м
с помощью алкоголя или наркотика, а можно и более тонким образом -
с помощью медитативной практики, через погружение в определенный
срез реальности, более глубокое, чем обычное скольжение. Такое
погружение требует определенного сосредоточения.

У большинства людей медитация ассоциируется исключительно с
религиозной практикой. Это не совсем справедливо. В светской жизни
присутствует множество медитативных форм. Чтобы не путаться,
проведем границу. Религиозная медитация - это такая концентрация
всех человеческих возможностей, такое собирание себя, чтобы,
максимально погрузившись в реальность, достичь уровня
сверхреальности. Это не сон, а, наоборот, пробуждение. Отнюдь не
всякая медитация, называемая религиозной, достигает таких высот.
Большинство из них превращается просто в игру, в демонстрацию
самому себе своей силы.

Светская же медитация - это концентрация отчасти, выборочно, это
скорее не концентрация, а временное переключение, с помощью которого
достигается потребное на данный момент состояние. Например, в
детстве мы часто играли в такую игру. Выбираешь произвольно
какое-нибудь слово и произносишь его достаточно долго, как
заклинание. И когда его собственный смысл отступает, ты словно
погружаешься в нечто, как в омут, и только огненное кольцо, в которое
превратилось выбранное слово, удерживает тебя на поверхности этой
бездны. Я очень любила эту игру. Она всегда была под рукой и в классе,
и в транспорте по дороге домой, и дома. То было очень удобное средство,
чтобы поднырнуть под неприятную обыденность.

46

Современная постмодернистская художественность тоже разновидность
светской медитации - погружение в сон, в иллюзию, в блуждание
чувств, для того чтобы поднырнуть под неприятную обыденность. Три
кита постмодернистской художественности - ироническая
отстраненность, эпатаж и коллаж. Ироническая отстраненность дает
возможность достигать состояния сонного полубесчувствия, эпатаж
дает возможность отреагировать на тщательно скрываемые чувства,
выразить чувство личной обиды на жизнь, на перенасыщенность опыта
отторгнутости от смысла жизни; коллаж предоставляет шанс поиграть
своими творческими возможностями, исключив из правил такой игры
чувство ответственности за произносимое слово, за образ и интенцию
своего творения.

Подводя итог, можно сказать, что к концу XX века че- ловеческое
сознание не только нащупало все возможные способы существования в
раздвоенном состоянии между стремлением к абсолютному благу и
стремлением к благу относительному, не только создало широкий
спектр способов усекновения целостности Бога до отдельной части, до
уровня идола, вплоть до полного отрицания Божественного присутствия
в мире; человечество также накопило существенный опыт жизни в
подобных состояниях раздвоения, - опыт игры, болезни, опыт утопии и
опыт сна, которые могут существовать как в обособленном виде, так и в
смешанном. Перенасыщенность этим опытом со всеми вытекающими
отсюда последствиями - дурной экологией, дегуманизацией искусства,
тенденцией к самозамкнутому существованию Церкви, понижению роли
семьи и т. д. - и создает это ощущение конца, которое носится в
воздухе. Но вот вопрос, что означает это ощущение? В контексте всего
вышеизложенного, мне кажется, что вполне закономерно
интерпретировать это ощущение как конец возможностей раздвоенного
существования сознания. Кончается эпоха свободы выбора, грядет
эпоха свободы ответа и ответственности, свободы, которую не

47

нужно завоевывать, эпоха свободы, которую надо научиться принять
как драгоценный дар и ответить на это благодарностью. Творение
человека, по сути, является качественным скачком эволюции, когда
преодоление детерминизма становится не только возможностью, но и
призванием, необходимостью преодоления детерминизма в области духа
- в реализации свободы, познания и любви.

XX век ознаменован смертью внешнего церковного бога. К концу нашего
тысячелетия официальную церковь сохраняют почти как Красную
книгу. Она не является более духовным авангардом, хотя сама и
претендует быть светочем миру. Но экзистенциально важные вопросы
люди сейчас решают вне церкви. Была эра богочеловека -
"причащайтесь и спасайтесь", теперь наступает эра человекобога -
ответ человека Богу, поклонение не "на горе и не в храме", а в духе и
истине, - это новейшая эра. Однако есть опасность того, что "вместе с
водой выплеснут и ребенка", что может усугубить духовный кризис
христианского мира. Сейчас уже нет эмоциональной веры, но есть вера
интеллектуальная, духовная, а любовь Христова - это любить в
чудовище человека.

"Врата ада" не могут одолеть Церковь как духовное стремление человека
к любви, познанию и свободе. Через свое философствование я пытаюсь
создать направление, которое я называю метареализмом. Это философия
старта и пути, это психология, которая должна помогать человеку
путем самопознания переходить из состояния богосвинства к
человекобожеству. Если нет цели, нет и достижения, потому надо
ставить высокую цель, и для меня важен не столько факт связи
человека с Богом, сколько качество этой связи.

Библейская метафора о сотворении человека по образу и подобию
Божьему говорит именно об этом, о вдыхании некоего духа, духа,
который роднит творение и Творца. Каждый человек, рождаясь,
приобретает эту привилегию - привилегию духа, некий неизменный
иррациональный

48

остаток, некую Божью печать - возможность реализации в свободе,
познании и любви. Этот "иррациональный остаток" неуничтожим никем
и ничем извне. Его можяо деформировать, но нельзя уничтожить.

По сути, история человеческой жизни - это история взаимодействия
человека, его периферийной сути, с этим иррациональным остатком, с
его осевой сутью. История этого взаимодействия, как правило, бывает
довольно драматичной. Человек приходит в мир, где сформированы
довольно жесткие правила-конструкции, которые, с одной стороны,
сохраняют русло, по которому течет река жизни, но и, с другой стороны,
предохраняют от всяких новообразований, от любого изменения.
Инерция этих "конструкций" воздействует, давит, часто деформирует до
неузнаваемости иррациональный остаток человека. Самый
распространенный результат такого воздействия - недоверие или
неверие в иррациональный остаток, что неизбежно раскалывает
личность человека: периферийная суть живет в области предметов,
понятий и слов, осевая суть вытесняется в неконтролируемую область
бессознательного, напоминая о себе во снах или через приступы
необъяснимой тоски и тревоги. Раскол может быть глубоким и
патологическим, может быть и поверхностным, как первые трещины
льда на реке ранней весной.

Крайне важна роль опыта любви родителей к ребенку:

любви-принятия, любви-вдохновения, реально вдыхающей силу,
противостоящую подавлению со стороны инерции социальных
конструкций, формирующую некий устойчивый и подвижный объем
(воздушный шарик) для иррационального остатка. Путь воссоздания
целостной личности состоит из признания иррационального остатка,
его осевой сути;

вхождения в область иррационального остатка - и развития
способности к творчеству из ничего, соблюдая лишь динамическое
единство - равносущное и равночестное, неслиянное и нераздельное, -
тринитарное единство свободы, познания и любви.

 49


 * ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ВЕРЫ *

В нашей стране все нужно начинать заново, как человеку, перенесшему
тяжелейшую болезнь, долгое время балансировавшему между жизнью и
смертью и вот теперь медленно возвращающемуся в жизнь, всему нужно
учиться заново - и ходить, и говорить. В этих условиях жизненно
важно найти точку опоры, укоренить росток новой духовности, более
открытой, более динамичной.

Многих в этой ситуации страшит радикальное обновление, и они
предпочитают реанимацию церковной жизни XIX века. Но неужели
после землетрясения нужно восстанавливать устаревшие постройки?

Я - за обновление, развитие и эволюцию. Тем более что, даже если и
встать на позицию любителей старины, все равно найдутся люди,
которые пойдут непроторенным путем. И чем более консервативна будет
традиция, чем более закрыта и обособлена, тем более радикальным
будет то новое, что неизбежно зарождается. Лучшие дети - это дети
хороших родителей. Сейчас же духовность многих моих современников
похожа на состояние детей из сиротских приютов. Такие дети склонны
либо приукрашивать своих покойных родителей, либо ненавидеть.

В связи с этим мне бы хотелось поговорить об экзистенциальных
основах веры. Что бы ни происходило в нашей жизни, как бы ни
менялась история, вера всегда остается

50

способом или путем духовного познания. При этом меняются символы
веры, меняется не только содержание, но и форма, и качество веры,
однако сам феномен веры неизменно остается. Для большинства людей
вера - это способ обрести душевный мир. Но вера не должна быть формой
защиты своего микромира, формой баррикады. Человеку естественно
заботиться о сохранности своей личности - это воля к жизни. Но
защита не должна быть агрессивной. Агрессия возникает от страха,
который есть результат ограниченного знания, когда произвольно
останавливается движение познания. А познание - это всегда
путешествие в неизведанное.

Если страшно или не хочется по тем или иным причинам
путешествовать по неизведанному, то немедленно выстраивается
крепость, охраняющая существующие владения, защищающая от угрозы
чужого и нового. Толщина и форма стен зависят от индивидуальности
хозяина. В этой крепости можно прожить довольно долго, можно и
своих близких, и потомков приучить к этой полутюремной жизни. Но
все равно рано или поздно найдется личность, которой будет жизненно
важно узнать, что же там, за пределами крепости, и страх перед
неизведанным ее не парализует. Вера - это путь познания, познания,
стремящегося освободиться от природного детерминизма, познания в
любви к самой жизни и ее источнику. Вера без метафизического знания
всегда оборачивается суеверием и в конце концов лопается как мыльный
пузырь, обнаруживая свою пустоту.

Вся история человечества есть эволюция познания. И жизнь каждого
человека вносит определенный вклад в общий процесс. Эволюция
познания, так же как и биологическая эволюция, имеет и свои тайны, и
определенные тупиковые ветви. Но как бы там ни было, все это
представляет собой общее древо, ветви которого стремятся вверх, к небу.
И если общечеловеческий процесс познания есть макроэволюция, то в
жизни каждого конкретного человека есть или может быть процесс
микроэволюции.

51

Успех микроэволюции определяется качеством и поворотом глубинной
воли человека. Доброй волей можно назвать абсолютное стремление к
чистоте и полноте бытия. Абсолютное стремление - это стремление,
которое нельзя ничем ограничить, которое способно преодолеть всякое
ограничение, и в то же время оно не бесплотно, а всегда имеет
конкретное выражение. Абсолютным стремление может быть только
при реальной соединенности, ощущаемой или осознаваемой для самого
человека, с источником чистого бытия, с той силой, которая является
внутренней пружиной всякого позитивного движения, рождения и
развития; на языке нашей цивилизации это может называться Богом,
хотя такая соединенность может быть и у человека, который этого
слова не употребляет.

Как только эта соединенность с источником чистого бытия
повреждается или омрачается, то подрывается, а затем и оскудевает
стремление к полноте бытия. Появляется страх, и возникающие на пути
препятствия кажутся уже непреодолимыми преградами. Страх же
всегда сковывает, заставляет сжиматься. Если страх зафиксировать, а
затем сосредоточиться на нем и утвердить его право на бытие, то
сжимание оборачивается замкнутостью. Познание о бытии замкнутого
в самом себе фрагмента бытия - фрагментар- ное познание,
окрашивающее все бытие красками своего несовершенного и неполного
опыта. В таком познании всегда есть судорога, судорога страха, что
там, за пределами очерченного круга, - ничто, конец всякого бытия.
Бытие, не входящее в опыт конкретного фрагмента или личности,
воспринимается как небытие или лжебытие. Познание в таком случае
либо приостанавливается на время, либо останавливается
окончательно. Остановка в процессе познания для человека означает то
же, что и превращение доступа крови в какую-либо часть тела, -
сначала наступает онемение, а затем омертвение ткани. Правда,
биологические процессы развиваются с иной скоростью. В состоянии же
онемения в результате остановки процесса

52

познания человек может прожить и всю жизнь, определив этим
качество своей жизни.

Если продолжить сравнение фрагментарного познания с онемением
ткани из-за недостатка доступа крови, то становится понятным,
почему во фрагментарном познании всегда есть что-то болезненное и
агрессивное. Это очень похоже на внезапно тяжело заболевшего
человека, прежде всегда здорового. Сначала он с отчаянием хватается
за все, что, по его мнению, может удержать его в прежней здоровой
жизни, злится на окружающих, что они не помогают ему вовсе или
плохо помогают в этом. Но потом он успокаивается, узнав, что другие
тоже болеют подобной болезнью, находит утешение в этой вынужденной
общности и ограничивает свою жизнь до размеров больничной палаты.
Постепенно у человека даже может измениться ментальность в процессе
приспособления к ограниченному бытию.

Ограниченное бытие влияет на глубинную волю человека. Как туча,
скрывшая солнце, создает пасмурную погоду, так разрыв соединенности
с чистым бытием омрачает глубинную волю человека. Воля перестает
стремиться к бытию, воля не доверяет бытию, воля стремится
использовать только то, что в пределах досягаемости; воля не купается
в бытии, а обсасывает его, как обсасывает беззубым ртом пищу
дряхлый старик; воля становится злой, расположенной ко греху, ибо
способность ко греху связана с ущемлением связи человека с
Божественной реальностью бытия.

Конечно, может возникнуть вопрос, какое отношение все это имеет к
вере. Самое прямое - так как сводит процесс познания к эмпирической
сфере, а это все равно что утверждать, будто человек подобен муравью,
который каждый вновь встречаемый предмет лишь "ощупывает".
Человеку ведь этого недостаточно, ему нужно исследовать суть вещей,
познать причину этой сути, ибо, как писал Мандельштам, "форма это
лишь выжимка сути". Суть же всегда незрима, несмотря на
воплощенность формы. А единственный инструментарий проникновения
в незримое

53

и запредельное - вера, процесс трансцендирования за пределы. Вера
остановившегося познания всегда греховна, всегда закрыта. Греховна,
ибо она накладывает ограничения на Божественное бытие, измеряет
Бога на свой лад категориями собственного изобретения. Закрыта, ибо
боится умереть от сквозняка чистого познания, который
воспринимается ею как разреженный воздух. Такое положение
обязывает к защите. И чем больше неуверенность в качестве защиты,
тем больше способность к упреждающему нападению, тем больше
агрессивность, которая может выражаться через презрение,
недоверчивость, повышенную критичность к другому и
снисходительность к себе, ложью о другом и о себе и т. д. и т. п.

Итак, вера - это не защита от мира, от кажущейся враждебности,
которую нужно преодолеть на пути к безграничному; вера - это точка
опоры в процессе познания, некий центр, определяющий возможность
движения и сохранения равновесия; вера - это способность к целостной
духовной жизни.

Духовность можно определить как состояние устойчивости в
невесомости, устойчивости изнутри, а не за счет того, что вовне.

Наша тварная природа опирается на тварные законы физического мира.
Наша душа тоже стремится опереться на что-либо, на человека или на
идею. Наше робкое духовное усилие стремится не только опереться, но и
спрятаться за "законом". Как головокружительно бывает падение
человека, когда он лишается одной из опор, даже не самой главной! Как
упорно человек пытается уцепиться за свои опоры! Как враждебен для
него становится Бог, слегка подталкивающий его к невесомости!
Человек ощущает себя матросом, судорожно хватающимся за мачту
маленького суденышка, которое безжалостно треплет шторм.

Как страшно и как трудно нам расстаться с этими опорами! И труднее
всего с духовными. Но духовность - это не с трудом завоеванное
равновесие, которое удерживается

54

лишь в застывшем состоянии, духовность - это подвижный покой,
устойчивость в невесомости. Христос учил, что придут времена, когда
Богу будут поклоняться в духе и истине, а не на горе и не в храме. Это
не значит, что храм не нужен. Это значит другое: храм - лишь опора,
важная, многозначная, символичная, но опора. Так же нужно
относиться и к другим духовным опорам, как к средству достижения
цели. Это наши посохи в духовном пути.

Что же помогает человеку достигать устойчивости в невесомости,
подвижного покоя в процессе познания?

Антиномичность, или то, что Христос назвал "узким путем", - это
основополагающий закон духовной жизни, духовного познания.
Антиномичность духовной жизни не есть борьба противоположностей,
не есть закон диалектического развития гегелевской триады
(тезис-антитезиссинтез). В философии к этому ближе всего феномен
антитетики Канта. Антиномичность "узкого пути" - это то самое
"поклонение в духе и истине", о котором говорил Христос, это своего
рода силовое поле, через которое прокладывается вектор духовного
познания как свободный акт воли целостного человека.

Антиномичность "узкого пути" начинается с нахождения
иррациональной точки духовного покоя, от которой затем и будет
прокладываться вектор духовного познания. Покой же достигается
через гармонизацию человека, когда устанавливается правильная
иерархия жизненных импульсов, когда периферия человеческого
существа перестает угнетать его центр, когда все части человеческого
существа научаются жить в созвучии, а не в противоречии и
противоборстве.

Иррациональная точка покоя всегда теоцентрична, но большое значение
имеет качество теоцентризма. Это должен быть абсолютный
теоцентризм, геоцентризм как согласованная включенность всех сфер
человека - и волевой, и эмоциональной, и ментальной. Абсолютный
теоцентризм больше, чем открытость Богу, больше, чем

55

приятие Бога и Божественного замысла, это отданность Богу через
отданность Божественному замыслу, отданность до способности к
творчеству, - творчеству, в котором нет противоречия между субъектом
и объектом, где объект адекватен субъекту.

Теоцентричная точка покоя есть точка, с которой начинается спасение
или освобождение от детерминизма смерти и законов мира, выведенных
из детерминизма смерти.

Детерминизм смерти - это своего рода закон гравитации,
ограничивающий тварную свободу человека, закон, необходимый в
установлении иерархии ценностей, в выработке стремления к инобытию
изнутри самой жизни.

Можно по-разному относиться к библейскому мифу об изгнании Адама
из рая. Для меня это прежде всего история о самом глубоком кризисе в
богочеловеческой истории, кризисе, не преодоленном до сих пор. Адам
нарушил запрет и вкусил плодов от древа познания добра и зла только
потому, что у него были руки, чтобы дотянуться до этих плодов.
Познал ли он, что есть добро, а что есть зло? Нет, к познанию он был не
готов. Но он познал механизм грубого использования духовных сил в
произвольном устроении своей отдельной жизни.

Грехопадение Адама - это утверждение и настаивание на примате
тварной свободы. Последствие грехопадения - перенос значимости
жизни из центра на периферию, подавление духовного телесным,
выворачивание мироздания наизнанку, дробление целостности
мироздания. Это несомненно вело к ущемлению Божественной
реальности и Божественной сути.

Такой конфликт не мог остаться без последствий. Разве можно
представить себе ситуацию, когда взрослый человек спокойно оставляет
маленького ребенка наедине с коробкой спичек в пустой квартире?

Так и в данной ситуации разрушительную силу человека надо было
обуздать ради целостности мироздания, ради самого чело