щенными, это были люди в полном обладании всеми привилегиями и всеми ответственностями членов церкви, признанные самим апостолом за отделившихся от мира, от которых можно было ожидать, что они действуют не как мирские. С современной точки зрения они действительно были полноправными членами церкви. Подведем итог словом самого апостола:
"И я пришел к вам возвещать свидетельство Божие не словами человеческой мудрости, но в явлении духа и силы. Воистину мы проповедуем мудрость между совершенными, но это - не человеческая мудрость. Мы проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков и которую никто из властей века сего не познал. Мудрость эта выше человеческого понимания, но Бог нам открыл это Духом Своим... Глубины Божии, которые никто не знает, кроме Духа Божия".<<63>> Все эти духовные истины доступны только духовному человеку, в котором живет сознание Христа. "И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе... ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские. Как мудрый домостроитель <<64>> я заложил основание, и разве вы не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Каждый должен разуметь нас как служителей Христовых и домостроителей Тайн Божиих".
Может ли кто-нибудь, прочтя эти выдержки, не признать, что апостол обладал божественной мудростью, данной ему в мистериях, и что его коринфские последователи не были еще в состоянии овладеть этой мудростью? И заметьте это постоянное повторение технических выражений: "Мудрость", "Мудрость Божия тайная", "сокровенная Мудрость", доступная "духовному человеку", о которой говорится только "совершенным". Мудрость, из которой не "духовные", "младенцы во Христе", "плотские" были исключены и которая была известна "мудрому строителю", "хранителю Тайн Божиих".
Снова и снова ссылается апостол на эти мистерии. Обращаясь к ефесянам, он говорит, что через "откровение", иными словами через раскрытие, было ему дано "разумение Тайн Христовых", чтобы все могли познать, в "чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге".<<65>> Об этой тайне он говорит к Колоссянам, что он сделался ее "служителем", "Тайны", сокрытой от родов и веков, нын 1000 е же открытой святым Его, заметьте - не миру и даже не христианам, а только одним Святым. Для них было раскрыто "богатство славы в тайне сей". Какое же это было богатство? "Христос в вас" - многозначительная фраза, как мы сейчас увидим, из жизни Посвященного; так каждый человек должен был в конце концов познать мудрость и сделаться "совершенным во Христе Иисусе".<<66>> Ап. Павел просит Колоссян, чтобы "Бог отверз нам дверь для слова возвещать тайну Христову",<<67>> место, на которое Св. Климент ссылается, как на изречение, в котором апостол ясно раскрывает, что знание принадлежит не всем.<<68>> Так же пишет Ап. Павел к своему возлюбленному Тимофею, прося его выбирать своих дьяконов из "тех", кто хранит "таинство веры в чистой совести", эту "великую благочестия тайну",<<69>> которую он познал, и знание которой было необходимо для учителей церкви.
Следует иметь в виду, что св. Тимофей занимал важное положение как представитель ближайшего поколения христианских учителей. Он был учеником апостола Павла, который передал ему руководство и управление над одной частью христианской церкви. Он был посвящен в мистерии самим апостолом, на что мы находим указания в технических выражениях, которые служат в данном случае ключом.
"Преподаю тебе, сын мой Тимофей, сообразно с бывшими о тебе пророчествами" <<70>> - это обращение не более как торжественное благословение Посвящающего, когда он принимал посвящаемого. Но при этом присутствовал не один Посвящающий: "не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук Священства",<<71>> иными словами - Старших Братьев. И он напоминает ему держаться "той вечной жизни, к которой ты и призван и исповедал доброе исповедание между многими свидетелями",<<72>> т. е. напоминает ему обет, произносившийся вновь посвященным в присутствии Старших Братьев и собрания Посвященных. Это знание, даваемое в посвящении, и было тем священным доверием, о котором апостол Павел восклицает с такой силой: "О, Тимофей, храни преданное тебе" <<73>> - не то знание, которым владели все христиане и относительно которого не могло лежать особого обязательства на Тимофее, но то священное доверие, врученное на его хранение как Посвященного, которое имело существенное значение для блага всей церкви. Позднее апостол возвращается к тому же, подчеркивая чрезвычайное значение Завета и при том в такой мере, которая была бы совсем не понятна, если бы знание, о котором он говорит, было общей собственностью всех христиан: "Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня.... Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас",<<74>> говорит апостол с серьезной торжественностью, на какую только способна человеческая речь. Далее, он поручает Тимофею заботиться о должной передаче священного завета для будущего, чтобы церковь никогда не оставалась без учителей: "и что слышал от меня при многих свидетелях" - т. е. священное учение, даваемое перед собранием Посвященных, которые служили свидетелями точной передачи его - "то передавай верным людям, которые были бы способны и других научить".<<75>>
Знание, или, если хотите, предположение, что церковь обладала этими сокровенными учениями, бросает потоки света на разбросанные замечания, которые Ап. Павел делает относительно самого себя, и если их соединить вместе, мы получим очертание всей эволюции Посвященного. Апостол утверждает, что хотя он и принадлежит к "совершенным" или Посвященным, ибо он говорит: "Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить", - он все же не почитает себя "достигшим", он еще не дошел до полного "совершенства", не овладел вполне Христом, не достиг "вышнего знания Божия во Христе Иисусе", "силы воскресения Его и участия в страданиях Его, сообразуясь смерти Его"; и он стремился, говорит он, "достигнуть воскресения мертвых".<<76>> Ибо это и было Посвящением, которое освобождает, которое делает Посвященного Совершенным Уч 1000 ителем, Воскресшим Христом, которое извлекает из числа "мертвых", из человечества, подверженного кругу рождений, из цепей, приковывающих душу к грубой материи. Здесь мы опять имеем ряд технических выражений, и даже поверхностный читатель поймет, что "воскресение из мертвых", о котором говорится здесь, не может быть тем "воскресением" современных христиан, которое неизбежно, по их понятию, для всех людей; несомненно, что такое воскресение не требовало никаких новых усилий для своего достижения. Несомненно, что и само слово "достижение" было бы неуместно по отношению ко всеобщему и неизбежному переживанию всего человечества. Апостол не мог избежать такого воскресения, по мнению современных христиан. Какое же это было воскресение, для достижения которого он делал такие напряженные усилия? Единственно возможный ответ исходит опять из мистерий. В них приближающийся к тому Посвящению, которое освобождало из круга рождений, назывался "страдающим Христом". Он разделял страдания Спасителя мира, был распинаем мистически "сообразуясь смерти Его", и затем достигал воскресения, участия в славе Христа, и после этого смерть не имела более силы над ним.<<77>> Это и была та "награда", к которой апостол так стремился и он умолял не обыкновенных верующих, а только тех, "кто из нас совершен", стремиться к ней с такой же силой; чтобы они не довольствовались тем, чего уже достигли, а стремились бы все к большему достижению.
Это сходство Посвященного с Христом есть основа Великих мистерий, в чем мы и убедимся, когда перейдем к изучению "Мистического Христа". Посвященный уже не смотрит на Христа как на пребывающего вне его: "Если же и знали Христа во плоти, то ныне уже не знаем".<<78>>
Обыкновенный верующий "облекался во Христа"; "все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись".<<79>> Они же были "младенцами во Христе", и Христос был Спасителем, которого они призывали на помощь, зная Его "по плоти". Но когда они побеждали свою низшую природу и переставали быть "плотскими", тогда они вступали на высший путь, и стремились сами достигнуть состояния Христа. Апостол пламенно стремился, чтобы последователи его достигли того же, чего достиг он: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос".<<80>> Он же был их духовным отцом, "ибо - говорит он - я родил вас во Христе Иисусе благовествованием".<<81>> А теперь он "снова" является родителем, как бы "матерью", для вторичного духовного рождения их. И тогда младенец Христос - Святое Дитя - рождался в душе, "сокровенный сердца человек".<<82>> Посвященный становился таким образом "Малым Дитятей", и с этих пор он должен был пережить своим собственным внутренним опытом всю жизнь Христа, пока не сделается "совершенным человеком", выросшим в меру полного возраста Христова.<<83>> После этого он, по примеру апостола Павла, переживал страдания Христа во плоти своей,<<84>> и всегда "носил в теле мертвость Господа Иисуса",<<85>> чтобы он мог сказать: "Я сораспялся Христу и уже не я живу, но живет во мне Христос".<<86>> Таким образом страдал сам апостол: так он описывает себя. А когда борьба закончилась, какая разница в этом спокойном тоне победы по сравнению с напряженными усилиями прежних лет! "Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды"...<<87>> Это был венец, даваемый тому, кто "превозмог", о ком сказано вознесшимся Христом: "Побеждающего сделаю столпом в храме Бога моего, и он уже не выйдет вон".<<88>> Ибо после "Воскресения" Посвященный становился "Совершенным Человеком", Учителем и Он не выходит более из Храма, но оттуда служит и руководит мирами.
Прежде чем закончить эту главу, будет уместно сказать, что сам Ап. Павел одобряет применение мистического учения к объяснению исторических случаев, рассказанных в св. Писаниях. Запис 1000 анная в них история рассматривается им как простое изложение фактов, происшедших в физическом мире. Как истинный мистик, он видел в физических событиях отражение вселенских истин, раскрывающихся непрестанно в высших и внутренних мирах; он знал, что события, сохраненные в оккультных писаниях, были наиболее типичны, и объяснение их могло послужить для просвещения людей. Так, передавая историю Авраама, Сарры, Агари и Исаака, и говоря, что все это представляет собою "иносказание", он начинает давать их мистическое толкование.<<89>> Упоминая о бегстве Израильтян из Египта, он говорит о Красном море как о крещении, о манне и о воде - как о духовной еде и питье, о скале, из которой истекла вода, как о Христе.<<90>> Он видит великую мистерию союза Христа с его церковью в человеческой связи между мужем и женою и говорит о христианах, как "от плоти и от костей тела Христова".<<91>> В Послании к Евреям апостол изображает всю систему богослужения евреев аллегорически. В Храме он видит копию с небесного Храма, в Первосвященнике - Христа, в жертвоприношении - приношение беспорочного Сына; священники Храма - лишь "примеры и тени небесных вещей", божественного Священства, совершающего богослужение в "истинной скинии". Тщательно разработанной аллегорией являются главы III-X Послания к Евреям, где апостол доказывает, что Св. Дух означает более глубокий смысл; что все это "образ настоящего времени".<<92>>
При таком толковании священных Писаний вовсе не следует, что рассказанных событий совсем не было, но только то, что их физическое осуществление - дело второстепенное. Такие толкования снимают покров с малых мистерий, и делают мистические учения доступными для всех. Это не простая игра воображения, как думают многие, это - результат истинной интуиции, видящей прообразы в небесах, а не только те тени, которые они отбрасывают на экран земных времен.
 
 
Глава III. Сокровенная сторона христианства. 
2. Свидетельство церкви
 
Если даже и будет признано, что апостолы и их непосредственные преемники обладали более глубоким духовным знанием, чем массы современных им последователей Христа, то признание следующей ступени, мистерий христианской церкви первых веков, как хранительницы священного знания апостолов, будет уже гораздо затруднительнее для христиан наших дней. А между тем, известно, что Ап. Павел заботился о передаче незаписанных учений и сам посвятил Св. Тимофея, требуя от него, чтобы и он в свою очередь посвящал других, которые со своей стороны будут передавать это учение другим. Таким образом, мы видим наличность четырех последовательных поколений учителей, о которых говорится в священных Писаниях, и современников писателей церкви первых веков, которые свидетельствуют о существовании мистерий. Между ними встречаются и ученики самих апостолов, хотя наиболее определенные показания принадлежат учителям, получившим свои знания от учеников апостолов. Как только мы начинаем изучать церковных писателей первых веков, мы встречаемся с намеками, которые могут быть поняты только при наличности мистерий, а затем встречаемся и с положительными утверждениями, что мистерии действительно существовали. Этого, конечно, и следовало ожидать в виду всех указаний, разбросанных в Новом Завете; тем не менее, такое подтверждение приносит большое удовлетворение.
Первыми свидетелями являются Отцы Церкви, ученики апостолов; но очень немногое из их писаний, притом еще оспариваемых, сохранилось до нашего времени. Написанные не в духе полемики, утверждения их не столь категоричны, как свидетельства позднейших писателей. Их письма имеют целью главным образом ободрение верующих. Поликарп, епископ Смирнский, поучавшийся совместно с Игнатием у самого ап. Иоанна,<<93>> выражает надежду, что его корреспонденты "хорошо знакомы со священными Писаниями и что ничего не скрыто от вас; но мне это преимущество еще не даровано"; <<94>> очевидно, п 1000 исьмо это было написано до полного посвящения. Варнава упоминает о сообщении "некоторой части того, что я сам получил",<<95>> и затем, объяснив Закон мистически, объявляет, что "мы, правильно понимая Его заповеди, объясняем их, как назначил Господь".<<96>> Игнатий, епископ Антиохийский, ученик св. Иоанна,<<97>> говорит о себе, как еще "несовершенном во Иисусе Христе. Ибо я только вступаю в ученичество и говорю с вами как с моими сотоварищами - учениками",<<98>> и он называет их "посвящёнными в мистерии евангельские вместе с Павлом, святым, принявшим венец мученичества".<<99>> И снова говорит: "Разве не мог бы я писать вам с большей полнотой о мистериях? Но я боюсь это делать, чтобы не нанести вред вам, кои все еще младенцы. Простите меня за это, иначе, не будучи способны перенести их веское значение, вы могли бы быть подавлены им. Ибо даже и я, хотя я связан (во имя Христа) и способен понимать небесные вещи, ангельские чины и различные виды ангелов и их сонмов, разницу между Силами и Властями и различие между Престолами и Началами, и величие и могущество Эонов и превосходство херувимов и серафимов, величие Духа, царствия Господня, и превыше всего несравненное величие Всемогущего Бога, - хотя мне известны все эти вещи, но я все же никоим образом не достиг совершенства и я не такой ученик, как Павел или Петр".<<100>>
Эта выдержка интересна как указание на то, что порядок небесных иерархий был одним из предметов обучения в мистериях. Далее он говорит о Первосвященнике, Иерофанте, "которому была поучена святая святых, и ему одному были вверены тайны Божии".<<101>>
Теперь мы подходим к св. Клименту Александрийскому и его ученику Оригену, писателям второго и третьего столетий, которые сообщают более всех других относительно мистерий первых веков. Хотя общая атмосфера их сообщений полна мистических иносказаний, эти два Отца Церкви вполне ясно и категорически утверждают, что мистерии были вполне признанным учреждением.
Св. Климент был учеником Пантена и он говорит о нем и о двух других, по всей вероятности, о Татиане и Феодоте, как о "сохраняющих предание благословенного учения, идущего прямо от святых апостолов Петра, Иакова, Иоанна и Павла",<<102>> из чего следует, что между ними и апостолами была лишь одна промежуточная ступень. Он был главой Катехизической школы в Александрии в 189 г. по Р. Х. и умер около 200 г. Ориген, родившийся приблизительно в 185 г. по Р. Х., был его учеником, и можно утверждать, что это был наиболее ученый из всех Отцов Церкви и притом человек редкой нравственной красоты. Это - свидетели, которые дают нам наиболее важные доказательства существования определенных мистерий в первые века христианства.
Книгу Св. Климента "Строматы" мы берем как источник наших сведений о мистериях его времени. Он сам говорит об этом своем произведении как о "смеси гностических заметок соответственно истинной философии" <<103>> и обозначает их как записи учений, которые сам он получил от Пантена. Это место очень поучительно: "Господь... позволил нам сообщать об этих божественных мистериях и об этом священном Свете тем, кто способен воспринять их. Он не раскрыл для многих то, что не принадлежит многим, но лишь немногим, которым Он знал, что они принадлежат, которые были способны воспринять и переделаться соответственно им. Но сокровенные вещи доверяются устной речи, а не писанию, как это происходит у Бога. И если кто скажет, что в писаниях нет ничего тайного, что бы не было разоблачено, и ничего скрытого, что бы не было раскрыто - пусть услышит он от нас, что тому, кто слушает сокровенно, даже это тайное будет обнаружено. Это и есть предсказанное прорицание. И тому, кто способен сокровенно видеть доверенное ему, то, что под покровом, будет раскрыто как истина, и то, что сокрыто от многих, будет проявлено для немногих... Мистерии передаются мистически, то, что говорится, может быть в устах говорящего, не столько в его го 1000 лосе, сколько в его понимании... Записи этих моих заметок - я хорошо знаю, сколь они слабы по сравнению с тем духом, полным благодати, которого я удостоился слышать. Но это будет подобием, напоминающим прообраз тому, кто получил удар Тирса". Тирсом назывался жезл, который имели при себе Посвященные и которым они прикасались к ученикам во время церемонии Посвящения. Он имел мистическое значение, символизирующее спинной мозг и мозговую железу во время малых мистерий, и жезл, эмблему власти, знакомый оккультистам, во время великих мистерий. Следовательно, сказать: "тому, кто получил удар тирса" было все равно, что сказать: "тому, кто был посвящен в мистерии".
Климент продолжает: "мы не думаем объяснять тайные вещи в достаточной мере - далеко оттого - но лишь запечатлеть их в памяти, для того ли, чтобы не забыть что-либо, или ввиду забывчивости. Многое - знаю это хорошо - ускользнуло от нас благодаря протяжению времени, которое прошло до записи... Поэтому есть вещи, о которых у нас нет воспоминаний; ибо сила, пребывающая в благословенных мужах, была велика". Это - обычное переживание тех, кто получает знание непосредственно от Великих Учителей, ибо Их присутствие вызывает к деятельности силы человека, которые в нем обыкновенно спят и которые без такого содействия не могли бы пробудиться.
"Есть также вещи, которые долго оставались незаписанными и которые ныне изгладились, и другие, которые исчезли, поблекнув в самом уме, ибо задача эта не легка для неопытных; эти я стараюсь воскресить в моих Комментариях. Другое я намеренно пропускаю в целях мудрого выбора, боясь записывать то, о чем я остерегался говорить: не из нежелания давать - ибо это было бы неверно - но боясь за моих читателей, чтобы они не споткнулись, принимая сказанное в превратном смысле, и чтобы нас не обвиняли, что мы "протянули меч младенцу". Ибо невозможно, чтобы раз написанное не стало известным, хотя бы оно и не было обнародовано мною. Но, обдумывая вновь со всех сторон, если пользоваться одним голосом, если же пользоваться только тем, что написано - эти записи не ответят ничего тому, кто захочет вопрошать сверх того, что записано, ибо они требуют по необходимости помощи или от того, кто записывал, или от