на тот случай,  если бы
нас затерли льды.
     16 октября,  преодолевая шторм в Баренцовом море,  мы подошли к Новой
Земле против пролива Маточкин Шар.  Пройдя бухту Самойловича, мы чуть было
не  наскочили на камни у  мыса Бараньего.  С  большими трудностями удалось
разглядеть в  тумане знак Пахтусова и войти в пролив,  где мы нашли защиту
от штормового ветра.
     В проливе,  в бухте Белужьей,  шхуна стояла два дня. Когда ветер упал
до  пяти  баллов,  я  поднял  якорь  и  вышел  в  Карское  море.  Пришлось
поторопиться,  чтобы использовать последние короткие дни.  Перед выходом в
море  я  отдал  якорь  против радиостанции Маточкин Шар.  На  шхуну прибыл
начальник геофизической обсерватории и  сообщил,  что  никаких  сведений о
"Лахтаке"  они  не  имеют.   Из  бухты  Примета,  где  "Лахтак"  высаживал
зверобоев,  недавно приезжал охотник. От него узнали, что "Лахтак" оставил
Примету еще 7 сентября и больше не возвращался.
     Выйдя в  Карское море,  я взял курс на ост,  к острову Уединения.  19
октября утром встретили первую льдину.  Погода стояла хорошая.  Абсолютное
отсутствие облаков и ветра. В первом часу дня пилот Бариль с бортмехаником
Зеленцом вылетели на  разведку льда.  Ввиду того,  что на самолете не было
радио,  я  предложил им  не  удаляться от шхуны за пределы видимости.  Но,
очевидно,  они не  обратили внимания на  мое предостережение и  исчезли из
виду.
     Тем временем с  норд-оста поднялся туман и через десять -  пятнадцать
минут окутал все вокруг.
     Не более  чем  через  два  часа  совсем стемнело.  На протяжении всей
долгой осенней ночи мы через каждые десять минут пускали со шхуны  ракеты.
Утро следующего дня было таким же туманным.  Туман был такой густой, что с
капитанского мостика нельзя было разглядеть,  что делалось на носу или  на
корме.  В  конце  того  же дня подул зюйдовый ветер и начал сгонять туман.
Обледенение моря доходило до шести-семи баллов. Я решил простоять на месте
всю ночь,  чтобы 21-го идти искать самолет ‘ 6. Однако ночью начался шторм
силою около девяти баллов, который погнал к северу шхуну вместе со льдами.
Боясь быть затертым льдами, я взял курс на вест, к берегам Новой Земли. 23
октября шторм начал стихать,  но ненадолго.  На следующий  день  он  снова
разбушевался,  достигая  десяти  баллов.  К шторму присоединился мороз,  и
шхуна начала обледеневать от волн и брызг.  На протяжении шести дней  весь
экипаж  был  на  ногах.  Как  могли  оббивали  и  обрубали  лед на бортах,
фальшбортах,  полубаке и мачтах.  Палубная и машинная команды  работали  с
большой  отвагой,  несмотря  на  то  что при тридцатипятиградусном размахе
качки каждую минуту можно было поскользнуться и упасть в море. Привязывали
себя  к  мачтам,  бортовым  поручням,  кнехтам* паровой лебедки.  Особенно
отличились матросы Сосновый и Клаб,  которые  во  время  большого  размаха
качки  по  нескольку  раз взлезали на мачты и оббивали лед на реях и самих
мачтах.  Машинист Рачок шесть суток не отходил  от  машины  и  на  седьмые
потерял  сознание.  Его  пришлось  поместить  в  судовой лазарет.  Антенна
обрывалась несколько раз,  и у нас зачастую не было возможности сообщить о
себе.   30   октября   шторм   стих.  Льды  прижали  нас  к  Новой  Земле.
Воспользовавшись относительно спокойной погодой,  я прошел по разводьям  к
бухте Примета,  где и отдал якорь 1 ноября.  Там я нашел отряд охотников и
метеорологическую станцию.  От  них  узнал,  что  на  "Лахтаке"  было  два
пассажира:  научный  работник гидролог Запара и охотник Юрий Вершомет.  По
моему совету 2 ноября охотники бухты Примета отправили две  санные  партии
на розыски обломков "Лахтака" или его экипажа,  а также самолета ‘ 6. Одна
партия пошла берегом на север,  другая - на юг.  Такие же  партии,  как  я
узнал по радио,  вышли им навстречу с Маточкиного Шара и с мыса Желания. 3
ноября,  несмотря на полярную тьму, я снова попробовал пройти на восток, в
Карское  море.  Приблизительно  в  восемнадцати  милях  от  берега попал в
торосистый  лед,  повредил  винт,  обломав   лопасть.   Получив   от   вас
распоряжение вернуться,  с большими трудностями выбрался из льдов и прошел
до пролива Маточкин Шар.  Там простоял до 23  ноября,  когда  возвратилась
разведывательная партия, которая ходила оттуда навстречу партии, шедшей из
бухты Примета.  Ни одна из этих партий ничего не нашла. 28 ноября снялся с
якоря и 5 декабря пришел в Архангельск. Считаю, что шхуну нужно немедленно
послать в Мурманск на ремонт,  чтобы успеть  принять  участие  в  весенней
зверобойной кампании.
     _______________
          * Канаеахат - небольшой железный столбик на палубе парохода  или
     на пристани, за который крепят канат.

     Считаю   необходимым   возбудить   ходатайство   о   награждении   за
самоотверженную работу матросов Соснового и  Клаба и  машиниста Рачка и  о
назначении пенсий семьям погибших летчика Бариля и бортмеханика Зеленца.
     Хочу  еще  обратить  ваше  внимание  на  сообщение с  Северной Земли,
перехваченное по  радио  моим  радистом.  В  сентябре во  время  шторма  с
островов далеко в  море  наблюдалось какое-то  судно.  Возможно,  это  был
"Лахтак",  но,  скорее, какой-нибудь норвежец, который забрался так далеко
на охоту.
     5 декабря. Капитан Кривцов.


                               Г л а в а  V

     Сбросив  резким  движением спасательные круги,  штурман Кар  перестал
смотреть на  шлюпку,  подпрыгивавшую вверх дном на  волнах.  Он должен был
сберечь свое судно или спасти хотя бы тех,  кто остался на пароходе. В его
распоряжении было пять-шесть, максимум десять минут.
     - Боцман!  - прогремел штурман, пересиливая бурю. Его голос изменился
и  стал  звонким,  а  обычно мягкие серо-голубые глаза потемнели.  -  Всех
наверх! Надеть пробковые пояса - и в шлюпку.
     Лейте двадцать лет был боцманом,  и ни разу не случилось, чтобы он не
плюнул  перед тем,  как выполнить какой-нибудь приказ.  Однако на этот раз
боцман съехал по трапу  на  нижнюю  палубу,  прежде  чем  язык  его  успел
пошевелиться во рту.
     Кар наклонился к телефону, свистнул в машину, а потом закричал:
     - Полный вперед! И все наверх!
     Котовай  выхватил из  небольшого сундука  пробковый пояс,  подошел  к
штурману и  обвязал его.  Кар этого не заметил.  Оставив незакрытой трубку
телефона-свистка,   он,   облокотившись  на  фальшборт  и  прищурив  глаз,
казалось,  вычислял,  когда нос парохода ударится в берег.  Котовай,  взяв
другой  пояс,  подошел к  Соломину.  Матрос оставался неподвижным.  Только
время от  времени он  быстро перебрасывал из руки в  руку колесо штурвала,
держа курс на  мысок,  расположенный на  зюйд-остовой оконечности острова.
Только бы проскочить мимо этого мыска,  и  пароход будет спасен.  Но шторм
сбивал пароход с курса и быстро относил к берегу.
     - Два градуса на себя! - крикнул Кар Соломину, наклоняясь к нему.
     - Есть! - Соломин быстро крутнул штурвальное колесо.
     На  палубе  собрался  весь  экипаж,  оставшийся  на  пароходе.  Лейте
насчитал одиннадцать моряков.  Не хватало только механика Торбы и кочегара
Павлюка.
     - Где механик? - налетел Лейте на машинную команду.
     - Остался в машине.
     - Черти бы его там оставляли! - выругался боцман и прыгнул в машинный
люк.
     Через  полминуты он  стоял в  машинном отделении.  Паровая машина так
грохотала и  дрожала,  что казалось,  вот-вот вылетит из своего крепления.
Механик дал  полный пар.  Но,  очевидно,  этого было ему  еще мало.  Лейте
увидел, как Торба и Павлюк, побагровев от напряжения, нажимали на какой-то
рычаг.  Они  закрывали пару буквально все выходы,  чтобы направить всю его
силу  на  вал,  вращающий винт  парохода.  Из-за  грохота машины Лейте  не
слышал, как механик говорил кочегару:
     - Вместо  семидесяти  максимальных мы  дадим  сто  двадцать  оборотов
винта...
     Может быть,  механик сказал бы  еще что-нибудь,  но  Лейте не дал ему
закончить,  потому что  знал,  что жить им  оставалось вряд ли  более пяти
минут.
     - К черту отсюда! - заорал боцман, хватая их за плечи. Наверх!
     По  выражению лица  боцмана механик понял  всю  опасность положения и
крикнул:
     - Павлюк, наверх!
     - А ты? - И боцман схватил механика за руку.
     - Я оставлю машину последним! - крикнул Торба.
     Разъяренный  боцман  мигнул  Павлюку.  Немедля  четыре  сильные  руки
подняли  низенького механика и,  не  обращая внимания на  его  возмущенные
выкрики,  потащили по  трапу наверх.  Машинное отделение опустело,  только
гулко  гремела машина.  Подходила последняя минута.  Пароход приближался к
зюйдовому мыску острова.
     Обвязавшись пробковыми поясами, люди готовились спустить шлюпку в тот
момент,  когда "Лахтак" ударится килем о  берег.  Только Котовай,  который
всем раздавал пояса,  забыл обвязать себя самого. Грустными глазами глядел
он на корму,  которую заливали волны, и на вспененное бурливое море. Рядом
с  ним  стал  юнга  Степа.  Взгляд  юнги  скользнул по  борту  парохода  и
остановился на канате лага*, тянувшемся по воде.
     _______________
          * Л а г   -   прибор   для   измерения  расстояния,  пройденного
     пароходом.

     Он возбужденно обернулся,  толкнул Котовая и показал рукой туда, куда
смотрел сам. Матрос выпрямился и нахмурился.
     - Ого!  - Он взмахнул кулаком над головой и, подбежав к группе людей,
ожидавших на спардеке своей последней минуты,  закричал: - Боцман, человек
за бортом!
     За кормой в волнах боролся за жизнь человек.  Он ухватился за лаг,  и
пароход буксировал его за собой.  Волны заливали голову тонущего, не давая
его рассмотреть.  Да в тот момент никто и не пытался  это  сделать.  Лейте
забыл,  что  через минуту ему самому придется спасаться от разбушевавшихся
волн берегового прибоя,  и смело бросился на корму. Волны гуляли по корме,
заливая  людей  до  колен.  Котовай и боцман потянули за лаг-линь*.  Корма
подпрыгивала на волнах,  словно мяч. Моряки едва стояли на ногах. Человек,
которого подбрасывало волнами на конце лаг-линя, напоминал большую рыбу на
крючке. Матросы боялись, чтобы не оборвался линь, тогда человек безусловно
погибнет.  Но вот он уже около самой кормы.  Самое страшное, самое опасное
место:  здесь волна может убить, ударив его о борт. Кроме того, пароходный
винт  образует  здесь  водоворот.  Если  человека затянет туда,  его могут
изрубить острые лопасти.
     _______________
          * Л а г- л и н ь - веревка лага.

     Но  этот  сумасшедший великан -  кочегар Павлюк!  Он  вытащил длинный
флагшток,  торчавший из кормы,  обвязал себя и лаг-линь пробковым поясом и
прыгнул за  корму,  держа один  конец флагштока.  Остальные моряки держали
другой конец. Именно в этот момент решилась судьба парохода. Но теперь это
видели только Кар и Соломин да еще,  пожалуй,  кок*, от страха забравшийся
под дымовую трубу парохода.
     _______________
          * Каоак - повар на пароходе.

     Пароход отнесло к  самому мыску и  промчало метрах в  ста от  берега.
Кару казалось,  что он  слышит,  как киль чиркнул по  дну.  Штурман махнул
рукой,  и  Соломин  круто  повернул руль.  Зюйдовый мысок  острова остался
далеко позади. Здесь берег шел в юго-восточном направлении.
     Теперь остров ослаблял ветер,  и  волны  относили пароход от  берега.
Штурман вздохнул с  облегчением и  повернулся к  рулевому.  Глаза Соломина
светились радостью, а руки на штурвале совсем ослабли.
     - Рулевой, не спать! - крикнул Кар. Глаза и губы его смеялись.
     В этот момент они совсем забыли о несчастье - гибели шлюпки.
     Кар взял курс в открытое море.
     В то же время на корме Павлюк вытаскивал из воды утопающего.
     Здесь тоже почувствовали ослабление ветра, хотя волны все еще прыгали
на  палубу.  Спасенный потерял сознание,  но  не выпускал из рук лаг-линя.
Руки его, казалось, одеревенели. Боцман ножом разрубил линь и подхватил на
руки пловца. Все увидели его лицо и узнали охотника Вершомета, выезжавшего
на берег в шлюпке. Значит, он был в шлюпке, когда та опрокинулась.
     Боцман подумал,  что Вершомет,  наверное, наглотался воды, и вместе с
Котоваем потащил охотника на спардек. За ним поспешили остальные.
     В это время среди них появился Кар:
     - Эй, там! На места!
     Этот  крик  заставил всех  оглянуться.  Моряки увидели,  что  пароход
быстро отдаляется от острова. Его относило на восток.


                              Г л а в а  VI

     Все  вернулись на  свои места.  Шло время второй вахты,  но  никто не
отдыхал.  Вся подсменная вахта съехала с  капитаном на берег.  Кое-кто там
остался,  а  большинство погибло во  время  аварии шлюпки.  Перед  Каром и
Торбой стояла задача распределить людей таким образом,  чтобы часть из них
немедленно пошла отдыхать.  Штурман отослал в кочегарку кока и юнгу, чтобы
усилить машинную команду.
     Тем  временем боцман и  Павлюк так  протрясли охотника,  что вся вода
вылилась из  него,  и  он  пришел в  себя.  Охотник тихо  стонал.  Штурман
приказал перенести беднягу  в  кают-компанию,  положить на  диван  и  дать
немного вина из аптечного запаса.
     Охотник выпил,  облизнулся и  попросил еще.  Котовай,  сидевший возле
больного, усмехнулся и хитро подмигнул:
     - Ну, не пропадешь, жить будешь!
     Вершомет улыбнулся в  ответ и  хотел было подняться,  но  слабость не
позволила ему сделать это.  Он  снова положил голову на кожаную подушку и,
закрыв глаза,  прислушивался к глухим ударам волн в борт парохода.  Иногда
он вздрагивал. Ему казалось, что волны накатываются и давят на него.
     - Выздоровеешь,   -   ободряюще  сказал  ему   матрос  и   вышел   из
кают-компании.
     А  море  все  бушевало.  Грозные валы,  поднимаемые ураганным ветром,
становились еще  грознее.  Ветер безумствовал.  Он  срывал с  гребней волн
ливень брызг и поднимал их в воздух. Этот дождь заливал палубу "Лахтака".
     Кар надел резиновый плащ и зюйдвестку.  Он спрятался в надстройку  на
капитанском  мостике  и  думал  о  том,  как  защититься  от  напора волн,
мчавшихся вдогонку за  пароходом.  Он  решил  минут  двадцать  -  тридцать
держаться  этого  курса,  а  потом  для  безопасности  повернуть  и идти в
противоположную сторону.
     Ветер,  неожиданно налетевший два часа назад,  наконец пригнал тучи и
начал  заволакивать горизонт завесой серых полярных туманов.  За  клочьями
туманов исчезли берега острова Уединения.  Вокруг виднелся только бушующий
морской простор.
     Над головой штурмана с шумом вырвалось облако пара.
     "Пар выпускают", - догадался Кар.
     Действительно,  Торба велел выпустить лишний пар,  потому что механик
все-таки боялся,  как бы не взлетели в  воздух старые котлы вместе со всем
пароходом.
     Кар   спокойно  оглянулся  на   море  и   поднес  к   глазам  большой
двенадцатикратный бинокль.  Но  и  с  помощью  бинокля разглядеть что-либо
сквозь клочья тумана было невозможно.  Он  медленно обернулся,  не  отводя
глаз от бинокля,  и  взглянул в противоположный угол капитанского мостика.
Перед ним возникла какая-то фигура,  прижимающая к лицу бинокль.  Напротив
него, на капитанском мостике, стояла знакомая фигура гидролога Запары.
     Запара немного удивленно смотрел на Кара.
     - Отто Рудольфович, разве сейчас ваша вахта? - спросил гидролог.
     Но Кар смотрел на Запару с еще большим удивлением:
     - Дмитрий Петрович, откуда вы?
     - Я откуда? Из каюты. Чего вы так удивляетесь?
     - Разве вы не были на берегу?
     - Да в  том-то и дело.  Гордей Иванович,  наш любимый радист,  обещал
меня  разбудить,  когда  поедут  на  берег...  Но  где  остров?  -  Запара
оглянулся. - В тумане?
     Кар молча смотрел на  гидролога.  Он  понял,  что гидролог не  был на
берегу,  все время спал и понятия не имеет о трагедии, которая разыгралась
несколько часов назад у вестового берега острова Уединения.
     Кар  посмотрел на  море,  а  потом пригласил гидролога в  штурманскую
рубку.
     В  маленьком помещении рубки он  рассказал Запаре обо  всех событиях.
Они показались гидрологу тяжелым сном.
     Охваченный ужасом,  сидел Запара перед штурманом, слушая его рассказ.
Значит,  он  никогда не  увидит этих  прекрасных людей -  капитана Гагина,
радиста Гордея Ивановича, второго штурмана Михайлова, кочегаров, матросов,
охотника Вершомета.
     - Неужели все погибли?
     - Нет,  не все.  В шлюпке было девять человек,  остальные остались на
острове. Кто именно, об этом нам, наверное, расскажет Вершомет.
     - Он? Не понимаю... Как?
     Штурман  рассказал о  чудесном спасении охотника.  Когда  он  кончил,
гидролог схватился руками за голову и замер.
     Кар вышел из рубки на мостик.
     Наступала ночь.  Туман и  темнота стеной окружили пароход.  За бортом
ревело море,  и  пароход содрогался от  ударов волн.  Когда  они  заливали
палубу,   он,   казалось,  задыхался,  как  живое  существо.  На  просторе
малоизвестного моря  в  невыразимой тьме еле  заметно то  поднимались,  то
падали, то клонились с боку на бок топовые огни на мачтах.
     Определить,  где находится пароход,  не было возможности.  Если бы на
небе была хоть одна звезда,  Кар сумел бы это сделать.  Ведь астрономию он
знал прекрасно.  Если бы  был радист,  они вдвоем сделали бы то же самое с
помощью радиопеленгации*,  но сам он в радио не смыслил. Внезапно в мыслях
его мелькнуло, что "Лахтак" следовало бы назвать "Немой корабль".
     _______________
          * Р а д и о п е л е н г а ц и я - способ  определять  с  помощью
     радио местопребывание парохода в море.

     Не  надеясь  больше  определить местопребывание корабля,  Кар  позвал
боцмана и, приказав заменить рулевого, оставил его на вахте вместо себя, а
сам, завернувшись в плащ, бросился на диван в капитанской каюте.
     Он заснул сразу же как убитый.  У  штурмана Кара были железные нервы.
Но  период несчастий еще  не  закончился.  Через полтора часа его разбудил
Лейте:
     - Испортилась штурвальная машина. Руль не работает.


                              Г л а в а  VII

     Кар  обмакнул перо  в  синие  чернила и  начал  записывать в  судовой
журнал:
     "12 октября.  Северо-восточная часть Карского моря.  Точно координаты
местопребывания парохода  установить невозможно -  третий  день  в  густом
тумане.  Сегодня  шторм  стих.  Попали  в  девятибалльные льды.  Управлять
пароходом во  время шторма после того,  как  испортился руль,  стало почти
невозможным.  Поставили  временный деревянный руль.  Управлять этим  рулем
очень трудно.  Дано распоряжение механику подробно выяснить, в чем состоят
повреждения  руля,  чтобы,  пользуясь  тихой  погодой,  сделать  требуемый
ремонт.
     Сегодня охотник Вершомет вспомнил фамилии тех,  кто  был в  шлюпке во
время ее  гибели.  По  его  словам,  это:  1)  капитан Гагин,  2)  штурман
Михайлов,  3) радист Соловей,  4) машинист Содин,  5) матрос Деревянко, 6)
матрос Панин, 7) кочегар Зубко, 8) кочегар Ботман.
     Итак,  на  острове  Уединения осталось пять  человек,  а  именно:  1)
механик Столяренко,  2) машинист Гей,  3) матрос Орлов, 4) кочегар Лип, 5)
кочегар Фурман.  У них есть ружья, небольшой запас патронов и запас хлеба,
консервов и шоколада на два-три дня".
     Штурман положил ручку и  задумался.  Подумав немного,  он снова начал
писать.   Писал  твердо,  как  всегда,  словно  что-то  давно  обдуманное.
Закончив, два раза перечитал написанное:
     "Сегодня мною дан такой приказ по судну:
     Ввиду того,  что капитан парохода "Лахтак" т.  Гагин погиб,  считать,
что я  принял на себя исполнение обязанностей капитана судна с 13 часов 10
сентября.  Своим  первым  помощником назначаю механика корабля  т.  Торбу.
Вторым  помощником назначаю боцмана т.  Лейте.  Юнга  Черлак переводится в
машинное отделение.
     Гидролог т. Запара и охотник т. Вершомет включаются в состав экипажа.
Первый назначается штурманом-практикантом, а второй - боцманом.
     На  судне объявляется авральное положение.