ны  на  Западе.  От  меня  постоянно ждут,  чтобы  я
рассказал о каких-то сверхъестественных видениях на вершине Эвереста, и  мне
приходится разочаровывать людей. Многие стремятся прикоснуться ко мне, думая
таким образом исцелиться от болезни. Были и такие, которые  во что бы  то ни
стало хотели  видеть во  мне  второго Будду  или  земное  воплощение Шивы, а
однажды в Мадрасе  несколько старух  зажгли  лампады и повалились ниц передо
мной. Мне оставалось только ласково заговорить с ними и помочь. им подняться
на ноги.
     У  меня  было  много  возможностей  заработать   деньги.  Конечно,  мое
состояние не сравнишь с богатством какого-нибудь магараджи, но все же я живу
значительно обеспеченнее,  чем  прежде. Помимо гонорара  от Юнайтед Пресс  и
даров  городов  и организаций мне предлагали  немало денег  различные фирмы,
желавшие использовать мое имя для рекламы. Правда, я принял только два таких
предложения, после чего решил, что лучше не впутываться в подобные дела.
     Я уже говорил о двух камнях, которые подобрал у самой вершины Эвереста.
Было у  меня  и  еще  несколько штук, взятых немного ниже, и едва из  печати
стало известно о камнях с Эвереста, как любители сувениров стали  предлагать
мне большие  деньги за  них. Однако я  не стал ничего  продавать.  Несколько
камешков я  подарил  Неру,  остальные  оставил  себе.  Кроме  шарфа Ламбера,
который я отослал хозяину, я не расстанусь ни с чем из того, что было на мне
во время  заключительного восхождения. Слишком  дорог  мне Эверест,  слишком
велик, чтобы я мог позволить себе наживаться таким путем.
     В начале 1954  года  я  получил от  нью-йоркского Клуба  исследователей
приглашение посетить США. Приглашение было передано через моего друга принца
Петера греческого и датского, проживающего близ Калимпонга.  Как ни хотелось
мне согласиться,  я  решил  в  конце  концов,  что  самым  правильным  будет
отказаться. Причин  было  несколько,  и все  самые  простые  и исключительно
личного порядка. Во-первых, в  этот момент была в самом разгаре  перестройка
моего  дома.  Он  обошелся мне  вдвое  дороже,  чем  предполагалось, подобно
большинству  домов, и я  предпочитал  оставаться  дома,  чтобы наблюдать  за
работами. Затем надо было сделать кое-что для альпинистской школы, в которой
мне  уже шло жалованье от правительства Западной Бенгалии.  Далее, я не смог
бы взять  с собой жену и дочерей, да еще клуб сообщил, что не может оплатить
проезд Роби Митра, а он был мне просто необходим как  переводчик и советник.
И  наконец, я счел самым  правильным отложить поездку в  Америку до  издания
моей книги, которая  уже тогда планировалась и на которую я возлагал большие
надежды. "Если я  поеду теперь, --  писал я  принцу Петеру, -- это будет все
равно что  возить  напоказ  дурачка  и  люди получат  обо  мне  неправильное
представление".
     Все эти причины казались мне простыми  и естественными. Тем  не менее и
на  этот  раз  разгорелись  политические  страсти, стали говорить,  что  мне
запретили  ехать из-за  натянутых отношений  между  Индией  и  США в связи с
американской военной помощью Пакистану.  Это сильно задело меня. Я не люблю,
когда  меня втягивают  в  подобные истории  или используют мое имя  в  целях
определенной  пропаганды.  Могу только повторить по этому поводу то же,  что
говорил   раньше.  Мой  отказ   объясняется  отнюдь   не  политическими,   а
исключительно  личными причинами. Ни  Неру, ни кто-либо другой из индийского
правительства не запрещал мне ехать и не оказывал на меня никакого давления.
Так я сказал  тогда  американскому  послу  мистеру  Джорджу Аллену,  который
приехал в Дарджилинг побеседовать  со мной, это же я повторю и теперь  самым
настоятельным образом.  Мистер  Аллен отнесся  весьма приветливо и с  полным
пониманием к моему объяснению и не стал настаивать.
     Позднее, когда  он снова приехал в Дарджилинг, чтобы вручить мне медаль
американского  Национального   географического  общества,   мы  долго  самым
дружеским  образом  беседовали  о  том, как  и  когда  я посещу его  страну.
Повидать  Соединенные Штаты -- одно из моих самых сокровенных  желаний.  Это
такая  большая страна, полная жизни, людей, идей и предметов! Когда  я поеду
туда, то в числе прочего мои мысли будет занимать "джип"  и киноаппарат. Еще
я мечтаю вдоволь покататься по большим, широким дорогам. Подобно большинству
моих  знакомых-американцев,  я  люблю скорость.  Если  я научусь  сам водить
машину до того, как приеду в Америку, то не избежать мне {тиккета}41!
     Я только что сказал  о своей книге --  это для меня  очень важная вещь.
Всю свою жизнь восходителя я  имел  дело с людьми, которые  писали книги. Во
многих  из этих  книг упоминается  и мое имя. Мой дом  полон  книг. А  после
взятия  Эвереста мне больше  всего  на свете хотелось иметь свою собственную
книгу.  К сожалению,  я столкнулся со  множеством препятствий и затруднений.
Поскольку  я  не  умею  писать  сам,  требовался помощник,  и  поначалу  мне
казалось, что лучше всего найти себе помощника из индийцев. Однако агентство
Юнайтед Пресс,  с  которым  у меня  был контракт,  включая право  на издание
книги, хотело, чтобы  запись  вел западный  литератор  -- такая  книга будет
более доступной для  широкого читателя  во всем мире, говорили они. Наиболее
подходящей  казалась  им  кандидатура   какого-нибудь  англичанина,  и   они
предложили мне ряд  имен  на  выбор. После  долгого размышления я отверг эту
мысль.
     Подобно  многому  другому,  что произошло после  взятия  Эвереста, этот
отказ тоже дал повод к пересудам и извращениям. А ведь дело совсем не в том,
что  мне  не  нравятся  англичане  или  у  меня  есть  против  них  какое-то
предубеждение, -- просто  мне  подумалось,  что  если индиец не  подходит  в
качестве  сотрудника, то и англичанин не  подойдет. Что ни говори, во  время
восхождения  имели место известные осложнения и недоразумения.  И  хотя -- я
повторяю это снова и снова --  они  сами по себе не имели большого значения,
зато  для меня было важно иметь возможность рассказать свою историю просто и
искренне,  не  смущая других и не  смущаясь  самому.  Все это  задержало,  к
сожалению,  появление книги;  порой мне казалось, что ее  вообще не будет42.
Все же в конце концов было достигнуто соглашение с американским  литератором
Джеймсом Рамзаем Ульманом. Весной 1954 года он приехал в Дарджилинг работать
со мной. Случилось так, что начало  нашей работы пришлось на день, который в
моей   религии  называется  Будда  Пурнима  (День  полной  луны)  --  трижды
благословенный день рождения, обожествления и смерти Будды. Я сказал Джеймсу
Ульману с улыбкой:
     -- Что ж, будем надеяться, это счастливый признак.
     К  этому  времени  я  получил  много  приглашений  участвовать  в новых
экспедициях. После на  редкость  напряженной работы  --  три восхождения  на
Эверест  на  протяжении  немногим  более  года  --   о   каком-либо  большом
восхождении в тот момент говорить не приходилось, однако я охотно пошел бы с
небольшой  экспедицией,  особенно   с  англо-индийским  смешанным   отрядом,
собиравшимся  в  район  Эвереста  на поиски "ужасного  снежного человека" --
йети. К сожалению, мои многочисленные обязанности не допускали этого. Помимо
всего прочего, в ту весну в Индии начался показ фильма "Покорение Эвереста",
и меня так сердечно и настойчиво просили присутствовать на премьере в Дели и
Бомбее,  что  я  просто не мог  отказать.  И  пожалел  вскоре об  этом  -- к
утомлению от  восхождений прибавилось  еще большее утомление  от бесконечных
приемов и бесед, которые не прекращались уже девятый месяц. Я потерял в весе
свыше десяти килограммов, мое здоровье было сильно подорвано. В  Бомбее  как
раз  стояла  необычная  жара, и тут  я  заболел.  У  меня  поднялась высокая
температура,  напала страшная слабость.  Пришлось прервать поездку  и  ехать
домой. Доктор Рой (он не только глава  правительства Западной Бенгалии, но и
один из лучших врачей Индии) прописал мне длительный отдых. Несколько недель
я провел в полном покое, занятый только этой книгой. Я  отдыхал от людей, от
возбуждения, и постепенно мой вес и здоровье восстановились.
     Когда начался  показ "Покорения Эвереста"  в Дарджилинге, я  чувствовал
себя уже достаточно хорошо,  чтобы присутствовать  на премьере. Это  было 29
мая, в день первой годовщины  штурма, намечался большой праздник. Но тут  из
Непала  пришла  весть,  что   Эдмунд  Хиллари,  возглавлявший  в  этом  году
новозеландскую  экспедицию на  Макалу II,  заболел  в горах. К  счастью,  он
быстро  поправился, однако поначалу опасались,  что  это серьезно, поэтому я
попросил  свести  праздник к минимуму. В кинотеатре я  сказал несколько слов
по-непальски перед началом сеанса.
     --  Я глубоко сожалею,  что мой  друг Хиллари  болен, -- говорил я.  --
Сейчас не время веселиться -- надо  молиться  за  его  быстрейшую  поправку.
Эверест  был  взят  благодаря  совместным  усилиям  многих  людей,  и я  шлю
наилучшие пожелания и поздравления моему товарищу по победе.
     Есть ли необходимость лишний раз подчеркивать момент, который так важен
для меня? Или и без того  очевидно, что я не сказал бы так  о человеке, если
бы питал и нему неприязнь или злобу.
     Открытие  школы альпинизма  намечалось  на осень,  а лето мы с  майором
Джайялом должны были провести в Швейцарии в  качестве почетных  гостей фонда
содействия альпийским исследованиям  для  изучения лучших достижений техники
восхождений  и  методики  преподавания. К  счастью,  в начале  июня здоровье
позволило  мне выехать, и  я снова очутился в  Альпах вместе  с друзьями  по
прежним восхождениям.  Не  обошлось  и на этот раз без "зиндабада" --  толпы
людей,  приемы,  интервью,  --  но  в  гораздо  меньшем  количестве,  чем  в
предыдущем году. В общем и целом я мог жить спокойно, наслаждаться  горами и
заниматься  тем  делом,  ради  которого приехал. Сначала  мы  отправились  в
деревню Шампе, где молодые швейцарские альпинисты сдавали экзамены на звание
проводника. Там,  к  сожалению,  не обошлось  без  неприятностей: мне  стало
казаться, что со мной обращаются как с новичком.
     Впрочем,  в  конечном  счете  все  наладилось.   Я   по-прежнему  любил
Швейцарию, в ее горах я  чувствовал себя так, словно попал в родные Гималаи.
"Здесь совсем как в Солу  Кхумбу", -- думал я не раз, только не тогда, когда
смотрел на шоссе и железные дороги, мосты и электростанции.
     Несколько  позже  приехали  из  Индии  еще  шестеро  шерпов.  Их  также
пригласили швейцарцы пройти  тренировочный  курс для будущей  работы в школе
альпинизма;  я  сам отобрал этих людей  перед отъездом из Дарджилинга. Среди
них были  ветераны Анг  Тхаркей, Гьялцен  Микчен -- сирдар, Да Намгьял и Анг
Темпа,  участники  экспедиций  на  Эверест, а  также мои племянники Гомбу  и
Топгей.  Мы перебрались в  Розенлауи, где  находилась  школа Глатхарда, и за
несколько недель узнали много ценного  о  разных видах восхождений.  В конце
лета  возвратились  домой,  а 4 ноября 1954 года Неру официально открыл нашу
собственную школу.
     В первом  сезоне можно  было, разумеется, только положить начало работе
школы.  К  концу  года, когда стало  слишком  холодно,  я  опять оказался на
некоторое время свободным и совершил  путешествие, о котором давно мечтал. Я
снова отправился в Солу Кхумбу, но только на этот раз взял с собой Пем-Пем и
Ниму.  Мы  выехали  из  Дарджилинга  на  рождество,  поездом  и  автомашиной
добрались до Джайнагара и Дхарана, около границы Непала, а оттуда продолжали
путь  пешком,  причем  девочки  несли  поклажу  на  спине,  как  и  положено
путешествующим  шерпам.  Для  них  это было  совершенно  ново,  и  мы немало
повеселились.   Но  вместе   с  тем  наше  путешествие  было   своего   рода
паломничеством -- ведь они еще никогда не были  на родине своего народа,  не
видали  своей  бабушки,  моей  матери,  которой исполнилось  уже восемьдесят
четыре года. В стране  шерпов нас встретили веселье, пляски. Побыв некоторое
время в  Намче-Базаре и Тами, мы  отправились  дальше -- посетить знаменитый
Тьянгбоче  и  другие монастыри. Затем  я прошел с  дочерьми  почти до  места
базового лагеря 1953 года; и  здесь  они воздали  почести  Эвересту, который
сделал шерпов великим народом, а нам принес счастье.
     В  Солу Кхумбу мы дважды пережили интересное событие:  впервые  в  моей
жизни я увидел  настоящие останки йети, "ужасного  снежного  человека".  Оба
раза это  происходило  в монастырях --  в Кхумджунге  и Пангбоче, и  в обоих
случаях  нам показали  скальп заостренной  формы,  с  сохранившейся  кожей и
волосами. На кхумджунгском  скальпе волосы были  короткие и жесткие,  словно
свиная  щетина;  пангбочанский  скальп  покрывали  более   светлые   волосы,
возможно, он принадлежал более  молодому животному. Ламы считали эти скальпы
драгоценными и сильнодействующими талисманами, причем они попали в монастыри
так давно, что  никто не  знал, откуда  они  взялись.  Тайна  живого  йети и
вопрос, на что он, собственно, похож, остаются по-прежнему нераскрытыми.
     Случилось во время этого путешествия и другое событие, которого я давно
ждал, -- я забрал мать к себе  в Дарджилинг. Настоящая  дочь  своего народа,
она, несмотря на возраст, благополучно проделала немалый переход. Ей никогда
еще не приходилось бывать  далеко  от  родного края, так  что  в  индия  она
пережила  много неожиданного  и удивительного.  В Джайнагаре  она впервые  в
жизни  села  в  поезд.  Вскоре после  того  как поезд  тронулся,  мать вдруг
спросила меня с удивлением:
     -- Тенцинг, а где же дерево, которое я видела перед залом ожидания?
     Мы с дочерьми  громко рассмеялись, и я объяснил, что такое поезд. Тогда
она облегченно вздохнула и произнесла:
     -- Никогда в жизни я еще не видела двигающиеся дома.
     И вот впервые в Дарджилинге собрана почти вся моя семья.
     Так обстоят мои дела  к тому моменту, когда я кончаю свой рассказ.  Что
принесет  мне  будущее,  я, понятно,  не  знаю.  Предстоит  работа  в  школе
альпинизма, в которой я надеюсь познакомить многих молодых индийцев с горами
и научить их любить горы. Предстоит работа  в Ассоциации шерпов-альпинистов,
председателем  которой  я  сейчас  состою;  в  обязанности Ассоциации теперь
входит  подбор шерпов для экспедиций и согласование ставок и условий работы.
Мне хочется вообще быть полезным своему народу, насколько это в моих  силах.
Я начал с самых низов, знаю, что  такое бедность и невежество, и хочу помочь
своим соплеменникам развиваться и добиться лучшей жизни.
     Но больше всего мне хочется помочь расширить знания молодежи, у которой
впереди вся жизнь. Правда, то, чем я могу поделиться, взято не из  книг; это
то, чему я сам научился за свою жизнь, чему меня научили люди, страны, горы,
но  прежде всего Эверест. Кое-что касается чисто практических  вещей. Но  не
все -- мне кажется, что я научился и  другим вещам, притом  более важным.  Я
узнал, что  нельзя  стать  хорошим восходителем, каким бы ловким ты  ни был,
если  нет в тебе  бодрости  и чувства  товарищества. Друзья  -- это не менее
важно,  чем подвиг.  Далее  что  совместные усилия  --  единственный  ключ к
успеху; эгоизм  делает человека маленьким. И еще урок: ни один человек  ни в
горах, ни где-либо еще не может ожидать от других больше того, что дает сам.
{Будь  человеком, с большой  душой! Помогай другим стать такими!} Вот чему я
научился и чему следует научиться всем людям у великой богини Чомолунгмы.
     Меня  часто спрашивают,  допускаю ли  я, что  Эверест  будет  взят  еще
кем-нибудь.  Ответ:  да,  разумеется.  Когда   именно  состоится   следующее
восхождение  или следующая попытка,  никто не знает, но со временем он будет
взят,  наверное, не только  из Непала, но и из Тибета;  возможно, даже будет
сделан  его траверс43. Следующий  вопрос, всегда  сопутствующий предыдущему,
труднее:  можно  ли  взять Эверест без  кислорода? Мне  кажется, однако, что
можно  --  при  тщательной  подготовке   и  благоприятных  условиях.  Только
необходимо  разбить еще один лагерь,  ближе к вершине, нежели наш лагерь 9 в
1953 году, потому  что  на такой высоте  человек  может  пройти за день лишь
очень немного. И еще  нужно, чтобы выдались пять дней хорошей погоды  подряд
-- лишь в этом случае альпинисты смогут  пройти от Южного седла до вершины и
обратно и остаться живыми. Так что если это когда-нибудь и будет сделано, то
явится  результатом  не только большого  умения, выносливости  и  тщательной
подготовки,  но  и исключительной  удачи.  Ибо  ни  один человек  (а иногда,
думается, ни один бог) не властен над погодой на Эвересте.
     Собираюсь ли  я  сам  еще  совершать восхождения? Отвечаю:  на  другие,
меньшие вершины --  да. На Эверест -- нет. Ходить на  гору, принадлежащую  к
числу  подлинных  гигантов  Гималаев,   в   качестве  сирдара  и  альпиниста
одновременно, неся двойную  ответственность, -- это слишком много для одного
человека, больше таких испытаний в моей жизни не будет. Раньше иное дело.  В
1953 году я чувствовал, что должен взойти на вершину Эвереста или умереть, и
ради такой победы  стоило постараться. Теперь же, когда победа завоевана,  я
не  ощущаю  ничего  подобного  ни  в  отношении  Эвереста,  ни  в  отношении
какой-либо другой горы, сравнимой с ним. Мне сейчас сорок, я не так уж стар,
но и  не молод,  и меня не тянет больше  покорять мировые  вершины. Конечно,
меня влекут к себе  горы, потому  что  горы -- это мой  дом и моя жизнь. Мне
хочется  совершить еще не одно восхождение -- с  небольшими экспедициями, на
интересные  вершины,  с  хорошими  партнерами.  Всего  больше   мне  хочется
совершить восхождение с моим дорогим другом Раймоном Ламбером.
     Помимо восхождений мне хочется путешествовать.
     Надеюсь посетить Соединенные Штаты, когда эта книга выйдет там. Надеюсь
снова  побывать в Англии и  Швейцарии, где меня так  замечательно встречали,
хочется  повидать  еще много мест, где я не  бывал. Я  чувствую,  что многое
узнал  в путешествиях, причем не только о городах, авиалиниях и географии. Я
узнал, что мир велик, что его  не охватишь взором  из маленького захолустья,
что повсюду есть и хорошее и  плохое, что, если люди отличаются от тебя, это
еще вовсе не значит, что ты  прав, а они не правы. Часто говорят, что жители
Запада  большие  материалисты,  чем  восточные  люди,  но  не  следовало  ли
добавить, что они еще и честнее? Во всяком случае, об этом говорит опыт моих
встреч  с чиновниками и  дельцами.  Мы  на  Востоке  любим говорить о  своем
гостеприимстве,  однако  прием, оказанный  мне  в  Лондоне,  заставляет меня
прямо-таки стыдиться, когда я сравниваю его с тем, как встречали англичан по
возвращении экспедиции в Катманду.
     Эти два  маленьких  примера вовсе не означают, что  я  настроен  против
своего собственного народа,  --  напротив,  я  горжусь тем, что  я  индиец и
непалец. Однако мне кажется, что предвзятость и национализм принесли большой
вред.  Обида нанесена также и  Эвересту, причем отчасти виноват в этом и мой
народ.  Мир  слишком тесен, а Эверест  слишком велик, чтобы к ним можно было
подходить иначе как с  точки зрения  понимания  и терпимости между людьми --
вот  самый  важный  урок,  который   я  почерпнул  из  своих  восхождений  и
путешествий. Каковы  бы ни были расхождения между  Востоком и  Западом,  они
ничто в сравнении с общностью, которая объединяет всех людей мира. Каковы бы
ни были осложнения, возникшие в связи с восхождением на Эверест, они ничто в
сравнении  с общим  делом  и общей победой; через полмира  я протягиваю руку
моим  английским  партнерам  Ханту,  Хиллари  и  многим  другим  и  всем  их
соотечественникам.
     После   взятия   Эвереста   мой  собственный   народ  отнесся   ко  мне
замечательно. Все отнеслись ко мне очень  хорошо. Но, очевидно, как и у всех
людей,  у  меня было  и  хорошее и плохое,  награды  и  неприятности,  всего
пон