е дело в  том, что лучшие женщины, и даже посредственные,
невероятно трудны в обращении и нелюбезны со мной,  а с ней я отдыхаю, возле
нее можно хотя бы отдохнуть, и я для нее не хуже, чем она  для меня, с ней я
по  меньшей  мере  могу на  время  забыть  об  этом  неустанном, бесконечном
соперничестве... Обо всей этой мишуре.  Мы полюбили друг друга  потому,  что
она мне не нравится так же, как и я ей, и - никакого неравенства.
 ПРИНЦ. Восхищен вашей откровенностью!
 ИННОКЕНТИЙ. Я бы охотно обманул вас,  но теперь невозможно, времена уже
не те, все на  виду, фиговые  листки поувяли. И не остается ничего  другого,
как быть откровенным.  Да я и не скрываю, что любовь наша -  это так... ради
взаимного утешения... ведь я пользуюсь успехом у женщин в той же мере, что и
она у мужчин. Но не стану  также скрывать, что ревную - да, моей  ревности я
скрывать не стану, выражу  ее  со всей  последовательностью, имею право!  (К
Ивонне, с неожиданной страстностью.) Влюбилась в него? Влюбилась? Ну? Что?
 ИВОННА (кричит). Пошел прочь! Прочь! Прочь! Вон отсюда!
 ИННОКЕНТИЙ. Влюбилась!
 ИВОННА (успокаиваясь). Вон!
 ПРИНЦ. Отозвалась. Но в таком случае...  Ответила. Заговорила. Слышали?
Но  в  таком  случае...  это  означает...  если  уж  заговорила...  что  она
действительно в меня влю...
 ИННОКЕНТИЙ. Так  ведь  оно и видно. А я  как всегда проиграл.  И потому
должен уйти. Ухожу. (Уходит.)
 ПРИНЦ. Влюбилась... А должна была  возненавидеть. Я  издеваюсь над ней.
Унижаю. А она влюбилась. И  теперь... любит меня. За то, что я ее не выношу.
За это любит меня. Ситуация становится серьезной.
 Входит ВАЛЕНТИН.
 Уйди, Валентин! Что же мне теперь делать?
 КАМЕРГЕР. К этой ситуации, принц, следует отнестись со свойственным вам
юношеским легкомыслием!
 ПРИНЦ (к Ивонне). Нет. Скажи, что нет. Ты меня не любишь?
 ИВОННА (молчит).
 ПРИНЦ. Если она меня любит, то  я... то я, следовательно, ею любим... А
если я ею  любим,  значит,  я ее возлюбленный...  Я  существую  в  ней.  Она
заключила меня в себя. И я не вправе презирать ее... если она меня любит. Не
вправе  по-прежнему презирать ее здесь, если там, в  ней, я ее возлюбленный.
Ах,  ведь  я, собственно, всегда считал,  что существую только здесь, сам по
себе, сам в себе - а тут сразу - бац! Она поймала меня - и я оказался в ней,
как в ловушке! (К Ивонне.)  Если я твой любимый, то не  могу не любить тебя.
Мне придется тебя полюбить... и я полюблю тебя...
 КИРИЛЛ. Что ты надумал?
 ПРИНЦ. Полюбить ее.
 КИРИЛЛ. Ты замышляешь нечто невероятное! Это невозможно!
 ПРИНЦ. Ивонна, надень шляпку.
 КИРИЛЛ и КАМЕРГЕР. Куда вы? Куда вы?
 ПРИНЦ. Мы прогуляемся. Вдвоем. Наедине. Чтобы полюбить.
 ПРИНЦ и ИВОННА уходят.
 КИРИЛЛ. Что же теперь делать?
 КАМЕРГЕР. Вскружила ему голову!
 КИРИЛЛ. Чтобы такая уродина вскружила голову? Такая уродина?
 КАМЕРГЕР. Уродливые  женщины,  когда  подпускаешь  их  к  себе  слишком
близко, способны порой сильнее вскружить голову, чем красивые.
 КИРИЛЛ. Мой разум отказывает мне!
 КАМЕРГЕР.  А  я  вас  уверяю,   нет  ничего  более  опасного...  Обычно
считается,  что  опасность  исходит от женщин  приятных,  однако неприятная,
истинно неприятная женщина действует на мужчин - равно как, впрочем, истинно
неприятный мужчина на женщин... ого! Я всегда  стараюсь не слишком  вникать.
Противоположный пол неизменно привлекает!  И такая вот неприятная женщина, в
особенности, если она молода и если ее  неприятные свойства ярко  выражены -
хо, хо, хо! В особенности для  молодого человека, который приближается к ней
доверчиво, пылко - хо,  хо, хо - и тут  вдруг  оказывается лицом к лицу... с
такими жуткими... жуткими вещами...
 КИРИЛЛ. Какими вещами?
 КАМЕРГЕР.  Вы, молодой человек, о них  не знаете, а я, хоть, надеюсь, и
имею  немалый  жизненный   опыт,  тоже  не  знаю.  Существует   определенная
разновидность явлений,  которых джентльмен  знать не может  по  той причине,
что, узнав их, он бы перестал быть джентльменом.
 Звонок.
 Что там опять?
 Входит ВАЛЕНТИН.
 ВАЛЕНТИН. Открыть?
 Входят КОРОЛЬ и КОРОЛЕВА.
 КОРОЛЕВА. Где Филипп? Их что, нет?
 КАМЕРГЕР. Ушли.
 КОРОЛЬ. Мы явились сюда лично, потому что он... Господи милостивый, что
он  там опять натворил? Дамы прибежали  к королеве  с жалобой, что  наш сын,
якобы нарочно, для розыгрыша, обручился с этим пугалом, чтобы таким способом
высмеять,  ну это... какие-то  там несовершенства их внешности...  Ха-ха-ха!
Вот негодник! Ну, если он только ради этого, тогда еще полбеды.
 КОРОЛЕВА. И все же нельзя допускать подобные  вещи. Мои фрейлины ужасно
возмущены, а вы здесь позволяете себе неуместные шуточки.
 КАМЕРГЕР.  Да,  да,  да! Если  бы  дело  было  только  в  этом!  Будьте
осторожны!
 КОРОЛЬ. Что случилось?
 КАМЕРГЕР.  Случилось...  Случилось  то,  что   он  там  сейчас   в  нее
влюбляется...  хочет  полюбить  ее...  Нет, всего,  что  тут происходит,  не
выразишь словами. Язык не поворачивается! Ситуация складывается... взрывная.
Ваши величества! Будьте осторожны - не то взорвется!
 КОРОЛЬ и КОРОЛЕВА. Что же делать?


 АКТ III.

 Покои в замке. На стуле сидит КИРИЛЛ, мимо проходят, хихикая, две дамы,
следом за ними входит ПРИНЦ.
 ПРИНЦ. Что ты здесь делаешь?
 КИРИЛЛ. Сижу.
 ПРИНЦ. И что дальше?
 КИРИЛЛ. И ничего.
 ПРИНЦ.  О  чем  они  говорили?  Ты  не  слышал,  над  чем  смеялись  те
вертихвостки? Не обратил внимания?
 КИРИЛЛ.  Женщины   постоянно  смеются.  Хихикать  -   это  естественное
состояние любой женщины, поскольку улыбка всегда их украшает.
 ПРИНЦ. А это не надо мной?
 КИРИЛЛ. С  какой  стати им  смеяться  именно над тобой? До  сих пор они
высмеивали только друг друга.
 ПРИНЦ. Если  не  надо  мной,  тогда  над ней...  над моей  невестой.  Я
замечаю, однако, что изменился характер смеха.  Возможно, я ошибаюсь, но мне
начинает казаться, что объектом  насмешек вместо...  нее  становлюсь я.  Все
придворные - и дамы, и кавалеры - постоянно шепчутся и хихикают. Или, может,
мне  почудилось?  Но я  догадываюсь... Прошу  тебя...  Пожалуйста,  попробуй
разведать, что о нас говорят, что это за насмешки. Я хочу знать, над чем они
смеются. Мне,  конечно, совершенно безразлично,  просто я хочу  знать. И при
случае скажи им,  что  если  они будут  и  дальше  за моей  спиной позволять
себе...
 КИРИЛЛ.  Филипп,  что  с  тобой  происходит?  Ты стал  раздражителен  и
обидчив, как если бы сам был собственной невестой.
 ПРИНЦ. Ну, ну, не  позволяй  себе лишнего. Хватит. Я  не привык к тому,
чтобы я, мои  поступки, мои  чувства  становились предметом насмешек.  Скажи
этой  публике,  если хоть  кто-то  позволит  себе  бестактность, пусть  даже
намеком...
 В  глубине  открываются  двери,  под  сигналы  фанфар  входят:  КОРОЛЬ,
КОРОЛЕВА, КАМЕРГЕР, ИВОННА, ИЗА, придворные.
 КОРОЛЕВА.  Тебе  понравилось?  Вкусно  было?  Правда?  Ты сыта,  детка?
(Улыбаясь, целует Ивонну.) Не хочешь еще грушу? Грушу в сахаре? Запеченную в
сахаре? Сладкого не хочешь?
 ИВОННА (молчит).
 КОРОЛЕВА. Груша прибавит тебе сил. (Смеется.) Это полезно! Полезно!
 КОРОЛЬ. Полезно! О-хо-хо.
 Молчание.
 КОРОЛЕВА.  А может,  немного сливок?  Сливки укрепляют. Это полезно. Ну
что, сливочек хочешь? Или молочка? Молочка с сахаром?
 Молчание.
 Ну, что  ты? Аппетита нет? О, это нехорошо.  Что же  нам теперь делать?
Что? Что нам делать?
 ИВОННА (молчит).
 КАМЕРГЕР. Ничего? (Снисходительно смеется.) Ничего?
 КОРОЛЬ.  Ничего? (Снисходительно  смеется.  Вдруг  нервно.) Ничего?  (К
Камергеру.) Ничего?
 КОРОЛЕВА. Ничего...
 КАМЕРГЕР. Абсолютно ничего, ваше величество. В сущности, если можно так
выразиться, - ничего.
 Молчание.
 КОРОЛЕВА. До чего же она робкая... Такая милая, тихая. Вот только, если
бы хоть изредка отвечала  нам. (К Ивонне.) Ты  бы хоть изредка отвечала, моя
птичка.  Это  же нетрудно. Следует хоть иногда что-нибудь сказать, детка,  -
этого требуют  приличия, элементарные приличия. Ты  же,  наверное, не хочешь
нарушать приличия... Что? Ну, что будем делать? Чем теперь займемся? А?
 КОРОЛЬ. Ну?
 КАМЕРГЕР. А?
 ИВОННА (молчит).
 КОРОЛЬ. Ну, так как?  Ничего? Нельзя же не знать чего ты хочешь! Нельзя
целый день бродить по дому и ничего не делать  - ничего! Это же скучно. Ведь
скучно же. (Ошеломленно смотрит на всех.) Скучно! Побойтесь Бога!
 КАМЕРГЕР. Скучно!
 КОРОЛЕВА. Боже милостивый!
 ВАЛЕНТИН (входя). Ваше высочество, пришел доктор, ожидает в галерее.
 ПРИНЦ (к Ивонне). Пойдем, побеседуем с доктором. С вашего позволения!
 ПРИНЦ и ИВОННА идут к дверям.
 КОРОЛЕВА. Филипп! Прошу тебя  на минутку!  Филипп! (Принц возвращается.
Королева - к придворным.) Оставьте нас, господа, нам необходимо поговорить с
нашим сыном.
 Придворные отходят в сторону.
 Филипп,  тебе не  на что жаловаться, мы  уважаем твои  чувства. Приняли
бедную птичку как  отец и мать. Только нельзя ли как-нибудь повлиять на нее,
чтобы  стала пообщительней?  Сегодня за ужином  опять молчала. И  за  обедом
молчала. Молчала также за завтраком. И  вообще, все время молчит. На что это
похоже  и  как  мы  выглядим  из-за этого  ее молчания?  Филипп, ведь  нужно
соблюдать приличия.
 ПРИНЦ (саркастично). Приличия!
 КОРОЛЕВА. Филипп, сын мой, разве мы не отнеслись к ней сердечно,  как к
дочери?  Разве, невзирая на многие  недостатки, не любим  ее за  то, что она
любит тебя?
 ПРИНЦ (угрожающе). Вот и любите ее! Любите! Во всяком  случае - я бы не
советовал вам не любить ее! (Выходит.)
 КОРОЛЕВА. Господи, просвети,  Господи,  укажи путь! Игнаций,  может, ты
недостаточно тепло к ней относишься - она тебя боится.
 КОРОЛЬ. Боится... А как она шныряет  по углам и все в окна выглядывает,
то в  одно, то в другое. И ничего. (Удивленно.) И ничего более! Она все окна
нам высмотрит. Боится...  (К Камергеру.) Дай-ка мне  донесения! Вот, Франция
опять бурлит!  (Про  себя.)  Боится,  а  чего  -  сама не  знает? Чтобы меня
бояться?  (К  Королеве.)  И  ты  тоже -  все  хороводы  вокруг  нее  водишь.
(Передразнивает.) Грушечка, пирожное... Будто хозяйка пансионата.
 КОРОЛЕВА.  Да,  зато  ты ведешь  себя  с ней абсолютно непринужденно  -
прежде, чем заговорить, обязательно сглатываешь  слюну.  Может, думаешь, это
не слышно. А говоришь с ней так, словно боишься ее.
 КОРОЛЬ. Я? Словно боюсь? Это она боится. (Тише.) Шельма.
 КАМЕРГЕР.  Наверное, величественность  вашего величества  вселяет в нее
робость,  что меня вовсе не  удивляет,  поскольку и  сам я  порой  испытываю
священный  трепет. И,  тем не менее,  я бы полагал  полезным,  если бы  ваше
величество  соизволили поболтать  с ней  наедине... Вселить  в  нее  большую
уверенность...
 КОРОЛЬ. Это я должен с ней наедине? С этой цацей?
 КОРОЛЕВА.  Прекрасная  мысль. Ее нужно постепенно  приручать -  сначала
где-нибудь в сторонке, наедине, а потом она привыкнет к нам, так  мы поможем
ей освободиться от ее невероятной замкнутости и робости. Игнаций, отнесись к
этому серьезно. Сейчас я  под  каким-нибудь предлогом пришлю ее сюда. Филипп
как  раз  беседует с  врачом.  Я ее пришлю  как  бы за мотком  шерсти,  а ты
отнесись к ней по-отечески. (Выходит.)
 КОРОЛЬ. Ты, камергер, иной раз такое ляпнешь, - ну о чем я  стану с ней
говорить?
 КАМЕРГЕР.  Но,  ваше величество, это  самое  обычное  дело  -  подойти,
улыбнуться,  заговорить,  пошутить  -  тогда  и  ей,  само  собой,  придется
улыбнуться или даже рассмеяться - а тут ваше величество опять улыбнетесь - и
так из улыбок возникнет то, что мы называем атмосферой светского общения.
 КОРОЛЬ.  Уж  я улыбнусь,  улыбнусь...  И я должен  перед ней кривляться
из-за  того, что она  робкая? Камергер,  ты уж  как-нибудь сам займись этим.
(Хочет уйти.)
 КАМЕРГЕР. Но,  ваше  величество! Ведь  вашему  величеству, я  думаю, не
впервой придавать смелости - равно, как и вселять робость.
 КОРОЛЬ. Да, но она боится... Понимаешь... ну, это... боится, шельма.
 КАМЕРГЕР. Каждый человек чего-нибудь боится.
 КОРОЛЬ.  Согласен, но  она и  боится  как-то  вяло, - боится, но как-то
апатично.   (Испуганно.)   Камергер,  она   боится  равнодушно.  Ого,  идет.
Задержись, не стану же я тут один перед  ней паясничать. Не уходи, останься.
Э, э, э. (Старается придать лицу любезное выражение.)
 Входит ИВОННА.
 А-а-а, просим.
 Ивонна приближается, осматривается. Король - добродушно.
 Ну, ну, что там такое - что там?
 ИВОННА. Шерсть...
 КОРОЛЬ. Шерсть?
 ИВОННА. Шерсть...
 КОРОЛЬ. О-о! Вот шерсть. (Смеется.)
 ИВОННА берет моток шерсти.
 Хе-хе-хе.
 ИВОННА (молчит).
 КОРОЛЬ. Шерсть потерялась?
 ИВОННА (молчит).
 КОРОЛЬ. Гм, гм! (Подходит ближе.) Ну, ну, что такое? Ну, ну. (Смеется.)
Ну?  Мы,  похоже,  немножко  испугались?  А?  Бояться  нечего.  Ну!  Нечего!
(Нетерпеливо.) Если я сказал - нечего, значит - нечего!
 ИВОННА (немного отступает).
 КОРОЛЬ. Ведь  я отец... отец Филиппа, папа? Тьфу!  Не папа, но отец! Во
всяком случае...  Не чужой  же я. (Подходит,  Ивонна отступает.) Ну, не надо
так...  Я обыкновенный человек. Самый обыкновенный -  никакой не царь  Ирод!
Никого не съел.  Так что бояться нечего.  И не зверь я. Говорю же, что я  не
зверь! Не  зверь! (Взволнованно.) И  нечего бояться! Я не зверь!  (Подходит,
Ивонна  резко отступает, роняя моток шерсти, Король кричит.) Ну, я же говорю
тебе, нечего бояться! Ведь я не зверь!!!
 КАМЕРГЕР. Нет, нет. Тс-с-с... Не так!
 КОРОЛЬ. Мерзавка этакая!
 Ивонна продолжает отступать и выходит.
 КАМЕРГЕР. Тише! Могут услышать!
 КОРОЛЬ.  Боится.  Камергер, а  помнишь  ту... которая  того...  которая
боялась... Цаца... М-м-му... Тю-тю...
 КАМЕРГЕР. Я  бы  сказал, что она  и бояться-то  не  умеет. Некоторые из
придворных дам боятся просто чудесно - прелестно, пикантно  - а у этой страх
какой-то обнаженный. (С отвращением.) Голышом!
 КОРОЛЬ. Ха! Мне кое-что вспомнилось.
 КАМЕРГЕР. Вспомнилось?
 КОРОЛЬ.  Боится.  Помнишь,  камергер,  помнишь  ту...  которую  того...
которую мы... Давно уже. Как все забывается.
 КАМЕРГЕР. Кого, ваше величество?
 КОРОЛЬ. Да, давно было. Я  и  сам напрочь забыл. Давно. Я тогда  еще  в
принцах ходил,  а  ты только в  проекте  на  камергера. Помнишь  ту малышку,
которая того... которую мы... Да вроде, на этой самой кушетке. Она, кажется,
белошвейкой была...
 КАМЕРГЕР.  Ага,  белошвейка,  на  кушетке... Эх, молодость,  молодость,
чудесное было время.  (Входит Валентин.) Чего тебе, Валентин? Пожалуйста, не
мешай.
 ВАЛЕНТИН уходит.
 КОРОЛЬ. Она потом умерла, да? Вроде, утопилась...
 КАМЕРГЕР. А  как же!  Помню как сегодня.  Пошла на  мост, и с  моста  в
реку... Эх, молодость, молодость, что может быть прекраснее.
 КОРОЛЬ. Тебе не кажется, что она была похожа на эту кривляку?
 КАМЕРГЕР. Что  вы, ваше величество, ведь эта - полноватая  блондинка, а
та была из сухощавых, пикантных брюнеток.
 КОРОЛЬ. Да!  Но тоже боялась.  Цаца.  М-м-му. Точно  так же боялась. До
чертиков боялась - шельма!
 КАМЕРГЕР.  Если  это воспоминание  доставляет  вашему  величеству  даже
малейшее огорчение,  лучше не вспоминать. Умерших женщин  лучше не  помнить.
Мертвая женщина - уже не женщина.
 КОРОЛЬ. Она боялась и, так  же  как эта, была какая-то - замученная. На
этой самой кушетке.  И  надо  же,  чтобы всегда кто-нибудь...  того... когда
что-нибудь...  Тьфу,  тьфу!   Вот   дьявольщина,  камергер,  чертовски  ясно
вспомнилось.
 Входит КОРОЛЕВА.
 КОРОЛЕВА.  Поздравляю!  Ты   просто  волшебно  приободрил  ее!   Просто
великолепно!  Бедняжка  не может  дух  перевести! Какая  муха тебя  укусила,
Игнаций? Ты же все испортил!
 КОРОЛЬ. Дьявольщина, дьявольщина! Не приближайся ко мне, государыня.
 КОРОЛЕВА. Что с тобой случилось? Отчего я не могу приблизиться к тебе?
 КОРОЛЬ. Отчего? Почему? Опять  - почему? Мне разве  нельзя поступать по
своему желанию? Я, что, под опекой? Не  хозяин в собственном доме? Должен во
всем отчитываться? Ну, что ты меня разглядываешь? Что смотришь  на меня? Все
- почему да как? Почему накричал? Потому что она кое-что мне напоминает!
 КАМЕРГЕР. Не стоит об этом! Ваше величество, к чему снова вспоминать!
 КОРОЛЬ. Да, напомнила мне кое-что, но о тебе! О тебе, моя дорогая!
 КОРОЛЕВА. Обо мне?
 КОРОЛЬ.  Ха-ха-ха,  что  ты  так смотришь?  Черт  побери, Маргарита,  я
признаю: да, вспылил, но, представь, странное дело, не могу смотреть на  эту
крошку,  чтобы  мне  сразу  же не вспомнилось кое-что  о тебе.  Я  не  хотел
говорить,  это не  совсем удобно, но раз уж ты спрашиваешь, буду откровенен.
Порой бывает,  что одна  какая-нибудь особа напоминает другую, но...  как бы
это сказать... не совсем одетую.  И когда я смотрю на нашу кривляку, как она
двигается...  как копается,  возится...  понимаешь,  как у нее  внутри будто
что-то хлюпает... то сразу что-то  напоминает мне о тебе,  как-то  возникает
вдруг мысль о тебе... в неглиже...
 КОРОЛЕВА. Она тебе напоминает меня... что? В неглиже?
 КОРОЛЬ. Именно так! Именно то, что ты сейчас думаешь! Ну, скажи  - что?
Скажи, что ты сейчас думаешь, и тогда выяснится, думаем ли мы об одном и том
же. Скажи на ушко.
 КОРОЛЕВА. Игнаций! О чем ты говоришь?
 КОРОЛЬ. Значит я прав, моя королева! Значит и у нас есть свои секреты!
 КОРОЛЕВА. Ты забываешься!
 КОРОЛЬ. Напротив - я вспоминаю! Вспоминаю! Я  все помню! Тю-тю!  Му-му!
(Внезапно выходит.)
 КОРОЛЕВА. Что все это значит?
 КАМЕРГЕР  выбегает следом  за КОРОЛЕМ. КОРОЛЕВА  стоит в  задумчивости,
прикладывает палец ко лбу. Входит ИЗА и вертится перед зеркалом.
 Перестань кокетничать.
 ИЗА (застыдившись). Ваше величество...
 КОРОЛЕВА.  Ты  все время  кокетничаешь.  С тех  пор как  эта...  эта...
несчастная  появилась при  дворе, вы все без конца  кокетничаете. Подойди ко
мне, милая барышня. Мне нужно кое о чем тебя спросить.
 ИЗА. Государыня...
 КОРОЛЕВА. Смотри мне в глаза. Признайся - ты никому не говорила, никому
не  проболталась  о... о моих  стихах? Скажи откровенно, -  не удержалась  и
рассказала!
 ИЗА. Ваше величество!
 КОРОЛЕВА. Значит, никому не говорила?  Ни о чем?  Тогда  я не  понимаю,
откуда он мог узнать. Наверное, нашел под матрацем мою тетрадь.
 ИЗА. Кто, ваше величество?
 КОРОЛЕВА. Причина  только в этом, иначе и быть не может. Он имел в виду
только это! А теперь - скажи откровенно, можешь  говорить со мной так, будто
я не королева,  я временно освобождаю тебя от всех  условностей церемониала.
Ответь искренне,  когда ты смотришь на  Ивонну, тебе  ничего не  приходит  в
голову? Никакие  мысли  не  возникают?  Ну,  определенные  ассоциации?..  Ее
походка, например?  Ее нос? Взгляд и вообще вся  манера поведения?  Тебе это
ничего  не... напоминает?  Ты не думаешь, что  какой-нибудь насмешник мог бы
найти здесь некую  связь с...  с... с  моей поэзией, в которую  я, возможно,
вложила слишком много поэзии... моей  поэзии... моей исповедальной поэзии?..
Ах!
 ИЗА. Что? Твоя поэзия, госпожа, и... и... Как же это?
 КОРОЛЕВА. Будь она проклята,  моя поэзия! Этот мир слишком груб! Будьте
прокляты  мои  порывы, экстазы, мечтания и признания! Ты  не хочешь  быть со
мной искренней! Ха... он сказал: "в неглиже", почему "в неглиже"? Если бы не
читал  стихи,  не  сказал  бы  -  но  разве  те  мои  строки  были  негли?..
Отвратительное  слово! Ты не  говоришь  мне всей правды! А теперь поклянись,
что ни  словечком  не  обмолвишься  о том,  что  я  сейчас  тебе рассказала.
Поклянись!  Поклянись  перед этими свечами.  Мне не  до шуток.  Поклянись! И
оставь свой ложный стыд. Быстро, на колени... и повторяй за мной: клянусь...
 Входит ПРИНЦ.
 ПРИНЦ. Мама, я хотел бы с  тобой переговорить.  Ах, извините. Похоже, я
помешал вам колдовать.
 КОРОЛЕВА.  Нет, ничего, она  мне туфлю поправляет. Мне  купили  слишком
широкие.
 ПРИНЦ. Зачем король перепугал мою невесту?
 КОРОЛЕВА. Филипп, только, пожалуйста, не таким тоном!
 ПРИНЦ. А каким? Каким  тоном  должен  я говорить, если отец без всякого
повода набрасывается на мою невесту, кричит на нее - в грубейшей форме! Если
мою невесту едва не  парализовало с испуга. Если я даже на мгновение не могу
отойти, чтобы вы тут же не начали вытворять с  ней, что вам только в  голову
взбредет? Мне кажется,