щита  насквозь,  и  наконечник
копья вышел наружу. Сэр  Мордред,  видя,  что  рана  его  смертельна,  сам
нанизал себя на копье короля Артура до рукоятки. Держа меч обеими  руками,
он обрушил его на голову Артура с такой  силой,  что  разрубил  и  шлем  и
череп; свершив это, сэр Мордред мертвый рухнул  на  землю.  И  благородный
Артур упал без чувств, и долго его не могли привести в себя...

   -  Отличный  образец  военной   корреспонденции,   Кларенс!   Ты   стал
первоклассным журналистом. Король выздоровел? Поправился?
   - Увы, нет. Он умер.
   Я был ошеломлен; мне всегда казалось,  что  этого  человека  невозможно
убить.
   - А королева, Кларенс?
   - Она монахиня в Олмсбери.
   - Какие перемены! И за такой короткий срок. Непостижимо. Что же делать?
   - Я скажу тебе, что делать.
   - Ну?
   - Поставить наши жизни на карту и держаться изо всех сил!
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Теперь власть  в  руках  церкви.  Ты  подвергся  отлучению  заодно  с
Мордредом. Это отлучение не снимут до тех пор, пока ты жив. Уже собираются
кланы [кельтские родовые общины,  остатки  которых  сохранялись  в  горной
Шотландии вплоть до середины XVIII века]. Церковь созывает  всех  рыцарей,
оставшихся в живых; и как только узнают, что  ты  вернулся,  у  нас  будет
достаточно хлопот.
   - Вздор!  С  нашим  смертоносным  боевым  материалом,  с  нашим  хорошо
обученным войском...
   - Оставь! У нас есть не более шестидесяти  человек,  на  которых  можно
положиться.
   - Что?! А наши школы, наши колледжи, наши мастерские, наши...
   - Когда явятся рыцари, все эти учреждения перейдут  на  сторону  врага.
Неужели  ты  воображаешь,  что  тебе  удалось  избавить  этих   людей   от
предрассудков?
   - По правде сказать, я так думал.
   - Так больше не воображай. Они повиновались тебе  до  отлучения;  после
отлучения они отшатнулись от тебя. Сердца дали трещину. Пойми  это.  Когда
вражеские армии придут сюда, тебе все изменят.
   - Дурные вести. Мы пропали. Они обратят против  нас  все  то,  чему  мы
научили их.
   - Нет, это им не удастся.
   - Почему?
   - Потому что я с верными мне людьми уже принял предупредительные  меры.
Я потом расскажу тебе об этом.  Ты  хитер,  но  церковь  еще  хитрее.  Это
церковь отправила тебя в плаванье - с помощью докторов, находившихся у нее
на службе.
   - Кларенс!
   - Я говорю правду. Я знаю это наверно. Каждый офицер  и  каждый  матрос
вашего корабля был подкуплен церковью.
   - Ну, полно!
   - Не спорь! Я не сразу об этом узнал, но я узнал  об  этом  достоверно.
Приказывал ли ты капитану своего корабля передать мне устно, что, когда он
вернется к тебе с припасами, ты уедешь из Кадикса...
   - Из Кадикса? Я никогда не был в Кадиксе!
   - ...ты уедешь из Кадикса и отправишься в плаванье в дальние  моря  для
поправления здоровья своей семьи? Ты велел передать мне эти слова?
   - Конечно нет. Ведь я мог бы написать.
   -  Разумеется!  Я  забеспокоился  и  стал  подозревать.  Когда  капитан
отплывал, я отправил вместе с ним на корабль шпиона. С тех пор я ничего не
слышал ни о корабле, ни о шпионе. Я решил подождать  вестей  от  тебя  две
недели и затем послать за тобой судно в Кадикс. Но сделать  этого  мне  не
пришлось.
   - Почему?
   - Наш флот внезапно и таинственно исчез! Столь же внезапно и  столь  же
таинственно  перестали  работать  железные  дороги,  телеграф  и  телефон;
служащие разбежались, столбы были срублены,  церковь  наложила  запрет  на
электрическое освещение! Нужно было как-то действовать, и  немедленно.  За
жизнь твою я не опасался - никто во всем королевстве,  кроме  Мерлина,  не
решился бы дотронуться до такого волшебника, как ты,  не  имея  за  спиной
десятитысячного войска. Значит, мне нужно было заняться приготовлениями  к
твоему приезду. За себя я тоже не  боялся,  -  никто  не  посмеет  тронуть
твоего любимца. И вот что я сделал. Из различных наших мастерских я выбрал
людей,  -  вернее,  мальчиков,   -   на   верность   которых   при   любых
обстоятельствах я мог положиться, тайно собрал их и дал  им  указания.  Их
пятьдесят два; ни одного  моложе  четырнадцати  лет  и  ни  одного  старше
семнадцати.
   - Почему ты избрал только мальчиков?
   - Потому что остальные родились и выросли  в  атмосфере  предрассудков.
Предрассудки у них в крови и в костях. Мы воображали,  что  переделали  их
образованием; они сами так полагали.  Отлучение  пробудило  их,  как  удар
грома! Они поняли себя, и я понял их. Мальчики дело  другое.  Те,  которые
воспитывались нами в течение семи или десяти лет, не  знакомы  со  страхом
перед церковью, и именно  из  их  среды  я  отобрал  пятьдесят  два  своих
молодца. Затем я украдкой посетил старую Мерлинову пещеру  -  не  ту,  что
поменьше, а большую...
   - Да, ту, где мы поставили нашу первую электрическую  машину,  когда  я
замыслил чудо?
   - Вот именно. А так как чудо тогда не  понадобилось,  мы  теперь  можем
использовать эту машину для других целей. В пещеру я доставил провиант  на
случай осады.
   - Отличная идея, первоклассная идея!
   - Я и сам так думаю. И  поручил  сторожить  эту  пещеру  четверым  моим
мальчикам - внутри, конечно, не на виду. Им приказано никого  не  трогать,
но если кто вздумает войти в пещеру -  пусть  только  попробует!  Затем  я
пошел в горы и  перерезал  тайные  провода,  соединяющие  твою  спальню  с
проводами, ведущими  к  динамитным  минам,  заложенным  под  всеми  нашими
фабриками, заводами, складами  и  мастерскими,  а  ночью  с  помощью  моих
мальчиков соединил эти провода с пещерой, и теперь  никто,  кроме  тебя  и
меня, не знает, куда и откуда они ведут. Вся проводка, конечно, подземная,
и закончили мы ее в несколько часов. Не выходя из нашей крепости, мы можем
теперь в любой миг взорвать всю нашу цивилизацию.
   -  Это  правильный  ход,  естественный  ход,  -  мало  ли  чего   может
потребовать от нас военная необходимость.  О,  как  все  переменилось!  Мы
ждали, что нам когда-нибудь придется выдержать осаду во дворце,  но  не...
Впрочем, продолжай.
   - Затем мы соорудили проволочное заграждение.
   - Проволочное заграждение?
   - Да. Ты сам подсказал это мне года два или три назад.
   - А, помню - когда церковь впервые попробовала померяться с нами силами
и затем решила отложить это до более удобного случая. Как  же  ты  устроил
это заграждение?
   - Взял двенадцать крепких проводов - голых,  без  изоляции,  идущих  от
большого динамо в пещере, -  динамо  имеет  два  полюса,  положительный  и
отрицательный...
   - Правильно.
   - Вывел провода из пещеры и, почти на уровне земли,  соорудил  изгородь
вокруг плоского участка в сто ярдов в диаметре; изгородь  эта  состоит  из
двенадцати отдельных изгородей, в десяти футах одна  от  другой,  -  иначе
говоря, двенадцать  концентрических  кругов;  концы  всех  проводов  снова
сходятся в пещере.
   - Правильно. Продолжай.
   - Изгороди укреплены на тяжелых  дубовых  столбах,  отстоящих  один  от
другого всего на три фута и врытых в землю на пять футов глубины.
   - Хорошо и прочно.
   -  Да.  Провода  не  имеют  заземления  вне  пещеры.  Они  отходят   от
положительного  полюса  динамо;   с   землей   они   соприкасаются   через
отрицательный полюс; провода  возвращаются  в  пещеру,  и  каждый  из  них
заземлен отдельно.
   - Нет, нет, так не годится!
   - Почему?
   - Слишком большой расход энергии, энергия пропадает зря. Заземление для
всей системы должно быть только одно - через  отрицательный  полюс.  Концы
проводов должны быть введены обратно в пещеру и укреплены  по  отдельности
без всякого заземления. Посмотри, какая получится экономия. Кавалерия идет
в атаку на наше проволочное заграждение; ты  не  тратишь  энергии,  ты  не
тратишь денег, потому что у тебя всего одно заземление, до тех  пор,  пока
лошади не коснутся проволоки; но чуть они коснутся  проволоки,  произойдет
замыкание с отрицательным полюсом через землю  и  лошади  падут  мертвыми.
Энергия расходуется только в то  мгновение,  когда  она  необходима;  твоя
молния при тебе и готова к действию, как заряженное ружье; но она не стоит
тебе ни цента, пока ее не выпустишь. Нужно только одно заземление...
   - Конечно! Не знаю, как я это упустил из виду. Это не  только  дешевле,
но и действеннее, так как, даже если  провода  оборвутся  или  запутаются,
вреда не будет.
   - Особенно  если  у  нас  в  пещере  будет  автоматический  выключатель
испортившихся проводов. Продолжай. Артиллерия?
   - Есть и артиллерия. В центре внутреннего круга на обширной платформе в
шесть футов вышины я установил батарею  из  тринадцати  орудий  с  большим
запасом снарядов.
   - Хорошо. Батарея командует над окрестностями, и  когда  рыцари  церкви
явятся, они будут встречены музыкой. А утес, что навис над пещерой?
   - Там тоже устроено проволочное заграждение и поставлены  орудия.  Будь
спокоен, камнями им швырять в нас не придется.
   - А динамитные мины со стеклянными цилиндрами?
   - И мины припасены. Я  там  насадил  прелестный  садик.  Он  расположен
вокруг проволочного заграждения поясом в сто футов ширины. Мины  лежат  на
земле и присыпаны сверху  песочком.  На  вид  этот  садик  кажется  совсем
невинным, а пусть кто-нибудь войдет в него, и ты увидишь, что будет.
   - Ты испытал мины?
   - Собирался испытать, но...
   - Но что? Это огромное упущение, не попытаться...
   - Испытать? Знаю; но они в порядке: я для пробы заложил несколько  штук
на проезжей дороге - и их испытали.
   - Это меняет дело. Кто же их испытал?
   - Церковная комиссия.
   - Очень мило с ее стороны.
   - Да. Она явилась требовать от нас повиновения. Видишь ли, она вовсе не
собиралась производить испытание мин: это произошло случайно.
   - Комиссия доложила о результате испытания?
   - Еще бы! Доклад был слышен за целую милю.
   - Единодушный доклад?
   - Принятый всеми голосами. Я  выставил  на  дороге  кое-какие  знаки  в
предупреждение будущим комиссиям, но больше нас не беспокоили.
   - Кларенс, ты превосходно поработал!
   - Что ж, времени было достаточно. Торопиться некуда.
   Мы сидели, молчали и думали. Я сказал:
   - Да, все готово: все предусмотрено, ни одна мелочь не забыта. Я  знаю,
что теперь делать.
   - Я тоже: сидеть и ждать.
   - Нет, сэр! Встать и нанести удар!
   - Ты так думаешь?
   - Именно так! Я не сторонник обороны, я сторонник нападения. Во  всяком
случае, когда силы почти равные. О да,  мы  нанесем  удар!  Этого  требуют
правила нашей игры.
   - Ты почти наверняка прав. Когда же начнется спектакль?
   - Сейчас. Мы провозгласим республику.
   - Вот это значит ускорить развязку!
   - Ого! Да еще какими темпами! Завтра утром уже вся Англия превратится в
осиное гнездо, если только церковь не смолчит, - а она не смолчит. Пиши, я
буду диктовать:


   ПРОКЛАМАЦИЯ

   Да будет известно всем! Так как король  умер,  не  оставив  наследника,
долг мой повелевает мне не выпускать из рук кормило  власти,  которое  мне
вручено, до  тех  пор,  пока  не  будет  создано  правительство.  Монархия
прекратилась и  больше  не  существует.  Следовательно,  вся  политическая
власть возвращается к своему первоисточнику, к народу. Вместе с  монархией
умерли  и  все  присущие  ей  учреждения:  больше  нет   ни   дворян,   ни
привилегированных классов, ни  государственной  церкви;  отныне  все  люди
равны: каждый может свободно избрать себе  религию.  _Сим  провозглашается
республика_,   как   естественное   состояние   нации,   когда   перестали
существовать все другие виды власти. Долг  британского  народа  -  избрать
голосованием своих представителей и поручить им образовать правительство.

   Я подписал: "Хозяин",  поставил  дату  и  обозначил  место:  "Мерлинова
пещера".
   Кларенс сказал:
   - Это значит известить их, где мы находимся: приходите и берите нас.
   - Так и надо. Мы нанесли удар этой прокламацией,  -  теперь  их  черед.
Позаботься, чтобы это было отпечатано и расклеено. А затем,  если  у  тебя
найдутся два велосипеда, едем в Мерлинову пещеру.
   - Через десять минут все будет готово. Какая  буря  поднимется  завтра,
когда эта бумажка начнет свою работу!.. А славный  все-таки  этот  дворец;
увидим ли мы его когда-нибудь снова? Но не стоит думать об этом.



43. БИТВА В ПЕСЧАНОМ ПОЯСЕ

   В Мерлиновой пещере - Кларенс, я  и  пятьдесят  два  здоровых,  бодрых,
неглупых, хорошо воспитанных, неиспорченных британских мальчика. Чуть свет
я разослал приказ по фабрикам  и  мастерским  прекратить  работу  и  всему
живому убраться подальше,  ввиду  того,  что  все  наши  сооружения  будут
взорваны тайными минами, и нельзя  сказать  заранее,  когда  именно.  Люди
знали меня и привыкли доверять моим  словам.  Я  не  сомневался,  что  они
вылетят пулей, даже не  причесавшись,  и  мог  выбрать  для  взрыва  любой
момент,  который  найду  подходящим.  Их  никакими  силами  не   заставишь
вернуться, пока над ними будет висеть опасность взрыва.
   Мы ждали целую неделю. Я не скучал, так как все время писал. За три дня
я придал моему  дневнику  повествовательную  форму;  теперь  мне  осталось
дописать только главу или две, чтобы довести повествование  до  настоящего
времени. Конец недели я употребил на писание писем жене. У меня был обычай
во время всякой разлуки писать Сэнди каждый день.  С  этим  обычаем  я  не
расставался и теперь - из любви к нему и к ней, так как отправить письма у
меня не было никакой возможности. Писание писем  заполняло  время  и  было
похоже на разговор; я словно беседовал с ней, словно говорил  ей:  "Сэнди,
если бы вместо ваших фотографий,  ты  и  Алло-Центральная  были  здесь,  в
пещере, как бы славно мы провели время!" Я представлял себе,  как  воркует
моя дочурка мне в ответ, засовывая кулачки в  ротик,  лежа  на  спинке  на
коленях у матери, а та смеется и щекочет ее пальцем под подбородком, чтобы
она рассмеялась, и в то же время перебрасывается со мной  словами,  и  так
далее, и так далее, - я мог часами сидеть  в  пещере  с  пером  в  руке  и
грезить наяву. Мне казалось, что мы снова вместе.
   Каждую ночь я, конечно, рассылал шпионов, чтобы знать  обо  всем.  И  с
каждым разом донесения их становились  все  тревожнее.  Армии  собирались,
собирались; по всем дорогам и тропам Англии ехали  рыцари;  и  попы  ехали
рядом с ними и вдохновляли этих  своеобразных  крестоносцев  на  священную
войну. Все дворянство, крупное и мелкопоместное, встало на защиту  церкви.
Дело шло так, как мы и ожидали. Ничего, мы выполем всю эту  сорную  траву.
Тогда  народу  ничего  не  останется,  как  только  выступить  на   защиту
республики и...
   Ах, какой же я был осел! К концу недели я стал понимать,  что  народные
массы только  в  течение  одного  дня  подбрасывали  свои  шапки  в  честь
республики, на большее их не хватило! Стоило церкви  и  дворянству  только
нахмуриться, и они сразу превратились в  овец!  И  сейчас  же  овцы  стали
стекаться в загоны - то есть в военные лагери - и предлагать свои  дешевые
жизни и свою дорогую шерсть на борьбу  "за  правое  дело".  Даже  те,  кто
недавно еще были рабами, тоже стояли "за правое  дело",  прославляли  его,
молились об его успехе, чувствительно умилялись, говоря  о  нем,  как  все
прочие простолюдины. Какая глупость. Не люди, а навоз!
   Теперь всюду орали: "Смерть республике!" - и ни одного  голоса  против.
Вся Англия шла против нас. Признаюсь, этого я не предвидел.
   Я внимательно изучал пятьдесят двух моих мальчиков, я изучал  их  лица,
их походку, их бессознательные движения, - ибо все это язык, созданный для
того, чтобы разоблачать наши тайны, сделать  явным  то,  что  мы  особенно
стараемся скрыть. Я знал, что в каждом  из  них  сидит  неотвязная  мысль:
"_Вся Англия против нас_!", и чем дальше, тем неотвратимее  приковывает  к
себе внимание, тем ярче рисуется воображением, и даже во сне они не  могут
освободиться от голоса, который твердит им: "_Вся Англия, вся Англия  идет
на вас_!" Я знал, чем все  это  кончится;  я  знал,  что  в  конце  концов
напряжение  станет  настолько  непереносимым,  что  прорвется  наружу,   и
готовился в нужную минуту дать ответ - хорошо обдуманный и успокаивающий.
   Я не ошибся. Момент настал. Они заговорили. Бедные ребята,  жалко  было
на них смотреть, такими они стали бледными,  измученными,  встревоженными.
Вначале их представитель не находил слов,  не  мог  овладеть  голосом,  но
затем он справился с волнением. Вот что он сказал на  хорошем  современном
английском языке, которому его обучили в моей школе:
   - Мы  старались  забыть,  что  мы  английские  мальчики!  Мы  старались
поставить разум выше чувства, долг выше  любви;  наш  рассудок  подчинился
нам, но  сердца  подчиниться  отказались.  Пока  против  нас  было  только
дворянство, только двадцать пять или  тридцать  тысяч  рыцарей,  уцелевших
после последних войн, мы оставались единодушны и нас ничто  не  тревожило;
каждый из этих пятидесяти  двух  мальчиков,  которые  стоят  перед  тобою,
говорил: "Они сами того  хотели  -  так  им  и  надо".  Но  обстоятельства
изменились - _вся Англия идет на нас_!  О  сэр,  подумай,  размысли:  этот
народ - наш народ, мы плоть от плоти его, кость от кости, мы любим его,  -
не требуй от нас, чтобы мы выступили против своего народа!
   Вот видите, что значит предугадывать события  и  приготовиться  к  ним.
Если бы я не приготовился, этот мальчик захватил бы меня врасплох и  я  не
мог бы возразить ему ни слова. Но я приготовился. Я сказал:
   - Мои мальчики, сердца ваши не обманули вас, вы рассудили  и  поступили
правильно. Вы английские мальчики, и вы останетесь английскими мальчиками,
не запятнав этого имени. Не мучайте себя больше  сомнениями,  успокойтесь.
Рассудите: _вся Англия идет на нас_, но кто идет впереди? Кто, по  обычным
правилам войны, идет в первых рядах? Отвечайте.
   - Конные отряды закованных в латы рыцарей.
   - Правильно. Их тридцать тысяч. Они покрывают необозримое пространство.
Поймите: кроме них, никто не войдет в Песчаный Пояс. Только с  ними  мы  и
расправимся. А массы граждан, шествующие в арьергарде, мгновенно отступят,
- у каждого из них найдется неотложное  дело.  Все  рыцари  -  дворяне,  и
только им  придется  плясать  под  нашу  музыку.  Ручаюсь  вам,  мы  будем
сражаться лишь с этими тридцатью тысячами рыцарей. Теперь говорите,  и  мы
поступим по вашему решению Следует ли нам уклониться от боя,  отступить  с
поля битвы?
   - Нет!!!
   Возглас был единодушен и шел из самого сердца.
   - Или, может быть, вы боитесь этих тридцати тысяч рыцарей?
   Шутка была встречена громким смехом, тревога  мальчиков  рассеялась,  и
они  весело  разошлись  по  своим  постам.  Славные   были   мальчики!   И
хорошенькие, как девушки!
   Теперь я был готов к встрече с неприятелем. Пусть приходит - он нас  не
захватит врасплох.
   Великий день,  наконец,  наступил.  На  рассвете  часовой,  стоявший  у
пещеры, явился доложить, что на горизонте  движется  черная  масса  и  что
оттуда доносятся слабые звуки -  по  его  мнению,  звуки  военной  музыки.
Завтрак был уже готов; мы сели и подкрепились.
   После завтрака я сказал мальчикам небольшую  речь  и  послал  орудийный
расчет с Кларенсом во главе на батарею.
   Взошло солнце  и  озарило  простор,  и  мы  увидели  необозримую  рать,
приближающуюся к нам медленно и упорно, как морская волна. Чем  ближе  она
подходила, тем грознее казалась. Да, это шла вся Англия! Вскоре  мы  могли
уже различить бесчисленные знамена: целое море лат и кольчуг  ослепительно
сияло на солнце. Это была красивая картина! Ничего красивее я не видывал.
   Наконец стали видны и подробности. Все передние  ряды  на  много  акров
вглубь состояли из всадников,  из  украшенных  перьями  рыцарей  в  латах.
Внезапно затрубили трубы; всадники помчались галопом, - ох, какое это было
зрелище! Я затаил дыхание; ближе, ближе... полоска зеленой травы за желтым
Песчаным Поясом становилась все уже...  еще  уже,