  читать  бумагу,  в
которой я признал свою докладную.
     Я сел.
     - С рапортом вашим я ознакомился. Давно были в Арктике?
     - Последний раз два года назад.
     - За что получили? - Он показал глазами на значок "Почетному полярнику"
на моей тужурке.
     - За участие в дрейфе станции "Северный полюс-2".
     - Итак, я вас слушаю.
     -  Известно,  - начал я, - что факторы космического полета, и в  первую
очередь перегрузки и невесомость, могут оказать  неблагоприятное воздействие
на  космонавта.  В  результате в  организме  могут  возникнуть  определенные
изменения физиологических функций. Они могут быть длительными, но могут быть
и кратковременными. Чтобы их  уловить, надо  как можно  быстрее  обследовать
космонавта после приземления.  Это может сделать  врач-парашютист.  Он будет
находиться на борту поискового самолета и, спустившись на парашюте, проведет
медицинский  осмотр  космонавта,  а  если  потребуется,  окажет  необходимую
медицинскую помощь
     - Из кого думаете сформировать группу?
     - Наверно,  лучше всего  подойдут для этой цели  авиационные врачи, уже
знакомые с космической медициной. Их  надо будет обучить парашютным прыжкам.
А  подготовку  по оказанию  неотложной медицинской помощи можно  провести на
базе Института имени Склифосовского.
     - Сколько потребуется человек?
     - Думаю, что для начала хватит четырех.
     - Где собираетесь организовать парашютную тренировку?
     Я назвал один из подмосковных аэродромов.
     - Ну что ж, добро. Но вы понимаете, какая ляжет на вас ответственность?
Еще раз тщательно все обдумайте. Подберите нужных людей, составьте программы
подготовки.
     Он пододвинул к себе мою  докладную и в  левом  углу красным карандашом
размашисто вывел: "Согласен. Н. Каманин".
     Два  дня просидел  я  над  программой обследования  космонавта на месте
приземления,  а  завершив работу, пошел к  Владимиру  Ивановичу  Яздовскому,
отвечавшему за медицинскую программу космических полетов.
     Владимир Иванович встретил меня на пороге кабинета:
     -  Все  знаю. Только  что говорил  с Каманиным.  По  поводу  парашютных
тренировок команда уже дана. Вот телефон. Связывайся. Программу обследования
принес?
     Я молча положил листки перед ним на стол.
     Он надел очки и стал вполголоса читать пункт за пунктом.
     -  Оценка  внешнего  вида.  Выражение  лица, жесты,  интонация  голоса,
реакция  на  окружающую  обстановку.  Так,  так. Теперь  жалобы  - слабость,
головокружение, иллюзии, сонливость. Почему упустил, нет ли тошноты? Тремор.
Игра вазомоторов. Теперь поверхностный осмотр. Состояние слизистых оболочек,
кожных покровов. Здесь поставь: обратить внимание на ссадины, кровоизлияния,
их вид, характер, окраску.
     - Как, Олег  Георгиевич, -  обратился он к своему помощнику, - вроде бы
все правильно?
     Газенко, чуть улыбнувшись, согласно кивнул головой.
     -  Посмотрим,  что   ты  еще  насочинил.  Определение  частоты  пульса,
артериальное   давление,   термометрия  тела.  Какие  вестибулярные   пробы?
Пальце-носовая, пальце-кольцевая, ходьба с закрытыми глазами. Исследование в
позе  Ромберга. Вполне  достаточно,  больше никаких  проб  не  делать. Пусть
только  космонавт  начертит несколько параллельных  линий, спиралей,  звезду
изобразит одним росчерком для уточнения координации  движений. Понял?  И вот
что, впиши  в  программу:  белье  и носки космонавта  сложить в  специальный
пакет. Давай действуй. Начинай людей подбирать.
     Но   подобрать  врачей  в  группу  оказалось  непростым   делом.  Члены
врачебно-летной  комиссии  без  всякой   жалости  расправлялись  со   своими
коллегами, не допуская никаких скидок на здоровье. В результате нас осталось
четверо: Иван Колосов, Виктор Артамошин, Борис Егоров и я.
     В понедельник трое будущих врачей-парашютистов улетели обучаться новому
для них парашютному делу на Волгу, а я, уложив вещи, отправился на аэродром:
предстояли  заключительные  воздушные  испытания  полетного   снаряжения   и
парашютной    системы.     Эта     работа     была     поручена    блестящим
испытателям-парашютистам, которые  дали  "добро"  многим образцам парашютной
техники, катапультных кресел, новым спасательным системам. Это  были великие
специалисты своего дела. Хладнокровные, опытные и  бесстрашные. Петр Долгов,
Николай Никитин, Валерий Головин, Василий Романюк.
     Стояла поздняя осень, и в поисках хорошей погоды мы забрались далеко на
юг.  Ранним  утром испытатели  отправлялись на аэродром. Там, облачившись  в
космические  доспехи  -  крайне   внушительный  скафандр   с  ярко-оранжевой
герметической  оболочкой и круглым  белым гермошлемом с прозрачным забралом,
они  неуклюже взбирались в самолет, чтобы через  десяток минут устремиться к
земле оранжевым метеором.
     Испытания  шли отлично.  Парашют  раскрывался огромным ярким  зонтиком,
надежно  удерживая  свой драгоценный груз.  Скафандр  оказался удобным, хотя
несколько затруднял управление парашютом  в воздухе. Хлопоты на первых порах
доставлял носимый аварийный запас - НАЗ - тяжеленная, килограммов под сорок,
коробка, в которой, как в той пресловутой маленькой корзинке, было "все, что
угодно  для  души".  Здесь  была  мощная  радиостанция,  которая  включалась
автоматически в момент  раскрытия парашюта,  секстант, сигнальные  ракеты  и
дымовые патроны, специальный  порошок для окраски воды на случай приводнения
в океане  или  снега  при  посадке в  Арктике, сухое  горючее и  спички,  не
боявшиеся ни воды,  ни  ветра,  высококалорийный паек из мяса, молока, сыра,
творога,  обезвоженных  при  низкой  температуре  в  вакууме. Этим  способом
сохранялись  вкусовые  качества  продуктов,  а   объем   и  вес  становились
минимальными  при  калорийности  почти  7  тысяч  килокалорий.  Позаботились
конструкторы и о запасе пресной  воды.  Специальные  брикеты  превращали 3,5
литра соленой морской воды в пресную.
     К декабрю все испытания  были успешно закончены,  и руководитель группы
мог спокойно доложить, что система "парашют - скафандр" работает отлично.
     Едва   закончив   парашютную   подготовку,  мы   занялись   специальной
травматологической. В  Институте имени Склифосовского нас включили  в состав
травматологических  бригад, и мы денно и  нощно носились  по городу под звук
сирены.
     Кончался  март. Холодный, дождливый. Тренировки были успешно завершены.
Следующим  важным этапом было  решение проблемы, как упаковывать медицинское
имущество, которое  нам требовалось для  медицинского осмотра  космонавта на
месте   приземления.  Надо  было,  чтобы  укладка   не  только  вмещала  все
необходимое, но и была  такой,  чтобы шприцы, ампулы и  склянки не разбились
при ударе  о землю. В конце  концов на свет  родилась сумка, стенки  которой
выложили поролоном с ячейками для ампул и прочего бьющегося инвентаря. Когда
мы  навьючили на себя  основной и запасной  парашюты,  прицепили специальный
контейнер  с  сумкой,  в которой  оказалось  килограммов  двадцать  пять, не
меньше, приладили сбоку  кислородный прибор, оказалось, что по земле с такой
сбруей  далеко не уйдешь. Поэтому мы долго тренировались,  пока не научились
"мгновенно" напяливать все на себя.
     В начале  апреля группы поиска  начали разлетаться по своим точкам. Для
приземления космического корабля был выбран  район  Поволжья  с его широкими
просторами.  Два  корабля  с  "Иванами  Ивановичами", как  шутливо  прозвали
манекены, занимавшие  кресло космонавта, прицельно приземлились в намеченную
точку.
     Каждому из нас перед отлетом вручили мандат. На глянцевом листе плотной
бумаги  было  черным  по  белому написано,  что  предъявитель  сего  мандата
выполняет   ответственное   правительственное  задание  и  все  партийные  и
советские организации должны оказывать ему помощь транспортом, связью и всем
необходимым. Подпись, печать.
     Все оказалось  в  порядке. Мы  пожелали  друг  другу ни пуха ни пера  и
потащили свои вещи к самолетам, выстроившимся вдоль рулежной полосы.
     Вечером ко мне  в  гостиницу, где я  размещался вместе с кинооператором
Георгием Анисимовым, прикатил Василий Иванович Сараев, тот самый, что первым
взялся, как он говорил, сделать из нас "асов" парашютизма.
     - Поехали на аэродром.  Там все с вечера сделаем,  не торопясь парашюты
уложим, всякие-разные дела обсудим. Что вы здесь будете до утра ковыряться?
     Мы колебались недолго.
     Уже  совсем  стемнело,  когда  сквозь  частую  сетку  дождя  замелькали
аэродромные  огоньки  и  "газик"  подкатил  к  длинному  дощатому  бараку  с
беседкой-курилкой у входа.  Внутри барак выглядел  более симпатично. Светлые
длинные  комнаты-классы  были  завешаны схемами и таблицами. Зато комната  в
конце  барака,  напоминавшая  по  своим  размерам  конференц-зал,  оказалась
холодной, пустой  и неуютной. Правда, пол был чисто выметен,  но, кроме пары
табуреток да длинного стола вроде прилавка в центре, в ней не было ничего.
     -  Ну вот, здесь  и  разместимся. Тащи сюда груз из  машины,  -  сказал
Сараев ребятам, приехавшим вместе с нами.
     - Что, не нравится? - спросил он, заметив мою недовольную физиономию.
     - Да вроде бы комфорта негусто, - сказал я, ставя в угол чемодан.
     -  Зато  удобно работать, а для  отдыха  тут комнатуха  одна  имеется с
буржуйкой. Там и койки стоят.
     - Ладно, перебьемся до утра.
     Спать  нам  не  пришлось. Растянув  парашют на столе,  Василий Иванович
любовно  укладывал каждую складку парашютного  купола, тщательно подравнивая
нижнюю кромку.  Но  вот  укладка  закончилась, последняя  шпилька  вытяжного
тросика воткнута в конус, и мы занялись подгонкой  подвесной системы. Только
убедившись, что не упущена ни единая деталь в подготовке к прыжку, он присел
на  табуретку и  закурил  свою любимую  "Приму".  А я  тем временем  раскрыл
медицинскую сумку. Там все в порядке. Вторая - она тоже пойдет со мной  - на
случай прыжка  где-нибудь  в  безлюдной  местности, если  корабль  сядет  во
внерасчетном районе. В  этой сумке упакованы  аварийная  радиостанция, пяток
сигнальных ракет, фляги с водой и со спиртом и запас продовольствия.
     Легли мы только под утро. Однако уже в шесть все забегали, засуетились.
Я  выглянул в  окно.  Дождь  прекратился, и  сквозь  лохматые,  стремительно
бегущие облака проглядывало ласковое апрельское солнце.
     Загудели  двигатели самолетов поисковой группы.  Механики прогревали их
перед полетом. Я  представил себе, что  же  делается сейчас  там, на далеком
Байконуре.  Перед   моим  мысленным  взором   возникла  гигантская   ракета,
нацеленная в  небо;  по сравнению с ней  окружающие ее фигурки людей кажутся
крохотными.  И среди тех,  кто сейчас собрался  у подножия ракеты, невысокий
ясноглазый юноша,  имя которого будут  вскоре с восторгом повторять во  всех
уголках земного шара.
     Мы встретились последний раз незадолго  до отлета из  Москвы. В  центре
просторного,  залитого светом  прожекторов зала голубел  водой бассейн. Тихо
покачивались льдинки,  легкая  рябь пробегала по  поверхности  воды. Гагарин
стоял на краю бассейна, одетый в ярко-оранжевый космический скафандр и белый
герметический шлем с алыми буквами "СССР".
     -  Можно  начинать,  Юрий  Алексеевич?  Вы  готовы?  - спросил  ведущий
инженер.
     Гагарин  в ответ улыбнулся и  поднял руку к шлему. Опустилось, щелкнув,
прозрачное  забрало. Еще секунда, и он тяжело плюхнулся  в воду, подняв тучу
брызг.  Скафандр мигом  вытолкнул  космонавта  из воды,  и  он,  попеременно
взмахивая руками,  медленно поплыл  на спине, расталкивая льдинки. "Купание"
повторялось несколько раз. Наконец Гагарин выбрался из бассейна и, присев на
бортик, свесил ноги и приподнял забрало.
     - Ну как, Юрий Алексеевич, не замерз? - спросил ведущий.
     Гагарин рассмеялся:
     - Да разве в нем  замерзнешь?!  Наверное, в такой штуке даже в Северный
Ледовитый океан угодить не страшно.
     ...Неожиданно   незнакомый   громкий  голос  прервал  мои   мысли.  "По
самолетам!" Два  парашютиста,  входящие  в  группу, уже взбираются  по трапу
нашего "ила".
     Убегает под колесами  машины летная полоса, еще влажная  после  ночного
дождя; мелькают в иллюминаторах аэродромные домики, вышка командного пункта.
Самолет сделал круг над аэродромом, и вот уже под нами еще не освободившиеся
окончательно от снега приволжские поля. Сложив парашюты в грузовой кабине, я
встал в дверях пилотской, прислушиваясь к свистам, хрипам, обрывкам мелодий,
несущимся  из приемника. Радист  медленно  вращает ручку  настройки, и вдруг
раздается  торжественный  голос  диктора.  Мы  слышим  только  конец  фразы:
"...мический    корабль-спутник    "Восток"    с   человеком    на    борту!
Пилотом-космонавтом    космического   корабля-спутника   "Восток"   является
гражданин Союза  Советских  Социалистических  Республик  майор Гагарин  Юрий
Алексеевич".
     - Ура, ребята! - не выдержав, заорал во весь голос радист. - Гагарин на
орбите. Ура!!!
     - Да тише ты! - цыкнул на него штурман. - Дай послушать!
     А из репродуктора продолжал торжественно звучать  голос диктора: "Старт
космической многоступенчатой  ракеты прошел успешно,  и после набора  первой
космической  скорости  и  отделения  от  последней  ступени  ракеты-носителя
корабль-спутник начал свободный полет по орбите вокруг Земли".
     -  Вот  это  да, -  сказал  командир  экипажа, уже  пару  недель  назад
участвовавший в поиске "Востока" с манекеном.
     Как-то  до  этой  минуты  все  не  верилось, что человек  действительно
полетит в космос. И полетел.
     А радио продолжало сообщать, что с космонавтом установлена двусторонняя
связь и что, самое  главное, в настоящее время он хорошо себя  чувствует. На
часах уже было десять. Еще немного, и, пролетев  над Африкой, корабль начнет
снижаться.
     - Всем наблюдать в иллюминаторы. Может, кто-нибудь заметит спускающийся
на парашюте космический корабль.
     Наверное,  сейчас  включилась   тормозная  двигательная  установка.   С
командного пункта уже передали  расчетную  точку приземления "Востока", и мы
несемся  к ней "на всех парах". В грузовую кабину буквально врывается второй
пилот.
     - Быстрей, парашютисты! Мы в расчетной точке.
     Борттехник   рывком   открывает  дверцу,  и  в  ее  просвете  внизу  на
светло-коричневом фоне пахоты я отчетливо вижу ярко-оранжевое пятно парашюта
и крохотные фигурки людей. Значит, Гагарин уже  приземлился. Может быть, ему
нужна помощь? Ведь кто знает, как первый человек перенес  космический полет?
Я  нетерпеливо  жду  команды  "пошел" и,  взглянув  через плечо,  вижу,  как
напряглись  в  ожидании лица  ребят из моей группы. "Ну же, ну", -  мысленно
подгоняю  я  командира. Но желанной  команды все  нет. Вместо нее  на  табло
вспыхивает красная лампочка - отбой. А тут еще  радист вышел из радиорубки и
сложил   руки   крестом:   ничего  не   поделаешь,  в   прыжке  нет  никакой
необходимости. Но с другой  стороны, это сообщение обрадовало меня.  Значит,
Гагарин  приземлился  благополучно  и  никакой  медицинской  помощи  ему  не
требуется.
     Мы  садимся  в аэропорту, куда прибыл космонавт. Не  дожидаясь трапа, я
спрыгиваю на  бетон  и  бегом  направляюсь  к  невысокому зданию  аэропорта,
окруженному  шумной  толпой радостно оживленных людей.  И откуда только  так
быстро все узнали, что Гагарин приземлился неподалеку от Энгельса?
     Вбежав  по  лестнице  на  второй этаж,  где размещался  командный пункт
аэродрома, я  распахнул дверь.  Комната  была  полна  народу,  а у  стола  в
небесно-голубом  (теплозащитном) костюме сидел радостно улыбающийся Гагарин.
Снятый скафандр, аккуратно сложенный, лежал рядом на стуле.
     Я бросился к нему:
     -   Юрий  Алексеевич,   Юра,   дорогой,   поздравляю  с   благополучным
приземлением. Как самочувствие?
     Гагарин успо