символов.  Нет
сомнения, что это специфически человеческая способность, хотя никто не видел
новорожденного младенца, владеющего речью.
   Я говорил, что человека интересуют не наслаждение и счастье как  таковые,
а те причины,  которые  их  порождают.  Это  наиболее  наглядно  в  ситуации
несчастья. Представьте себе, что человеку, переживающему смерть любимого или
любимой, предлагают успокоительные  таблетки,  которые  могут  принести  ему
облегчение от депрессивного состояния. Если не принимать во внимание  случаи
невротического эскапизма, мы можем быть  уверены,  что  он  откажется  таким
способом избавиться от своего  горя.  Он  скажет,  что  этим  ничего  нельзя
изменить, нельзя оживить того, кого уже  нет.  Другими  словами,  сохранится
основание для  депрессии.  Если  он  не  невротик,  то  волнует  его  именно
основание, причина его депрессии, а не депрессия  как  таковая.  Ему  хватит
реалистичности понять, что закрыть глаза на  какое-либо  событие  не  значит
уничтожить само это событие. И, я думаю, ученый должен быть по меньшей  мере
столь же реалистичным, что  и  обыкновенный  человек,  и  изучать  поведение
человека в контексте его предметной отнесенности.
   Эмпирическое подтверждение концепции стремления к смыслу  дают  Крамбо  и
Махолик [15], которые утверждают, что  "данные  наблюдений  и  экспериментов
склоняют в пользу подтверждения существования у человека описанного Франклом
гипотетического влечения".  Здесь,  однако,  встает  вопрос,  оправданно  ли
говорить о стремлении к смыслу в терминах "влечения  человека".  Я  полагаю,
что нет. Ведь если бы  мы  в  стремлении  к  смыслу  видели  лишь  еще  одно
влечение, человек вновь выступил бы как существо, стремящееся  к  сохранению
внутреннего равновесия. В этом случае он бы  реализовывал  свой  смысл  ради
того, чтобы удовлетворить свое влечение к  смыслу,  восстановить  внутреннее
равновесие. Тем самым он будет реализовывать смысл не ради  него  самого,  а
ради себя.
   Но если и не соглашаться с принципом гомеостаза, представление первичного
человеческого  побуждения  в  терминах  влечений  было  бы  просто  неточным
описанием истинного положения дел. Непредубежденное наблюдение за  тем,  что
происходит в человеке, когда он направлен на некоторый  смысл,  откроет  нам
фундаментальное различие между влечением к чему-либо, с  одной  сто-роны,  и
стремлением-с другой.  Непосредственный  жизненный  опыт  говорит  нам,  что
влечения толкают человека, а смысл его притягивает, что означает, что всегда
в его воле решить, хочет он или нет реализовать данный смысл. Таким образом,
осуществление смысла всегда включает в себя принятие решения.
   Итак, я говорю о стремлении к смыслу, чтобы предупредить его неправильное
толкование в терминах влечения к смыслу. Использование мной этого термина ни
в  коей  мере  не  обусловлено  влиянием  волюнтаризма.  Рол-ло   Мэй   [16]
справедливо утверждал, что экзистенциаль-ный подход  вновь  ставит  принятие
решения и волю в центр всей картины" и что с тех  пор,  как  экзистенциально
ориентированные психотерапевты "занялись проблемами воли и принятия  решения
как центральными проблемами психотерапевтического  процесса",  "тот  камень,
который презрели строители, встал во главу угла". Но я  хотел  бы  добавить,
что нужна  осторожность,  чтобы  не  вернуться  к  проповеди  силы  воли,  к
воспитанию волюнтаризма. Стремление не может возникнуть по просьбе,  команде
или приказу. Нельзя стремиться к стремлению. А чтобы обнаружить стремление к
смыслу, необходимо выявить сам смысл.
   Шарлотта Бюлер [1] считает,  что  "функционирование  здорового  организма
обусловлено чередованием разрядки и поддержания напряжений". Я полагаю,  что
этому чередованию в онтогенезе соответствует  аналогичное  в  филогенезе.  В
истории человечества также можно наблюдать  периоды  усиления  и  ослабления
напряжения. Эпоха Фрейда была периодом  напряжения,  вызванного  подавлением
сексуальных  проявлений  в  массовом  масштабе.  Сейчас  мы  живем  в  эпоху
ослабления напряжения, и в частности в сексуальной  сфере.  Люди,  жившие  в
англосаксонских странах, из-за господства пуританизма страдали от  массового
подавления секса особенно долго. То, что сделал для них Фрейд, превратило их
в его пожизненных должников. Это чувство благодарности навеки  вполне  может
объяснить  во  многом  иррациональное   сопротивление   новым   подходам   в
психиатрии, которые выходят за рамки психоанализа.
   Сегодня люди избавлены от напряжения. Этим они обязаны прежде  всего  той
утрате  смысла,  которую  я  описываю  как  экзистенциальный   вакуум,   или
фрустрацию стремления к смыслу.
   Во введении к материалам, изданным Университетом  штата  Джорджия,  Бекки
Лит задается вопросом: "Насколько отвечают сегодняшнему  молодому  поколению
Фрейд или Адлер? У нас есть противозачаточные средства, освобождающие нас от
возможных последствий сексуальной самореализации,--сегодня нет  резона  быть
фру-стрированным и подавленным. И мы  приобрели  могущество-посмотрите,  как
чутко прислушиваются американские политики к настроениям масс  людей  моложе
25 лет, или посмотрите на  Китайскую  Красную  гвардию.  С  другой  стороны,
Франкл говорит, что люди сегодня живут в  экзистенциальном  вакууме  и  этот
экзистенци-альный вакуум проявляется  главным  образом  в  ощуще-нии  скуки.
Скука-вам это знакомо? Сколько вы знаете людей,  жалующихся  на  скуку,-даже
несмотря на то, что мы получили все, что можно, включая фрейдовский  секс  и
адлеровскую силу? Спрашивается, почему? Может быть, ответ знает Франкл".
   Конечно же, ответа у него нет. В конце концов, в зада-чи  логотерапии  не
входит давать ответы. Ее действитель-ная роль-скорее роль  катализатора.  Об
этом мне писал из Вьетнама молодой американец: "Я не нашел в Вашей философии
ответа на мои вопросы, но Вы вновь запустили механизм моего самоанализа".
   В  какой  степени  образование  поддерживает  экзистенциальный  вакуум  и
способствует отсутствию напряжения?  Образование,  которое  основывается  на
гомеостати-ческой теории, руководствуется  тем  принципом,  что  к  молодежи
следует предъявлять как можно меньше требований. Это верно, что молодежь  не
должна подвергаться чрезмерным требованиям. Мы должны, однако, принимать  во
внимание то обстоятельство, что по крайней  мере  сегодня,  в  век  общества
изобилия,  большинство  людей  страдают  не  от  избытка,  а  от  недостатка
требований. Об-щество потребления-это общество с пониженными  тре-бованиями,
которое лишает людей напряжения.
   Люди, лишенные напряжения, склонны к тому, чтобы  создавать  его,  и  это
может принимать  либо  здоровые,  ли-  бо  нездоровые  формы.  Что  касается
здоровых форм, то функция  спорта  как  раз  и  видится  мне  в  том,  чтобы
позволить людям  реализовать  свою  потребность  в  напряжении,  добровольно
предъявляя к самим себе  требования,  которых  они  лишены  нетребовательным
обществом. Более того, спорт, как мне кажется,  включает  в  себя  некоторую
долю аскетизма. Таким образом, нет оснований вместе  с  немецким  социологом
Арнольдом Геленом [17]  сожалеть  о  том,  что  не  существует  современного
светского аналога бытовавшей в средние века добродетели аскетизма.
   Что касается нездоровых форм создания напряжения, в  частности,  молодыми
людьми, можно обратиться к тому типу людей,  которых  называют  битниками  и
хулиганами. Эти люди  рискуют  своей  жизнью  так  же,  как  и  те,  которые
увлекаются серфингом и с этой целью уходят из школы и  прогуливают  занятия,
как на западном побережье США. Само собой разумеется, что  я  имею  здесь  в
виду только  тех,  кто  действительно  пристрастился  к  этим  вещам.  Люди,
пристрастившиеся к ЛСД, принимают его с той же самой целью-получить кайф или
встряску. В Англии "моды" и "рокеры"  враждуют  друг  с  другом.  В  Осло  с
вандализмом успешно борются бывшие вандалы. Каждую ночь дюжина  добровольцев
в  возрасте  от   четырнадцати   до   восемнадцати   охраняют   бассейн   во
Фрог-нер-парке и ездят на городских  трамваях,  чтобы  предотвратить  порезы
сидений. Больше половины  из  них-это  бывшие  хулиганы.  "Быть  на  стороне
закона,-говорится в соответствующем отчете,-оказывается  для  них  таким  же
захватывающим делом, как и быть против него".  Ины-ми  словами,  они  искали
возбуждения и напряжения, того напряжения, которого лишило их общество.
   Система образования  избегает  сталкивать  молодых  людей  с  идеалами  и
ценностями. От них держатся в стороне. Есть  одна  особенность  американской
культуры, которая поражает европейца. Я имею в виду паническую  боязнь  быть
авторитарным,  даже  директивным.   Эта   черта   может   быть   связана   с
пуританизмом-моральным и этическим авторитаризмом и  тоталитаризмом.  Боязнь
сталкивать  молодежь  с  идеалами  и  ценностями   может   быть   реактивным
образованием.
   Массовый панический страх того, что смысл и цель могут быть нам навязаны,
вылился в идиосинкразию по отношению к идеалам и ценностям.  Таким  образом,
ребенок оказался выплеснутым вместе с водой, и  идеалы  и  ценности  были  в
целом изгнаны. Лишь недавно заведующий отделением психиатрии,  неврологии  и
наук о поведении Медицинской школы Университета штата Оклахома Л.  Дж.  Уэст
[18] высказал следующее утверждение: "Наша  молодежь  может  позволить  себе
быть идеалистами, потому что это первое поколение общества изобилия.  И  они
не   могут   позволить   себе   быть   материалистами-диалектическими   либо
капиталистическими,- потому что это первое поколение, которое  действительно
может увидеть конец света. Наши  юноши  и  девушки  достаточно  образованны,
чтобы понять, что только идеал братства людей  может  спасти  их  мир  и  их
самих". По-видимому, действительно достаточно.  Я  хочу  лишь  процитировать
результаты опроса  общественного  мнения,  сделанного  профсоюзами  Австрии.
Оказалось, что из полутора  тысяч  опрошенных  молодых  людей  87  процентов
выразили  убеждение  в  том,  что  важно  иметь  идеалы.  Для   разнообразия
процитирую вместо очередного глубинного психолога вершинного психолога-Джона
Гленна: "Идеалы-это основа выживания" [19]".
   В противоположность теории гомеостаза напряжение не является чем-то, чего
нужно безусловно избегать, а внутренняя гармония, душевный покой не является
чем-то,  что  нужно  безоговорочно  признавать.  Здоровая  доза  напряжения,
такого,  например,   которое   порождается   смыслом,   который   необходимо
осуществить, является неотъемлемым атрибутом человечности и  необходима  для
душевного благополучия. Прежде всего человеку нужно то  напряжение,  которое
создается его направленностью.
   Фрейд [20] сказал  однажды,  что  "люди  сильны  до  тех  пор^  пока  они
отстаивают сильную идею"."Действительно, это нашло подтверждение в  японских
и северокорейских лагерях  для  военнопленных  (исследования  соответственно
Нар-дини [21] и Лифтона [22]), а также в концентрационных  лагерях.  Даже  в
нормальных условиях сильная  ориентация  на  смысл  способствует  сохранению
здоровья, продлению, если не сохранению, жизни. Она  содействует  не  только
физическому, но и психическому здоровью [23].
   Я бы хотел сослаться на события, которые имели место  в  прошлом  году  в
лагере Калифорнийского университета в  Беркли.  Когда  там  стали  возникать
пикеты,   число   пациентов,   поступающих   в   психиатрическое   отделение
студенческой клиники, резко  упало.  И  оно  вновь  подскочило,  как  только
пикетирование завершилось. На несколько  месяцев  студенты  обрели  смысл  в
движении за свободу слова.
   Поскольку речь зашла о свободе, расскажу об одном случае, который был  со
мной, когда я читал лекции в одном из американских университетов. Знаменитый
американский психоаналитик, комментируя мое выступление, рассказал,  что  он
только что вернулся из Москвы. Он обнаружил,  что  неврозы  встречаются  там
реже, чем в Соединенных Штатах. Он добавил также, что это может  объясняться
тем, что в коммунистических странах, по его мнению, люди чаще сталкиваются с
необходимостью выполнения определенного дела. "Это говорит  в  пользу  вашей
теории,-заключил он,-гласящей, что направленность на смысл и  ориентация  на
дело являются важным фактом ром дущевного здоровья".
   Год спустя  польские  психиатры  попросили  меня  сделать  им  доклад  по
логотерапии.  В   своем   докладе   я   процитировал   этого   американского
психоаналитика. "У вас меньше неврозов, чем  у  американцев,-сказал  я  им,-
потому что перед вами стоит больше дел". Они  довольно  улыбнулись.  "Но  не
забывайте,-добавил я,-что у американцев остается также свобода выбирать свои
дела, свобода, в  которой,  как  мне  кажется  иногда,  вам  отказано".  Они
перестали улыбаться.
   Как было бы прекрасно синтезировать Восток и  Запад,  объединить  дело  и
свободу. Тогда свобода могла бы получить полное развитие. Пока это в большей
степени негативное понятие, которое требует  позитивного  дополне-ния.  Этим
позитивным   дополнением    является    ответствен-ность.    Ответственность
интенционально соотносится с двумя  вещами:  со  смыслом,  за  осуществление
кторого мы ответственны, и с тем, перед кем мы несем  эту  ответствен-ность.
Поэтому здоровый дух демократии будет выглядеть однобоко, если понимать  его
как свободу без ответственности. Свобода, если ее реализация не сопряжена  с
ответственностью, угрожает выродиться в простой произвол. Я люблю  говорить,
что статуя Свободы на восточном пробережье США должна быть дополнена статуей
ответственности на западном побережье.
   Потенциализм и калейдоскопизм
   Зафиксируем тезис: лишь существование, трансценди-рующее само себя,  лишь
человеческое бытие, выходящее за пределы самого себя в  "мир",  в  "котором"
оно "существует", может реализовать себя,  тогда  как,  делая  само  себя  и
соответственно самореализацию своим намерением, оно лишь теряет себя.
   Осуществление себя фактически сводится в конечном счете  к  осуществлению
собственных возможностей. Обстоит ли  дело  так,  что  человек  предназначен
именно  для  этого?  Заключается  ли  его  существование   в   осуществлении
возможностей, заложенных в самом человеке, или  все  же  в  том,  о  чем  мы
говорили ранее: в осуществлении возможностей существующего  в  мире  смысла,
возможностей, которые ждут человека, способного реализовать их?
   Сделаем просто: отталкиваясь от прецедента, в котором  экспрессивно  была
высказана и осталась после этого в истории  определенная  позиция  по  этому
вопросу, отталкиваясь от исторического прецедента Сократа, спросим себя: кем
бы он стал, если бы все дремлющие в нем потенции  действительно  нашли  свою
реализацию? Сам Сократ не скрывал, что наряду с другими возможностями в  нем
была заложена возможность стать преступником. О чем это говорит? О том,  что
дело  не  в  осуществлении   каких-либо   возможностей,   а,   напротив,   в
осуществлении необходимости-того единственного, что нужно в  данный  момент.
Дело в том, чтобы стремиться всякий раз не к возможному, а к должному.
   Здесь мы, однако, сталкиваемся с основным предметом нашего  рассмотрения.
Ведь эта истинная проблема отодвигается  в  сторону  и  даже  затушевывается
теми,   кто   все   время   говорит   лишь   о   реализации   возможностей,-
потенциалистами, как их можно было бы назвать. Истинной проблемой была, есть
и остается проблема ценностей, и мы не можем уклониться  от  столкновения  с
ценностной  проблематикой,   принимая   решение,   какая   из   существующих
возможностей  достойна  реализации,  какая  из   существующих   возможностей
является в то же время и  необходимостью.  Сталкиваясь  с  этим  вопросом  о
ценностях, мы тем самым сталкиваемся с проблемой нашей ответственности.
   Каков может быть  мотив  стремления  уклониться,  убежать  от  вопроса  о
ценностях, о котором шла речь  выше,  стремления,  присущего,  в  частности,
потенциализму? Ведь подобный эскапизм чреват болезнью.
   Еще Шарлотта Бюлер отметила: "Когда говорится о том, что "каждый  из  нас
должен лишь стать тем, кем он на  самом  деле  является"  (Ролло  Мэй),  это
звучит так просто, как если бы это было само собой разумеющимся".  Мы  хотим
добавить, что это звучит не только просто, но и приятно. Ведь  если  убедить
меня в том, что я уже являюсь (и всегда был) тем, кем я должен стать,  то  я
освобождаюсь от бремени выбора, я избавляюсь  от  необходимости  каждый  раз
решать,  какие   из   возможностей   я   должен   отвергнуть,   оставив   их
нереализованными, а какие из них я должен увековечить, реализовав их.
   Существующие  возможности  всегда  носят  преходящий  характер.   Будучи,
однако, единожды осуществленными, они осуществлены уже  раз  и  навсегда,  и
хотя они уже в прошлом, они  тем  самым  сохранены,  спасены  от  тлена,  от
исчезновения, они нашли прибежище в прошлом. Они не безвозвратно потеряны  в
нем, а, напротив, надежно укрыты. Ведь то, что однажды произошло,  не  может
быть отменено, не может быть изъято из прошлого. Разве не  обстоит  все  как
раз  наоборот-оно  помещается  в  прошлое?  Это  и  накладывает,  глубоко  и
окончательно, печать ответственности на человеческое бытие. Мы видим, что  к
бремени  выбора,  сопутствующему  любому  решению  о   выборе   единственной
необходимости среди ряда возможностей, добавляется еще одно-гнет времени.
   Бремя выбора-к тому же под гнетом времени-  побуждает  человека  к  тому,
чтобы по примеру потенциа-лизма ставить должное  в  один  ряд  с  возможным,
равнять первое по второму и в  конечном  счете  устранять  напряжение  между
сущим и должным. По сути, человек подчиняется этим самым закону  равновесия,
характерному, как известно, для неврозов (и только для неврозов).
   Подобно тому как потенциализм старается устранить коренящееся в  сущности
человека и потому  неустранимое  и  необходимое  напряжение  между  сущим  и
должным, так экзистенциализм пытается преодолеть разрыв  между  субъектом  и
объектом. Более того, он делает вид, что уже преодолел  его.  Что  стоит  за
этой претензией? Оправданны ли эти притязания, имеют ли они вообще смысл? Мы
считаем, что разрыв между субъектом и объектом преодолеть нельзя. Можно лишь
что-то спрятать-либо объект, либо субъекта, смотря  по  обстоятельствам.  М.
Тиль в этой связи говорит о "самообмане", утверждая: "В  действительности  и
экзистенциалист  остается  в  рамках  дихотомии  субъект  объект  постольку,
поскольку он вообще мыслит". Тому  же,  кто  вместе  с  картезианской  водой
выплеснул   и   ребенка-объект-и   говорит   после   этого   о   преодолении
субъект-объектной дихотомии, следует объяснить, что это невозможно,  но  это
не только невозможно, но и не  нужно.  Ведь  в  отношении  принятия  решения
человеческое  бытие   полностью   обусловлено   тем   обстоятельством,   что
требование, исходящее из ситуации, если оно затрагивает личность, адресовано
этой  личности,  а  не  исходит  из  нее   самой   по   механизму   простого
самовыражения, экспрессии или  проекции  самой  личности  в  мир.  Так  и  в
познавательном  или  когнитивном  отношении  человеческое  бытие   неминуемо
выходит за пределы самого себя, так что нельзя говорить о познании, если оно
не имеет своим объектом нечто,  трансцендирующее  само  человеческое  бытие,
трансцендирующее  постольку,  поскольку  это  бытие   является   существенно
большим, нежели просто выражение себя самого. Только лишь  благодаря  выходу
человеческого бытия за пределы самого себя, благодаря его  устремленности  к
объекту и лишь ценой того, что оно тем самым конституирует себя как субъект,
познание является изначально возможным. Оно коренится в  полярной  структуре
напряженного поля, существующего между полюсами объекта и субъекта,  которые
являются той предпосылкой, которая делает познание возмо-жным. Одним словом,
в этом напряженном поле заключе-ны истоки всей ноодинамики.
   Игнорирование   этой   ноо