лезть в  информационный  банк
федерального миграционного управления.
   Минут через сорок Коллинз приказал: - Развертка.
   В СТ-проеме поползла мешанина  цифр,  обрывки  слов,  какие-то  сумбурные
линии и световые всплески.
   - Что-то не то, - Коллинз вновь принялся за  работу,  но  через  четверть
часа признал свое поражение.  -  Ничего  больше  не  вытянуть.  Блок  данных
изуродован. Безвозвратно.
   - Это мы еще посмотрим, - сказал я.
   ***
   С изобретением силиконовых суперполимерных покрытий Венеция утратила свою
привычную обшарпанность, ушли в прошлое влажные потеки на стенах,  набухшая,
готовая обвалиться штукатурка. Город стал привычно чист и стерилен, каким  и
положено быть городу двадцать второго века  За  полторы  тысячи  лет  своего
существования  Венеция  была  свободной  республикой,  владениями   Франции,
Австрии, потом Италии. Большой передел мира "темных десятилетий"  вернул  ей
независимость и правление Большого Совета во главем с  дожем  -  тогда  было
модно  стряхивать  тысячелетнюю  пыль  со   старых   понятий,   названий   и
государственных   институтов.   Здесь    сложилось    несколько    необычное
законодательство, делавшее это место притягательным не только для  туристов,
но и для преступников всех мастей. Большие Кланы обожали проводить в Венеции
свои  съезды,  поскольку  в  соответствии   с   местными   законами   выдача
международных преступников была усложнена до  предела,  а  проведение  акций
совместно   с   полицией   других   государств,   а   также   международными
полицеиструктурами категорически воспрещалось. Почему-то охрана  спокойствия
бандитов считалась вопросом государственной чести и  предметом  национальной
гордости. Здесь же  пытались  установить  либеральный  режим  к  наркотикам,
включая сильнодействующие, практически легализовали волновые и  компьютерные
наркотики, после чего сюда было двинули страждущие со всей Земли  и  начался
сущий ад. Продержались  эти  новшества  недолго  -  ОССН  пригрозил  широким
набором санкций.
   - Где его носит? - недовольно осведомился  Шестернев  и,  скомкав  пустую
пачку от  сигарет,  запустил  ею  в  залетевшего  с  площади  перед  собором
Сан-Марко голубя - там тьма этих нахальных, непуганых и жирных птиц, которых
обожают почему-то туристы.
   - Еще три минуты.  Он  пунктуален,  как  все  тевтоны,  -  сказал  Миклош
Маркович - не последняя спица в колесе "Деревянных Ангелов".
   Я, Маркович и Шестернев приютились в небольшом уличном кафе, каких  здесь
сотни, расположилось на тесной площади, затерявшейся  в  диком  переплетении
улочек, мостов, каналов. В Венеции очень легко заблудиться, но Дитрих  Вольф
не заблудится. Перед встречей он наверняка изучил все пути подхода и  ухода,
все продумал и просчитал. Он привык полагаться только на себя.
   Неделю  назад,  когда  мы  нашли  Марковича  в  одном  из   амстердамских
сенсорпритонов, у него уже начинались проблемы с психикой после трехдневного
пребывания там и  испробования  всех  видов  сенсорнарков.  У  мафиози  были
большие проблемы с конкурентами и даже с друзьями, и белый свет ему стал  не
мил. В притоне он пытался забыть об обрушившихся на него неприятностях  и  о
том, что слишком мало осталось способов для их разрешения. Маркович  уже  не
надеялся жить долго и решил спрятаться от проблем, подобно  страусу,  только
голову он зарывал не в песок, а в  сенсоршлем.  Пару  дней  мы  пичкали  его
медикаментами, приводя в приличное состояние. Мы знали, что  Маркович  может
свести нас с кем-нибудь из руководителей "раскольников", которые,  по  нашим
сведениям, занимаются распространением  "голубичных"  наркотиков.  Мы  очень
популярно разъяснили Марковичу, что он нас перепутал с теми, кто  собирается
предоставлять ему адвокатов или судей  и  кого  интересуют  его  гражданские
права, а также жизнь и здоровье. Когда мафиози со всей ясностью  понял,  как
он влип, и уяснил, что ему надо бояться нас больше, чем кого бы то ни  было,
он стал нашим союзником. В знак доброй  дружбы  он  устроил  нам  встречу  с
"раскольником" Дитрихом Вольфом.
   Обычная для венецианского лета жара сегодня спала, небо хмурилось низкими
тучами, повеяло прохладой. Стулья в кафе были из прозрачного  пластика,  так
что казалось, сидящие на них зависли в воздухе, очертания сидений  и  спинок
угадывались по красным пунктирным линиям. Такие же линии очерчивали и  стол,
намекая, что пицца, кофейник, тарелки и чашки вовсе не левитируют. Кроме нас
посетителей больше не было. Быстрый  и  проворный  официант,  умело  лавируя
между невидимой  мебелью,  подлетел  к  нам,  расставил  фужеры  со  слабыми
коктейлями.
   - Что еще желают сеньоры? - широко улыбаясь спросил он.
   - Ничего не желают, - недовольно буркнул Маркович.
   - Есть и то, что не предусмотрено прейскурантом, - хищно  поведя  длинным
горбатым носом, произнес официант. - Как  насчет  щепотки  "птичьего  пуха",
сеньоры?
   - Провались, макаронник поганый! - зарычал Маркович так, что улыбку будто
сдернуло с лица официанта.  Этот  клиент  и  внешне,  и  по  манерам  сильно
напомнил итальянцу пытавшуюся растянуть титанитовые прутья клетки гориллу из
мюнхенского зоо.
   - Сеньоры неправильно поняли, - жалко пролепетал он.
   - Сеньор сейчас закусит твоей печенью, ублюдок!
   Официанта как ветром сдуло. А угрюмое лицо Марковича немного  просветлело
- он наконец дал хоть небольшой выход своему дикому и необузданному нраву.
   - Минута осталась, - сказал я, показывая Марковичу часы. - Где?
   - Придет, вонючий колбасник, - уверенно  заявил  Маркович,  действительно
мечтавший, чтобы Дитрих Вольф появился здесь и ему бы досталось на орехи  по
полной программе.
   Воздух вдруг стал упругим, и его стало немножко не хватать. Чья-то мягкая
лапа коснулась сердца. Знакомое чувство.
   - Придет, колба...
   "Клинок Тюхэ"!
   Ударом ноги в падении я сшиб  Марковича  с  сиденья,  и  он  скатился  со
ступенек на краю площади за мгновение до  того,  как  пули  забарабанили  по
стенам дома четырнадцатого века. Я переместился и нырнул в арку,  найдя  там
укрытие. Шестернев тоже успел уйти из-под обстрела. Грохот - самонаводящаяся
мини-ракета не нашла объект и  разнесла  витрину  магазинчика.  На  мостовую
посыпались осколки веницианских карнавальных масок.
   Били с двух точек - из окна дома напротив и с  крыши  церкви.  Мы  где-то
прокололись и угодили прямиком в ловушку. Правда, получилось, что в  ловушку
попали все-таки не мы, а те, кто пришли за нашими жизнями.
   - А-а, - коротко прокричал киллер, прежде чем  шмякнуться  всем  телом  о
мостовую. Я начинил его пятком пуль из моего  ЭМ-пистолета.  За  второго  мы
взялись с Шестерневым вместе. Гангстер исчез в глубине комнаты,  из  которой
вел обстрел.
   - Уходим, - я огляделся. Опасность миновала, но  никто  не  гарантировал,
что надолго. Я поднял на ноги ругающегося Марковича, и мы кинулись прочь.
   Получасом позлее гиперзвуковая "Камбала" оторвалась от  взлетной  полосы,
пробила низкий облачный покров, сверху выглядевший  бесконечной  арктической
пустыней.
   - Концы обрублены, - вздохнул я. - Твоими заботами?  -  осведомился  я  у
Марковича, забившегося в угол самолета.
   - Ну да, - захрипел мафиози. - Они  чокнутые,  эти  "раскольники",  я  же
предупреждал! С ними нельзя иметь никаких дел! Они убирают компаньонов!  Они
ушли в глубину так сильно, что, по-моему, даже сами наверняка не знают,  где
прячутся. Недоноски! Я ни при чем!
   - Поверим, - кивнул я. Мне казалось, что Маркович не врет.
   Опять мы вытянули пустышку.
   Дни проходили за днями, складывались в недели. Мы с Шестерневым неустанно
порхали из конца в конец земного шара (тьфу, какие у шара концы?),  метались
из одной страны в другую, с континента на континент на  принадлежащей  МОБСу
"Камбале". Нас интересовали следы "раскольников" и церкви "Последней  ночи".
Подтверждались полученные на Марсе данные о том, что именно  они  связаны  с
Найденышем.
   После Гонконгского криза основная штаб-квартира церкви  "Последней  ночи"
была разгромлена силами правопорядка. Но  были  арестованы  и  доставлены  в
заведения  психиатрической  реабилитации   только   пешки.   Ангел   земного
воплощения Аграхам Сокрушающий как сквозь землю провалился. Притом не  один,
а вместе со всеми ближайшими помощниками и помощницами. На их  след  напасть
никак не удавалось. Равно как и на след "раскольников"
   Мы выходили на торговцев "голубичными" наркотиками, разгромили  несколько
сетей  торговцев  зельем,  уничтожили  ряд  структурных  ячеек,  но  в  руки
попадались только пешки. "Раскольники", равно как и "ночники", действовали с
невероятной изворотливостью и нечеловеческой осторожностью.
   Было понятно, что где-то  у  них  есть  основные  базы,  где  и  творятся
основные действа. Хода туда нам не было.
   Занятие оказалось далеко небезопасным. Засада в Венеции была не первой. В
Мехико  нам  пришлось  куда  туже.  Там  мы  сцепились,  наверное,  с  ротой
головорезов, пришлось  отступать,  оставляя  за  собой  трупы  и  ничего  не
добившись.
   По этим же направлениям работала полиция, спецслужбы.
   На "раскольников" и "ночников" была объявлена всемирная охота.  Успехи  у
моих коллег были не лучше. А последствия их действий  -  куда  печальнее.  В
Мадриде  наркодельцы  расстреляли  трех  сотрудников  Европола  при  попытке
накрыть одного из  руководителей  раскольничьих  ячеек.  В  Санкт-Петербурге
группа  МОБС  из  четырех  сотрудников  погибла,  проникнув  в  тайный  храм
"ночников" и напоровшись на объемную бомбу. В общем противник пока обыгрывал
нас. Еще одна проваленная операция  не  слишком  много  добавляла  к  общему
разгромному счету.
   По прибытии из Венеции в Москву я соединился с Чаевым  и  доложил  ему  о
наших "успехах".
   - Вы мастера провалов, - оценил шеф нашу  работу.  -  Пора  уже  молодежь
учить искусству постоянно засыпаться и оставаться живыми.
   - Подождем до лучших времен, - буркнул я.
   - Вы меня не огорчили, поскольку ничего лучшего я уже и не жду. Брали  бы
пример с Диксона. Он кое-чего нашел. Он ждет тебя.
   - Сегодня буду.
   - Ох, оперативники, - покачал головой Чаев и отключил связь.
   Интересно, что там нашел наш эксперт? Просто так Чаев  не  стал  бы  меня
выдергивать в Асгард, зная, сколько у нас дел.
   - Ну что, двигаем в Асгард, - сказал я.
   - На ночь глядя? - поморщился Шестернев.
   - Еще напомни, что тебе после провала отдых положен... Вставай.
   До Асгарда мы добрались ночью. Ведущего эксперта нашего научного центра я
нашел там, где и ожидал - в его подземной пещере-лаборатории.  По-моему,  он
месяцами не выбирался оттуда  на  свет  божий.  Застал  я  его  за  странным
занятием.   Он   размешивал   деревянным   поленом   булькающее,    вонючее,
болотно-зеленого цвета содержимое здоровенного медного котла.
   - Ведьмино варево? - спросил я, морща  нос  от  резкой  вони,  идущей  от
котла.
   - Приворотное зелье, - поддакнул Шестернев.
   - Умники, - заворчал Диксон. - Пересмешники... Это  биоактивная  белковая
субстанция с четвертой планеты  Альфа-Денеба.  Чаев  притащил.  Удивительная
вещь. При  определенных  условиях  образует  прогиб  в  энергоинформационной
структуре.
   - Какой такой прогиб?
   - Тебе, Аргунов, не понять, - Диксон  еще  поболтал  поленом,  с  любовью
погладил котел, а потом уронил свое тело в кресло, схватившись за стрелку.
   - Чего ты Чаеву наплел о своих успехах, что он нас чуть  ли  не  с  акции
выдернул? - спросил я.
   - Так его, - стрелка угодила в самый центр мишени. -  Акция,  говоришь?..
Аргунов, вместо того, чтобы делом заниматься, у меня  голова  забита  вашими
акциями, кризами... В общем, "голубичный" криз  проходит  несколько  стадий.
Взрыв - это  кульминация,  завершение.  Но  перед  этим  накапливаются  едва
заметные помехи в жизни, накапливаются сбои,  изменения.  От  зарождения  до
взрыва проходит от двух до четырех суток.
   - Что за помехи накапливаются?
   - Берем четырехсуточный цикл, - Диксон  вдавил  клавишу,  и  в  СТ-проеме
поползли кубики и диаграммы. - Переменная Валиева - первые сутки спад на два
процента, на четвертые - уже двадцать. Это  достаточно,  чтобы  при  должном
анализе и наличии информации выявить неблагоприятный  регион  с  достаточной
точностью. А эмоциональная  среда  при  начале  криза  включает...  -  Стив,
объясняй по-человечески. Что это нам дает?
   - Мы можем выявить очаг будущего криза. Где-то за двое суток.
   - А предотвратить его?
   - Вряд ли. Минимализировать вред - еще куда не шло. Но зарождающийся криз
начинает развиваться и жить собственной жизнью. Это  прожорливое  и  живучие
чудовище.
   Диксон принюхался, встал, подошел к котлу, опустил палец, понюхал  его  и
ожесточенно начал взбалтывать варево поленом.
   - Ты ложкой попробуй, - предложил я.
   - Пробовал. Никакой опасности, но вкус - дрянь. Клопами отдает.
   - Ты что, клопов пробовал?
   - Это я к слову... Так вот, даже не  это  самое  интересное.  Чтобы  криз
достиг второго уровня, нужен некий внешний источник. Проводник силы. Гораздо
более мощный, чем доходяги, употребляющие "семя дракона".
   - Найденыш?
   - Точно. Даю голову на  отсечение,  что  он  присутствовал  при  наиболее
мощных кризах. Нет  оснований  считать,  что  он  собирается  изменить  этой
привычке.
   - Какая тебе нужна информация для определения точки нарождающегося криза?
- спросил я.
   - Вот, - он протянул мне информпакет. - Читать-то умеешь? Разберешься?
   - Постараюсь, - кивнул я, чувствуя, что  наконец  нашел  способ  ухватить
Найденыша.
   ***
   - Аллах акбар! - послышался душераздирающий вопль.
   - Воистныну акбар, - хмыкнул я. - Не было печали.  Из  переулка  вытекала
кишащая людская масса.
   - Сюда, - я дернул за рукав Шестернева, и мы кинулись в  улочку,  зажатую
высокими, мазанными разноцветной силиконовой краской заборами
   Надоело ощущать себя зайцами, попавшими в переполненный голодными волками
и лисицами лес.
   - Ай алла!
   Возможно, слух меня обманул, но нечто похожее заорал бородач  в  мохнатой
шапке, указывая на нас
   Надо же - впереди нам тоже перекрыла путь  толпа  -  человек  пятнадцать.
Лучи яркого южного  солнца  разноцветно  играли  на  тюбетейках  и  халатах,
блестели на лезвиях топоров и прочих похожих орудиях, при взгляде на которые
приходили грустные мысли о расчленениях,  протыканиях,  рубленых  и  колотых
ранах  Из  серьезных  предметов  я  рассмотрел  полицейский  парализатор   и
ЭМ-ружье. Так уж  получилось,  что  последователи  "Меча  Абу  Бакра"  и  им
сочуствующие прихватили для работы что под руку попалось.  Хорошо  вооружены
были лишь ударные  отряды,  наполовину  состоявшие  из  смертников,  ждавших
своего часа не один год и мечтавших попасть в рай, ведь именно туда попадают
правоверные, погибшие с оружием в руках за верное дело.
   - Пробьемся, - переводя дыхание выдавил я.
   Толпа хлынула на нас  И  я  превратился  в  отлаженный  боевой  механизм.
Окружавшие  нас  правоверные  никак  не  могли  понять,  почему   удары   их
костоломных и мясорезных орудий  не  достигают  цели.  Впрочем,  возможности
долго размышлять на подобные темы  я  им  предоставлять  не  собирался.  Они
падали на пропыленную, прожаренную солнцем мостовую, многим уже  не  суждено
было больше подняться.
   Удар - пальцы впиваются  во  вражью  шею.  Захлест  ногой,  волнообразное
движение - с переломанным хребтом падает еще один  враг.  Пригнуться  -  над
макушкой свист топора, в ответ я посылаю, как хороший фокусник, спрятанный в
рукаве сюрикен - восьмиконечную заточенную  звезду,  которыми  пользовались,
поговаривают, ниндзя в еще незапамятные времена.
   Схватка заняла считанные мгновения. Привыкшие к охоте хищники  неожиданно
стали сами добычей. Вооруженный ЭМ-ружьем  смертник  успел  всего  лишь  раз
нажать на спусковой крючок, но очередь лишь подчистила ряды его товарищей.
   - За мной, - я подпрыгнул и оказался на заборе, протянул руку Шестерневу.
   Мы спрыгнули в типичный восточный дворик. В центре его бил фонтан,  земля
устлана коврами. У домика съежилась женщина и три девочки.
   - Не бойтесь, - крикнул я. - Мы скоро уйдем.
   - Не убивайте, - запричитала женщина.
   - Не будем.
   Я вытащил коммуникатор. Прилепленная на балконе отеля  камера  передавала
нам на СТ-приемник изображение.
   - Так, здесь народу поменьше. Отсюда они  отхлынули.  Вот  маршрут,  -  я
прочертил на карте города маршрут - Ай, что делается, - запричитала женщина.
   - Спроси у своего сына или  мужа,  -  прикрикнул  я.  -  Наверняка  режет
кого-то вместе с "абубакрами".
   - Ай, ай, - начала раскачиваться женщина из стороны в сторону.
   Снова  на  забор.  Большую  часть  города  занимали  одноэтажные  районы.
Исполненные из новейших материалов,  забитые  электроникой  дома  все  равно
внешне  напоминали  те  же  строения,  которые  заполняли  восточные  города
тысячелетия. Глухой забор. Дворик. Ковры.
   Ага, вот проход  в  переулок,  идущий  параллельной  той  улице,  где  мы
положили кучу правоверных.
   - Сюда, - велел я.
   Тенистые деревья, арык с чистой водой, скамейки, на которых  еще  недавно
судачили за чашкой чая соседи. Теперь здесь пусто и страшно. Рядом, всего  в
нескольких десятков метрах, бурлит вырвавшейся из вулкана массой толпа, рвет
кого-нибудь в клочья. Гнев вырвался на свободу.
   Мы бежали по намеченному маршруту, но наткнулись на отряд  из  нескольких
десятков боевиков и вынуждены были снова скрываться в  переулках.  Положение
было аховое.
   - Все, нас отрезали от центра, - сказал я, снова глядя  на  экран.  -  Не
прорваться. Надо искать, где затаиться.
   - Они сейчас добьют легкую добычу,  а  потом  двинут  проверять  дома,  -
возразил Шестернев. - Надо прорываться.
   - Идея, - я кивнул на две  черные  тени  -  одетые  в  паранджу  женщины,
пытавшиеся  пробраться  куда-то  подальше  от  ада,   а   может,   наоборот,
принимавшие самое активное участие в дьявольской оргии.
   - За ними, - крикнул я.
   В несколько прыжков я настиг одну из них. Она было истошно завизжала,  но
я надолго выключил ее ударом в точку чуть ниже шеи. Шестернев  справился  со
своей.
   - Одевай, - приказал я.
   Вскоре мы оба были одеты в черные одеяния. Чем хороши  восточные  женские
одежды - мужчину в них распознать гораздо труднее, чем если бы он,  положим,
облачился в западную, кончающуюся где-то под грудью.
   - Тебе идет, - хмыкнул Шестернев.
   - А тебе-то. Все мужики твои будут... Вперед!
   Некоторое время новая одежонка нас выручала. Толпа во время  криза  четко
ориентирована  на  сигнал  "свой-чужой".  Фигуры  женщин,  одетых   согласно
исламским строгим нормам, не вызывали вопросов. Тем более на  улицах  женщин
было немало, они действовали наравне с мужчинами.
   Шайтанский пир был в самом  разгаре.  В  одном  месте  толпа,  как  дикое
урчащее животное, колыхалась над распростертыми телами.  В  другом  месте  с
криками и улюлюканьем по всем правилам загоняли двоих перепуганных  насмерть
и окровавленных мужчин и одну женщину. Слышался свист  ЭМ-очередей.  Витрины
магазинов, банковские  аппараты,  столбики  стоянок  такси  были  расколоты,
раскрошены, выгнуты  и  закручены  нечеловеческой  силой.  По  городу  будто
прошелся  ураган.  Пылали  дома.  Чернея  изуродованным  обожженным   боком,
пробитым в трех местах, врос в землю  полицейский  бронетранспортер.  Горела
полицейская  турбоплатформа,  а  рядом  с  ней  валялись  обугленные   трупы
служителей  уже  несуществующего  правопорядка.  На  площади  перед  мечетью
святого  Исмаила  шла   ожесточенная   перестрелка   между   гвардейцами   и
смертниками.
   Символ сегодняшнего дня - обугленные трупы. Огонь подбирался к  неверным,
врывался в их легкие, жег кожу и обугливал  тела.  Огонь  нес  очищение,  по
словам тех, кто раздувал его. Огонь владел городом.
   Полиция и армия не могли сделать ничего.  Да  и  хотела  ли?  Безумие  не
обходило  и  представителей