ний к единству
мышления вообще; и вот я нашел, что это действие рассудка состоит в
составлении суждений. Здесь передо мной были уже готовые, хотя и не совсем
свободные от недостатков, труды логиков, с помощью которых я и был в
состоянии представить полную таблицу чистых рассудочных функций,
неопределенных, однако, в отношении какого-либо объекта. Наконец, я соотнес
эти функции суждения с объектами вообще или, вернее, с условием для
определения объективной значимости суждений; так появились чистые
рассудочные понятия, относительно которых я мог не сомневаться, что именно
только они и только в таком количестве могут составлять все наше познание
вещей из чистого рассудка. Я назвал их, естественно, старым именем
категорий, оставив за собой право - коль скоро должна была быть создана
система трансцендентальной философии, ради которой я имел теперь дело
только с критикой самого разума,- полностью присоединить под названием
предикабилий все понятия, выводимые из них путем соединения их или друг с
другом, пли с чистой формой явления (пространством и временем), или с их
материей, поскольку она еще не определена эмпирически (предмет ощущения
вообще).

Но главное в этой системе категорий, чем она отличается от того старого,
лишенного всякого принципа конгломерата и почему она одна и заслуживает
быть отнесенной к философии, состоит в том, что посредством нее можно было
точно определить истинное значение чистых рассудочных понятий и условие их
применения. Действительно, оказалось, что сами по себе эти понятия суть
только логические функции и, как таковые, не составляют ни малейшего
понятия об объекте самом по себе, а нуждаются в чувственном созерцании как
в своей основе; и в таком случае они служат только для того, чтобы
определять в отношении всех функций суждения эмпирические положения,
вообще-то неопределенные и безразличные к ним, сообщать им тем самым
общезначимость и посредством них делать возможными суждения опыта вообще.

Такое понимание природы категорий, ограничивающее их одним лишь применением
в опыте, не приходило в голову ни первосоздателю их, ни кому-либо другому
после него; но без этого понимания (полностью зависящего от их выведения,
или дедукции) категории совершенно бесполезны и представляют собой только
убогий список названий без объяснения и правил их Применения. Если бы
что-нибудь подобное пришло на ум древним, то, без сомнения, вся наука о
чистом познании из разума, под именем метафизики погубившая в течение веков
не один ясный ум, дошла бы до нас в совершенно ином виде и просветила бы
человеческий рассудок, вместо того чтобы, как это было в действительности,
истощать его туманными и бесплодными умствованиями и сделать негодным для
подлинной науки.

Эта система категорий делает, с другой стороны, тематическим само изучение
каждого предмета чистого разума и служит достоверным наставлением или
путеводной нитью, указывающей, как и через какие акты необходимо проводить
полное метафизическое следование; эта система исчерпывает все моменты
рассудка, под которые должно быть подведено всякое другое понятие. Так
получилась и таблица основоположений, в полноте которой можно быть
уверенным только благодаря системе категорий; и даже при классификации
понятий, выходящих за пределы физиологического применения рассудка (см.
"Критику чистого разума", стр. 344, а также стр. 415), может служить все та
же путеводная нить, которая образует замкнутый круг, так как необходимо
проводить ее всегда через одни и те же постоянные пункты, a priori
определенные в человеческом рассудке; этот круг не оставляет никакого
сомнения в том, что предмет чистого понятия рассудка или разума, если
только он рассматривается философски и согласно априорным основоположениям,
может быть познан таким образом полностью. Более того, я не мог не
использовать эти направляющие воззрения (Leitung) для одной из
отвлеченнейших онтологических классификаций, а именно для многообразного
различения понятий нечто и ничто, и в соответствии с этим я составил
сообразную с правилами и необходимую таблицу (см. "Критику чистого разума",
стр. 292).

Эта же система, как и всякая истинная система, основанная на всеобщем
принципе, приносит в высшей степени важную пользу еще тем, что она
исключает все чужеродные понятия, которые могли бы прокрасться между
чистыми понятиями рассудка, и определяет каждому познанию его место. Те
понятия, которые я под названием рефлективных понятий также объединил в
таблицу, руководствуясь таблицей категорий, совершенно произвольно и
неправомерно смешиваются в онтологии с чистыми рассудочными понятиями, хотя
эти последние суть понятия связи и тем самым понятия самого объекта, а те
служат лишь для сравнения уже данных понятий и потому имеют совершенно иную
природу и применение; своей правильной классификацией ("Критика", стр. 260)
я их выделяю из этой смеси. Но еще очевиднее будет польза отдельной таблицы
категорий, если мы теперь отделим от тех рассудочных понятий таблицу
трансцендентальных понятий разума, имеющих совершенно иную природу и
совершенно другое происхождение (а потому должны иметь и другую форму); это
столь необходимое разграничение не было, однако, проведено ни в одной
системе метафизики, где эти идеи разума переплетались без разбора с
рассудочными понятиями, как если бы они были членами одной семьи; при
отсутствии особой системы категорий никак нельзя было избежать такого
смешения.




             ГЛАВНОГО ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ВОПРОСА ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


                      КАК ВОЗМОЖНА МЕТАФИЗИКА ВООБЩЕ?


40

Чистая математика и чистое естествознание для своей собственной надежности
и достоверности не нуждались бы в такой дедукции, которую мы до сих пор
провели относительно них, так как первая опирается на свою собственную
очевидность, а второе хотя и проистекает из чистых источников рассудка, тем
не менее опирается на опыт и его постоянное подтверждение (от этого
свидетельства оно не может совершенно отказаться, потому что при всей своей
достоверности оно в качестве философии никогда не может сравниться с
математикой). Итак, обе науки нуждались в упомянутом исследовании не для
себя, а для другой науки, именно для метафизики.

Метафизика кроме понятий о природе, всегда находящих свое применение в
опыте, имеет еще дело с чистыми понятиями разума, которые никогда не даются
ни в каком возможном опыте, стало быть, с понятиями, объективная реальность
которых (что они не просто выдумки) не может быть подтверждена опытом, и с
утверждениями, истину или ложность которых нельзя обнаружить никаким
опытом; и к тому же именно эта часть метафизики составляет главную цель,
для которой все остальное есть лишь средство, и, следовательно, эта наука
нуждается в нашей дедукции для себя самой. Итак, предложенный нами теперь
третий вопрос касается как бы ядра и сущности метафизики, а именно занятия
разума исключительно самим собой и знакомства с объектами, приобретаемого
якобы непосредственно от размышления над своими собственными понятиями, не
нуждаясь для этого в посредстве опыта и вообще не будучи в состоянии
достигнуть такого познания из опыта .

Разум никогда не удовлетворит себя, если не решит этого вопроса. Применение
в опыте, которым разум ограничивает чистый рассудок, не выполняет всего
назначения разума. Каждый отдельный опыт есть только часть всей сферы
опыта, но само абсолютное целое всего возможного опыта не есть опыт и тем
не менее составляет проблему для разума, для одного лишь представления о
которой разуму требуются совершенно иные понятия, чем те чистые рассудочные
понятия, применение которых только имманентно, т. е. направлено на опыт,
поскольку он может быть дан; понятия же разума имеют в виду полноту, т. е.
собирательное единство всего возможного опыта; тем самым они вы-; ходят за
пределы всякого данного опыта и становятся , трансцендентными.

Таким образом, как рассудок нуждается для опыта ; в категориях, так разум
содержит в себе основание для идей, а под идеями я разумею необходимые
понятия, предмет которых тем не менее не может быть дан ни в каком опыте.
Идеи так же лежат в природе разума, как категории - в природе рассудка, и
если эти идеи приводят к видимости, могущей легко ввести в заблуждение, то
эта видимость неизбежна, хотя и можно остеречься от того, "чтобы она не
сбила с пути". . Так как всякая видимость состоит в том, что субъективное
основание суждения принимается за объективное, то самопознание чистого
разума в его трансцендентном (запредельном) применении будет единственной
гарантией от тех заблуждений, в которые [впадает разум, когда он неверно
понимает свое назначение и трансцендентным образом переносит на объект сам
по себе то, что касается лишь его собственного субъекта и руководства им во
всяком имманентном применении.

                                     41

Различение идей, т. е. чистых понятий разума, и категорий, или чистых
рассудочных понятий, как показаний совершенно разного рода, происхождения и
применения столь важно для основания науки, которая должна содержать
систему всех этих априорных познаний, что без такого разграничения
метафизика просто Невозможна или - самое большее - представляет собой
необоснованную, беспорядочную попытку соорудить карточный домик без знания
материалов, которые потребляешь, и без знания их пригодности для той ли
иной цели. Если бы "Критика чистого разума" добилась лишь одного - прежде
всего выявила бы это различие, то уже этим она сделала бы больше для
разъяснения нашего понятия и для направления исследования в области
метафизики, чем все те тщетные попытки разрешить трансцендентные задачи
чистого разума, которые с давних пор предпринимали, не думая о том, что
находятся не в сфере рассудка, а в совершенно иной сфере, и потому
смешивали рассудочные понятия с понятиями разума, как если бы они были
однородными.

                                     42

Все чистые рассудочные познания имеют в себе то [общее], что их понятия
могут быть даны в опыте и их основоположения подтверждены опытом;
трансцендентные же познания из разума, что касается его идей, никогда не
могут быть даны в опыте, и их положения никогда не могут быть ни
подтверждены, ни опровергнуты опытом; возможная здесь ошибка может быть
поэтому обнаружена только самим чистым разумом; но это очень трудно, потому
что именно этот разум посредством своих идей становится естественным
образом диалектическим и эту неизбежную видимость можно держать в границах
не объективными и догматическими исследованиями вещей, а только
субъективными исследованиями самого разума как источника идей.

                                     43

Я всегда обращал в "Критике" всего больше внимания на то, чтобы не только
точно различить все виды познания, но и вывести все принадлежащие к каждому
виду понятия из их общего источника, с тем чтобы я не только мог с
достоверностью определить применение понятий, зная, откуда они происходят,
но и имел неоценимое преимущество, о котором еще никогда не подозревали, -
a priori, стало быть на основании принципов, познавать совершенную полноту
в перечислении, классификации и спецификации понятий. А без этого в
метафизике все есть не более как конгломерат, в котором никогда не знаешь,
достаточно ли того, что уже имеешь, или чего-то недостает и чего именно.
Правда, это преимущество можно иметь только в чистой философии, но оно и
составляет ее суть.

Так как я нашел источник категорий в четырех логических функциях всех
суждений рассудка, то было совершенно естественно искать источник идей в
трех функциях умозаключений; в самом деле, раз такие чистые понятия разума
(трансцендентальные идеи) даны, то, если не считать их врожденными, они
могут оказаться лишь в том самом действии разума, которое, поскольку оно
касается только формы, составляет логический элемент умозаключений, а
поскольку оно представляет рассудочные суждения a priori определенными в
отношении той или другой формы, составляет трансцендентальные понятия
чистого разума.

Формальное различие между умозаключениями делает необходимым их деление на
категорические, гипотетические и разделительные. Таким образом, основанные
на этом понятия разума содержат, во-первых, идею суммарного (vollstandigen)
субъекта (субстанциальное), во-вторых, идею полного ряда условий,
в-третьих, определение всех понятий в идее полной совокупности возможного.
Первая идея была психологической, вторая - космологической, третья -
теологической; и так как все три приводят к диалектике, но каждая на свой
лад, то на этом основывается деление всей диалектики чистого разума на
паралогизм, антиномию и, наконец, идеал разума. Это выведение дает полную
уверенность в том, что все притязания чистого разума представлены здесь
целиком, без единого исключения, так как благодаря этому полностью
определена мера самой способности разума, из которой проистекают эти его
притязания.

                                     44

Здесь вообще удивительно еще и то, что идеи разума не приносят в отличие от
категорий никакой пользы в применении рассудка к опыту, они ему совершенно
не нужны, более того, они противоречат максимам познания природы из разума
и препятствуют им, хотя они и необходимы для другой цели, которую еще
следует определить. Простая ли субстанция душа или нет,- это совершенно
безразлично для объяснения душевных явлений, ведь никаким опытом мы не
можем растолковать понятие о простом существе чувственно, стало быть in
concreto, и потому это понятие ровно ничего не содержит для желаемого
понимания причины явлений и не может служить принципом объяснения того, что
дается внутренним или внешним опытом. Так же мало полезны космологические
идеи о начале мира или его вечности (a parte ante) для объяснения
какого-нибудь события в самом мире. Наконец, согласно правильной максиме
натурфилософии, мы должны избегать всякого объяснения устроения природы
волею некоей высшей сущности, так как это будет уже не натурфилософия, а
признание в том, что с ней у нас ничего не получается. Таким образом, эти
идеи предназначены для совершенно другого применения, чем те категории,
единственно благодаря которым, а также благодаря построенным на них
основоположениям возможен сам опыт. Между тем наша тщательная аналитика
рассудка была бы совершенно излишней, если бы нашей целью было одно лишь
познание природы так, как оно может быть дано в опыте; ведь разум и в
математике, и в естествознании верно и хорошо делает свое дело и без всякой
такой тонкой дедукции; таким образом, наша критика рассудка объединяется с
идеями чистого разума для такой цели, которая лежит за пределами применения
рассудка в опыте, а такое понимание рассудка, как мы говорили выше, в этом
отношении совершенно невозможно и лишено всякого предмета или значения.
Однако между тем, что относится к природе разума, и тем, что относится к
природе рассудка, должно быть согласие: первая должна способствовать
совершенству второй и никак не может сбить ее с толку.

Этот вопрос решается следующим образом: своими идеями чистый разум не имеет
целью особые предметы, которые находились бы за пределами опыта, он требует
лишь полноты применения рассудка в контексте опыта. Но эта полнота может
быть лишь полнотой принципов, а не созерцаний и предметов. Тем не менее,
для того чтобы иметь определенное представление об этой полноте, разум
мыслит себе ее как познание объекта, совершенно определенное в отношении
правил рассудка; но объект этот есть лишь идея, служащая для того, чтобы
как можно больше приблизить рассудочное познание к полноте, выраженной в
идее.

         45. Предварительное замечание о диалектике чистого разума


Мы показали выше (п. 33, 34), что отсутствие в категориях всякой примеси
чувственных определений может побуждать разум распространить их применение
целиком за пределы опыта на вещи сами по себе, несмотря на то что эти
категории, как чисто логические функции, хотя и могут представлять вещь
вообще, но не могут сами по себе дать какое-либо определенное И понятие о
вещи, так как они сами не находят никакого созерцания, которое могло бы
сообщить им in concreto значение и смысл. Подобного рода гиперболические
объекты суть так называемые ноумены, или чистые умопостигаемые (вернее,
мысленные) сущности, как, например, субстанция, мыслимая без постоянства во
времени, или причина, действующая не во времени, и т. д.;

На самом деле, им приписывают такие предикаты, которые служат лишь для
того, чтобы сделать возможной равномерность опыта, а между тем все условия
созерцания, при которых только и возможен опыт, от них отнимают, вследствие
чего эти понятия опять-таки теряют всякое значение.

Но нет никакой опасности, что рассудок сам собой, без принуждения со
стороны чуждых ему законов, выйдет столь резво за свои пределы в область
чисто мысленных сущностей. Но когда разум, который не может быть полностью
удовлетворен все еще обусловленным применением рассудочных правил в опыте,
требует завершения этой цепи условий, тогда рассудок вынуждают выйти из
своей сферы, чтобы, с одной стороны, представлять предметы опыта в столь
далеко простирающемся ряду, что никакой опыт не может его охватить, а с
другой стороны (для завершения ряда), даже искать целиком вне опыта
ноумены, к которым разум мог бы прикрепить эту цепь и, став наконец
независимым благодаря этому от условий опыта, все же мог бы достигнуть
полной устойчивости (Haltung). Таковы трансцендентальные идеи. Если они
даже стремятся, согласно с истинным, но скрытым естественным назначением
нашего разума, не к запредельным понятиям, а лишь к неограниченному
расширению применения в опыте, тем не менее из-за неизбежной иллюзии они
выманивают у рассудка трансцендентное применение, которое хотя и обманчиво,
но может быть ограничено не намерением оставаться в пределах опыта, а
только научным исследованием, и то с большим трудом.

                        46. I. Психологические идеи

                ("Критика чистого разума", стр. 341 и сл. )


    Давно уже заметили, что во всех субстанциях нам неизвестен подлинный
  субъект, а именно то, что остается после устранения всех акциденций (как
     предикатов), стало быть, неизвестно само субстанциальное, и не раз
    жаловались на такую ограниченность нашего понимания. Но здесь нужно
  отметить, что человеческий рассудок следует порицать не за то, что он не
 знает субстанциального в вещах, т. е. не может для самого себя определить
  его, а, скорее, за то, что он требует такого определенного познания его,
как познание данного предмета, тогда как это есть только идея. Чистый разум
   требует, чтобы мы искали для каждого предиката вещи принадлежащий ему
  субъект, а для этого : субъекта, который в свою очередь необходимо есть
 только предикат,- его субъект и так далее до бесконечности (или в пределах
  нашей досягаемости). Но отсюда следует, что мы не должны считать то, что
   нами достигнуто, субъектом в последней инстанции и что наш рассудок не
  может мыслить себе само субстанциальное, как бы глубоко он ни проникал и
  хотя бы ему была раскрыта вся природа; потому что особая природа нашего
  рассудка состоит в том, что он мыслит все дискурсивно, т. е. посредством
     понятий, стало быть, посредством одних лишь предикатов, для чего,
 следовательно, абсолютный субъект всегда должен отсутствовать. Поэтому все
реальные свойства, по которым мы познаем тела, суть только акциденции, даже
 непроницаемость, которую необходимо представлять себе только как действие
                      силы неизвестного нам субъекта.

 Но нам кажется, будто в сознании нас самих (в мыслящем субъекте) мы имеем
  это субстанциальное, и притом в непосредственном созерцании, так как все
  предикаты внутреннего чувства относятся к Я как субъекту, который можно
мыслить только как предикат другого субъекта. Поэтому кажется не только то,
  что полнота в отношении данных понятий как предикатов так субъект