дти, но они стояли. Тогда другой, молодой, засмеялся и толкнул их
одного за другим грудью лошади. И они пошли. Люди  с  кривыми  ножами  ехали
впереди  и  сзади. Они пахли кожаными ремнями, и на левой руке у каждого был
браслет.
     Снова качалась длинная доска, и он с облегчением увидел черную  дыру  в
палубе.  Оттуда  пахло  утренними нечистотами и человеческим потом. Но их не
пустили туда...
     Прямо на палубе очистили им от волос голову и тело. Потом помыли  их  и
показали  человеку  в  красных  сапогах.  Двое  не понравились ему: у одного
слезились глаза, а другой дернул головой,  когда  подняли  перед  его  лицом
руку.  Этих двоих сразу отделили и толкнули в дыру под палубой. Тем, которые
остались, дали одинаковые синие штаны, широкие кожаные ремни и серые сапоги.
     Потом им дали мясо. Он заволновался от свежего  запаха.  Мясо  отрезали
теплыми  большими  кусками  и жарили прямо на палубе на железных палках. Они
ели, пока глаза не завесил туман и головы  не  упали  на  доски.  Человек  в
красных сапогах внимательно смотрел, как они ели...
     Проснулся  он  успокоенный.  За  доской  опять  шуршало море. Глухо бил
барабан, и плавно качался черный мир. Но когда он открыл  глаза,  то  увидел
гору  недоеденного мяса. Горел факел. Люди с кривыми ножами на поясах играли
маленькими твердыми костями. Они бросали их с размаху,  и  кости  со  стуком
рассыпались.
     Он  приблизил к лицу руки и с силой развел их. Они разошлись, но тут же
сошлись снова. Цепи не было, но рукам так было лучше...
     Бейбарс посмотрел на свои руки. Они были сведены на лошадиной холке. Он
не стал разводить их. Конь осторожно сошел с уступа и пошел по  осыпающемуся
гребню к старой дороге.
     Найдя  ее,  конь  пошел быстрее. Гладкие треснувшие камни лежали по обе
стороны. Их когда-то возили для  храма.  А  потом  обратно  к  Реке.  Возить
готовые камни было легче, чем обтесывать...
     Человека  в  синих  сапогах,  который купил его на базаре по ту сторону
пустыни, звали Икдын. Он был Эмир Сорока. А в красных сапогах  с  блестящими
коричневыми  глазами  был  Котуз. Начальник Острова сам покупал мамелюков, и
это было правильно.
     Барат лежал рядом с ним на палубе. Он был таким, как и сейчас, жилистым
и молчаливым. Они с Баратом  сразу  нашли  друг  друга  среди  восемнадцати.
Другие поняли и подчинились. Мяса было много, но первыми брали он с Баратом.
     Икдын  увидел  это  и  тоже  понял. Когда нужно было сказать что-нибудь
всем, Икдын говорил ему. Так было и потом, на Острове. Барат  не  завидовал.
Он всю жизнь был хорошим помощником...
     Барабан бил внизу ровно, не переставая. На второе утро из дыры в палубе
вытащили  голое тело с разорванным горлом. Это был тот, у которого слезились
глаза. Не сняв цепи с рук, его бросили  в  море.  Мертвые  коричневые  глаза
Котуза не ошибались в людях...
     Море  долго  было  синее.  Прошло шесть дней, и они увидели желтую воду
страны Миср. Потом они увидели желтый берег. Опять там  были  люди,  дома  и
деревья. Вода делалась гуще, пока не стала Рекой...
     Еще  три дня плыли они, пока не прорезались в небе синие столбы мечетей
Эль-Кахиры.  Мимо  провезли  их,  на  Остров.  Это  было  правильно.  Нельзя
мамелюкам близко видеть жителей страны Миср...
     Их  было  триста  на  Острове, купленных в то лето. В лодке с голубым и
красным бархатом приплыл на Остров султан Салих. Эмиры  Пяти  личной  охраны
были  с  ним,  и  Эмиры  Тысячи  в красных сапогах... Он уже знал, что самые
сильные носят красные сапоги. И когда  купивший  его  Котуз  переглянулся  с
громадным Айбеком, он все понял. Внимательно посмотрел он на султана...
     У  старого  султана  было  белое  мягкое лицо и глаза человека, который
молится. Он не осматривал каждого, как Котуз. Вяло  махнул  голубым  платком
султан  Салпх, и всем им наковали браслеты на левую руку. Но кривых ножей им
не дали. По пять, по десять и по сорок сначала разделили их. И учили  ездить
на лошадях и стрелять из луков. Через четырнадцать дней им привезли в лодках
женщин. Он сделал так, как другие, и почувствовал облегчение. После этого он
сильно захотел есть...
     Лучше  этих  дней  у  него  не  было.  Даже когда стал он Абуль-Футух и
исчезли границы исполнения его желаний. Он быстро привык к равенству с теми,
кто давно носил ножи на поясах, и занял свое место  у  своих  сорока.  Когда
один  не  послушался,  они  с  Баратом  задушили его и бросили на песок, где
грелись крокодилы. Эмир Сорока Икдын знал, но сказал Начальнику Острова, что
один убежал. Потому что боялся уже его Икдын.
     Котуз внимательно посмотрел тогда на Икдына и кивнул  головой...  Ночью
они встретили Котуза, когда несли мертвого к Реке. Начальник Острова стоял в
тени  дерева,  а  они  шли  в белом свете луны. Котуз видел их с мертвым, но
кивнул головой.
     Да, Котуз видел. Поэтому Котуз сделал его Эмиром Пяти, потом Десяти,  а
в  разлив  Реки,  когда  все  они  носили уже кривые тяжелые ножи, -- Эмиром
Сорока вместо Икдына... Среди сорока у него было уже  своих  девять,  и  они
слушали  его,  а  не Икдына. Девять потом всегда держал он возле себя, как в
море. Это было правильное число.  Им  было  трудно  сговориться,  девяти.  И
видеть он мог сразу всех...
     Икдына послали куда-то далеко охранять с другими сорока башню у дороги.
Через  много лет он, Абуль-Футух, нашел и убил Икдына. Он нашел и убил всех,
кто вместе с Икдыном покупал его на базаре у моря.  Он  всегда  помнил  лица
людей, даже если видел один раз...
     Он долго носил синие сапоги, и Котуз брал его с собой, когда плыл через
море покупать  мамелюков.  Тех,  кого  он  приводил  с базара, не нужно было
отсылать в палубную дыру. Котуз покупал все  больше,  и  они  оставались  на
Острове,  учились  ездить  на  лошади  и  стрелять из луков. Потом им давали
кривые ножи...
     Они радовались, когда на  далеких  башнях  Фустата  ревели  трубы.  Это
значило,   что   снова   где-то   люди   страны   Миср  нарушали  порядок  и
справедливость. Тогда они садились вместе с лошадьми в большие лодки,  плыли
к  берегу  и мчались потом через бесконечный хлопок, пачкая сапоги и лошадей
жирной зеленью.
     Люди страны Миср были худые и несильные.  Они  всегда  кричали  что-то,
показывая  на небо, и в глазах их была молитва. Наказывать их было нетрудно.
Тех, у  кого  глаза  были  без  молитвы,  убивали.  И  если  приходилось  на
четырнадцатый день, забирали у них женщин.
     Были  еще  братья султана Салиха Эйюба. Они правили городами и странами
по ту сторону пустыни и не могли справедливо  разделить  их.  Эйюбы  воевали
друг с другом и с франками. Они просили мамелюков у старого султана.
     Там впервые увидел он франков. Они были белые, как мамелюки-сакалабы. И
хоть громко  пели  песни своему богу, прозрачные глаза их смотрели прямо, не
отвлекаясь...
     Старая каменная дорога была прямая и гладкая.  Сухой  ветер  ровно  жег
лицо. Бенбарс забыл слово, за которым ехал...
     Котуз  был  умный  и  знал все. Среди каждых сорока на его Острове были
девять, которых боялись остальные. И Эмиром Сорока Котуз делал  главного  из
девяти. Это было правильно. Глупый не становился раисом.
     Так  делал Котуз - Раис Острова. И так делал большой Айбек--Раис Охраны
Султана. Другие Эмиры Тысячи не делали так. Они были людьми  страны  Миср  и
назначали у себя эмирами тех, кто быстрее стелил коврики, когда их снимали с
лошади. И их самих назначил старый султан потому, что они умели рассказывать
ему о его славе. Шакалы правили страной Миср, и это было не справедливо.
     Когда франки приплыли в страну Миср, у Котуза на Острове было уже сорок
эмиров, носивших синие сапоги. Среди них у Котуза были свои девять. И первым
был у девяти он, Бейбарс...
     Франки  были  дикие  барбарои,  и  бог  не  путал  их мысли. Они носили
одинаковую одежду, и раисом у них мог стать лишь достойный.  А  в  Дамиетте,
там,  где  желтая вода страны Миср смешивается с синей водой моря, мамелюков
тогда  не  было.  Там  были  солдаты  страны  Миср   со   старыми   эмирами,
подстилающими  коврики.  И  они  бежали  от франков из Дамиетты в Мансуру, а
потом из Мансуры. И старый султан страны Миср кашлял, и не мог он сидеть  на
настоящем коне.
     С  франками  было  трудно  воевать.  Когда  они  поднимали  руку, чтобы
ударить, их не отвлекали сомнения. Но у них было слишком много достойных,  и
каждый  делал свое. А мамелюки знали только своего Эмира Тысячи. И они вошли
в Маисуру, отрезая головы у франков.
     Тогда он мог погибнуть, когда франки начали лить  масло  под  ноги.  Он
упал  на  жирной  каменной  стене,  и  большой светлобородый франк с красным
крестом на грязном плаще уже колол его  копьем.  Но  Турфан  бросил  тяжелый
камень  в  голову франка, а Барат отсек ему голову. И шрам у глаза остался у
него от копья франка...
     А потом они с Баратом, Турфаном и Шамуратом догнали и сбили  с  лошадей
франкского  султана  и  двух  его  братьев.  За них франки заплатили султану
Салиху  четыре  корзины  золота:  две--за  святого  султана  Лудовика  и  по
одной--за  его  братьев.  Франки  сами  ушли из Дамиетты и больше никогда не
приходили в страну Миср...  Быстрый  и  ловкий,  как  маленькая  кошка,  был
Шамурат. Он убил сразу Шамурата, когда стал Абуль-Футух.
     После  Мансуры  он  не поехал на Остров. В Эль-Кахиру взяли его Айбек с
Котузом. Старый султан долго смотрел на него и потом закрыл глаза.  Айбек  с
Котузом переглянулись, и он стал Эмиром Сорока личной охраны султана...
     Они  всегда  были  непонятными, люди страны Миср. У них были пирамиды и
бог, который раздваивал мысли. Человек с раздвоенными мыслями бьет вполсилы,
и стрела его не попадает в цель. Этот бог всегда придерживал их руку,  когда
они  поднимали  клинок, и дергал их лук, когда они отпускали тетиву. Поэтому
они всегда проигрывали и были  плохими  солдатами.  Почему  они  благодарили
бога?
     Люди  страны  Миср  тоже  делали  это  по-разному: одни пять раз в день
прижимались лицом к земле, другие крестились и громко пели, как франки. Были
и такие, кто привязывал ко лбу  коробочки  и  накрывался  с  головой,  чтобы
отделить  себя  от жизни, которая вокруг. Они напрасно ссорились. Это всегда
был один и тот же бог, который делал их  слабыми.  Им,  как  женщинам,  была
неприятна кровь и знакомы слезы.
     Были  в  стране  Миср  люди,  которые  умели писать и читать написанное
другими людьми. Эти были совсем глупые. Султан Салих давал им деньги, и  они
молились  богу,  считали  звезды  и  рисовали  на  желтых  дощечках  круги и
треугольники. В Аль-Азхаре жили они с учениками,  и  он  сопровождал  к  ним
султана. Непонятное говорили они и всегда просили деньги...
     Султан  Салих  умел читать. Он неподвижно сидел на подушках и смотрел в
развернутые свитки. И когда отставлял их, глаза его были, как у  беззащитной
собаки.
     А на обеих руках эмира Айбека были у запястья твердые коричневые бугры.
Такие  бугры были у всех, когда-то прикованных к веслам. И у Котуза на руках
были бугры.
     Султан Салих смотрел на них странными глазами, на Айбека и  Котуза,  на
него.  В  глазах  его  не  было  страха, просьбы, гнева. Так смотрели львы с
человеческими лицами, которые стояли у начала страны Миср.
     Все чаще выезжал старый султан на базар.  Он  становился  в  стороне  и
подолгу  смотрел,  как  торгуются  покупатели, кричат друг на друга женщины,
играют в пыли голые дети. Люди страны Миср замолкали и уходили в сторону...
     Пришел вечер, и Котуз сделал знак войти туда, где был султан. Когда они
подошли к тахте: Айбек, Котуз и он, султан Салих посмотрел на них  и  закрыл
глаза.  И  они  ударили  его  в сердце и перерезали горло маленькими острыми
ножами, которыми бреются и режут дыни. И когда  уходили  они,  круглоголовый
Айбек остался в Розовом Доме с Шадияр, светлоглазой женой султана...
     Утром  Айбек  сказал,  что  султан  Салих умер от кашля. И Эмиры Тысячи
страны Миср молча кивнули головами и коснулись ладонями  лица  и  бороды.  И
Эмиры  Канцелярии  Султана  коснулись  ладонями  лица и бороды. И Эмиры всех
городов: Дамиетты, Мансуры,  Александрии,  Бени-Хасана,  Эль-Амарны,  Асуана
коснулись ладонями лица и бороды. И ученые люди Аль-Азхара, умеющие писать и
читать написанное, испуганно коснулись ладонями лица и бороды...
     Это было правильно--сказать, что султан умер от кашля. Люди страны Миср
не любят  слышать плохое, и в этом их радость... Они знали, как умер султан,
люди страны Миср. И шепотом  говорили  об  этом  друг  другу.  Но  слову  из
Цитадели  верили  они,  потому  что  так им было спокойней. Они радовались и
ругали султана. Пирамиды были у них, и не могли они простить, что он выезжал
к ним на базар...
     И браслет поэтому надели большой стране Миср.  Для  этого  нужно  было,
чтобы объединились девять эмиров, у которых на запястьях были твердые бугры.
И  чтобы  были  на  Острове всего сорок раз по сорок мамелюков, у которых не
было хватающего за руки бога,  не  было  делающих  человека  слабым  отца  и
матери,  и  которые  были  барбарои--чужие люди в стране Миср. И нужно было,
чтобы мамелюки беспрекословно слушались Эмиров Пяти, а Эмиры Пяти  слушались
Эмиров  Сорока, а Эмиры Сорока слушались Эмиров Тысячи. И тогда это нетрудно
сделать. Богатая и бессильная страна Миср всегда носила браслет...
     И когда сказали, что Тураншах, беспокойный сын старого султана,  утонул
в  Реке,  тоже  радовались  люди страны Миср. Он и Барат пустили по стреле в
голую спину буйного Тураншаха. И не мог уже уплыть Тураншах от их ножей...
     У большого Айбека была круглая бритая голова, круглые глаза  и  широкий
рот  с крепкими зубами. И твердые коричневые бугры от галерных цепей были на
его руках. Он правильно шел к власти и стал первым. Но он остался с  Шадияр,
светлоглазой женой султана, когда убил его...
     И сразу перестал все понимать эмир Айбек, потому что остался надолго со
светлоглазой  женщиной. Не султаном назвал он себя, а атабеком--воспитателем
Халила, сына Шадияр аль-Дурро. Последним Эйюбом  был  маленький  Халил,  сын
старого султана, и не живут долго последние...
     И  не  султаном  стал  Айбек, а только мужем аль-Дурро--Золотой Шадияр,
когда эмиры признали его право. Неправильно это было. Каждому эмиру позволил
он думать, что дорого их согласие. И не были никогда спокойными эмиры. А все
это случилось потому, что не в четырнадцать дней один раз приходил  Айбек  к
женщине.  И  не  менял  он женщину каждые четырнадцать дней. И не по мужской
необходимости шел к ней...
     Каждый день был Айбек у Шадияр. И круглый рот его раздвигался до  ушей,
и круглые глаза сияли, как начищенные пряжки на поясах мамелюков. И перестал
он  видеть  прямо, и захотел, чтобы у всех в стране Миср был раздвинут рот и
сияли глаза. И не бывает так, чтобы все были счастливыми...
     Все начал разрешать Айбек людям страны  Миср.  И  сразу  перестали  они
работать,  и в глазах их уже не было молитвы. Стрелы метали они в мамелюков,
приезжавших за хлебом и женщинами. И Река перестала  подниматься  до  корней
семиствольного  дереза.  И  начался  голод  и  болезни.  И  франки из Акры и
Антиохии стали все ближе подходить к границам страны Миср.
     Браслеты распилил Айбек у мамелюков. И разрешил он всем носить синие  и
красные  сапоги.  Нельзя  было  узнать  больше,  кто  раис,  а  кто стрелок.
Крикливые становились впереди молчаливых. И  бежали  мамелюки  с  Острова  в
пустыню  и  становились  там  дикими  разбойниками.  По  Реке  к морю бежали
мамелюки, забирали корабли с гребцами и на море становились разбойниками.  И
купцы перестали плыть в страну Миср...
     И  так затемнены были мысли Айбека от женщины, что не убил он Котуза. И
никого  из  девяти  не  убил  он,  кто  убивал  с   ним   старого   султана.
Справедливость и порядок нарушил эмир Айбек. И они убили его...
     Твердые  бугры  были  на  руках  Айбека.  И больше Котуза был Айбек, но
обессилел от женщины. А  блестящие  коричневые  глаза  Котуза  были,  как  у
ожидающей гиены.
     Раисом  Острова  был Котуз и сам покупал мамелюков. Его и Барата сделал
он Эмирами Тысячи. И не сразу Котуз убил Айбека, потому что умел ждать.
     Маленький Халил, последний  Эйюб,  утонул  в  Реке  раньше,  чем  убили
Айбека.  Совсем  мало крови было у прыщавого Халила. И, как отец, смотрел он
на нож, и в глазах его ничего не было. Мертвый ушел он в Реку и не  выплывал
больше,  потому  что  был  последний.  Люди  страны  Миср  рассказывали, что
священный крокодил унес  маленького  Эйюба,  и  показывали  место,  где  это
произошло. И стали они с Баратом Эмирами Тысячи...
     Охрану  оттеснили  они  и на части изрубили Айбека. когда приехал он на
Остров делать смотр. Даже круглой головы не осталось, чтобы посадить на пику
и показать жителям Эль-Кахиры для утверждения порядка.
     И светлоглазая Шадияр знала, что ждут они Айбека на Острове. Потому что
женщины--как люди страны Миср, и не любят они тех, кто ходит  к  ним  каждый
день...
     Конь  вдруг  остановился,  замотал  головой  и  начал  сходить с ровной
дороги. Бейбарс потянул повод...
     Он сам убил светлоглазую женщину, когда приказал Котуз. Закрытую привез
он ее на середину Реки. Белая, как солнце, была луна. И снял он покрывало, и
долго смотрел в лицо Шадияр.
     И она в первый раз смотрела ему в лицо.  И  глаза  ее  становились  все
больше.  Совсем  светлыми  стали они. И засмеялась она. И руки его перестали
вдруг быть тяжелыми. Луна вдруг упала в воду, и остановилась вода...
     И он сощурил  тогда  глаза,  и  ударил  кривым  мамелюкским  ножом  где
раздваивалась у нее грудь. И смеялась она, и закрыла глаза, счастливая...
     В пустой лодке сидел он. И не брал весла. Светлая вода была кругом... И
не пошел он на четырнадцатый день к женщине...
     Котуз  хорошо  умел ждать. И знал он, что такое большая власть. Раньше,
чем стать султаном, захотел он остаться без девяти, которые были возле него,
И  сделал  правителем  он  человека,  который  не  сам  выбрал   себе   имя.
Байгушем--Птицей,  жрущей  падаль,  называли  этого  человека Бахр -- Речные
мамелюки. Бурджи был он -- Башенный мамелюк из Фустата. И выбрал его  Котуз,
потому что чужой он был среди Речных.
     И  делал  Байгуш  то,  что  хотел  Котуз. Все эмиры были убиты при нем,
которые мешали Котузу. И в Реке  утонул  Байгуш,  когда  пришло  его  время.
Остался только он, Бейбарс, из девяти, которые были с Котузом...
     Новых  девять  выбрал  себе Котуз, когда стал султаном. И громко хвалил
Котуз его силу, и дарил ему  самых  красивых  лошадей  и  самых  толстоногих
женщин из своего гарема. И знал он поэтому, что пришло его время...
     Но  был  уже  он  Раисом  Острова  и имел своих девять, Барат, Турфан и
Шамурат были всегда с ним. Трудно было Котузу, но он умел  ждать.  Все  чаще
посылал  его  Котуз  через  пустыню  тревожить  франков.  Там  и  увидел  он
монголов...
     Они обогнали слух о себе. Потные, безбородые, с ночным птичьим  уханьем
бросились  они,  не  спрашивая,  кто  впереди. Тело к телу и конь к коню, не
давая подняться пыли из-под копыт,  ехали  монголы,  и  остановить  их  было
нельзя.
     И  мамелюки  повернули  коней  и  разбежались  по  пустыне, спасаясь от
звонких монгольских стрел. И не всех он собрал потом у сторожевых  башен  на
дороге в страну Миср...
     И  легкая  горячая стрела вошла ему в левое плечо, когда отворачивал он
коня от монголов. С черными жесткими  перьями  была  стрела.  Тихо  свистнул
тонкий  волосяной канат, сорвал его с коня и бросил спиной на землю. И тогда
прыгнул со своего коня длиннорукий Барат, и перерезал канат, и взял  его  на
своего коня...
     Он  долго стоял у сторожевых башен на дороге в страну Миср, рассылая во
все стороны мамелюков. И ему привозили живых монголов. И  он  долго  смотрел
каждому  в  глаза.  У  них были узкие равнодушные глаза, в которых совсем не
было бога. Послушн