то  бывает выполнимым в
необыкновенных. Разве не так?
     -- Так-то так,--  сказал с сомнением старший  лейтенант,-- да  ведь вот
слышали,  что  прогремел Скворешня? Взрывчатых  веществ не хватит на  этакую
массу старого, крепкого льда.
     --  Виноват,  товарищ  старший  лейтенант,-- донесся  с  другого  конца
столовой голос Марата -- Не хватит теренита -- поможет нам Федор Михайлович!
     -- Я?! -- недоуменно спросил Горелов среди шума  удивленных восклицаний
и развел руками. -- Да чем же я смогу заменить теренит?
     -- Гремучий газ,  Федор Михайлович! -- воскликнул  Марат. -- Тот  самый
гремучий газ, который работает в ваших дюзах! Его-то, надеюсь, у вас хватит?
     -- Ах ты, бисова козявка! -- восторженно грохнул Скворешня. -- Скажи на
милость! Идея-то оказывается довольно практичной! А? Как вы думаете, товарищ
старший лейтенант? Не доложить ли капитану?

        x x x
     В  столовой  воцарилось необыкновенное  оживление.  За всеми  столиками
сразу  поднялись  разговоры,   все  громко  обсуждали  предложение   Марата,
разгорались  споры. Большинство яростно отстаивало это предложение, немногие
скептики сомнительно покачивали головами,  указывая,  что придется  взорвать
около восьмидесяти тысяч  кубометров льда.  С  карандашами  в  руках они уже
успели  подсчитать  эту   величину.  Сторонники  Марата,  особенно  Шелавин,
напоминали, что уже  давно,  на Северном морском  пути, когда  полярные суда
оказывались зажатыми во льдах, широко и успешно применялся аммонал. Скептики
возражали:  одно,  мол,  дело  расколоть  даже  десятиметровый  лед,   чтобы
образовалось  разводье,  и другое  дело -- поднять  на воздух  десятки тысяч
кубометров льда.
     Старший  лейтенант, прежде  чем ответить  Скворешне, задумчиво  поиграл
вилкой, отбивая на тарелке походную дробь барабана. Потом сказал:
     -- Доложить капитану можно, товарищ Скворешня, но выйдет ли вообще толк
из предложения Марата -- сомневаюсь.
     Это  было сказано с  такой  убежденностью,  что  все  в  столовой сразу
замолчали.
     Марат  побледнел,  словно  предчувствуя нечто сокрушительное  для своей
идеи.
     -- Почему же вы так думаете, товарищ старший лейтенант? -- спросил он.
     -- Мне  кажется, Марат,  что вы  не  учли  самого главного.  Главное же
заключается не в том, как и чем взорвать, а в том, как, чем и, самое важное,
в какой  срок можно убрать взорванный лед. Восемьдесят  тысяч кубометров! На
руках вы их вынесете, что ли? На носилках? Вообще говоря, можно,  конечно, и
руками перенести, но когда мы окончим эту работу? -- И среди общего молчания
тихо  добавил:  --  Кончим,  вероятно, тогда,  когда  уже  будет  совершенно
безразлично -- месяцем ли раньше, месяцем ли позже.
     Марат сидел  с опущенной  головой;  наконец, собрав остатки  всей своей
веры и мужества, он тихо сказал:
     -- Можно транспортеры поставить...
     -- А двигатели?
     -- Моторы от глиссера. Старший лейтенант пожал плечами:
     --   Все   то,   к  сожалению,  общие  фразы,  Марат.   Вы   оперируете
неопределенными величинами. Неизвестно ведь, какая будет  производительность
транспортера при малой, сравнительно, мощности  этих моторов. Надо, конечно,
вашу идею проверить до конца -- с  карандашом в руке. Хотя я и предвижу, что
вывод  получится  отрицательный,  все-таки  зайдите  ко  мне  сегодня, когда
освободитесь,-- вместе подсчитаем.
     --  Да-а-а,--  грустно  прогудел Скворешня среди  общего  молчания.  --
Торговали мы  с тобой, Маратушка,-- веселились; подсчитали  -- прослезились.
Однако,--  закончил  он,  поднимаясь из-за  стола,--  ты,  хлопец, не горюй.
Пускай свою машинку под черепом на десять десятых...  Одно не выйдет, другое
будет удачнее... Ось воно як, друже!
     Расходились  тихо,  перебрасываясь  короткими,  малозначащими  фразами.
Потом  весь  день на  корабле стояла  тишина.  Свободные от  вахты  сидели в
каютах,  погруженные  в невеселые мысли; в красном  уголке две пары играли в
шахматы,  но  зевки  портили партии и  настроение  играющих. На вахте, возле
заснувших машин и аппаратов, люди  сидели или  слонялись по отсеку без дела,
снедаемые   тоской  и  беспокойством;   некоторые  яростно  чистили  машины,
смазывали их, регулировали.
     Сравнительно  хорошо  чувствовала  себя  лишь  группа  электриков.  Они
деятельно хлопотали вокруг выпущенных из подлодки трос-батарей,  вытаскивали
их приемники на лед, укрепляли их там, следили  за контрольно-измерительными
приборами, подготовляли аккумуляторные  батареи к приему электроэнергии. Все
им  завидовали,  а  некоторые  из  свободных  от  вахты  всячески  старались
примазаться  к  их  работе, оказывали им мелкие услуги, не брезгали никакими
поручениями -- лишь бы побыть в этой живой, деятельной атмосфере.
     Позавидовать  можно  было также  Горелову и  его  помощникам  Ромейко и
Козыреву.  Подвесив  на  корме  подлодки  небольшую  площадку,  они  очищали
многочисленные  дюзы от  нагара,  от  плотно  слежавшегося слоя  проникших в
раструбы и камеры сжигания  мельчайших, всегда плавающих в  воде частиц ила.
Не вполне  закончив  очистку  дюз,  Горелов  послал  Ромейко  и  Козырева  в
подлодку,  в  камеру газопроводов,  для прочистки  труб, по которым газы  из
баллонов направлялись  в дюзы.  Оставшись один, Горелов  вытащил из  мешка с
инструментами электросверло  и  принялся  что-то  сверлить в камере сжигания
большой центральной дюзы. Это была самая большая дюза; внешняя окружность ее
раструба имела в диаметре полметра, а выходное отверстие из  камеры сжигания
в раструб -- около пятнадцати сантиметров. Из-за огромной твердости  металла
дюзы работа протекала медленно и трудно, что,  по-видимому, очень раздражало
Горелова. Впрочем, электросверла пускались им в ход лишь тогда, когда вблизи
кормы никого из команды не было. Как только в подводном сумраке показывалась
человеческая фигура в скафандре, Горелов быстро извлекал инструмент из дюзы,
принимаясь  за  прежнюю работу по  очистке,  чтобы затем, оглянувшись, опять
пустить  сверло в ход.  Наконец,  оставшись,  очевидно,  довольным,  Горелов
спрятал электросверло  в мешок, вынул  оттуда  что-то  небольшое и тяжелое и
сунул его  в шаровую камеру сгорания сквозь узкий проход  в нее из раструба.
Повозившись  немало рукой,  погруженной  до плеча  в  камеру,  над гайками и
болтами,  он облегченно вздохнул, снял подмостки с  кормы,  перекинул  через
плечо мешок с инструментами и вернулся в подлодку.
     Как раз  в это время, уже  к концу дня, Марат вышел  из каюты  старшего
лейтенанта,  и  всем   стало  известно,   что,  по  точному  подсчету,   для
осуществления   его  проекта  потребовалось  бы   не  меньше  двух  месяцев.
Настроение  во всех помещениях корабля еще больше  упало. Капитан,  почти не
выходивший  все эти дни из  своей каюты, вызвал к себе комиссара Семина. Они
долго  о чем-то беседовали, и Семин вышел оттуда с решительным и озабоченным
лицом. Через  несколько  минут  у комиссара состоялось короткое совещание  с
профоргом  Ореховым и  заведующим  культработой младшим акустиком  Птицыным.
Через   час  с  участием  этих   же  лиц  состоялось  расширенное  совещание
руководителей всех кружков, работающих при  красном уголке. Еще  через час в
красном  уголке  появилось   огромное  красочное  об®явление,  изготовленное
Сидлером  и извещавшее, что "в связи с временной задержкой подлодки "Пионер"
в  закрытом  антарктическом  порту  "Айсберг"  намечается  на ближайшие  дни
расширенная  программа  работы кружков и массовых культурных развлечений  --
вечеров, концертов и т. п.". Кроме того, об®является  широкий "конкурс идей"
на тему "Как сделать  закрытый порт  "Айсберг"  открытым хотя  бы на  десять
минут?".
     Автор  самого  практичного и наиболее быстро  осуществимого предложения
будет премирован отличным хронометром с репетицией. Жюри конкурса намечено в
составе   старшего   лейтенанта  Богрова,  главного  электрика   Корнеева  и
профессора  океанографии  Шелавина. Последний срок представления проектов --
двадцатое июля сего года.
     Вокруг живописной  афиши  быстро  собралась  кучка читающих.  Раздались
веселые шутки, слышался громкий, раскатистый смех.
     -- Марат! Марат! -- закричал вдруг Козырев, помощник механика, увидев в
открытую  дверь Марата, который  как  раз  в этот  момент поднимался из люка
машинного отделения. -- Марат! Иди скорее сюда! Тебе тут премия назначена!
     -- Какая премия? -- донесся  из коридора недоумевающий голос Марата. --
За что? Что ты там мелешь?
     --  Верно,  верно, Марат! -- подхватил со смехом Матвеев.  -- Настоящий
хронометр с репетицией. Вот счастливчик!
     -- Что и говорить, везет человеку,-- добавил кто-то.
     --  Вот-вот, смотри... Это прямо к  тебе относится!  -- потащил Козырев
Марата за руку сквозь расступающуюся толпу, под хохот и веселые выкрики.
     Марат быстро прочел  строки  о конкурсе, неподвижно  постоял  с  минуту
перед   афишей,  потом  молча,  с  иронической  улыбкой  обернулся  к  толпе
смеявшихся товарищей.
     -- С  вашего  разрешения,  дорогие товарищи,-- сказал  он,-- я принимаю
вызов. --  Улыбка с лица Марата исчезла. Он продолжал,  обращаясь  ко всем и
немного повысив голос: --  Я обязуюсь  в  двухдневный срок  представить жюри
конкурса  новый,  более  практичный проект  превращения южнополярного  порта
"Айсберг" в открытый порт...
     -- Ура, Марат! -- закричал Козырев. -- Качать его, ребята, за смелость!
     -- Брось, Козырев,-- остановил его Матвеев. -- Дай Марату кончить.
     --  Я  принимаю на себя это  обязательство,-- продолжал Марат,-- но при
одном условии...
     -- Ага!  Условие?  --  опять не удержался Козырев. --  Дело  становится
интересным, особенно если это условие невыполнимо.
     -- Зачем невыполнимо? Условие совершенно выполнимое. Я  требую, чтобы в
порядке социалистического  соревнования  такое  же  обязательство принял  на
себя.., сам Козырев!
     -- Правильно! Правильно! -- послышалось со всех сторон.
     --  Ты  с ума  сошел, Марат!  -- растерялся Козырев. -- Где мне с тобой
тягаться, жулик ты этакий!
     -- Не прибедняйся,  пожалуйста,  голубчик! Подумаешь, казанская сирота!
Мог  же  ты  предложить  и  изготовить  приспособление   для  автоматической
прочистки газовых  труб? И премию  за  это получил  не кто-нибудь другой,  а
именно ты! А сейчас в нашей комиссии  разве не рассматриваются еще два твоих
рационализаторских предложения? Что ты на это скажешь?
     -- Соглашайся скорей, чудак,--  вмешался солидный Крутицкий. -- Веселей
будет шевелить мозгами-то вперегонки.
     --  Марат прав! --  крикнул  Птицын. Его длинное,  узкое  лицо с острым
носом покрылось внезапно вспыхнувшими пятнами. -- Если Козырев отказывается,
я принимаю вызов!
     -- А кто тебе мешает третьим присоединиться к нашему договору? - весело
откликнулся Марат.
     -- Что же ты молчишь, Козырев? -- нетерпеливо спросил кто-то.
     Козырев стоял молча, опустив в нерешительности рыжую голову.
     --  Да  что говорить-то? -- промычал  он. -- Чистая провокация!  Ну, не
скрою, кое-что обдумывал про себя. Сам еще не знаю, хорошо ли получится... А
тут вдруг -- нате, выходи на сцену... Боязно... Неужели не понимаете,  черти
полосатые?  --  неожиданно  огрызнулся  он и  столь же  неожиданно  махнул в
воздухе  рукой:  --  Ладно!  Принимаю  вызов!  Держись  теперь, Маратка!  --
погрозил он ему. -- Это тебе будет не ось воно як-- водорослевая плотина...
     --  Браво,  Козырев!..  Не   робей,   Сережа!..  Не  осрами  рыжих!  --
послышались крики с разных сторон.
     Марат  протянул Козыреву свою маленькую  сухощавую руку, которая сейчас
же утонула в широкой горячей  ладони "противника". Не  выпуская руки Марата,
Козырев повернулся в сторону Птицына:
     -- Я тоже ставлю условие! Вызываю со своей стороны эту птицу. Пускай не
суется вперед папы в пекло... Цитирую Скворешню в точном переводе.

        x x x
     Что   делать?   Как  освободить  подводную  лодку   из  самой  середины
чудовищного айсберга, куда она так несчастливо попала?  Как устранить угрозу
позорного, бессрочного плена в этом ледяном корыте?
     С необыкновенной силой капитан именно сейчас  почувствовал всю огромную
ответственность, которую он несет  перед  страной,  ответственность за жизнь
двадцати семи человек,  прекрасных  детей его Родины,  которых она  доверила
ему,   ответственность  за   великолепный  корабль,   материальный   сгусток
гениальных научных и технических идей, так далеко опередивших свой век!
     Бессвязные мысли, безнадежные,  фантастические,  иногда просто  нелепые
планы проносились перед ним, но сейчас же отбрасывались.
     Телефонный гудок вызывал к аппарату. -- Слушаю! Товарищ Скворешня?
     - Позвольте  доложить,  товарищ командир. При очередном осмотре полыньи
мною и  товарищем Шелавиным замечено повышение в  ней уровня воды на  три  с
половиной  сантиметра  против вчерашнего  утреннего.  Над  полыньей держится
густой туман.
     Капитан внезапно оживился.
     -- Туман понятен,-- сказал  он,-- идет быстрое испарение теплой воды на
морозе. А вот повышение уровня? Как об®ясняет это явление Иван Степанович?
     -- Говорят, что,  вероятно, происходит усиленное таяние подводной части
ледяных  стен  от соприкосновения  с теплыми поверхностными  слоями  воды  в
полынье. Температура воды в этих слоях сейчас около пяти градусов выше нуля.
Между тем внизу, на стенах у дна и на дне, лед нарастает.
     --  Ах,  да! Ну  конечно,  конечно... --  Капитан  застыл  у  аппарата.
Полуопущенные веки поднялись, и глаза, большие, синие, лучистые,  неподвижно
глядели в пространство. Почти  бессознательно,  забыв о  Скворешне,  капитан
монотонно  повторял:  --  Да...  Конечно... конечно...  лед  тает...  теплая
вода... так... так...  -- Краска залила его лицо. -- Все в порядке,  товарищ
Скворешня? Все в порядке... Больше ничего не скажете?
     -- Ничего, товарищ командир!
     Выключенный нетерпеливой рукой аппарат чуть не слетел со стола. Капитан
вскочил  из-за стола  и начал взволнованно  ходить  по  каюте. Вот, наконец,
решение вопроса! Настоящее,  действительное. Как это  сразу не пришло  ему в
голову? Пушка и накал!.. Пушка и накал!.. Ура! Выход найден! Через несколько
дней подлодка очутится на свободе! Ура!
     Хотелось  по-мальчишески  плясать, кричать на  весь мир  о победе.  Но,
словно   одним  движением  невидимых  рычагов,  капитан   внезапно  притушил
радостное возбуждение.
     Спокойными, размеренными  шагами,  застегнув  почему-то китель  на  все
пуговицы,  он  подошел  к  письменному столу,  сел и, взяв в руки  карандаш,
погрузился в расчеты.



        Глава III. ПУШКА И НАКАЛ




     -- Итак, товарищи,  в  результате  расчетов, которые я вам  только  что
представил,  можно   прийти  к   следующим  выводам:   совместное   действие
ультразвуковой пушки  с накаленным до двух тысяч  градусов корпусом подлодки
гарантирует нам образование в толще ледяной стены тоннеля диаметром не менее
десяти с половиной метров.  При этом роль ультразвуковой пушки заключается в
том,  что она  разрыхляет  лед и  превращает  его  в аморфную  массу,  легко
поддающуюся действию тепла. Накаленный же корпус подлодки, напирающий на эту
массу  своей носовой частью под давлением дюз, превращает  ледяную  кашицу в
воду и  прочищает  себе таким образом путь дальше, образуя тоннель. Скорость
этого  продвижения  подлодки в  толще льда  должна  достигать  не менее трех
метров  в час.  В  результате непрерывной  работы дюз и пушки через двадцать
пять, максимум тридцать часов после начала работы "Пионер"  должен очутиться
в  свободной воде  под  ледяным полем, окружающим  наш айсберг. Вот  к  чему
сводится  этот  тщательно  разработанный  и  теоретически  проверенный  план
освобождения подлодки.  Если у кого-нибудь из присутствующих имеются вопросы
или возражения, прошу высказаться.
     Капитан  опустился в  кресло.  Лицо  его выражало крайнюю усталость, но
глаза, покрасневшие от бессонной ночи, были полны радостной уверенности.
     Ни один человек, из  командного состава подлодки, созванного  капитаном
на совещание  для обсуждения его проекта,  не пошевельнулся,  не произнес ни
звука.
     Длительное молчание воцарилось в каюте.
     Наконец  зоолог, сидевший в  углу, словно очнувшись,  вздохнул, оглядел
всех и восторженно произнес:
     --  План  гениальный! Гениальный, потому что он  ясен  и прост даже для
меня -- неспециалиста!..
     -- Ничего лучшего придумать  нельзя,-- поддержал мнение зоолога главный
акустик Чижов. Его круглое румяное лицо  сияло; он то поднимал очки на  лоб,
то сбрасывал их на коротенький вздернутый нос. -- Расчеты в  отношении пушки
сделаны   совершенно   правильно.  Она  вполне  оправдает  надежды   Николая
Борисовича. Что касается меня, то я целиком поддерживаю этот план.
     -- Да  тут  вообще  обсуждать нечего!  --  воскликнул  главный электрик
Корнеев. --  Совершенно прав профессор; план так прост и ясен, что я даже не
считаю нужным  разбирать  и проверять его расчеты,  касающиеся моей области.
Это самая обычная работа тепловых механизмов и аппаратов подлодки. Надо было
только догадаться применить их в этих неожиданных условиях...
     -- И  для работы дюз тут нет ничего необычного,-- вставил Горелов.--  В
сущности,  мы совершенно  упустили из виду, что для  нашего "Пионера" лед --
это та  же вода. И, если бы не  желание  ускорить его освобождение, мы могли
бы... не в  обиду  будь сказано товарищу Чижову...  обойтись  даже  без  его
ультразвуковой пушки. Дюз  и накала корпуса вполне достаточно, чтобы прожечь
ледяную стену,  как масло  горячей иглой.  Да  вот,  как  видите,  к  нашему
прискорбию, никто из нас не догадался о такой простой вещи.  И я могу только
поздравить  себя и  всех нас, что  мы работаем  на  такой  подлодке, как это
чудесное творение советской техники, и  под начальством такого находчивого и
изобретательного капитана, как  наш Николай Борисович! План великолепный,  и
нужно лишь скорее,  немедленно  приняться  за  его  осуществление, чтобы  не
терять драгоценного времени.
     Капитан,  до  сих  пор   сидевший  неподвижно,   с  полузакрытыми,   по
обыкновению,  глазами,  на мгновение приподнял  веки и  бросил  на  Горелова
быстрый короткий  взгляд. Уже в следующее  мгновение он с тем же  спокойным,
бесстрастным лицом слушал старшего лейтенанта Богрова.
     -- Николаи Борисович! -- проговорил старший лейтенант. -- Дело так ясно
и мнение командного  состава  подлодки  настолько  уже  определилось, что, я
думаю, можно  было  бы действительно  перейти  к  получению ваших конкретных
распоряжений о начале и порядке работ по реализации плана.
     Капитан, однако, еще раз обратился к совещанию:
     - Я очень  прошу, если у кого-либо есть малейшее сомнение или  хотя  бы
простой вопрос, заявить об этом.
     Среди  воцарившегося  молчания неожиданно в  каюту донесся приглушенный
хор  густых  и  низких  мужских голосов.  Как  будто  издалека  неудержимыми
победоносными волнами вливались в каюту величественные звуки гимна.
     -- Что это? -- посмотрел на комиссара капитан.
     -- Репетиция к сегодняшнему вечеру,-- последовал тихий ответ.
     --  А! --  проговорил  капитан  улыбаясь.  -- Вероятно,  придется вечер
отложить.
     --  Я думаю,  что концерт,  который вы организуете вместо этого вечера,
доставит команде неизмеримо больше радости,-- сказал комиссар.
     Капитан кивнул ему головой и обратился к собравшимся:
     -- Товарищи, позвольте  считать, что ваше мнение о плане положительное.
Возражений как будто не было.
     -- Правильно! Правильно!.. План  великолепный! Ничего возразить нельзя!
-- послышались голоса.
     --  Отлично!  --  сказал  капитан.  --  Итак,  предлагаю  к  исполнению
следующее. Товарищу Семину немедленно собрать всю свободную  от вахты  часть
команды. Я  сделаю ей сообщение о принятом нами плане. Сейчас полдень. После
обеда, в тринадцать  час