т добавки!

     ПРИПЕВ:
     Дождь идет три недели,
     Свет горит даже днем,
     Я в больничной постели -
     Всюду шорох и гром.
     Дождь по стеклам струится,
     Слабо я улыбнусь...
     Нежно-смутные лица
     Унесут мою грусть.

     Пусть никто не приходит
     И никто не придет,
     Разум мой колобродит.
     Разум мой колобродит!

     ПРИПЕВ:
     Дождь идет три недели,
     Свет горит даже днем,
     Я в больничной постели -
     Всюду шорох и гром.
     Что мне ваша палата?
     Я сейчас далеко -
     В скалах лезу куда-то
     Высоко-высоко,
     Высоко-высоко,
     Высоко-высоко...

     1995 год.

     Умница.

     В дни бесспорных неудач
     И неверия в себя
     Я из черной полосы
     Рвусь, конечно, в белую.

     Успокоиться легко -
     Надо цену знать всему.
     Улыбнусь, развеселюсь,
     И скажу себе и вам:

     ПРИПЕВ:
     Умница, я - умница,
     А талантище - он так и прет,
     Плюс к тому безмерно я
     Обаятелен, товарищи.

     Будет все, что быть должно,
     Неприятности уйдут,
     Станет очень хорошо!
     Правда, станет хорошо!

     Если так же, как и мне,
     Вам порою не везет,
     Словно мантру, наизусть
     Повторяйте вслед за мной:

     ПРИПЕВ:
     Умницы, мы - умницы,
     А талантища - ведь так и прут,
     Плюс к тому безмерно мы
     Обаятельны, товарищи!

     1999 год.

     Птицы в снегу.

     Мы, окончив перелет, в снегу весеннем сели стаей:
     Хорошо сидеть среди себе подобных.
     Загалдели, запищали мы, запели, засвистали
     Гимны Солнцу в позах странных неудобных.

     Краем глаза я увидел лишь Гигантского Юнната
     В красном галстуке, с гигантскою скворешней.
     А потом он подмигнул мне и, шагнув, исчез куда-то...
     Я вдруг понял, что есть мир огромный Внешний.

     ПРИПЕВ:
     Кто вы и кто я
     На самом-то деле?
     В какие края
     Мы с вами летели?
     Куда прилетели?!

     Я Юнната испугался, я не знал, что пионеры
     Так спешат встречать друзей своих пернатых.
     И какие собираются они принять к нам меры,
     И какими видят нас они - Юннаты?

     Я не мог найти покоя, я пищал весь день отважно,
     Подбегал ко всем с вопросами своими.
     А потом я успокоился - да так ли это важно?
     Здесь же все мои друзья, я буду с ними.

     ПРИПЕВ.
     1999 год.



   Константэн Григорьев
   Подборка стихов

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Константэн Григорьев
     Email: kastet682001(@)mail.ru
     Date: 29 Dec 2003
---------------------------------------------------------------

     Беседка.

     В полутуманной полумгле
     Или во мгле туманной
     Горит луна.
     Лимонный цвет в густом стекле
     Моей воды лиманной
     И зелень дна.
     Лепечут волны про свое;
     В беседке деревянной,
     Едва видна,
     Перчатка тонкая с ее
     Руки благоуханной
     Обронена.

     1988 год.
     Былое и думы.
     Вот опять в никуда указал
     Безнадежной влюбленности вектор,
     А когда-то я девушку знал
     Со значком "Молодой архитектор".
     Длинноногую фею любви
     Я увидел, гуляя в Кусково,
     И в глазах прочитал: "Позови".
     И позвал в ресторан "Три подковы".
     Улыбнулась она: "Погоди.
     Не нужны мне твои рестораны.
     Если нравлюсь тебе, приходи
     Завтра в церковь зачатия Анны".
     От названия бросило в дрожь.
     Почему, догадаться несложно.
     И она рассмеялась: "Придешь?"
     Я в ответ прошептал: "Если можно..."
     Белый камень на солнце сиял,
     Дуры-бабочки всюду порхали.
     Я едва за тобой поспевал -
     Мы всю церковь не раз обежали.
     Ты меня измотала вконец,
     В бок меня постоянно толкая:
     "Посмотри, какой фриз-бегунец!
     Луковичная главка какая!"
     А когда мы присели в тени,
     Я решил говорить напрямую.
     Снял очки и сказал: "Извини,
     Но сейчас я тебя поцелую".
     И увидел я сон наяву:
     Волосами ты только тряхнула
     И легла, усмехаясь, в траву,
     И футболку лениво стянула...
     Все в душе первернулось моей!
     Я увидел упругие груди,
     И кузнечики русских полей
     Застонали, запели о чуде!
     Сколько лет с того лета прошло...
     Где сейчас ты? услышь мои зовы!
     Почему я уверен светло,
     Что мы встретимся, встретимся снова?
     Не забуду я нашей любви -
     Как в траве ты кричала, нагая...
     Луковичные главки твои
     Снятся мне до сих пор, дорогая!
     Юный жар первобытных сердец
     Вновь нас кинет в объятья друг друга,
     Чтоб ты вспомнила бабочек луга,
     Золотую траву полукругом
     И могучий мой фриз-бегунец!

     1988 год.

     В.Р.И.О. или временно исполняющий обязанности.
     А я и не скрываю, что у меня есть ВРИО -
     двойник мой, биоробот, ну в точности как я.
     Я дал ему свой паспорт, мои он носит ФИО,
     с отчетом возвращается он на закате дня.
     Лежу я на диване, хочу унять зевоту,
     а ВРИО сообщает мне, где он побывал.
     Пока я спал, разнежась, он сбегал на работу,
     провел переговоры и денежек достал.
     Купил мне все, что нужно, успел везде, где можно,
     все строго по инструкции и строго по часам.
     Поскольку он - машина, успеть везде несложно,
     а люди все уверены, что он и есть я сам.
     Я говорю: "Ну что же, ты нынче молодчина,
     а я в твое отсутствие две песни сочинил.
     Ты понимаешь, творчество - вот главная причина,
     из-за которой я тебя и создал, и чинил.
     Быт или там работа - все это отвлекает
     от сочиненья песен, и прозы, и стихов.
     И творческую личность на поиски толкает
     таких, как ты, мой ВРИО, бесценных двойников.
     Есть у меня идея - тебе, мой верный ВРИО,
     помощника я сделаю - ну, ВРИО номер два.
     Вот, представляю, будет веселенькое трио -
     ты, я и твой помощник. Пусть вздрогнет вся Москва!
     Мы, трое Константэнов, теперь успеем всюду,
     я буду на концертах, как прежде выступать,
     но о деньгах и быте и думать я забуду...
     Хочу творить, и только! Ну, и побольше спать.
     Теперь тебя, мой ВРИО, я на ночь отключаю".
     Щелк - ВРИО застывает, блестят на нем очки,
     Я на него с улыбкой смотрю, напившись чаю -
     в нем бегают какие-то цветные огоньки.
     Стоит он, словно елка, и лишь гудит немножко.
     Я подбираю рифмы, склонившись над листом.
     И тут к нам из прихожей моя выходит кошка,
     дуреет, видя робота, шипит и бьет хвостом.
     1997 год.
     Богомол
     Прозрачный богомол в саду осеннем грезит.
     Сбылись мои мечты - я вами обладал.
     И вот мы пьем вино... Куда оно в вас лезет?
     Я сам бы так не смог - бокал, еще бокал!
     Да, я теперь любим, и вы мне говорите,
     Как я похорошел. А я ошеломлен:
     Вы курите к тому ж? О, сколь еще открытий
     Готовите вы мне, прелестная Мадлон?
     Два месяца назад вы скромницею были...
     Куда там до вина и лунного огня!
     И в толк я не возьму, ужели близость в силе
     В вас монстра разбудить и погубить меня?
     О, как унять ваш пыл? Но что ж, я мудр и молод;
     Я вышел на балкон и тихо с ветки снял
     Охотника на птиц - большого богомола,
     И опустил его в хрустальный ваш бокал.
     Вы замолчали, вы растерянно смотрели,
     Как шевелится он. И вдруг вы, как дитя,
     Заплакали... Мадлон! Ну что вы, в самом деле?
     Ведь я же пошутил... ведь это я шутя!
     Прижались вы ко мне, я целовал вам руки,
     И нежно утешал, и думал: вуаля...
     И чувствовал глаза, исполненные муки -
     То богомол на нас глядел из хрусталя.
     1988 год.
ГИТАРА
     (Из цикла "Прошлые жизни")
     Я в прошлой жизни был гитарой -
     ручною сборки, дорогой.
     Ведь мой родитель, мастер старый,
     нас делал, как никто другой.
     Как надо мною он трудился,
     как долго создавал меня!
     Точил, строгал, пыхтел и злился
     день ото дня, день ото дня.
     Он бесконечно что-то правил -
     но наконец я был рожден.
     И мастер петь меня заставил,
     довольно выслушав мой звон.
     И я был рад - какие звуки!
     Но в тот же вечер я попал
     из мастерской в чужие руки,
     чужою собственностью стал.
     Удел презренный, бестолковый!
     Хотя мне жаловаться грех:
     ценил меня хозяин новый,
     оберегал меня от всех.
     Повесил он меня на стенку -
     жаль, сам играть он не умел,
     но, выпив водки, на коленку
     меня он ставил и смелел:
     Мычал себе под нос невнятно
     и струнами перебирал.
     Потом подвешивал обратно
     и нежно тряпкой вытирал...
     А мне казалось - для фламенко,
     для страстных звуков создан я,
     для сцены! Ну, при чем тут стенка?
     Неужто в этом - жизнь моя?
     Хочу, чтобы на мне играли,-
     пусть рвутся струны к черту, пусть!
     Но лишь бы все, кто слышит, знали -
     во мне есть страсть, и боль, и грусть.
     Во мне есть краски, есть оттенки,
     созвучий целый миллион!
     Как страшно провисеть на стенке,
     когда для музыки рожден!
     И как-то, помню, я свалился
     вниз, от бездействия устав,
     и об пол сразу же разбился,
     и умер я, не прозвучав.
     А ты, певец, молчать не смеешь:
     ты должен петь, а не молчать,
     так петь, как только ты умеешь,
     и - в полный голос прозвучать!
     1998 год.
     Крупный выигрыш, или Протектор.
     Играл в рулетку до рассвета
     Один поэт - и вот те на!
     Сбылась, сбылась мечта поэта -
     Срубил он сорок штук грина.
     Запели ангелы над залом,
     Где повезло ему так вдруг.
     Он получил все деньги налом -
     Все в пачечках, все сорок штук.
     Как в сердце тут заколотилось!
     Поэт наш даже побледнел -
     Ему такое и не снилось...
     И он в машину тупо сел,
     В сопровождении охраны
     уехал прочь из казино,
     Домой, шатаясь, будто пьяный,
     Ввалился, начал пить вино,
     Потом, как сумасшедший, прыгал,
     Вполне понятно, почему, -
     Он деньги прятал, мебель двигал,
     Весь в бриллиантовом дыму.
     Мечтал: "Теперь куплю квартиру,
     Пожить себе я разрешу,
     Беситься я не буду с жиру,
     Но хоть проблемы все решу.
     А вдруг мне хватит и на дачу?
     На кругосветку и на джип?
     Во! На трехтомник свой потрачу!
     На портостудию! На клип!
     Во! Выпущу альбом убойный
     Из лучших песенок своих!
     О! Соберу гаремчик знойный
     Из девочек я ломовых!..."
     Поэт мечтал, уж засыпал он,
     Летел все дальше от земли...
     Тут три огромнейших амбала
     К его квартире подошли,
     В дверь постучались осторожно,
     Переглянулись и - опять.
     А что случилось дальше сложно,
     Словами, братцы, передать:
     Мусоропровод задымился,
     Оттуда вырвался огонь,
     И в мир ужасный зверь явился,
     Распространяя всюду вонь.
     Его глазища, как прожектор,
     Амбалов ослепили вмиг.
     Взревел он жутко: "Я - Протектор!
     Поэтовых поклонник книг!
     Ага, приперлись, суки, бляди,
     Поэта деньги отнимать?" -
     И начал зверь мочить, не глядя,
     Амбалов с воплем: "Твою мать!"
     Возможно, он перестарался -
     Двоим он бошки откусил,
     За третьим пять минут гонялся,
     Лупя со всех звериных сил,
     Да все по почкам и по яйцам...
     Короче, уложил бандюг,
     И заревел: "Пусть все боятся!
     Я - лишь поэтам лучший друг.
     Помог я выиграть поэту -
     Ведь я его стихи люблю.
     И вдруг здесь вижу погань эту -
     Козлы, дешевки, завалю!"
     Вдруг, с безобразною улыбкой
     На бородавчатом лице,
     Зверь обернулся синей рыбкой,
     Потом вдруг мухою це-це,
     Потом на сотни фей крылатых
     Рассыпался с глухим хлопком, -
     На сотни фей в злаченых латах, -
     И этот золотистый ком
     В квартиру к спящему поэту
     С хрустальным смехом просочась,
     Стал совершать там пируэты;
     А феи, за руки держась,
     Запели, зашептали разом:
     "Пиши, пиши, поэт, дерзай!
     Награды будут - пусть не сразу,
     Пиши, поэт, не унывай!
     Вот я, к примеру, добрый некто,
     Я за тобой давно слежу,
     Поэт, тебя я, твой Протектор,
     И защитю, и награжу!"
     Поэт в постели шевельнулся -
     Рой фей исчез, как быстрый взгляд.
     Поэт проснулся, улыбнулся
     Сказал: "О, Боже! Я - богат!"
     Протектор-2
     Один поэт пришел домой,
     Попил чайку, стал размышлять:
     "Вот мой успех - он только мой?
     Я сомневаться стал опять.
     Мне интуиция моя
     Подсказывает - кто-то есть,
     Кто сделал так, чтоб выжил я,
     Добился славы, смог процвесть.
     Кого же мне благодарить?
     О, этот кто-то, проявись!
     Хотел бы я тебя спросить,
     За что меня ты поднял ввысь?"
     Тут воздух задрожал вокруг
     И странно в люстре свет мигнул,
     Из ниоткуда как-то вдруг
     К поэту жуткий зверь шагнул.
     Он весь искрился и мерцал,
     Он безобразен был собой -
     На задних лапах он стоял,
     Покрытый склизкой чешуей.
     Зверь - полуящер, полухряк -
     Сопел, придя на этот свет;
     Воняло от него, да так,
     Что сразу нос зажал поэт.
     Зверь недовольно заурчал
     И завертелся весь волчком,
     Перед поэтом вновь предстал,
     Уже в обличии ином -
     Красавицей с букетом роз.
     Красавица открыла рот,
     Шепнула: "Кто я, был вопрос?
     Я - твой протектор, это вот.
     Я внешне - безобразный зверь,
     Но я стихи твои люблю,
     И зла не сделаю, поверь,
     Скорей спасу и исцелю.
     Я помогал тебе всегда,
     Поверив первым в твой талант.
     Ты - мой воспитанник, да-да,
     Мой друг, поэт и музыкант.
     Пусть я в аду почти живу,
     Но красоту люблю, пойми!
     Я сделал так, что ты в Москву
     Приехал, свел тебя с людьми.
     В Литературный институт
     Тебя пристроил, денег дал.
     Талант твой развернулся тут,
     Хоть обо мне ты и не знал.
     С пирушек пьяным ты домой
     Не на автопилоте шел -
     Я вел тебя, мой дорогой,
     Незримою дорогой вел.
     Спасал тебя от пьяных драк,
     Ты мог погибнуть сотни раз!
     Ценя твой дар, я сделал так,
     Что вот ты модным стал сейчас.
     Автографы ты раздаешь,
     Я - за спиной твоей стою,
     Пускай невидимый - ну что ж,
     Горжусь, стихи твои люблю.
     Но буду я карать и впредь
     Тех, кто мешает нам с тобой.
     Ты должен сочинять и петь,
     А я - я принимаю бой.
     Пиши! А вот тебе цветы -
     У вас такие не растут.
     Цветы за все, что создал ты.
     А мне пора, меня ведь ждут".
     Приняв от девушки букет
     И отойдя с ее пути,
     Немного оробел поэт,
     Но крикнул: "Как тебя найти?"
     Красотка, в зеркало войдя,
     В нем растворилась без следа.
     Раздался рев чуть погодя:
     "Как, как? Протектор мой, сюда!"
     Поэт, тряхнувши головой,
     Шатаясь, вышел на балкон.
     Какой закат плыл над Москвой!
     Поэт курил и думал он:
     "Да, интуиция моя
     Опять меня не подвела...
     Ну, развернусь отныне я!
     Во, начинаются дела!"
     1996 год.

     Мальчик чумазенький.
     Каждое утро, радостный, ты просыпаешься,
     теплой водою с песнями ты умываешься,
     ты заправляешь коечку, гладишь подушечку,
     сладкой истомой манят тебя потягушечки.
     А в это время западный мальчик чумазенький,
     с впалою грудью, чахнущий и грустноглазенький,
     катит свою в шахте с углем вагонеточку,
     чтоб получить вечером мелку монеточку.
     Каждое утро, гладкий, довольный, сияющий,
     в школе встречаешь добрых и верных товарищей,
     пахнет цветами светлая комната классная,
     нежно ерошит вихры твои солнышко ясное.
     А в это время западный мальчик горбатенький
     гробик несет, спотыкаясь, для младшего братика -
     он схоронил мать, отца, двух сестренок, трех дедушек,
     и все равно прокормить ему надо семь детушек.
     Ты каждый вечер ходишь гулять по Москва-реке,
     с девушкой милой, глаза у нее как фонарики,
     робко в любви объясняясь, за полную грудь берешь,
     шепчешь на ушко стихи и в аллейку ее влечешь.
     А другой мальчик с улыбкой бессмысленной жуткою
     возится в жалкой лачуге своей с проституткою,
     завтра ему чуть свет на работу опять вставать,
     как бы скорей закончить и завалиться спать.
     Школу закончив, может, ты станешь директором,
     или инспектором, или вообще архитектором,
     сытый, веселый, румяный и к людям внимательный,
     в ладушки будешь играть с женой привлекательной.
     Мальчик же западный, чахлый, забитый, запуганный,
     кашлять-чихать будет пылью противною угольной,
     а потерявши работу, в сиянии месяца
     в жалкой лачужке своей с облегченьем повесится.
     Будь же ты проклят, тот дяденька, что вдруг решил вести
     нашу Россию по западному тому пути!
     Очень обидно в трудах загибаться во цвете лет,
     черт знает чем заниматься, чтоб раздобыть обед.
     Вижу, на улицах наших уж проявляются
     дети чумазые, к гражданам так обращаются:
     "Дайте хотя бы копеечку, добрые, милые!"
     Только спешат мимо них люди хмурые, хилые...
     1994 год.

     Ж и в о т.

     Упрекают меня, что я толстеньким стал,
     что живот мой все больше и шире.
     Ох, бестактным друзьям повторять я устал:
     "Относительно все в этом мире..."

     Я покушать люблю, мне худеть как-то лень...
     Да и надо ли? Вряд ли, не стоит.
     На природу взгляните! Чем толще тюлень,
     тем скорее он самку покроет.

     Очень многие женщины любят таких,
     у кого есть брюшко, между прочим.
     Мы, в отличье от желчных субъектов худых,
     добродушны и часто хохочем.

     Конституция тела моя такова,
     что широк я в кости, а не тонок.
     Говорила мне мама святые слова:
     "Ты - не толстый, а крупный ребенок".

     Если б я занимался борьбою сумо,
     мне кричали бы: "Эй, худощавый!"
     Там, средь жирных гигантов, я был бы, как чмо,
     обделенный и весом, и славой.

     Я смотрю на себя - разве это живот?
     Нет, серъезнее нужно питаться...
     Вдруг борец из сумо на меня нападет
     и начнем животами толкаться?

     Я животик свой пухлый безмерно люблю...
     Что урчишь, моя радость? А, знаю.
     Ну, пойдем, дорогой, я тебя покормлю,
     а потом я с тобой погуляю.

     2000 год.
     Писать бы так, как Северянин...

     Писать бы так, как Северянин!
     Боюсь, однако, не поймут:
     Его язык немного странен
     и полон всяческих причуд.
     Вот как он пел любви экстазы,
     совсем забыв про тормоза:
     "О, поверни на речку глазы -
     я не хочу сказать: глаза..."
     Вот, рифму он искал к Роопсу,
     родив и строчку заодно:
     "Люби, и пой, и антилопься!"
     Свежо? Свежо, легко, смешно!
     Поклонниц он имел до черта,
     задумываясь в беге дней:
     "Ах, не достойны ли аборта
     они из памяти моей?"
     Он пел про "негные уроны"
     про шалости и про весну,
     чем вызывал у женщин стоны
     и обожания волну.
     Он всяческих похвал достоин,
     он говорил про жизнь свою:
     "Я не делец. Не франт. Не воин.
     Я лишь пою-пою-пою".
     Ведь до сих пор он интересен!
     Он написал - ах, Боже мой! -
     "Я так бессмысленно чудесен,
     что смысл склонился предо мной!"
     Бессмысленно чудесен, странен...
     Мы все ж склонимся перед ним -
     второй не нужен Северянин...
     Он был, как мы, неповторим.
     1997 год.

     Фантазии.
     Пытаясь как-то секс разнообразить,
     Громадное количество людей
     В постели любят тихо безобразить,
     Но - в свете неожиданных идей.
     Вот парочка, привыкшая друг к другу,
     Привычно мнет постельное белье:
     Супруг ласкает нежную супругу,
     Но думает совсем не про нее.
     Воображает он, трудясь, как пчелка,
     Что он - белогвардейский офицер,
     Она же - на д