Бернард Клервоский
   О благодати и свободе воли


                                Предисловие


Господину Вильгельму, аббату св.Теодора, брат Бернар. Небольшое сочинение о
благодати (de gratia) и свободе воли (libero arbitrio), к которому я
некогда приступил в виду известных вам обстоятельств, я теперь закончил,
как мог с помощью той же благодати. Боюсь, однако, не окажусь ли я либо
недостаточно достойным говорить о вещах столь важных, либо излишне
рассуждающим о том, что подвергалось уже рассмотрению многих[1]. Поэтому
прочтите сначала вы и, если найдете нужным, один: дабы в случае, если
сочинение будет пущено в обращение, не сказали, что оно написано больше
ради тщеславия писателя, чем в поучение читателю. И если вы почитаете
полезным его распространение, то не поленитесь, найдя что-либо сказанным
менее ясно, чем допускает дело, и могло бы быть сказанным более полно,
насколько это позволяет краткость трактата, -- или исправить это, чтобы
исполнилось обещание мудрости, которая говорит: "Кто просвещает меня, будет
им жизнь вечная" (Иис. Сирах., XXIV, 31).





                                  Глава 2

Оглавление
                                  Глава I


О том, требуется ли для заслуги доброго дела вместе с божьею благодатью
содействие согласного с нею свободного выбора

1. Когда однажды мне, осененному благодатью Божией, пришлось говорить в
присутствии других о том, что сознаю себя ею и определенным ко благу и
чувствую себя влекомым ко благу и надеюсь совершить благо, -- один из
присутствующих сказал: Зачем ты делаешь это и на какую награду (merces) или
заслугу (praemium) ты надеешься, если все это делает бог? А что ты, говорю
я -- мне советуешь? Воздай, -- отвечает он, -- славу богу, который
бескорыстно предупреждает тебя, поощряет тебя подталкивает тебя; и в
остальном живи достойно, доказывая, что ты благодарен за полученные
благодеяния и заслужил их. Я ответил ему: ты дал бы хороший совет, если бы
сказал, как можно следовать ему. Ведь не одно и то же -- ясно знать, что
нужно делать, и делать, потому что разные вещи -- указать слепому путь и
дать утомленному повозку. Не каждый, кто показывает дорогу, дает путнику
средства на дорогу. Одно дело указать, как не сбиться с дороги, и другое --
дать средства на завершение пути. Не всякий наставник одновременно и
податель блага, которому он учит. Для меня необходимы две вещи: научиться и
получить помощь. Ты, человек, правильно помогаешь незнанию, если верно
утверждает апостол: "также и дух подкрепляет нас в немощах наших" (Рим.,
VIII, 26). Ведь тот, кто дает мне совет твоими устами, тот необходимо дает
мне помощь своим духом, силою которого я исполню то, что ты советуешь. Вот
в качестве его дара восстает во мне желание, а свершить его не нахожу сил
(Рим., VII,18); и я убежден, что и не смогу, если только тот, кто дает мне
желание, не даст мне и силы свершить во благоволение (pro bona voluntate)
(Филипп., II, 13). Итак, ты спрашиваешь, где наши заслуги, или в чем наша
надежда. Слушай, -- говорю я: "Он спас нас не по делам праведности, а по
своей милости" (Титу, III, 5). Итак, что же? Ты считал, быть может, что ты
сам создал свои заслуги, что ты мог спастись своими добрыми делами, ты ,
который даже Иисуса не можешь назвать Господом, как только Духом Святым (1
Кор., XII, 3). Не забыл ли ты того, кто сказал: "Не от желающего, и не от
подвизающегося, но от бога милующего" (Рим., IX, 16)?

2. Итак, для чего же спросишь ты, свободный выбор (arbitium liberum) [2]?
Отвечаю кратко: для спасения. Отними свободный выбор, и не будет того, чем
спасаемся; отними благодать, и не будет того, что есть причина спасения.
Дело спасения не может совершиться ни без того, ни без другого: во-первых,
без того, чем совершается, во-вторых, без того, в чем совершается. Бог --
творец (auctor) спасения, свободный выбор есть только способность; и только
Бог может дать его, а свободный выбор -- принять. А так как спасение дается
только Богом и только через посредство свободного выбора, то его не может
быть как без согласия принимающего, так и без благодати дающего. О
свободном выборе говорится, что он содействует благодати, совершающей
спасение, до тех пор, пока он пребывает в согласии, т.е. пока он спасается.
Ибо пребывать в согласии [с благодатью] значит спасаться. Вследствие этого
дух животного не имеет спасения, ибо у него отсутствует добровольное
согласие (voluntarius consensus), в силу которого спасающийся добровольно
повинуется спасающему, т.е. богу, следуя призывающему, веря обещающему и
благодаря дающего. Ведь не одно и то же добровольное согласие и
естественное влечение (naturalis appetitus). Последнее обще у нас с
неразумными животными [3], и не в состоянии соглашаться с духом плоть,
опутанная соблазнами. Быть может, это то же самое, что апостолом под другим
именем называется мудростью плоти, когда он говорит: "Плотские помышления
суть вражда против бога; ибо закону Божию не покоряются да и не могут"
(Рим., VIII,7). Естественное влечение, как я сказал, общее у нас с
животными, а добровольное согласие отличает нас. Оно есть свойство души
быть свободной, не поддающееся ни насилию, ни вымогательству, ибо оно есть
воля, а не необходимость, не отрицает себя, не отдает себя кому-либо, разве
лишь добровольно. И, напротив, если кого-нибудь побуждают [действовать]
против его воли, то он действует не добровольно, а по принуждению. А там,
где нет воли, нет и согласия. Ибо согласие не может не быть добровольным.
Таким образом, там где согласие, там и воля. А там, где воля, там свобода.
Это-то и есть то, что я называю свободой воли.





                                  Глава 3

Оглавление
                                  ГЛАВА II


О том, что такое свободный выбор и в чем состоит его свобода

3. Для того, однако, чтобы доступнее стало то, о чем сказано, и дабы
надлежащим образом перейти к тому, что мы хотим сказать, считаю необходимым
повторить то же более философски. В вещах естественных (naturales) жизнь не
есть то, что чувство, чувство -- не то, что влечение, а влечение -- не то,
что согласие. Все это становится яснее из определений каждого из них. Так в
каждом теле есть жизнь, внутреннее и естественное движение, имеющее силу
только внутри. Чувство же, жизненное движение в теле, имеет силу и вовне.
Опять-таки естественное влечение есть сила в одушевленном существе,
свойственная жадно стремящимся двигаться чувствам. И наконец, согласие есть
произвольный акт воли (voluntas) или даже (о чем, как я помню, я сказал
ранее) свойство души, свободное само по себе (habitus animi, liber sui).
Далее, воля есть разумное движение, повелевающее чувством и влечением. В
какую бы сторону она ни направлялась, она всегда имеет своим спутником
разум, некоторым образом следующий за ней по пятам. Это не значит, что она
действует всегда из побуждений разума, но лишь то, что она никогда не
двигается без разума, так что многое делает она через разум, против разума,
т.е. при его помощи, но против его согласия или суждения. Поэтому
говорится: "Сыны века сего догадливее сынов света в своем роде" (Лук., XVI,
8), и опять же: "Они умны на зло" (Иерем., IV, 22). И не может быть присуще
твари благоразумие или мудрость, даже во зле, без разума.

4. Разум же дан воле, дабы наставлять ее, а не расстраивать. А он бы
расстроил ее, если бы поставил ее перед необходимостью (necessitas), чтобы
она не создавала себя свободно по своему усмотрению (arbitrio), либо
советуя ей увлечься дурным и не следовать духу, дабы она подверглась
животным побуждения и, даже, стала преследовать все то, что от духа Божия,
либо побуждая ее к добру, следуя благодати и сделав ее духовной, и все это
обсуждая и не будучи никем судим. Если, говорю я, воля под запретом разума
не может сделать чего-либо из указанного, она уже не может быть волей. Ибо,
где необходимость, там нет воли [4]. Если что-либо делается правильно или
неправильно по необходимости и без согласия воли как таковой, то разумное
существо либо не должно считаться грешным, либо не может быть совершенно
праведным, ибо и в том и в другом случае отсутствует то, что единственно
делает его грешным или праведным, т.е. воля. Все же прочее, упомянутое
выше, жизнь, чувство или влечение сами по себе не делают [людей] ни
грешными, ни праведными. В противном случае и деревья -- из-за жизни, и
животные из-за двух остальных способностей, могли бы считаться способными
либо к греху, либо к праведности; а это абсолютно невозможно. Мы, имеющие
жизнь вместе с животными, отличаемся и от тех и от других тем, что
называется волею. И согласие ее полностью добровольно, а не побуждается
необходимостью, поскольку оно обнаруживает праведного или неправедного, с
полным основанием делает людей праведными или грешными. Итак, это согласие
вследствие неустранимости свободы воли, вследствие непреклонного решения
разума, который всегда и всюду сопровождает волю, весьма удачно, как я
полагаю называется свободным выбором. Свободным вследствие воли (liber sui
propter voluntalem), судьей над самим собою -- вследствие разума. И
справедливо, что свободу сопровождает суждение: ибо все, что свободно само
по себе, если грешит, то и судит. А это действительно суд, ибо справедливо
терпит тот, кто грешит, то, чего он не хочет, ибо если он грешит, то
потому, что хочет [грешить].

5. Впрочем, то существо, которое не сознает себя свободным, на каком
основании может вменяться ему доброе или злое? Необходимость извиняет и то,
и другое. Ибо там, где необходимость, там нет свободы, а там где нет
свободы, нет заслуги, а посему нет и суда. Исключается при этом только
первородный грех, так как известно, что он имеет иное основание. Во вех же
остальных случаях, там, где отсутствовала свобода добровольного согласия,
несомненно отсутствуют заслуга и осуждение. Вследствие этого все,
свойственное человеку, за исключением воли, свободно и от заслуги, и от
осуждения, ибо оно не свободно в себе. Жизнь, чувство, влечение, память,
разум (ingenium) и тому подобное в той мере зависят от необходимости, в
коей они не подлежат ведению воли. Воля же не может быть лишенной свободы,
потому что ей невозможно не повиноваться самой себе (ибо никто не может не
захотеть того, чего он хочет, или хотеть того, чего он не хочет). Воля же,
конечно, может замениться, впрочем, не иначе, как иной волей, но никогда не
потеряет свободы. Воля в такой же мере не может быть лишена ее [свободы],
как и она сама. Если бы человек мог либо вовсе ничего не желать, либо
желать нечто, но не с помощью воли, то в таком случае воля была бы лишена
свободы. Отсюда, положим, вытекает правило, что неразумным, детям, а также
спящим не вменяется никакое деяние, доброе или злое, ибо, конечно, не
владея своим разумом (ratio), они не могут и пользоваться собственной
волей, а вследствие этого не могут иметь свободное суждение (judicium
libertatis). Итак, вследствие того, что воля не имеет ничего свободного,
кроме себя, по справедливости она не может быть судима иначе как из себя.
Таким образом, ни вялый ум, ни слабая память, ни беспокойные влечение, ни
притупившиеся чувства, ни праздная жизнь сами по себе не делают человека
виновным, так же как не делают его невиновным противоположные качества, ибо
ясно, что они могут происходить по необходимости и вне зависимости от воли.





                                  Глава 4

Оглавление
                                 ГЛАВА III

О том, что свобода может быть троякого рода: свобода по природе, свобода
благодати и свобода славы.

6. Итак, одна только воля, вследствие того, что в силу рожденной ей свободы
она никакой силой, никакой необходимостью не может ни противоречить себе,
вполне заслуженно делает тварь праведной или неправедной [5], достойной
блаженства или страдания, поскольку она согласует [свои деяния] с правдой
или неправдой. И вследствие этого, подобное добровольное и свободное
согласие, от коего (что следует из сказанного выше) зависит, как известно,
всякое суждение, я считаю сообразным называть по вышеприведенному
определению свободным выбором; свободным со стороны воли; выбором,
насколько это относится к разуму (ratio). Но, конечно, свободным не тою
свободой, о которой говорит апостол: "Где дух Господень, там свобода" (II
Кор., III, 17). Эта свобода есть свобода от греха, как говорит он в другом
месте: "Ибо когда вы были рабами греха, тогда вы были свободны от
праведности... Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами богу,
плод ваш есть святость, а конец -- жизнь вечная" (Рим., VI, 20; 22). Кто же
будучи во плоти греховной, требует для себя свободы от греха? По
справедливости, поэтому, говоря о свободном выборе, я имел в виду не эту
свободу. Есть также свобода от страдания, о которой таким образом говорит
апостол: "... И сама тварь освобождена будет от рабства тлению во свободу
славы детей Божиих" (Рим., VIII, 21). Но разве найдется тот, кто в нынешней
смертности возомнит о такой свободе? Мы, поэтому, основательно отклоняем и
для такой свободы наименование свободного выбора. Следовательно, наиболее
соответствующей этому термину мы считаем свободу от необходимости, так как
ясно, что необходимое противоположно добровольному. Другими словами, то,
что делается по необходимости, уже не есть делание по воле, но наоборот.

7. Итак, как мы до сих пор видели, свобода нам представлялась в трояком
виде: свобода от греха, свобода от страдания, свобода от необходимости.
Последняя дается нам природой, в первой мы восстанавливаемся благодатью,
вторая нам сохраняется на родине (reservatur in patria). Первая пусть
называется свободой по природе (Naturae), вторая -- свободой благодати,
третья -- свободой жизни или славы (Vitae vel Gloriae). Ибо прежде всего
мы, благородное создание Божие, основываемся на свободной воле или
добровольной свободе; во-вторых, мы восстанавливаемся в невинности, как
новая тварь во Христе; в-третьих, возвышаемся во славе, как тварь,
совершенная в духе. И первая свобода имеет много от чести, вторая еще
больше от добродетели, последняя есть вершина счастья. Имея первую, мы
стоим выше всех одушевленных существ, имея вторую, мы побеждаем плоть, имея
третью, попираем смерть. Или подобно тому, как при помощи первой бог
повергает к стопам нашим всякую животную тварь и скот, так же при помощи
второй он простирает к стопам нашим духовных тварей этого мира, о которых
говорится: "Не предай зверям душу горлицы твоей" (Псалт., LXXIII, 19); что
же касается последнего вида свободы, он нас самих намерен подчинить нам же
победою над грехом и смертью, иными словами, когда будет побеждена
последняя смерть и мы перейдем во свободу славы сынов Божиих; такой
свободой освободит нас Христос и вместе с нами передаст царство богу и
отцу. Об этой свободе и о той, которую мы назвали свободой от греха, я
думаю, сказал он иудеям: "Если сын освободит вас, то истинно свободны
будете" (Иоан., VIII, 36). Свободный выбор означал необходимость
освободителя, который освобождал бы не от необходимости, которой воля, как
таковая, не знала, но от греха, в который она впала столь же свободно,
сколь и добровольно, а также от наказания за грех, который она
неосмотрительно повлекла и несла против своего желания. Причем и от того, и
от другого зла она не могла быть совершенно освобождена иначе, как при
посредстве того, кто один из людей сделался среди мертвых свободным
(Псалт., LXXXVII, 6), т.е. свободным от греха среди грешников.

8. Ибо тот один среди сынов Адама требует себе свободу от греха, кто не
совершил греха и нет лести в устах его (1 Петра II, 22). Далее, и от
страдания, которое есть наказание за грех, никто не отнимал душу его от
него, но он сам положил ее (Иоанн., Х, 18) *. Наконец, по свидетельству
пророка: "Принесен был, ибо сам хотел." (Ис., LIII, 7); подобно тому, как
он и хотел, он "родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить
подзаконных" (Гал., IV, 4, 5). Был он также и сам подзаконен страданиям: но
потому, что хотел [этого], дабы, будучи свободным среди нечестивых и
грешников, сбросить и то и другое иго с плеч своих братьев. Он обладал
всеми тремя видами свободы, первой по своей человеческой и одновременно
божеской природе, остальными по своей божественной силе (potentia). Имел ли
он в раю эти две последние свободы первым из людей, как и в какой мере имел
он их, это мы увидим впоследствии.





                                  Глава 5

Оглавление
                                  ГЛАВА IV


О том, какая свобода свойственна святым душам, освобожденным от тела

9. Нужно знать определенно, что и та и другая свобода в полном и
совершенном виде присуща совершенным душам, освобожденным от греха наравне
с богом и его Христом, а также с ангелами, превыше небес существующими. Ибо
святым душам, хотя и недостает славы, поскольку они не имеют тела,
совершенно не свойственно страдание. Однако свобода от необходимости
свойственна в равной степени и безразлично богу и всякой дурной или доброй
разумной твари. Ни в грехе, ни в муках она не отнимается и не уменьшается,
не больше в справедливом человеке, чем в грешнике, не более полной будучи у
ангела, чем у человека. Потому что в той мере, в какой человеческая воля
обращается благодатью к добру в силу своего согласия с ним, в той же мере
свободно она делает добро, и человека свободным в добре, и это совершается
добровольно, а не навязывается против воли. Так же по своей воле
склонившийся ко злу остается тем не менее и во зле свободным, каковое зло
воля утверждает так же свободно, как и добровольно, причем человек ведом
своею волею, ничем не побуждаемый к тому, чтобы быть злым. И подобно
небесному ангелу или даже самому богу, человек свободно остается добрым, т.
е. по своей воле, а не в силу внешней необходимости; так же, конечно, и
дьявол свободно ввергает себя во зло и пребывает во зле по своему
добровольному решению, а не под влиянием чужого побуждения. Итак, свобода
воли остается даже там, где ум (mens) пленен, одинаково полная во зле и в
добре, но в добре более упорядоченная; в такой же мере цельная в твари, как
и в Творце, но в последнем более могущественная.

10. Обычно люди горько жалуются и говорят: "Хочу иметь добрую волю и не
могу". В данном случае речь идет не о той свободе, которая претерпевает
ущерб от насилия или необходимости, но об отсутствии того, что называется
свободой от греха. Ибо тот, кто хочет иметь добрую волю, доказывает, что он
имеет волю вообще: ведь он хочет иметь добрую волю, как следствие ее самой.
А если он имеет волю, значит, и свободу, но свободу от необходимости, а не
от греха. Само собою разумеется, когда у него не выходит ничего из его
желания добра, он чувствует, что у него не хватает свободу, но конечно,
свободы от греха, вследствие чего он ощущает волю подавленной, но не
уничтоженной. И когда он хочет иметь ее доброй, он без сомнения ее имеет в
любое время. Ведь доброе то, чего он хочет, и не может он хотеть доброе
иначе, как через добрую волю: так же, как не может хотеть зла иначе, как
через злую волю. Когда мы желаем добра -- наша воля добра; желаем зла --
воля зла. И в том и в другом случае -- это воля, и она всегда свободна:
ведь необходимость уступает воле. Когда мы не в силах сделать то, что
хотим, то мы чувствуем, что сама свобода находится некоторым образом в
плену у греха и мучений, однако она не потеряна.

11. Волю только вследствие той свободы, на основе которой она вольна судить
о себе, добра ли она, если она сознает себя таковой, или зла, мы и полагаем
называть свободным выбором, конечно, за исключением того случая, когда она,
не имея определенного воления, не сознает себя ни той, ни другой. Потому
что было бы удобнее называть ее свободным суждением (consilium), если бы
дело шло о свободе от греха, и опять-таки ее было бы удобнее назвать
свободным желанием наслаждения (liberum complacitum), если бы дело шло о
свободе от мук. Ведь выбор есть