а и жил на небе. Но выпросился он у отца на землю. Пятки  у
него голые и стали мерзнуть зимой. Отец  дал  ему  огонь.  Однажды  грелся
медведь у костра, а люди увидели огонь и решили его  похитить.  Они  убили
медведя и унесли с собой огонь. С  тех  пор  медведи  на  зиму  в  берлогу
ложатся, чтобы пятки не отморозить. Когда югры сейчас убивают медведя, они
устраивают празднество, винятся перед его мертвой головой и поют священные
песни. А перед этим вырежут у  головы  язык  и  уберут  глаза,  чтобы  дух
медведя не мог их увидеть и не мог пожаловаться богу-отцу...
     Сказывал Ждан и о золотой югорской бабе.  У  Женщины  этой  во  чреве
ребенок, а во чреве ребенка еще дитя. И  означает  это  вечность  жизни  и
рождения. Путь к идолу знают только старейшины и шаманы, не дано ее видеть
простому человеку, а тем более иноземцу.
     - Я найду золотого идола, - сказал Яков.
     Ждан только грустно усмехнулся.


     Шла пятая неделя. Прибыли послы от югорского князька. Старый  охотник
Вах передал Якову  серебряное  блюдо  с  монетами  и  украшениями,  связки
собольих шкурок.
     - Югра много думал и решил покориться, - Вах смотрел себе  под  ноги,
словно чем-то обижен. - Югра готовит дань, Русь подождет.
     Яков и обрадовался и  встревожился  -  не  готовит  ли  князек  какой
хитрости? В городище начинается голод, но и его воинам  не  сладко,  варят
березовую  кашу,  держатся  из  последних  сил.  Случись  битва  -  им  не
выдержать.
     - Хочу видеть Рыжего, - мрачно сказал старый Вах.
     Ждан лежал у костра,  закутанный  в  тулуп.  Он  отвел  глаза,  когда
подошел к нему Вах.
     - Ай, у сохатого оказалось  сердце  хитрой  росомахи!  И  старый  Вах
поверил росомахе! Ай!
     Послы ушли.
     Новгородцы оживились, гадая о югорских сокровищах, о близком  пути  к
далекому дому.
     А в городище вечером перед домом князька полыхал  костер  и  металась
вокруг него в диком танце шаманка Тайша.
     Сначала она долго курила, сидя на корточках у  костра,  набив  трубку
кусками сушеного мухомора. У нее белели щеки, а взгляд становился  мутным.
И она вдруг начинала скакать и выгибаться. На  ней  была  маска  с  рогами
горного козла. Ленты на ее бубне и поясе метались и вспыхивали в  отсветах
костра.
     Савку усаживали рядом с князьком среди старых югров. У него  затекали
ноги во время игрищ.
     У шаманки был грубый, мужичий голос. Савка не  понимал  слов.  Что-то
зловещее было в ее каркающих выкриках.

                  Э-э, Пор! Ты не видел кровь жертвы,
                  Ты пил ее.
                  Я говорю тебе.
                  Пробудись и слушай.
                  Эта земля принадлежит нам,
                  Ее пришли грабить.
                  Иди за тем,
                  Кто пришел сюда красть.
                  Сломай ему шею.
                  Пусть пойдет кровь у него изо рта.
                  Пусть пойдет кровь у него из носа.
                  Сломай ему хребет.
                  Убей!
                  Убей!
                  Убей!

     - Убей! Убей! Убей! - повторяли воины и тыкали копьями в снег.
     Савка страшился подумать о том, что должно случиться.
     Разве он виновен, что так запутала его жизнь? Люди  запутали.  Только
один человек понял бы - сынишка Тишата. Если не загиб он еще  от  хворобы,
сверлящей кости.


     ...Тревожно  прислушивались  новгородцы  к   игрищу   и   песням   за
частоколом. Слишком долго князек собирает дань. Охватывало отчаянье. Снова
прибыли послы, теперь только двое и без даров.  Старого  Ваха  с  ними  не
было.
     - Дань приготовлена, - сказали  послы,  -  князек  приглашает  лучших
людей в  гости.  Просит  не  брать  с  собой  оружия  -  на  пиру  оно  не
понадобится.
     Яков и еще десять воинов ушли с  послами  в  городище.  Рыжего  Ждана
везли на лыжах, как на санках. Он сжал зубы, чтобы не стонать.
     У дома князя полукругом у костра на  жестких  лосиных  шкурах  сидели
князек и старейшины. Новгородцам показали место  напротив.  И  только  они
присели, югры кинулись на них и скрутили им руки.
     Шаманка Тайша подолгу смотрела в глаза каждому и хохотала.
     - Зачем ты пришел? - подступил к Якову князек.  Он  сутулился,  будто
хотел Якова боднуть.
     - За данью.
     - Почему мы должны отдать тебе наше добро?
     - Не мне - Новгороду. Не своею волей мы пришли. Мы - его люди.  И  за
каждый волосок, что упадет с нашей головы, ты ответишь ему.
     - Русь, Югра - равные братья. Югра не платит дань! - закричал князек.
     Яков ничего не ответил. Только показал на Ждана.
     - Его не троньте. Он не виноват перед вами ни в чем.
     - Что он говорит? - спросил Ждана князек.
     Ждан промолчал.
     - Он говорит, что не Рыжий их привел, - сказал  Вах.  -  Это  правда,
Рыжий?
     Ждан не ответил.
     В стан новгородцев снова прибыл посол.  Один.  Он  сказал,  что  мужи
новгородские пируют со старейшинами и приказали еще тридцати воинам идти в
город за данью. Оружие брать не велено.
     Новгородцы шли сквозь тесный молчаливый строй  югров.  Впереди  шагал
Омеля. Шагал широко, уперев руки в бока. Остальные едва за ним поспевали.
     Вдруг югры расступились. Омеля почувствовал удар в  плечо,  удивленно
покосился - из плеча торчала стрела. Он вырвал ее. Увидел, как рядом  упал
воин, словно подвернув ногу. Второй, третий...
     Омеля, взревев зверем, выхватил кол и взмахнул им над  головой.  Югры
отпрянули, побежали. Он гнался за ними с поднятым колом. И вдруг встал. Он
увидел Савку. Они встретились взглядами.
     Омеля не сразу сообразил, что это Савка. Откуда он здесь?
     Савка юркнул за дом, за спины югров.
     - К войску! - крикнул кто-то из новгородцев.
     - К войску! - заорал Омеля.
     Размахивая колом, он кинулся к воротам и с маху высадил их плечом.
     Вдогонку ушкуйникам взметнулись стрелы.
     В стан новгородцев добежал Зашиба Волос. Он перекрестился и  упал  на
снег. На брови у него запеклась кровь.
     - Измена, -  прошептал  он  и  вдруг  завопил  тонко  и  отчаянно:  -
Спасайтесь!


     Омеля очнулся ночью. Ему привиделось,  что  он  в  жаркой  бане  и  в
полушубке в ней ней сидеть нестерпимо.  Он  стал  сбрасывать  полушубок  и
очнулся от боли.
     Перемигивались низкие звезды. Омеля не мог понять, где  он.  Вспомнил
Савку. И подумал: "Замерзаю".
     На  глаза  наваливалась  дремота  и  хотелось  шевелиться.  Свинцовая
тяжесть была в затылке, ныли нога и бок. Он с трудом  поднялся,  побрел  к
городищу.
     Ему казалось, что идет он очень долго. Где-то  лаяли  собаки,  шумели
люди. Омеля поднял голову. На взгорье маячила зубчатая стена частокола.


     ...Югры торжествовали победу.
     К костру перед домом князька привели белого коня и подвесили  ремнями
на четырех столбах. Стали тыкать его ножами и  пили  хлеставшую  фонтанами
теплую кровь. Конь отчаянно бился и стонал почти  по-человечьи.  Подали  и
Савке глубокую чашу. Он с омерзением отстранил чашу и  вдруг  увидел,  что
она серебряная, с чеканной фигурой птицы. Он взял чашу и выпил кровь.
     - Ты друг, - хлопал его по плечу князек. - Что  желаешь,  бери.  Югра
дружбу платит.
     Савка показал на чашу.
     Князек покачал головой.
     - Шкурки бери.  Светлый  металл  -  нет.  Светлый  металл  -  Торума,
смотрящего за людьми.
     Он показал на небо.
     Савка подумал: "У них вроде нашего: есть в церкви казна, да не  твоя.
Поцелуешь позолоту на иконе - и облизнешься".
     Князек велел привести Якова и Ждана. Их и  еще  девять  лучших  мужей
новгородских держали в плену в тесной каморе.
     Князек не хотел больше крови. Он  отпустит  новгородцев.  Они  должны
рассказать в своей земле, что югры сильны и не будут платить дань.
     Руки Якова были перекручены узкими острыми ремнями. Вокруг щетинились
югорские копья.
     - Войско ушло. И ты иди, -  сказал  князек  Якову.  -  И  этот  пусть
уходит, - указал он на Ждана.
     - Мне некуда идти, - ответил Рыжий. Он еле стоял,  держась  за  плечо
Якова. Яков взглянул исподлобья на князька и увидел рядом с ним Савку. Тот
был в югорской одежде с монетами на груди.  Яков  рванулся,  в  грудь  ему
уперлись копья. Савка попятился.
     - Кровь наша на тебе, Савка, - тихо сказал Яков.
     - Это друг, - обнял Савку князек.
     - Не отпускай Якова, - в отчаянии зашипел ему  Савка.  -  Он  соберет
новое войско и вернется.
     Князек отмахнулся: воевать -  доля  черных  людей,  а  именитые  мужи
должны уважать друг друга. Пусть уходит Яков.
     - Я сделал для тебя добро, -  задергал  Савка  князька  за  рукав.  -
Теперь ты сделай для меня. Убей Якова.
     Шаманка Тайша сощурилась и захохотала.
     - Последнюю волю исполни - покажи золотого бога, - попросил Яков.
     Князек подумал и кивнул.


     Яков, сын кривого Прокши, был убит. В дальней пещере  у  ног  золотой
бабы с монетами вместо глаз.  Остальные  девять  пленников  и  Рыжий  были
отпущены.
     Савка заторопился в дорогу. Князек его не удерживал.
     Прошел в городище слух: какой-то огромный русский бродит ночью вокруг
жилищ, губит людей и собак, не дает проходу никому. И будто ростом он выше
кедра, а глаза у него, как два костра. Югры накрепко закрывались на ночь и
даже собак держали в домах. Кое-кто нашептывал, что от Савки пришла  такая
напасть.
     Но князек не хотел  слушать  наветы.  Савка  принес  ему  победу,  он
проводит Савку с почестью. По его  наказу  несли  ему  югры  меха:  куньи,
соболиные, рысьи, беличьи. Валили и валили к ногам Савки. Тот жадно хватал
их, шкурки мягко скользили меж пальцев - темные, пятнистые, дымчатые.
     Ночью он не спал. В доме темно. В углу кто-то  шелестел  и  двигался.
Савка в ужасе прижался к стене.
     - Кто здесь, кто?
     - Предатель, - прошептал кто-то из угла.
     - Прочь! - завопил Савка.
     Распахнул дверь и отскочил к  стене.  К  нему  полз  на  четвереньках
окровавленный человек. Лунный свет упал ему на лицо, и Савка узнал  рыжего
Ждана. Савка метнул в него нож и помчался по  дороге.  Ему  казалось,  что
Рыжий гонится за ним.
     Савка выбежал за ворота и отпрянул  назад.  Перед  ним  стоял  Омеля.
Стало тихо-тихо. Омеля  вдруг  начал  расти,  расплываться.  Ледяная  рука
схватила Савкино сердце и сжимала сильней и сильней. Он отчаянно  закричал
и рухнул. Омеля не склонился над Савкиным телом. Он плюнул и пошел прочь.
     Было тихо. Темнела зубчатая стена частокола...
     Спутаны на земле дороги. Протопали их люди. Пути племен и народов ищи
по могильникам, именам рек и погостов.  И  по  легендам.  Мертвые  первыми
обживают новые земли. За ними идут живые.



                                  ЭПИЛОГ

     ...А  великий  город  на  Волхове  жил  широко  и  крикливо,  изредка
вспоминая ушедших в далекие земли ратников. "Не  было  от  них  вести  всю
зиму, ни о живых, ни о мертвых, и  печалился  князь,  и  владыка,  и  весь
Новгород".  Так  записал  потом,  рассказывая   о   походе,   новгородский
летописец.
     Весна пришла сухая и жаркая, даже ночи не  приносили  прохлады.  И  в
такую ночь приснился Малуше голос Якова.  Он  был  далек  и  невнятен,  не
поняла она слов. Будто сказал он что-то про золотого  чужеземного  бога  и
сгинул в черной пропасти.
     Пробудилась она - кровавый свет трепетал  в  распахнутых  оконцах.  В
доме с криком бегали челядинцы - пожар!
     "В лето 1194 зажегся пожар в  Новгороде,  загорелся  Савкин  двор  на
Ярышовой улице, и был пожар зол, сгорело  церквей  десять  и  много  домов
добрых. На другой день загорелись Чегловы улки, сгорело  домов  десять.  И
потом более случилось, на той же неделе в пятницу, в торг,  загорелось  от
Хревковой улицы до ручья на Неревском  конце  и  сгорело  семь  церквей  и
велико домов. И оттуда встало зло: по всякому дню загоралось неведомо  как
в шести местах и более, не смели люди жить в домах и  по  полю  жили...  И
тогда пришел остаток живых из Югры..." - рассказывает летописец.


     Восемьдесят ратников остались живы тогда у югорского городища. Многие
из них погибли по пути к дому. Изможденные и  опухшие,  добрались  они  до
Новгорода в те дни, когда великий город постигла великая беда. И не было с
ними ни серебра, ни других югорских сокровищ.
     Были призваны ратники на  посадников  двор.  Затеяли  там  ссору  меж
собою, обвиняя друг друга, схватились за ножи  и  мечи.  "И  убили  Сбышку
Волосовца, и Ногочевидца Завиду,  и  Моислава  Поповича  сами  путники.  А
другие кунами откупились".


     Так окончился трагический этот поход.