от
столовой  занавесом  из  разноцветных  пластмассовых  шнуров. В
комнате стояли стол и два стула, а на стене висело  изображение
Сердца Христова.
     Хозяйка  села  сама,  усадила Сантьяго, потом взяла его за
обе руки и вполголоса прочитала молитву.
     Похоже,  что  молитва  была   цыганская.   Пастуху   часто
встречались  цыгане  -- они, хоть овец и не пасли, тоже бродили
по свету. А люди говорили, что живут они обманом,  что  продали
душу  дьяволу,  что  воруют  детей,  и те потом становятся в их
таборах невольниками. Сантьяго сам в детстве до смерти  боялся,
что  его  украдут  цыгане, и теперь, когда старуха взяла его за
руки, страх этот воскрес.
     "Но ведь здесь -- святое Сердце Иисусово", -- подумал  он,
стараясь  успокоиться  и  унять  дрожь.  Ему не хотелось, чтобы
старуха заметила, что ему страшно. Он прочитал про  себя  "Отче
наш".
     -- Как  интересно,  --  сказала  старуха,  не сводя глаз с
линий его руки, и вновь замолчала.
     Юноша  забеспокоился  еще  сильней.  Руки  затряслись  еще
больше, и он поспешно отдернул их.
     -- Я  не  за  тем  пришел, чтобы ты мне гадала по руке, --
сказал он, жалея, что вообще переступил порог  этого  дома:  не
лучше  ли  будет  заплатить,  сколько скажут, да идти восвояси.
Слишком большое значение придал он своему сну.
     -- Знаю. Ты пришел, чтобы я растолковала тебе твой сон, --
ответила цыганка. -- Сны -- это язык, на котором говорит с нами
Господь. Когда это один из языков  мира,  я  могу  перевести  с
него. Но если Господь обращается к тебе на языке твоей души, он
будет  внятен  тебе одному. Однако деньги за совет я с тебя все
равно возьму.
     "Вот те на", -- подумал юноша, но все же  решил  рискнуть.
Пастух всегда рискует: то волки нападут на его стадо, то засуха
случится. Риск и составляет очарование его жизни.
     -- Мне  дважды  снился один и тот же сон, -- сказал он. --
Снилось, будто я пасу своих овец  на  лугу,  и  тут  появляется
ребенок, хочет с ними поиграть. Я не люблю, когда люди подходят
к  моим  овцам  --  они  чужих  боятся. Только детей они к себе
подпускают без боязни -- уж не знаю почему. Не понимаю, как это
овцы определяют возраст.
     -- Рассказывай дальше, -- перебила старуха. -- У меня  вон
котелок  на  огне.  Денег  у  тебя  немного,  а время мое стоит
дорого.
     -- Ребенок играл да играл с овцами, -- продолжал,  немного
смутясь,  Сантьяго,  --  а потом вдруг подхватил меня на руки и
перенес к египетским пирамидам. -- Он помедлил, засомневавшись,
знает  ли  цыганка,  что  это  такое,  но  она  молчала.  --  К
египетским пирамидам, -- повторил он медленно и раздельно, -- и
там   сказал  мне  так:  "Если  снова  попадешь  сюда,  отыщешь
спрятанный клад". И только захотел он указать мне, где  же  это
сокровище лежит, как я проснулся. И так -- два раза.
     Старуха  долго  молчала, потом снова взяла Сантьяго за обе
руки и внимательно вгляделась в ладони.
     -- Сейчас я с  тебя  ничего  не  возьму,  --  молвила  она
наконец. -- Но если найдешь сокровище, десятая часть -- моя.
     Юноша  рассмеялся  от  радости  --  приснившиеся сокровища
сохранят ему его жалкие гроши. Старуха, верно, и в  самом  деле
цыганка: цыгане, говорят, сущие ослы.
     -- Растолкуй мне мой сон, -- попросил он.
     -- Прежде  поклянись.  Поклянись,  что  отдашь мне десятую
часть сокровищ, тогда расскажу.
     Сантьяго  поклялся.  Но  старуха  потребовала,  чтобы   он
повторил   клятву,  обратясь  лицом  к  образу  Святого  Сердца
Иисусова.
     -- Этот сон на  Всеобщем  Языке,  --  сказала  она.  --  Я
попытаюсь  его  растолковать,  хоть  это и очень трудно. Вот за
труды я и прошу у тебя  десятую  часть  клада.  Слушай  же:  ты
должен  идти  к  египетским  пирамидам. Я сама и не слыхала про
такое, но раз ребенок показал тебе их, значит,  они  существуют
на  самом  деле.  Отправляйся  туда:  там  ты  найдешь  клад  и
разбогатеешь.
     Сантьяго сначала удивился, а потом его взяла досада.  Ради
такой  чепухи и не стоило разыскивать старуху. Хорошо хоть, что
она не взяла с него денег.
     -- Только время потерял, -- сказал он.
     -- Я ведь предупредила: сон  твой  трудно  разгадать.  Чем
необыкновенней вещь, тем она проще с виду, и только мудрецу под
силу  понять  ее  смысл.  Моей мудрости тут не хватает -- вот и
пришлось выучиться другим искусствам --  гадать,  например,  по
руке.
     -- А как же я попаду в Египет?
     -- Это уж не моя печаль. Я умею только толковать сны, а не
воплощать  их  в действительность. А иначе стала бы я жить тем,
что дают мне дочки?!
     -- А если не дойду до Египта?
     -- Не дойдешь -- останусь  без  платы  за  гаданье.  Не  в
первый  раз.  А теперь ступай, я и так потеряла с тобой слишком
много времени.

     Сантьяго вышел от цыганки в сильном разочаровании и решил,
что никогда больше снам верить не будет. Тут он  вспомнил,  что
пора  и  делами  заняться:  отправился в лавку, купил кое-какой
еды, обменял свою книгу на другую, потолще, и уселся на площади
на скамейку попробовать нового вина. День был  жаркий,  и  вино
волшебным  образом  охладило Сантьяго. Овец своих он оставил на
окраине городка, в хлеву у своего нового друга. У  Сантьяго  по
всей  округе  были  друзья  -- он потому и любил странствовать.
Заводишь нового друга -- и вовсе необязательно видеться  с  ним
ежедневно.  Когда вокруг тебя одни и те же люди -- как это было
в семинарии, -- то вроде бы  само  собой  получается,  что  они
входят  в твою жизнь. А войдя в твою жизнь, они через некоторое
время желают ее изменить. А если ты не становишься таким, каким
они хотят тебя видеть, обижаются. Каждый ведь совершенно  точно
знает, как именно надо жить на свете.
     Только  свою собственную жизнь никто почему-то наладить не
может. Это вроде как та  старуха  цыганка,  что  толковать  сны
умела, а вот сделать их явью -- нет.
     Сантьяго  решил подождать, пока солнце спустится пониже, и
тогда уж гнать овец на выпас. Через три  дня  он  встретится  с
дочкой суконщика.
     А  пока  он  взялся  за  новую  книжку,  которую выменял у
местного  священника.  Книга  была  толстая,  и  на  первой  же
странице описывались чьи-то похороны, и вдобавок имена у героев
были  такие,  что  язык  сломаешь.  "Если я когда-нибудь сочиню
книгу, -- подумал юноша, -- у меня  на  каждой  странице  будет
новый  герой, чтобы читателям не надо было запоминать, кого как
зовут".
     Только углубился он в чтение и увлекся описанием того, как
покойника зарывали в снег --  Сантьяго  самого  озноб  пробрал,
хоть  солнце  и  жгло нещадно, -- как подсел к нему неизвестный
старик и затеял разговор.
     -- Что это они там делают? -- осведомился он, указывая  на
людей на площади.
     -- Работают,   --  сухо  отвечал  юноша,  делая  вид,  что
погружен в чтение.
     На самом же деле он думал  о  том,  как  острижет  четырех
овечек  перед  дочкой  суконщика,  и  она  увидит,  на  что  он
способен. Сантьяго часто рисовал себе эту сцену  и  каждый  раз
мысленно  объяснял  изумленной девице, что овец надлежит стричь
от хвоста к голове. Еще он перебирал в памяти  разные  занятные
истории, которыми развлечет ее во время стрижки. Истории эти он
вычитал  в  книгах, но собирался сказать, что они происходили с
ним на самом деле. Во лжи его она не уличит никогда, потому что
читать не умеет.
     Старик однако оказался настырным. Он сказал, что  утомился
и  хочет  пить,  и  попросил  глоток  вина.  Сантьяго,  надеясь
отделаться, протянул ему свою фляжку.
     Не тут-то было  --  старик  желал  беседовать.  Теперь  он
спрашивал,  что  за  книгу  читает  юноша.  Сантьяго  уже думал
поступить неучтиво и просто пересесть на  другую  скамейку,  но
отец  всегда  учил  его  быть  вежливым  со  старшими. Он молча
протянул книгу соседу и сделал так по двум причинам. Во-первых,
он сам не знал,  как  правильно  произносится  ее  название.  А
во-вторых,  если  старик  неграмотный,  он сам отсядет от него,
чтобы не чувствовать себя униженным.
     -- Гм... -- сказал старик,  оглядев  ее  со  всех  сторон,
словно  в  первый  раз  видел книгу. -- Хорошая книга, о важных
вещах, только уж больно скучная.
     Сантьяго удивился: старик,  оказывается,  не  только  умел
читать,  но  даже и эту книгу прочел. Что ж, если она и вправду
скучная, он еще успеет обменять ее на другую.
     -- Она о том, о чем написаны почти все книги, -- продолжал
старик. -- О том, что человек  не  в  силах  сам  выбрать  свою
судьбу. Она старается, чтобы все поверили в величайшую на свете
ложь.

     -- А  что  это  за  величайшая  на свете ложь? -- удивился
Сантьяго.
     -- Звучит она так: в какой-то миг нашего бытия  мы  теряем
контроль  над  своей  жизнью,  и  ею начинает управлять судьба.
Ничего более лживого нет.
     -- Со мной все было не так, -- сказал  Сантьяго.  --  Меня
хотели сделать священником, а я ушел в пастухи.
     -- Так  оно лучше, -- согласился старик. -- Ты ведь любишь
странствовать.
     "Он будто прочел мои мысли", -- подумал юноша.
     А старик тем временем листал толстую книгу и вроде бы даже
не собирался возвращать ее. Только сейчас Сантьяго заметил, что
он одет в арабский бурнус -- впрочем, ничего особенного в  этом
не  было:  Тарифу  от африканского побережья отделял лишь узкий
пролив, который можно было пересечь за несколько  часов.  Арабы
часто появлялись в городке -- что-то покупали и несколько раз в
день творили свои странные молитвы.
     -- Вы откуда будете? -- спросил он старика.
     -- Отовсюду.
     -- Так  не  бывает,  --  возразил юноша. -- Никто не может
быть отовсюду. Я вот, например, пастух, брожу по  всему  свету,
но  родом-то  я  из  одного  места, из городка, рядом с которым
стоит старинный замок. Там я родился.
     -- Ну, в таком случае я родился в Салиме.
     Сантьяго не знал, где это -- Салим, но спрашивать не стал,
чтобы не позориться, обнаруживая свое невежество. Он  уставился
на площадь, по которой с озабоченным видом сновали прохожие.
     -- Ну, и как там, в Салиме?
     -- Как всегда, так и сейчас.
     Ухватиться  было  не  за  что. Ясно было только, что город
этот не в Андалусии, иначе он бы его знал.
     -- А чем вы там занимаетесь?
     -- Чем занимаюсь? -- старик раскатисто расхохотался. --  Я
им правлю. Я -- царь Салима.
     "Какую чушь иногда несут люди, -- подумал юноша. -- Право,
лучше  уж  общаться  с  бессловесными овцами, которым бы только
есть да пить. Или книги читать -- они рассказывают  невероятные
истории  и  именно тогда, когда хочется слушать. А вот с людьми
хуже: они брякнут что-нибудь, а ты сидишь, не зная, что на  это
сказать, как продолжить разговор".
     -- Зовут  меня Мелхиседек, -- промолвил старик. -- Сколько
у тебя овец?
     -- Достаточно, -- ответил  Сантьяго:  старик  хотел  знать
слишком много о его жизни.
     -- Ах,  вот  как?  Я не могу помочь тебе, раз ты считаешь,
что овец у тебя достаточно.
     Юноша рассердился всерьез. Он  не  просил  о  помощи.  Это
старик   попросил   сначала  вина,  потом  книгу,  а  потом  --
разговора.
     -- Книжку верните, -- сказал он. -- Мне пора  трогаться  в
путь.
     -- Дашь  мне  десятую часть своей отары -- научу, как тебе
добраться до сокровищ.

     Сантьяго снова припомнил свой сон, и все ему  вдруг  стало
ясно.  Старуха  цыганка  ничего  с  него  не взяла, а старик --
может, это ее муж? -- выманит  у  него  в  обмен  на  фальшивые
сведения гораздо больше денег. Наверно, он тоже цыган.
     Но прежде чем Сантьяго успел произнести хоть слово, старик
подобрал  веточку  и принялся что-то чертить на песке. Когда он
наклонился, у него на  груди  что-то  ослепительно  заблестело.
Однако  не  по  годам  проворным  движением  он  запахнул  свое
одеяние,  и  блеск  погас.  Юноша  смог  тогда  разобрать,  что
написано на песке.
     На  песке, покрывавшем главную площадь маленького городка,
он прочел имена отца и матери и историю всей своей жизни вплоть
до этой самой минуты -- прочел свои  детские  игры  и  холодные
семинарские  ночи.  Он  прочел имя дочки лавочника, которого не
знал. Он прочел то, чего никогда  никому  не  рассказывал:  как
однажды  взял  без спросу отцовское ружье, чтобы поохотиться на
оленей, как в первый и единственный  раз  в  жизни  переспал  с
женщиной.

     "Я -- царь Салима", -- вспомнилось ему.
     -- Почему  царь  разговаривает  с  пастухом? -- смущенно и
изумленно спросил Сантьяго.
     -- Причин тому несколько, но  самая  главная  та,  что  ты
способен следовать Своей Стезей.
     Что это за стезя, юноша не знал.
     -- Это  то,  что  тебе  всегда  хотелось  сделать.  Каждый
человек, вступая в пору юности, знает, какова его Стезя. В  эти
годы  все  ясно,  все  возможно, все под силу, и люди не боятся
мечтать о том, что бы они хотели  сделать  в  жизни.  Но  потом
проходит  время,  и  какие-то  таинственные  силы,  вмешиваясь,
стараются доказать, что следовать Своей Стезей невозможно.
     Сантьяго   не   очень-то   тронули   слова   старика,   но
"таинственной  силой"  он  заинтересовался  --  дочка лавочника
разинет рот, когда услышит про такое.
     -- Силы эти лишь на первый взгляд кажутся пагубными, а  на
деле  они  учат  тебя, как найти Свою Стезю. Они укрепляют твой
дух и закаляют волю, ибо в мире нашем есть одна великая истина:
кем бы ты ни был, чего бы ни хотел, но если чего-нибудь  сильно
хочешь, то непременно получишь, ибо это желание родилось в душе
Вселенной. Это твое предназначение на Земле.
     -- Даже  если  я  хочу  всего-навсего бродить по свету или
жениться на дочке лавочника?
     -- Или  отыскать  клад.  Душа   Мира   питается   счастьем
человеческим.  Счастьем, но также и горем, завистью, ревностью.
У человека одна-единственная обязанность: пройти до конца Своей
Стезей. В ней -- все. И помни, что когда ты чего-нибудь хочешь,
вся Вселенная будет способствовать  тому,  чтобы  желание  твое
сбылось.

     Некоторое   время  они  молча  глядели  на  площадь  и  на
прохожих. Первым нарушил молчание старик:
     -- Так почему же ты решил пасти овец?
     -- Потому что люблю бродить по свету.
     Старик   указал   на   торговца    воздушной    кукурузой,
пристроившегося со своей красной тележкой в углу площади.
     -- В  детстве  он  тоже мечтал о странствиях. Однако потом
предпочел торговать кукурузой, копить  да  откладывать  деньги.
Потом,  когда  он  состарится,  проведет месяц в Африке. Ему не
дано понять, что у человека всегда есть все, чтобы  осуществить
свою мечту.
     -- Лучше бы он пошел в пастухи, -- сказал Сантьяго.
     -- Он  подумывал  об  этом.  Но  потом  решил,  что  лучше
заняться торговлей. У  торговцев  есть  крыша  над  головой,  а
пастухи  ночуют  в чистом поле. И родители предпочитают брать в
зятья торговцев, а не пастухов.
     Сантьяго, подумав о дочке суконщика, ощутил укол в сердце.
Наверняка и в том городке,  где  она  живет,  кто-то  бродит  с
красной тележкой.
     -- Вот  и  получается,  что  мнения  людей  о  пастухах  и
торговцах кукурузой оказываются важней, чем Своя Стезя.
     Старик  полистал  книгу  и   вдруг   зачитался.   Сантьяго
подождал-подождал,  а  потом  решил  отвлечь  его,  как тот его
отвлек:
     -- А почему вы со мной говорите об этом?
     -- Потому что ты пытался ступить на Свою Стезю. Но  сейчас
готов отказаться от нее.
     -- И вы всегда появляетесь в такую минуту?
     -- Всегда.  Хоть  могу  представать  и в другом обличье. Я
способен приходить, как приходит в  голову  удачная  мысль  или
верное  решение.  Бывает, что в переломный момент я подсказываю
выход из затруднительного  положения.  Всего  не  упомнишь.  Но
обычно люди моего появления не замечают.
     И  старик  рассказал,  что  на прошлой неделе ему пришлось
появиться перед одним старателем в образе камня. Когда-то  этот
человек  все  бросил  и  отправился добывать изумруды. Пять лет
трудился он на берегу реки и расколол 9999999 камней в  поисках
хотя  бы одного драгоценного. И тут отчаялся и решил отказаться
от своей мечты, а ведь ему оставался один -- всего-навсего ОДИН
КАМЕНЬ -- и он отыскал бы  свой  изумруд.  Тогда  старик  решил
вмешаться  и прийти на помощь старателю, который так упорно шел
Своей Стезей. Он обернулся камнем, подкатился ему под ноги,  но
старатель,  разозленный  и  отчаявшийся  от пяти лет бесплодных
усилий, пнул камень и отшвырнул его от себя.  Однако  вложил  в
удар  такую  силу,  что  камень,  отлетев,  стукнулся о другой,
расколол его,  и  на  солнце  засверкал  прекраснейший  в  мире
изумруд.
     -- Люди  очень  быстро  узнают,  в  чем смысл их жизни, --
сказал старик, и Сантьяго заметил в его глазах печаль. -- Может
быть, поэтому они так же быстро и отказываются от него. Так  уж
устроен мир.
     Тут юноша вспомнил, что разговор у них начался с клада.
     -- Сокровища  выносятся  на  поверхность  земли  ручьями и
реками, они же и хоронят их в недрах земли, --  сказал  старик.
-- А  если хочешь узнать об этом кладе поподробней -- отдай мне
каждую десятую овцу в твоем стаде.
     -- А может, лучше десятую часть сокровищ?
     -- Если посулишь то, чем не обладаешь,  потеряешь  желание
обладать, -- разочарованно сказал старик.
     Тогда  Сантьяго  сказал, что десятую часть своего стада он
уже обещал цыганке.
     -- Цыгане -- люди смышленые, -- вздохнул старик. -- Но так
или иначе тебе полезно узнать, что  все  на  свете  имеет  свою
цену.  Именно  этому пытаются учить Воины Света, -- он протянул
Сантьяго книгу. -- Завтра в это же самое время ты пригонишь мне
десятую часть своего  стада.  А  я  расскажу  тебе,  как  найти
сокровища. До свиданья.
     И он исчез за углом.

     Сантьяго  вновь  взялся было за книгу, но чтение не шло --
ему никак не  удавалось  сосредоточиться.  Он  был  взбудоражен
разговором  со  стариком,  потому что знал: тот говорил правду.
Юноша подошел к лотку и купил пакетик кукурузы, размышляя, надо
ли сказать торговцу, что говорил о нем старик, и решил, что  не
стоит.  "Иногда  лучше  все оставить как есть", -- подумал он и
промолчал. Скажешь -- а торговец, который так привык  к  своему
красному  лотку на колесах, суток трое будет думать, не бросить
ли ему все.
     "Избавлю его от этой  муки",  --  и  Сантьяго  зашагал  по
улицам  куда  глаза  глядят,  пока  не  оказался в порту, перед
маленькой будочкой с окошком. Там продавали билеты на пароходы.
Египет был в Африке.
     -- Что вам угодно? -- спросил кассир.
     -- Может быть, завтра куплю у вас билет,  --  ответил  ему
Сантьяго и отошел.
     Всего одну овечку продать -- и можно переплыть пролив. Эта
мысль смутила его. А кассир сказал своему помощнику:
     -- Еще  один  мечтатель. Хочет путешествовать, а в кармане
пусто.
     А  покуда  Сантьяго  стоял  перед  окошечком  кассы,   ему
вспомнились его овцы, и вдруг страшно стало возвращаться к ним.
Целых  два  года овладевал он искусством пастуха и достиг в нем
совершенства -- умел и остричь овцу, и помочь ей произвести  на
свет  ягненочка,  и  от  волков  защитить.  Знал  как свои пять
пальцев все пастбища Андалусии, точно помнил, во что  обойдется
покупка или продажа любой.
     В  хлев,  где  его  дожидалось  стадо,  он  двинулся самой
длинной дорогой. В этом городе тоже был свой замок, и  Сантьяго
решил  подняться  по  откосу  и  посидеть  на крепостной стене.
Оттуда видна была Африка. Кто-то ему  объяснил,  что  оттуда  в
незапамятные времена приплыли мавры, надолго покорившие чуть не
всю  Испанию.  Сантьяго терпеть не мог мавров: должно быть, это
они и привезли сюда цыган.
     Со  стены  весь  город  --  и  площадь,  на   которой   он
разговаривал со стариком, -- был как на ладони.
     "Будь  проклят час, когда он мне повстречался", -- подумал
он. Ведь ему-то всего и нужно было, чтобы цыганка  растолковала
ему  сон.  Ни  она,  ни  старик  вроде  бы  не придали никакого
значения тому, что он пастух. Верно, эти люди -- одинокие