я или же
подтверждение, дополнение и расширение - лишь бы дело было основательно
исследовано, тогда оно неминуемо приведет к созданию научной системы, хотя
бы и не моей, как завещания потомкам, за которое они будут иметь основание
быть благодарными.

Было бы слишком долго рассказывать, какого рода метафизики можно было бы
ожидать вслед за критикой (если основоположения этой критики правильны),
так как оттого, что с метафизики снимут фальшивые перья, она вовсе не
станет скудной и малой фигурой, а покажет себя в другом отношении богатой и
в приличном убранстве; но другого рода значительная польза, вытекающая из
такой реформы, сразу бросается в глаза. Уже и обыденная метафизика была
полезна тем, что отыскивала первоначальные понятия рассудка, дабы уяснить
их с помощью расчленения и сделать их определенными с помощью дефиниций.
Благодаря этому она становилась культурой для разума, куда бы он потом ни
обращался; но это и было все то хорошее, что она делала. Ведь эту свою
заслугу она снова свела на нет тем, что благоприятствовала самомнению
посредством рискованных утверждений, лжемудрствованию - посредством тонких
уловок и благовидных предлогов, поверхностности - легкостью, с какой
отделывались небольшим запасом школьной мудрости от труднейших задач,- и
эта поверхностность тем соблазнительнее, чем больше она может по выбору
пользоваться и научным языком, и популярным изложением, становясь благодаря
этому всем для всех, а на деле ничем. Критика же, напротив, наделяет наше
суждение мерилом, которым можно с достоверностью различать знание от
мнимого знания, а полное применение критики в метафизике создает такой
образ мыслей, который распространяет затем свое благотворное влияние и на
всякое другое применение разума и первый вселяет истинный философский дух.
Но никак нельзя недооценивать и услугу, которую критика оказывает теологии,
делая ее независимой от суждения догматической спекуляции и тем самым
совершенно ограждая ее от всех нападок со стороны таких противников. В
самом деле, обыденная метафизика, хотя и обещала теологии большую помощь,
не могла, однако, впоследствии выполнить это обещание и, кроме того,
призвав себе в союзники спекулятивную догматику, сделала лишь одно -
вооружила врагов против себя самой. Мечтательство, которое в просвещенный
век может выступить, лишь прячась за какой-нибудь школьной метафизикой, под
защитой которой оно осмеливается, так сказать, разумно неистовствовать,
изгоняется критической философией из этого своего последнего убежища, и
сверх всего этого разве не важно для учителя метафизики быть в состоянии
сказать при всеобщем одобрении, что то, что он преподает, есть, наконец,
тоже наука, приносящая обществу действительную пользу.