Накануне  бегства  она  попросила мужа дать ей немного денег и оставить
коня - надо, мол, заглянуть в лавки...
     - Я провожу тебя, моя милая, - обрадовался Спыхальский.
     Но  Вандзя запротестовала. Ей хочется побыть среди людей, но одной. Она
не  станет возражать, если пан Мартын решит сопровождать ее в следующий раз,
а  сейчас  ей  нужно  заехать  в  монастырь  кармелиток, чтобы искупить свои
грехи...  И  еще  - проведать своих подруг, которые, как она узнала, живут в
этом городе... Неужели пан Мартын будет препятствовать ей в этом?
     Обезоруженный  такими  доводами  и  чарующей улыбкой, какой он давно не
видел  на  лице  жены,  Спыхальский  согласился.  Утром оседлал своего коня,
выгреб  из  карманов  все,  что  успел  получить на службе у Яблоновского, и
вручил  Вандзе,  которая  не скрывала своего тревожно-радостного настроения.
Потом поцеловал ее, как всегда, и вышел со двора.
     - Все,  пане  Ян,  еду!  -  воскликнула  Вандзя  возбужденно,  вбегая в
комнату Яненченко. - Давай письмо!
     Яненченко  достал  заранее  заготовленные  два  письма,  написанные  на
тонкой  желтоватой  бумаге,  вложил  в  искусно  сделанный  тайник в роговой
оправе маленького зеркальца и протянул женщине.
     - Пани,  здесь  твоя  и моя судьба! Будь осторожна! Зеркальце ты должна
отдать  только  хозяину  харчевни,  которая  расположена  в  старом  городе,
напротив  Армянского  колодца,  - Энверу Кермен-аге... Запомни - Кермен-ага!
Это по-нашему камень... Запомнила, пани?
     - Запомнила,  -  сказала  Вандзя,  повторив  несколько  раз  чужое имя,
которое приобрело для нее такое большое значение.
     - Ну, так трогайся. И пусть бережет тебя матерь божья!
     Он  помог  ей  сесть  на  коня,  открыл ворота. Вандзя окинула взглядом
небольшой  двор,  окна,  из  которых она все время смотрела на восток, туда,
где  ее  ждали  двое  маленьких сынков, высокую фигуру чернявого горбоносого
полковника,  который  неведомо  почему  решил сделать для нее доброе дело, и
медленно  выехала  на  узкую,  почти  безлюдную  улочку.  Позади нее с тихим
скрипом затворились старые деревянные ворота.


6

     Солнце  безжалостно  палило  ноздреватые  скалы  над  мутным Смотричем,
мрачную  громаду крепости и черепичные крыши Каменца-Подольского. Пекло так,
что босой ногой немыслимо было стать на раскаленную, как огонь, землю.
     В  такую  послеобеденную  пору к древнему каменному мосту, перекинутому
через  глубокое  русло  Смотрича,  отделяющего  материк  от  полуострова, на
котором  виднелись  серые  строения  города,  на  взмыленных  уставших конях
подъехали два всадника.
     У  мостовой  заставы  как  раз  шел  спор.  Несколько  янычар,  окружив
невысокого  стройного  юношу  в  польском одеянии, пытались наперебой что-то
втолковать  ему, а он, едва не плача, отбивался от них и пальцем указывал на
ту сторону реки, видимо объясняя, что ему нужно в город.
     Всадники  спрыгнули  с  коней,  оставили  их в тени развесистых вязов и
подошли к спорящим. К ним повернулся пожилой, растолстевший чорбаджия.
     - Кто такие? Куда едете?
     - Сафар-бей,  из  Немирова...  Едем в ставку паши от Азем-аги и гетмана
Юрия Хмельницкого. Что тут за базар устроили?
     Янычары   притихли  и  оглянулись  на  молодого  красивого  агу  и  его
спутника,  который  пристально всматривался в белокурого юношу, задержанного
ими.
     - Да  вот приехал тут один... Никаких бумаг, по-турецки понимает плохо.
Говорит, что ему нужно в город, а для чего - отказывается сказать...
     - Значит,  у  него есть какая-то тайна, - улыбнулся Ненко и обратился к
Арсену: - Ну, нам пора ехать. Приведи коней!
     Но тот прошептал так, чтобы его слышал только Ненко:
     - Постой...  Ты  видишь этого юнца? Разрази меня гром, если это не пани
Вандзя, жена Спыхальского! Надо ее как-то выручить...
     Ненко   быстро   окинул   взглядом   янычар   и  незнакомца;  лицо  его
действительно мало походило на лицо юноши, за кого он себя выдавал.
     - Послушай,  ага,  как  я  вижу,  вам  самим  здесь  не  разобраться, -
обратился  он  к  старшему.  - Думаю, лучше всего препроводить его в город и
передать  в  канцелярию  паши.  Может, и вправду он привез какие-либо важные
новости?
     Ага  засопел,  вытер  с  блестящего,  с  залысинами  лба  густой  пот и
буркнул:
     - Если ага берется уладить дело...
     - Мне это совсем нетрудно: я ведь еду туда же.
     Ага  крикнул  янычарам,  чтобы  отдали  путнику  коня  и отпустили его.
Юноша,  видимо,  не  понял, почему вдруг так внезапно изменилось отношение к
нему  этих  грубых горластых воинов, но не стал доискиваться причин, а сразу
вскочил в седло и направился к мосту.
     - Пани  Вандзя,  не  торопись,  -  донесся  вдруг  тихий  голос.  - Как
случилось, что ты оказалась здесь, в Каменце? Где пан Мартын?
     - Матка  боска!  -  Юноша  побледнел  и  испуганно  посмотрел  на  двух
всадников, поравнявшихся с ним. - Кто вы?
     - Не  бойся,  пани, - продолжил один из подъехавших, когда они достигли
середины  моста,  -  мы твои друзья... Помнишь Арсена Звенигору? Я друг пана
Мартына...
     - Ах Езус, конечно, помню...
     - Но ты не ответила на мой вопрос.
     - Да,  я Ванда Спыхальская, - призналась обескураженная женщина. - Тебя
удивляет, почему я здесь?
     - Безусловно.
     - Я  разыскиваю  свою  сестру...  Говорят,  она  должна  быть  где-то в
Каменце.
     И  хотя она ответила сразу, без запинки, Арсену показалось, что женщина
говорит неправду.
     - Почему же нет с тобой пана Мартына? Где он? Что с ним?
     - Он поступил на службу к гетману Яблоновскому. И... он болен сейчас.
     По  тому,  как  неуверенно  это было сказано и как порозовели щеки пани
Вандзи,  Арсен  понял,  что  женщина все выдумывает. Но для чего ей это? Как
она  очутилась  в Каменце? Что случилось со Спыхальским? Не кроется ли здесь
какая-то тайна, которая могла стоить жизни пану Мартыну?
     Надеяться  же  на  то,  что  Вандзя  честно  расскажет  обо  всем,  что
произошло  после  того, как они расстались в Краковецком лесу под Немировом,
по-видимому, было напрасно. Женщина явно что-то скрывала.
     - Пани знает, где живет ее сестра?
     - Нет, не знаю.
     - Где же остановится пани?
     - Ну, вероятно, здесь есть харчевня или корчма...
     - Мы  могли  бы предложить свою опеку, если пани дозволит. Ведь в чужом
городе,  да  еще  в  чужом государстве, такой очаровательной молодой женщине
совсем небезопасно путешествовать одной.
     - Благодарю.  Я  охотно  воспользуюсь  вашей любезностью. Конечно, если
пан не будет навязчив в своей опеке.
     - О  нет,  пусть  пани  не  волнуется. Ведь я это делаю для жены своего
лучшего друга! - заверил ее Арсен.
     Переехав  мост  и  миновав  каменные  ворота, сооруженные у самого края
отвесного берега, они направились узкой улицей вверх, к центру города.
     Людей  на улицах было совсем мало. Да и те, завидев всадников, поскорей
сворачивали  в  сторону  и  исчезали  во  дворах  или  переулках. Прошло уже
несколько  лет после турецкого штурма города, но и до сих пор остались следы
жестоких   боев.   Разбитых   взрывами  домов  никто  не  восстанавливал.  В
черепичных  крышах  церквей  и  костелов,  ратуши  и усадеб городской шляхты
зияли  проломы,  из  которых  с  шумом  вылетало  воронье.  Пожарища заросли
лебедой  и  чертополохом.  И  только  кое-где  можно  было заметить признаки
жизни:  сушилось  на  веревках  выстиранное белье или сквозь запыленное окно
выглядывала на улицу зеленая листва герани.
     - А  вы  не  знаете,  где  здесь  Армянский  колодец?  - вдруг спросила
Вандзя, когда они выехали на большую площадь перед мрачным зданием ратуши.
     - Как  не  знать,  ведь  я  родился  и вырос в этом городе, - улыбнулся
Арсен,  удивляясь  осведомленности  своей  спутницы в таких деталях, которые
иноземцу не могут быть известны. - Зачем вам Армянский колодец?
     Вандзя ответила не сразу.
     - Мне  говорили,  что  там  недалеко  есть  харчевня,  где  я  могла бы
остановиться...
     Арсен доброжелательно улыбнулся:
     - Считай,  пани,  что  тебе  повезло:  мы  с  моим  другом  тоже всегда
останавливаемся  в  этой  харчевне  напротив  Армянского колодца... Да вот и
она!  -  Казак  указал  нагайкой на большой дом на другой стороне площади. -
Кстати,  сейчас  в  Каменце  харчевен очень мало, и все они в руках турок...
Поэтому  нужно  хотя  бы  немного  знать турецкий язык, чтобы договориться с
ними...
     - Я знаю немного татарский.
     - О, этого вполне достаточно.
     Они  пересекли  площадь  и  вскоре  въехали  в ворота постоялого двора,
оставили у коновязи лошадей.
     Кафеджи*  Кермен-ага, худой высокий турок в засаленном цветастом халате
и  в  посеревшей  от пота чалме, провел их в полутемное помещение, где пахло
жареной  бараниной  и  чесноком.  Под  потолком  гудел рой мух. Здесь сидело
несколько путников, возле них шнырял мальчик-служка.
     ______________
     * Кафеджи (турецк.) - хозяин кофейни, постоялого двора.

     Хозяин предложил им поесть, но Вандзя отказалась, сказав:
     - Я  не  голодна  и,  кроме того, сначала хотела бы с дороги помыться и
отдохнуть... Если б нашлась тихая комнатка, я хорошо заплатила бы хозяину.
     Арсен перевел.
     Кермен-ага поклонился и повел Вандзю наверх.
     - Ненко,  ты  заметил, как настороженно держится эта женщина? - спросил
Арсен.  -  Уверен, что здесь какая-то тайна. Что случилось с паном Мартыном?
Надо это выяснить. Побудь один, а я мигом...
     Он  осторожно  поднялся  по  деревянным  ступеням  на  второй  этаж.  В
коридоре  было  пусто:  Кермен-ага  и  Вандзя  уже  успели  зайти  в одну из
множества дверей. В какую же?
     Арсен  начал  прокрадываться,  прислушиваясь к звукам, наполняющим этот
огромный  дом.  У  одной  двери  остановился,  ему  послышался  приглушенный
разговор...  Кажется тут... Прислонился ухом и сразу замер: говорила Вандзя,
путая польские, татарские и турецкие слова.
     - Кермен-ага,  у  меня  к  тебе  важное  дело.  Ты меня понимаешь? Я не
мужчина,  а  женщина... Ханум, ханум... Я жена ак-мечетского мурзы из Крыма.
Ах,  видно,  ты  ничего  не понимаешь! Матка боска, он ничего не понимает...
Как же ему объяснить?..
     Ее прервал скрипучий голос кафеджи:
     - Не  беспокойся,  ханум,  я  все понял. Скажи прямо, по какому делу ты
прибыла сюда и кто тебя послал?
     Оказывается, он достаточно хорошо владел польской речью.
     Вандзя даже вскрикнула от радости:
     - О,  так  ты  понимаешь  по-нашему!  Тогда  слушай  внимательно:  меня
прислал сюда пан Яненченко... Полковник Яненченко. Пан кафеджи знает его?
     - Да, я его знаю. Что пани привезла мне от полковника?
     - Зеркальце...  Пан  полковник  сказал,  что  ты все сделаешь для меня,
если я передам небольшое зеркальце...
     - Где оно?
     - Пускай  пан  кафеджи  оставит  меня на время одну в комнате, я должна
его достать... Пан понимает...
     - Понимаю,  понимаю.  -  Голос кафеджи зазвучал насмешливо. - Хорошо, я
зайду немного позже.
     Арсен  едва  успел  отскочить  и скрыться в дверной нише перед соседней
комнатой,  как дверь со скрипом отворилась и кафеджи засеменил по коридору к
лестнице.
     Когда  затих  скрип ступенек под его ногами, Арсен метнулся по коридору
к  комнате  Вандзи  и  распахнул  дверь.  От неожиданности женщина ахнула и,
оторопело глядя на непрошеного гостя, замерла у стола.
     Арсен  прикрыл за собою дверь, грозно встал перед перепуганной насмерть
женщиной,  которая  никак не могла непослушными пальцами застегнуть пуговицы
жупана.
     - Пани Вандзя, я все слышал. Отдавай зеркальце!
     - Но, пан...
     Арсен  выхватил  пистолет.  И  хотя  стрелять  он  не собирался, оружие
подействовало  на  женщину  магически.  Она  запустила  руку в складки своей
одежды,  пошарила  там, но безуспешно: зеркальце куда-то задевалось. Женщина
виновато-застенчиво улыбнулась.
     - Но, пан...
     - Ничего,   ничего,   -  подбадривал  ее  Звенигора.  -  Давай,  давай,
шевелись, пани! Быстро доставай! Ну!..
     Он   решил  особенно  не  церемониться:  каждую  минуту  мог  вернуться
Кермен-ага.
     Вандзя   смутилась   и,  отвернувшись,  достала  из  потайного  кармана
зеркальце  в  роговой  оправе.  Но  тут  в коридоре послышалось покашливание
кафеджи.
     Арсен выхватил у оторопевшей женщины зеркальце и прошептал:
     - Обо  мне  ни  слова!  Скажешь,  что  еще не нашла зеркала... Что оно,
может быть, в саквах... Пусть подождет... Помни: я стреляю без промаха!
     Он шагнул в угол, за печь, и затаился за широкой деревянной кроватью.
     Скрипнула дверь, вошел Кермен-ага.
     - Ну что, пани, нашла?
     - Пусть  пан  еще  подождет  немного,  - пролепетала Вандзя. - Я позову
пана... Еще не успела...
     - Хорошо, я зайду еще. - И кафеджи, удивленно пожав плечами, удалился.
     Вандзя  в  изнеможении  опустилась  на  табурет.  Арсен вышел из своего
укрытия  и остановился перед ней, с зеркальцем в одной руке и пистолетом - в
другой.
     - Что с паном Мартыном, пани? Только правду!
     - Пусть пан не беспокоится, он живой и здоровый.
     - Где он сейчас?
     - Остался во Львове...
     - Почему же, пани?..
     Вандзя  молчала. Со страхом смотрела на казака, и в ее глазах светилась
такая  тоска,  что  Арсену  стало стыдно, что он разговаривает с беззащитной
женщиной,  держа  ее  под дулом пистолета. Засунув оружие за пояс, спокойнее
сказал:
     - Значит, пани покинула моего друга?
     - Да, - чуть слышно прошептала Вандзя.
     - И куда теперь пани направляется? В Крым? К детям?
     - Да,  - еще тише ответила Вандзя, и на ее ресницах заблестели слезы. -
Пан понял...
     - Я  так  и  думал... Откуда пани знает полковника Яненченко? Если пани
все скажет, ей нечего меня опасаться.
     - Пан  Ян  тоже  во  Львове... На службе у коронного гетмана Станислава
Яблоновского.
     - О!  -  вырвалось  у Звенигоры, который никак не ожидал, что полковник
Яненченко,  сбежав  от  Хмельницкого, очутится во Львове. - Так, значит, сам
Яненченко передал зеркальце Кермен-аге?
     - Он.
     - А  что  в  нем?  -  Арсен  со  всех  сторон осмотрел зеркальце, но не
заметил ничего подозрительного.
     - Всего  лишь  записка  Кермен-аге,  чтобы он переправил меня в Крым...
Пан  Яненченко  был  настолько  добр,  что  бескорыстно,  из  одного  только
сочувствия,  согласился  попросить  об  этом...  Если б все были такими, пан
Звенигора...
     - Где его письмо?
     - Пусть пан открутит ручку...
     Арсен  быстро отвернул роговую ручку и достал из нее скатанные в трубку
листки.  Развернул. Поднес к свету. Два небольших кусочка бумаги были густо,
мелкими, как мак, буквами, исписаны по-турецки.
     В  первой  записке  Яненченко  действительно  просил  Кермен-агу помочь
женщине,  которая  передаст  его  послание,  добраться  в  Крым,  где  у нее
остались муж и двое детей. А во втором...
     Прочитав  второе письмо, казак не поверил своим глазам. В нем Яненченко
обращался  к  каменецкому паше с предложением захватить Львов. "Во всем крае
не  найдется  сейчас  и  трех  полков боеспособного войска, которое могло бы
противостоять  высокочтимому паше Галилю. Гетман Яблоновский только начинает
создавать  ополчение,  но  оно собирается с большой неохотой. Защищать Львов
некому.  К  тому  же  я,  покорный слуга султана, сумею открыть тайные ходы,
через  которые  войдет  в  город  значительная  часть войска его султанского
величества,  -  излагал свой план изменник. - Лучшего времени для нападения,
более благоприятного случая для захвата Львова не может быть!"
     Прежде  всего  мелькнула  мысль,  что  Вандзя - соучастница Яненченко и
знала,  с  чем едет в Каменец. Но, посмотрев на ее опечаленное лицо, увидев,
с  какой надеждой следит она за тем, как он читает злополучное письмо, Арсен
понял:  женщина  была  обманута  полковником  и  использована  им в качестве
связной, не ведая того.
     Что  делать?  Как поступить с Вандзей? Оставить здесь одну никак нельзя
-  она  может рассказать кафеджи о том, что письмо, адресованное ему, попало
в  чужие руки. Ведь кафеджи уже знает о послании Яненченко и будет требовать
его  у  женщины.  Если Яненченко решается доверить такие секретные и опасные
сведения   Кермен-аге,   то,   безусловно,  между  ними  издавна  существует
определенная   договоренность   и   кафеджи  ожидает  какого-нибудь  важного
сообщения.
     Арсен  лихорадочно обдумывал, как быть. Его взгляд вновь остановился на
двух   листочках,  которые  он  держал  в  руке,  -  один  предназначен  для
Кермен-аги, второй - для паши.
     Что,  если  оставить  в  дураках  всех  -  и Яненченко, и Кермен-агу, и
пашу?..
     Он  незаметно  для Вандзи спрятал адресованную паше записку в карман, а
предназначавшуюся Кермен-аге вложил в ручку зеркальца.
     - Пани  Вандзя,  почтительнейше  прошу  простить за волнения, которые я
доставил  своим  допросом,  -  сказал  он,  возвращая женщине зеркальце. - Я
убедился,  что  пану  Мартыну  ты  ничего плохого не сделала... А за то, что
покинула  его  и  хочешь  отыскать своих детей, я не могу осуждать: какая бы
мать поступила иначе? Это понятно каждому человеку!
     - Правда,  пан?  - вскрикнула Вандзя радостно. - Если так говоришь - ты
благородный человек! Спасибо тебе за доброту!
     - Не  стоит  благодарности...  Об  одном  прошу: если хочешь, чтобы все
наилучшим  образом устроилось, молчи о том, что сегодня произошло. Словно мы
никогда не виделись. И этого разговора не было. Хорошо?
     - Да, пан.
     - Ну, так прощай. Желаю счастливого пути!


7

     В  тот  же  день  Арсен  и  Ненко  направились  к правителю каменецкого
пашалыка Галиль-паше.
     Свою  резиденцию  паша  устроил  в  доме воеводы, упрятанном за мощными
стенами грозного замка, расположенного на скалистом берегу Смотрича.
     Проходя  по Турецкому мосту, Арсен почувствовал, как у него перехватило
дыхание.  Внизу, в глубоком каньоне, лежали Карвасары! Тот уголок земли, где
он  впервые  увидел  свет,  где босоногим мальчишкой играл со сверстниками в
лапту,  где  в  братской  могиле  покоятся  останки его отца... А сейчас там
пустыри и пожарища да редкая поросль дерезы.
     Арсен  остановился  и склонился над каменными перилами. Не мог оторвать
взгляда  от  родных,  до  боли  знакомых  мест.  В  голове  роем закружились
воспоминания,  перед  глазами  стояли  картины  прошлой  жизни, которой, как
казалось  ему  тогда,  не  будет  конца...  Но где все это? Какими жестокими
ветрами развеялось в безмерной дали времени?
     Легкий стон слетел с его уст.
     - Что с тобою, Арсен? - встревожился Ненко.
     Звенигора  кивнул  на  груды  золы  на  берегу  Смотрича,  на  поросшие
бурьяном руины. Глухо промолвил:
     - Там был наш дом. Там я родился... Это моя родина. Понимаешь?..
     Ненко обнял его за плечи.
     - Понимаю.  Понимаю  твое  горе  и  сердцем  разделяю  его... - Немного
погодя добавил: - Как здесь красиво!
     - Да,  -  глухо  произнес  Арсен.  - Ведь камень кругом, а краше места,
кажется,  на  свете  не  найти!..  Но теперь мне нет сюда пути. - Он показал
рукой  на  темные  фигуры турецких часовых у ворот замка. - Теперь это чужой
край, чужая земля...
     - Не  отчаивайся!  Ведь мы здесь для того, чтобы вернуть свободу твоему
родному краю...
     - Спасибо   тебе,   Ненко,   за   добрые   слова!   Боюсь  только,  что
долго-предолго  надо  будет  за  это  бороться. А сколько еще крови придется
пролить!
     - Мы  оба  живем  надеждой...  Она  нас прочно держит на свете... Идем!
Время не ждет.
     От  моста  шли  две  дороги:  одна круто повернула направо и зазмеилась
вдоль  стен  замка  над  обрывистым  берегом  - это начинался шлях на Хотин,
оттуда  -  на  Валахию, Болгарию и Турцию, а вторая - протяженностью всего в
несколько  десятков  саженей - устремилась вверх, к массивным воротам замка,
где  на  неболь