н жизни, - горячо заговорил  Лео.  -  Без  любви  нет
жизни. Я ищу любви, чтобы жить. Я верю в силу рока и исполняю волю судьбы.
     - Ты задерживаешь свое освобождение, брат.  Что  дала  тебе  эта  жрица
неправой веры в прошлом? Когда-то ты служил богине природы Изиде. Потом тебя
соблазнила  женщина,  с  которой  ты  бежал.  Обманутая   богиня,   или   ее
служительница, убила тебя. Но служительница эта - женщина она или злой дух -
не хотела умирать, потому что полюбила тебя.  Она  знала,  что  в  следующей
жизни увидит тебя снова, ждала тебя, встретила и  умерла,  или,  по  крайней
мере, казалось, что умерла. Теперь она возродилась, и вы  снова  встретитесь
для новых страданий. О! Друзья мои, не ходите за горы, останьтесь со мной!
     - Нет, - отвечал Лео, - мы поклялись идти и пойдем.
     - Идите же, братья, но вспомните мои слова, когда пожнете жатву.  Вино,
которое вы получите из собранного винограда ваших  желаний,  будет  красное,
как кровь, и вы не найдете в нем забвения  и  покоя.  Ослепленные  страстью,
напрасно ждете вы радости  от  прекрасного  зла.  Лучше  было  бы  вам  жить
одиноко, чтобы слиться с несказанным добром и вечной Нирваной. Вы улыбаетесь
и не верите мне, но настанет день, когда вы скажете: "Брат Ку-ен, мудры были
слова твои и безумны наши поступки".
     Старец ушел, не убедив нас.
     Мы почти не спали в эту ночь. Ку-ен предсказал нам  скорбь  и  пролитие
крови, если мы пойдем по ту сторону  гор;  но  никакие  страдания  не  могли
остановить нас. Итак, Ку-ен думал, что Аэша - богиня древнего Египта, жрецом
которой  был  Калликрат.  Он  изменил  богине  и  бежал  с  дочерью  фараона
Аменартой.  Тогда  богиня,  воплотившись  в  женский  образ  Аэши,  настигла
вероломного жреца и его возлюбленную в Коре и отомстила им. Но  пущенная  ею
стрела поразила ее саму в следующем тысячелетии.
     Я много думал, но не мог согласиться с мыслью, что Аэша  богиня,  а  не
женщина. Она, может быть,  жрица,  да;  но  она  все-таки  женщина  с  живой
надеждой и страстью. Правда, сама Аэша дала нам  понять,  что  она  когда-то
была дочерью Неба. Старый шаман из Сибири тоже  говорил  о  ее  божественном
происхождении... Но оставим это. Что-то ожидает нас за горами? Найдем ли  мы
там ее? С этими мыслями я заснул.


IV

ЛАВИНА

     На следующий день рано утром мы  покинули  монастырь.  Монахи  плакали,
провожая нас. Мы ушли далеко в степь, а Ку-ен все еще стоял, прислонившись к
древней статуе Будды, и смотрел нам  вслед.  Только  мысль  о  том,  что  мы
встретимся в будущем, в одно  из  последующих  воплощений,  утешала  доброго
старца. "Если же суждено вам вернуться живыми, - сказал он на прощание, - вы
всегда будете желанными гостями в нашем монастыре".
     Мы пошли на северо-восток. День  стоял  чудный.  Равнина  была  покрыта
ковром цветов. За весь день нам попались  навстречу  только  несколько  стад
овец да диких ослов, которые спустились с гор на зеленые пастбища. К  вечеру
мы подстрелили антилопу, расположились под тамарисками и развели  огонь.  На
ужин мы ели жаркое из мяса антилопы и пили чай.
     Мы шли по равнине три дня и на четвертый достигли подножия гор, которые
тянулись на ее окраине. До сих пор  все  шло,  по  выражению  Лео,  "как  по
часам", без препятствий и приключений; но тут путь наш  стал  труднее.  Горы
были крутые, подтаявший на солнце снег проваливался  под  ногами  и  страшно
слепил нас своей белизной.
     На седьмой день мы пришли к ведущему  в  глубь  гор  ущелью.  Скоро  мы
убедились, что идем по настоящей дороге; всюду, даже на краю пропастей,  она
была плоская, ровная, а скалы носили на себе явный отпечаток работы  заступа
или иного инструмента человека. Местами были выстроены галереи, они  кое-где
подгнили, обвалились, и нам приходилось возвращаться и идти в  обход,  минуя
опасное место, но все же мы старались держаться  этого  проложенного  руками
человека пути и возвращались к нему.
     Больше всего приходилось страдать нам по ночам от холода. Ледяной ветер
завывал в ущелье. На десятый день мы  вышли  из  ущелья  и  переночевали  на
страшном холоде. У нас не было топлива. Мы грелись, прижавшись к телу нашего
яка, но все-таки наши зубы стучали, как кастаньеты. В довершение всех бед, у
нас не было воды и, чтобы утолить жажду, приходилось глотать холодный  снег.
Когда рассвело, мы проползли ярдов сто  вперед,  чтобы  согреть  окоченевшие
члены на солнце. Лео оказался за поворотом  ущелья  первым,  я  услышал  его
голос и догнал его. И что же? Перед нами открылась земля обетованная.
     Мы стояли высоко на горе, а много ниже  расстилалась  огромная  плоская
равнина. Должно быть, когда-то это было дно одного из больших озер,  которых
так много в Центральной Азии. Посреди этой обширной равнины высилась  только
одна увенчанная снегом гора, вершина которой дымилась. У края кратера  этого
вулкана виднелся огромный столпообразный утес, в верхней части которого было
отверстие.
     Итак, вот он, символ наших видений, который мы искали столько лет!  При
виде его сердца наши забились. Гора эта была гораздо  выше  окружающих,  вот
почему свет пламени вулкана, попадая в отверстие столба, достигал величайших
вершин близ монастыря. В данный момент вулкан только дымился, но, просыпаясь
по временам, он, очевидно,  извергал  и  пламя  -  источник  виденного  нами
таинственного света.
     В долине же, на берегу широкой реки, виднелись  белые  кровли  большого
города. В подзорную трубу мы разглядели также хорошо обработанные, засеянные
поля с прорытыми по краям рвами.
     Мы радовались, видя перед собой землю обетованную и таинственную  гору,
и были далеки от предчувствия ужасов и страданий,  которые  мы  должны  были
вынести раньше, чем достигнем Символа Жизни.
     Наскоро закусив и проглотив немного снега, от чего у нас заболели  зубы
и пробрала дрожь, мы навьючили своего бедного измученного яка и тронулись  в
путь. Мы спускались  с  горы  по  удобной  дороге,  проложенной  людьми.  Но
странное дело, кроме следов диких овец,  медведей  и  горных  лисиц,  мы  не
видели ни одного следа человека.  Мы  утешили  себя  мыслью,  что  население
равнины пользуется этой дорогой  только  летом,  или,  привыкнув  к  оседлой
жизни, и вовсе не поднимается в горы.
     Уже стемнело, а мы еще не достигли подошвы горы и разбили  для  ночлега
палатку под защитой утеса. На этой высоте было несколько  теплее;  мороз  не
превышал восемнадцати-двадцати градусов. На этот раз мы добрались до воды, а
наш як отыскал в проталинах, где солнце согнало снег, немного сухого горного
мха.
     Наутро мы пошли дальше, но горный кряж скрыл от нас и город и вулкан. В
одном месте было ущелье, и дорога вела туда.  На  полдороге,  однако,  перед
нами, зияя, открылась глубокая  пропасть.  Внизу  слышалось  журчание  воды.
Дорога обрывалась на краю бездны. Что бы это значило?
     - Вероятно, эта пропасть  появилась  недавно,  -  во  время  одного  из
последних извержений вулкана, - сказал Лео.
     - А может быть, прежде тут был деревянный мост, но обрушился, - отвечал
я. - Но все равно, надо искать другую дорогу.
     - И поскорее, если мы не хотим остаться здесь навсегда.
     Мы взяли вправо и прошли с милю. Тут мы увидели  глетчер,  напоминавший
обледенелый, застывший водопад. Нечего  было  и  думать  спускаться  по  его
склону. Пропасть здесь казалась еще глубже и отвеснее.  Тогда  мы  вернулись
обратно и пошли влево. Но и тут внизу зияла все та же пропасть.  Вечером  мы
взобрались на вершину высокой скалы, надеясь увидеть где-нибудь  дорогу,  но
убедились, что бездна страшно глубокая, с полмили в ширину, а  внизу  журчит
вода.
     Солнце село. Восхождение на утес так утомило нас, что  мы  не  захотели
спускаться в темноте и переночевали на его вершине.  Это  спасло  нас.  Сняв
груз с яка, мы разбили палатку, съели  вяленую  рыбу  и  хлеб,  -  последние
запасы, взятые из монастыря, и, завернувшись в одеяла,  заснули,  забыв  обо
всех невзгодах.
     Незадолго до рассвета нас разбудил страшный  гул,  за  ним  послышались
словно ружейные залпы.
     - Господи! Что это? - воскликнул я.
     Мы выползли из палатки.  Як  испуганно  замычал.  Не  было  возможности
что-либо разглядеть. Глухие удары и  треск  сменились  скрежещущим  шумом  и
шорохом. В то же время подул какой-то странный ветер, под  напором  которого
трудно было устоять.
     Забрезжила заря, и мы увидели, что на нас надвигается лавина.
     О! Какой это  был  ужас!  По  склону  горы  сверху  ползла,  скользила,
скатывалась снежная масса. Волны  снега  вздымались,  образовывали  впадины,
наскакивали одна на другую, и над  этим  морем  стояло  облако  распыленного
снега.
     Мы в испуге прижались друг к другу. Вот первая волна  дошла  до  нашего
утеса. Под ее  напором  он  задрожал,  как  лодка  в  бурном  океане.  Волна
разбилась о скалы и с грохотом  скатилась  в  пропасть.  За  первой  волной,
медленно извиваясь, как змея, показалась вся снежная громада.
     Волны снега вздымались с яростью почти до вершины нашего  утеса,  и  мы
боялись, что он вот-вот сорвется с основания и как камешек полетит в бездну.
В воздухе стоял невообразимый шум от падения глыб в пропасть.
     То, что последовало за снежным обвалом, было еще страшнее. Сорванные  с
места огромные камни полетели по склону. Некоторые из них с грохотом  бились
по пути о нашу скалу. Иные сбивали на своем пути каменные глыбы и уносили их
с собой. Никакая бомбардировка не могла быть столь ужасна и разрушительна.
     Это была  грандиозная  картина.  Казалось,  что  скрытые  силы  природы
вырвались на свободу, чтобы во всем своем величии  разразиться  над  головой
двух ничтожных человеческих существ.
     При первом толчке мы отскочили к утесу и прижались  к  нему,  легли  на
землю, цепляясь и стараясь удержаться, чтобы ветер не унес нас  в  пропасть,
как унес нашу палатку.
     Разбиваясь об утес, полетели камни, и осколки их падали в пропасть.  Ни
один из них, к счастью, не задел нас, но, когда мы оглянулись,  то  увидели,
что наш бедный як лежит бездыханный с оторванной головой. Мы легли и покорно
стали ждать смерти, думая, что нас  занесет  снегом  или  раздавит  каменная
глыба, или ветер унесет в бездну.
     Не знаю, долго ли это продолжалось. Может  быть,  десять  минут,  может
быть, два часа. Наконец ветер утих; смолк грохот каменного града. Мы  встали
и осмотрелись: отвесный склон горы, который был раньше покрыт снегом,  стоял
теперь обнаженный. Наш утес местами раскололся,  и  в  изломе  его  блестели
слюда и другие минералы. Пропасть была засыпана снегом и камнями. И над этим
хаосом спокойно сияло солнце.
     Мы остались живы  и  невредимы,  но  не  решались  тронуться  с  места:
переправляясь через пропасть, мы могли провалиться в рыхлом снегу;  если  же
мы пошли бы по дороге, нас могло засыпать снежными лавинами.
     Мы сидели и вспоминали  Ку-ена,  который  предостерегал  нас.  Наконец,
голод дал себя знать.
     - Сдерем шкуру с яка, - предложил Лео.
     Мы содрали с животного шкуру и, нарезав кусочками, морозили в  снегу  и
ели его мясо. Делая это, мы невольно чувствовали себя  каннибалами.  О!  Это
был отвратительный обед! Но что оставалось нам делать?


V

ГЛЕТЧЕР

     Так как у нас не было палатки, то на ночь мы  завернулись  в  одеяла  и
накрылись шкурой яка. Мороз был сильный.
     Утром Лео сказал:
     - Пойдем, Гораций. Если нам суждено умереть, все равно, где  умирать  -
здесь или в пути. Но я думаю, что наш последний час еще не настал.
     - Отлично, - согласился я. - Пойдем! Если снег не выдержит нас сегодня,
не выдержит и потом.
     Мы связали свои одеяла и шкуру яка в два тюка, взяли с собой  несколько
ломтиков  мороженого  мяса  и  начали  спускаться.  За  ночь  сильный  мороз
настолько укрепил снег, что он мог нас выдержать. Только, когда мы добрались
до середины пропасти, снег оказался  менее  твердым,  и  мы  вынуждены  были
двигаться вперед на четвереньках. Все шло прекрасно,  пока  мы  не  достигли
самой середины. Лео и тут пробрался благополучно, но  я  взял  ярда  на  два
правее и почувствовал вдруг, что ледяная кора подо мной  подается.  Я  начал
биться и барахтаться. Это ухудшило дело: я успел только один раз закричать и
тут  же  провалился.  Провалиться  в  рыхлый  снег  гораздо  приятнее,   чем
погрузиться в воду. Я погружался все ниже и ниже пока, наконец, не уперся  в
утес; не случись этого, я исчез бы навеки. Между тем  меня  сверху  засыпало
снегом, и я очутился в темноте.
     Я приготовился к смерти. Говорят,  что  вся  прошлая  жизнь  проносится
перед глазами умирающего. Этого со мной не случилось; но  я  вспомнил  Аэшу.
Она, показалось мне, стоит в плаще на утесе надо мной.  Рядом  с  ней  стоял
какой-то человек. Ее прекрасные глаза выражали испуг.
     - Что за несчастье  случилось?  -  спросила  она.  -  Ты  жив,  но  что
случилось с моим другом Лео? Отвечай, где ты его оставил, или умри!
     Видение было яркое, реальное, но  быстро  исчезло.  Я  лишился  чувств.
Очнувшись, увидел свет и услышал голос звавшего меня Лео.
     - Держись за ствол ружья, Гораций! - кричал он.
     Я почувствовал что-то твердое и уцепился за него руками.  Лео  потянул,
но напрасно, я не шевельнулся. Тогда с отчаянным усилием я встал на  ноги  и
уперся в утес, на котором лежал. Лео опять потянул; на  этот  раз  снег  над
моей головой подался, и я выскочил на поверхность, как лисица из своей норы.
Я увидел Лео. Мы  вместе  покатились  по  склону  до  противоположного  края
пропасти. Я вздохнул полной грудью. О! Как легко дышалось! Взглянув на  свои
руки, я убедился, что смерть моя была близка: синие жилы  на  них  надулись,
как веревки. Я  был  под  снегом  минут  двадцать,  но  они  показались  мне
двадцатью веками. Проваливаясь, я  поднял  руки  вверх,  и  Лео  увидел  мои
посиневшие пальцы. Тогда он растянул на снегу шкуру яка и подполз на ней  ко
мне настолько, что мог протянуть мне ружье.  К  счастью,  руки  мои  еще  не
совсем окоченели, и я смог уцепиться за якорь спасения. Счастье  также,  что
мы с Лео были сильны.
     - Благодарю тебя, старый друг Лео, - сказал я.
     - За  что?  -  улыбнулся  он.  -  Мне  вовсе  не  хотелось   продолжать
путешествие без тебя. Ну, отдышался? Тогда  пойдем  дальше!  После  холодной
ванны полезно подвигаться. Мое ружье сломано, а  твое  провалилось  в  снег.
Незачем нам в таком случае таскать с собой и патроны.
     Мы пошли обратно к обрыву, от которого вернулись.  Вот  на  снегу  наши
следы и следы яка, вот и зияющая внизу пропасть. Но спуститься  по  отвесной
ледяной стене глетчера по-прежнему было невозможно.
     - Что нам делать? - спросил я.  -  Впереди  -  смерть,  позади  -  тоже
смерть: не можем же мы возвращаться обратно через горы, не имея ни пищи,  ни
оружия. Здесь тоже нас ожидает  голодная  смерть.  Настал  наш  конец,  Лео!
Спасти нас может только чудо!
     - Разве это не чудо, что мы поднялись на вершину утеса, в то время, как
вниз обрушилась лавина? - возразил Лео.  -  Разве  не  чудом  спасся  ты  из
снежной могилы? И сколько раз за эти семнадцать лет мы чудом избавлялись  от
опасности? Судьба хранит нас;  какая-то  неведомая  сила  направляет  нас  и
поможет нам и теперь. Слушай, я ни за что не вернулся бы, даже будь  у  меня
припасы и ружье. Не хочу быть трусом. Я пойду дальше.
     - Куда?
     - Вот этой дорогой! - указал он на глетчер.
     - К смерти?
     - Хотя бы и так. Гораций. Может быть, мы  умрем,  чтобы  возродиться  в
новой жизни. Решайся!
     - Я давно решился. Мы начали это путешествие вместе, вместе и закончим.
Может быть, нам поможет Аэша! - засмеялся я с горечью.
     Разрезав шкуру яка и свои одеяла, мы сделали из них  веревки,  которыми
обмотали себя вокруг пояса, оставив один  конец  свободным,  надели  толстые
кожаные рукавицы и обвязали колени кусками шкуры яка, чтобы не  больно  было
ползти по ледяному откосу. Поклажу свою мы связали покрепче  и,  подвесив  к
ней для груза камни, бросили вниз, рассчитывая найти ее, когда  спустимся  с
ледяной горы. После всех этих приготовлений мы  молча  обнялись.  Признаюсь,
слезы навернулись у меня на глаза при мысли, что мой лучший друг,  мой  сын,
полный сил и здоровья, через несколько минут превратится  в  кучу  костей  и
мяса. Мне-то уже пора умирать, - я стар, но Лео мне было жаль. Я благословил
его.
     - Идем! - сказал он, и глаза его засверкали.
     Мы  начали  спускаться,  рискуя  каждую  минуту,  сделав   неосторожное
движение,  перейти  в  вечность.  Добравшись  до  небольшого   выступа,   мы
остановились и оглянулись. Но голова кружилась при виде  страшной  крутизны,
разверзавшейся под нашими ногами. Мы поспешили повернуться лицом  к  ледяной
стене и стали спускаться дальше.  Спуск  становился  все  труднее,  так  как
вмерзших в ледяную массу камней попадалось мало. Мы перебирались  от  одного
камня к другому при  помощи  веревки,  привязанной  к  уступу  утеса.  Таким
образом  мы  достигли  середины  глетчера  и  сели  отдохнуть  на  небольшой
площадке.
     - Держи меня за ноги, я перегнусь через  выступ  и  посмотрю,  что  там
внизу, - сказал Лео.
     Я исполнил  его  желание,  но  тут  случилось  нечто  непредвиденное  и
ужасное. Я не удержал тяжелое тело перевесившегося через карниз товарища,  и
он полетел вниз.
     - Лео! - закричал я в отчаянии. - Лео!
     Мне послышалось, что в ответ он крикнул мне: "Иди сюда!", и я тотчас же
начал стремительно спускаться по крутой стене глетчера.  Наконец,  я  достиг
узкого карниза, держась руками за шероховатости стены  и  представляя  собой
человека, распятого на ледяном кресте.
     Кровь застыла в моих жилах от  того,  что  я  увидел.  Немного  ниже  в
воздухе качался на веревке Лео. Он не только висел, а  вращался  в  воздухе.
Внизу зияла черная пасть пропасти, и только далеко-далеко на  дне  ее  белел
снег.
     Представьте  себе  эту  картину:  меня,  распятого  на  ледяной  стене,
держащегося за чуть заметные выступы,  а  подо  мной  Лео,  качающегося  над
бездной, как паук на паутине. Наверх подняться невозможно; внизу нас ожидает
гибель. Я видел, как натянулась веревка Лео. Вот-вот она не выдержит тяжести
и оборвется.
     Холодный пот выступил у меня на лбу, волосы встали  дыбом.  А  Лео  все
вертелся в воздухе. Он взглянул вверх,  и  глаза  наши  встретились.  Он  не
кричал, не боролся, он молчал, и это молчание было ужаснее жалоб и воплей.
     Руки  мои  ныли  от  боли  и  напряжения,  но  я  боялся  пошевелиться.
Вспомнилось мне, как раз в детстве я взобрался на высокое дерево и не мог ни
подняться выше, ни спуститься вниз, и как мне было тогда жутко. Потом у меня
потемнело в глазах. Вокруг было темно и тихо. Я дрожал, как в лихорадке.
     И вот среди мрака сверкнула молния, среди  молчания  возник  звук.  Это
сверкнул нож, которым Лео, не будучи более в  силах  выносить  это  мучение,
перерезал веревку, чтобы положить всему конец.  Я  услышал  крик  Лео:  крик
презрения к смерти и в то  же  время  крик  ужаса.  Верхний  конец  веревки,
отскочив, ударил меня по лицу. Через секунду я услышал какой-то стук  внизу:
это Лео ударился о дно пропасти. Итак, Лео разбился. Его  тело  представляет
сейчас груду мяса и костей...
     - Иду! - закричал я, перестав держаться, поднял руки над  головой,  как
бросающийся в воду пловец, и полетел в черную бездну.


VI

У ДВЕРЕЙ

     Говорят, что при падении с высоты люди теряют сознание. Со  мной  этого
не случилось. Только полет показался мне странно долгим. Но вот передо  мной
мелькнул снег на дне пропасти, и все кончилось.
     Послышался треск. Что это? Я еще жив? Я погружаюсь все глубже и  глубже
в холодную воду. Я задыхаюсь; но нет, вот я снова на поверхности.  Падая,  я
проломил лед на реке, и теперь, вынырнув, снова ударился об лед, но так  как
он был очень тонок, то треснул, и я очутился на свободе.  Недалеко  от  меня
в