, а  еще  красовался
на  дорогах  --  всем  этим  вполне еще можно заняться, как оно
доподлинно было. Нет, здесь надо рассмотреть  то,  какова  была
душа  Сократа  и  сумел  ли  он довольствоваться тем, чтоб быть
справедливым к людям и праведным перед богами, не досадуя ни на
что  попусту  и  чужому  неведению  не  рабствуя,   ничуть   не
отчуждаясь от того, что уделяет природа целого, и не соглашаясь
на  это словно невыносимое, и телесным страстям не предоставляя
единострастный разум.
     67. Не в такое сцепление замешала  природа,  чтобы  нельзя
было  определить  себе  границу  и себе подчинить все свое: она
очень даже допускает, чтобы человек дошел до  божеского  и  при
том остался не узнан как таковой. Об этом всегда помни, а еще о
том,  как  мало  надо,  чтобы  жить  счастливо. Так что если ты
изверился в своем знании диалектики или природы, не отказывайся
из-за этого  быть  благородным,  почтительным,  общественным  и
послушным богу.
     68.  Прожить неприневоленно в совершенном благодушии, хотя
бы кричали о тебе, что им вздумается. хотя бы  звери  раздирали
члены  вот  этого  вокруг  тебя  наросшего  месива.  Ведь разве
что-нибудь  мешает  мысли  сохранять  свою  тишину,   благодаря
истинному   суждению   об   окружающем,   а   также  готовности
распоряжаться именно тем, что ей выдалось? Так, чтобы  суждение
говорило  тому,  чтб  ему  выпадает:  ты -- естественно, хотя и
покажешься не таким; а то, что распоряжается, говорило бы тому,
что ему подпадает: а вот и  ты,  потому  что  для  меня  всегда
именно  настоящее  предмет  разумной  и общественной доблести и
вообще искусства человеческого и божественного.  Ибо  все,  что
случается, с богом или человеком -- по их расположению, и нет в
нем ничего нового или несподручного, а все знакомо и исполнимо.
     69.  Совершенство  характера  -- это то, чтобы всякий день
проводить  как  последний,  не  возбуждаться,  не  коснеть,  не
притворяться.
     70. Боги бессмертны, а не сетуют, что уж придется им целую
вечность  терпеть  вечно  великое  множество прескверных людей;
более того, боги  всячески  о  них  заботятся;  а  ты,  который
вот-вот прекратишься, зарекаешься -- ты, из скверных один.
     71.  Смешно  это: собственной порочности не избегать, хоть
это и возможно, а чужую избегать, что никак невозможно.
     72.  Что  разумная  и  гражданственная  сила  находит   не
духовным  и  не общественным, то она по праву считает весьма ей
уступающим.
     73. Ты сделал добро, другому -- сделано добро. Что же  ты,
как  безумец,  ищешь  что-то  третье  сверх  этого? чтобы еще и
знали, как хорошо ты сделал, или чтобы возмещение получить?
     74.  Благодетельствуемый  не  устает.   Благодеяние   есть
деяние,    согласное   с   природой.   Так   не   уставай   же,
благодетельствуя, благодетельствовать себе.
     75. Природа целого устремилась к  миропорядку.  И  теперь,
что  ни  происходит, либо происходит последственно, либо лишено
всякого  смысла  даже  и  самое  главное,  к  чему   собственно
устремляется  всемирное  ведущее.  Вспомнишь  это, и много тише
будет у тебя на душе.

     ВОСЬМАЯ КНИГА

     1. Против тщеславия еще и то помогает, что  уж  не  можешь
сказать,  будто  прожил как философ всю жизнь или хоть с юности
-- нет, и людям, и тебе  самому  явственно,  что  далек  ты  от
философии. Ты погряз, и теперь нелегко снискать славу философа,
да  и  положение  ничуть  не способствует. А потому, если ты по
правде увидел, в чем дело, так уж оставь то,  каков  покажешься
другим;   довольно  тебе,  если  проживешь,  сколько  тебе  там
остается, так, как хочет твоя природа. Вот  и  рассмотри,  чего
она  хочет,  и пусть ничто другое тебя не трогает -- изведал же
ты, как после стольких блужданий ты нигде не  обрел  счастливой
жизни:  ни  в  умозаключениях, ни в богатстве, ни в славе, ни в
удовольствии -- нигде. Тогда где ж она? В  том,  чтобы  делать,
чего  ищет  природа  человека. А как ему сделать это? Держаться
основоположений,  из  которых  устремления  и   деяния.   Каких
основоположений?  О  добре и зле: нет человеку добра в том, что
не  делает  его  справедливым,  здравомысленным,  мужественным,
свободным,   и   никакого   нет   зла  в  том,  что  не  делает
противоположного этому.
     2. При всяком деяний спрашивай себя: подходит ли оно  мне?
не  раскаюсь  ли? Немного -- и все кончено, и не станет ничего.
Так чего же еще  искать,  кроме  нынешнего  дела  для  существа
разумного, общественного и равноправного с богом?
     3.  Но Александр, Гай, Помпеи -- что они рядом с Диогеном,
Гераклитом, Сократом? Эти видели вещи, их причины и вещество, и
ведущее   их   оставалось   самим   собой;   а   там,   сколько
прозорливости, столько же и рабства.
     4.  5.  Что  они  будут  делать все то же, хоть разорвись.
Во-первых, уйди от смятения, потому что все по природе  целого,
и  в  скором  времени  будешь  никто  и  нигде, как Адриан, как
Август.  А  потом:  уставившись  на  дело,  на  него  гляди  и,
припомнив,  что  должно  тебе  быть  человеком достойным и чего
требует от человека природа, делай это без  оглядок  и  говори,
как   представляется   тебе   всего   справедливее   --  только
доброжелательно, совестливо, непритворно.
     6. Природа целого  занята  тем,  чтобы  переложить  отсюда
туда,  превратить,  оттуда взять, сюда принести; одни развороты
-- небывалого не опасайся; все привычно, да и равны уделы.
     7. Всякая природа довольна, когда шествует благим путем. А
разумная природа шествует благим путем, когда не дает  согласия
на   ложное  или  неявственное  в  представлениях,  устремления
направляет только на деяния общественные, а желания и уклонения
оставила при том, что зависит только  от  нас,  и  приветствует
все,  что  идет от всеобщей природы. Ведь она часть целого, как
природа листа -- часть природы растения. Только  природа  листа
-- часть   природы  бесчувственной,  неразумной  и  подвластной
помехам, человеческая же природа -- часть  природы  невредимой,
духовной  и  справедливой,  раз  уж  она  всякому дает равные и
достойные уделы времени,  естества,  причинного,  деятельности,
обстоятельств.   Разумеется,  здесь  смотри  не  на  то,  чтобы
равенство было во всякой частности, а на то, что  все  вкупе  у
одного отвечает всему вместе в другом. .
     8.  Читать  невозможно,  но  гордыню  оттеснить  можно, но
одолевать наслаждение и боль  можно,  но  быть  выше  славы  их
можно,  на  бесчувственных  и неблагодарных не гневаться, а еще
заботиться о них -- можно.
     9. И чтобы никто от тебя не слышал больше, как  ты  хулишь
жизнь при дворе -- и сам ты от себя.
     10.  Раскаяние,  когда  спохватишься,  что  упустил  нечто
дельное; а ведь доброе  --  это  непременно  нечто  дельное,  и
человеку  достойному  и прекрасному следует стараться о нем. Но
ведь прекрасный и достойный человек не может раскаиваться,  что
он   упустил   какое-нибудь   наслаждение,   а   следовательно,
наслаждение и не дело, и не благо.
     11. Это вот -- что оно само по себе в своем строении?  что
в  нем естественно и вещественно? что причинно?! что оно делает
в мире? как долго существует?
     12. Когда тяжко просыпаться, вспомни, что  это  по  твоему
строению  и по человеческой природе -- производить общественные
деяния, а спать -- общее с существами неразумными; а  что  кому
по  природе,  то  и располагает больше, то ему и сродни и более
того -- ему заманчиво.
     13. Постоянно и при всяком, по возможности,  представлении
вести рассуждение о природе, страстях, познании.
     14. Кого ни встретишь, говори себе наперед: каковы у этого
основоположения о добре и зле? Ведь если о наслаждении и боли и
о том, что их вызывает, если о славе, бесславьи, жизни и смерти
он держится,  скажем, таких вот положений, то для меня не будет
удивительно или странно, когда он поступит так вот и так; я  же
не забуду, что так он вынужден поступать.
     15.  Помни: как постыдно изумляться, что смоковница смокву
приносит, так же и когда мир что-либо  приносит  из  того,  чем
плодоносен. Вот врачу или кормчему стыдно же дивиться, если кто
в горячке или ветер подул в лицо.
     16.  Помни,  что  и  перемениться, и последовать тому, что
тебя поправляет, равно подобает свободному. Ибо это  твое  дело
свершается, по твоему же устремлению и суждению, да и по твоему
же уму.
     17.  Если от тебя зависит, зачем делаешь? Если от другого,
на кого негодуешь? На атомы? или на  богов?!  Безумно  в  обоих
случаях.  Никого  не хулить. Если можешь, поправь его; этого не
можешь, тогда хоть само дело. И этого не  можешь,  так  к  чему
твое хуление? А просто так ничего делать не надо.
     18.  Что  умерло,  вне  мира  не  выпадает.  А  если здесь
остается,  то  и  превращается  здесь  же,  и  распадается   на
собственные   первостихии   --   мировые   и   твои.  Они  тоже
превращаются -- и не скулят.
     19. Все  рождено  для  чего-то:  конь,  лоза.  Что  же  ты
изумляешься?  Солнце -- оно скажет: я вот для чего рождено. Так
и другие  боги.  А  для  чего  ты?  Наслаждаться?  Ты  погляди,
держится ли эта мысль.
     20.  Всякая природа наметила прекращение ничуть не меньше,
чем начало и весь путь, как тот, кто  подбрасывает  мяч.  Ну  и
какое  же благо, что полетел мячик вверх, и какое зло, что вниз
полетел или упал? Благо ли пузырю, что он возник? что лопнул --
беда ли? И со светильником так.
     21. Выверни и  взгляни,  каково  оно  и  каким  становится
старое, больное, потасканное.
     Кратковечность  какая  и  тот,  кто хвалит, и тот, кого; и
тот, кто помнит, и кого. Это в нашем  закоулке,  и  то  не  все
согласны друг с другом и каждый с самим собой. А и вся-то земля
-- точка.
     22. Держись предмета -- основоположения, или деятельности,
или обозначаемого.  Ты  заслужил это и еще предпочитаешь завтра
стать хорошим, а не сегодня быть.
     23. Делаю что-либо? делаю,  сообразуясь  с  благом  людей.
Происходит  что  со  мной?  принимаю,  сообразуясь  с  богами и
всеобщим источником, из которого выведено все, что рождается.
     24. Вот каким тебе представляется мытье: масло, пот, муть,
жирная вода, отвратительно все. Так и всякая другая часть жизни
и всякий предмет.
     25. Луцилла Вера, потом Луцилла;  Секунда  Максима,  потом
Секунда;  Эпитинхан Диотима, потом Эпитинхан; Фаустину Антонин,
потом Антонин. И все так. Целер Адриана,  потом  Целер.  А  эти
острые, знающие все наперед, самоослепленные -- где они? А ведь
остры  были  Харакс  и Де-метрий Платоник, и Евдемон, и кто там
еще.  И  все  мимолетно,  все  давно  умерло.  Иных  вовсе   не
вспоминали,  другие превратились в баснословие, об иных и басни
скоро забудутся. Об этом  помнить,  потому  что  придется  либо
рассеяться  твоему  составу, либо угаснуть твоему дыханью, либо
переместиться и быть поставленным в другое место.
     26.  Радость  человеку  --   делать   то,   что   человеку
свойственно.   А   свойственна  человеку  благожелательность  к
соплеменникам, небрежение к чувственным движениям, суждение  об
убедительности  представлений,  созерцание  всеобщей  природы и
того, что происходит в согласии с ней.
     27.  Троякое  отношение:  к  сосуду,  облегающему  нас;  к
божественной  причине,  от которой происходит со всеми все; и к
другим людям.
     28. Страдание либо телу зло -- пусть  тогда  само  заявит;
либо  душе.  Но  в  ее  власти  сохранить ясность и тишину и не
признавать,  что  зло.  Ибо  всякое  суждение,   а   вместе   и
стремление,  желание  или уклонение находятся внутри, и никакое
зло сюда не подымается.
     29. Стирай представления, упорно повторяя себе:  сейчас  в
моей  власти,  чтобы  в  этой душе не было никакой низости, или
вожделения,   или   вообще   какого-нибудь    смятения.    Нет,
рассматривая   все,  каково  оно  есть,  всем  распоряжаюсь  по
достоинству. Помни об этой от природы данной власти.
     30.  И  в  сенате,   и   с   кем   угодно   вести   беседу
благопристойно, не вычурно -- здравой пусть будет речь.
     31.  Двор  Августа,  жена,  дочь,  внуки, пасынки, сестра,
Агриппа, родственники, домашние, друзья, Арий, Меценат,  врачи,
жрецы-гадатели  --  смерть  всего этого двора. Потом переходи к
другим и не так, чтобы смерть людей по отдельности, а вроде как
Помпеи. А еще то, что пишут на памятниках:  Последний  в  роду.
Прикинуть,  сколько  терзаний  было  у  предков  о каком-нибудь
наследнике, а  потом  и  то,  что  должен  же  кто-нибудь  быть
последним. А потом опять смерть всего рода.
     32.  Надо  складывать  жизнь  от  деяния  к деянию, и если
каждое получает, по возможности, свое, этим довольствоваться. А
чтобы оно свое получило, никто тебе воспрепятствовать не может.
-- Станет внешнее  что-нибудь  на  пути.  --  Так  ведь  против
"справедливо",  "здравомысленно",  "рассудительно" это ничто. А
если  и  воспрепятствует  чему-нибудь  действенному,  то  самым
благорасположением  к  этому  препятствию и благожелательностью
перехода к тому, что налицо, тотчас навстречу  выступит  другое
действие, прилаженное к тому распорядку, о котором речь.
     33. Брать без ослепления, расставаться с легкостью.
     34.  Видал ты когда-нибудь отрубленную руку, или ногу, или
отрезанную голову, лежащую где-то в стороне от остального тела?
Таким делает себя -- в меру собственных  сил  --  тот,  кто  не
желает  происходящего  и  сам  же  себя  отщепляет  или  творит
что-нибудь противное общности. Вот и лежишь ты где-то в стороне
от природного единения, ты, который родился как  часть  его,  а
теперь  сам  себя  отрубил.  Но вот в чем здесь тонкость: можно
тебе воссоединиться снова. Этого бог не позволил никакой другой
части, чтобы сперва отделиться и отсечься, а потом сойтись.  Ты
посмотри,  как  это  хорошо  он почтил человека: дал ему власть
вовсе не порывать  с  целым,  а  если  порвет,  то  дал  прийти
обратно, срастись и снова стать частью целого.
     35.  Вообще по своим способностям всякое разумное существо
-- примерно то же, что природа разумных существ. Вот и  это  мы
от  нее взяли: как она включает все, что становится на пути или
против идет, вмещает это в свою судьбу  и  делает  частью  себя
самой, так и разумное существо может всякое препятствие сделать
собственным   материалом   и   распоряжаться  им  по  исходному
устремлению.
     36. Пусть не смущает тебя представление о жизни  в  целом.
Не раздумывай, сколько еще и как суждено, наверное, потрудиться
впоследствии.  Нет,  лучше  спрашивай  себя  в каждом отдельном
случае: что непереносимого и несносного  в  этом  деле?  Стыдно
будет  признаться!  А  потом  напомни себе, что не будущее тебя
гнетет и не  прошлое,  а  всегда  одно  настоящее.  И  как  оно
умаляется, если определишь его границу, а мысль свою изобличишь
в том, что она такой малости не может выдержать.
     37.  Что,  сидит  ли  у могилы своего господина Панфия или
Перга м? Или, может, Хабрий и Диотим у Адриана?! -- Смешно.  Ну
а  сидели бы, так те бы чувствовали? ну а почувствовали бы, так
и возрадовались? а возрадовались бы, так бессмертны  бы  стали?
Не  суждено  разве  было  и  этим  сперва сделаться старухами и
стариками, а там и умереть? и что же делать тем после того, как
умерли эти? Все это мешок смрада и грязи.
     38. Если способен остро смотреть, смотри, как  сказано,  с
суждением, взглядом мудрости.
     39.   Не   вижу   в   устроении   разумного  существа  тон
добродетели, которая противостояла  бы  справедливости;  а  вот
наслаждению -- вижу: воздержность.
     40.  Не  признаешь  того,  что,  казалось,  причиняет тебе
печаль, и вот сам ты уже в полной безопасности. -- Кто это сам?
-- Разум. -- Так я же не разум. -- Будь.  И  пусть  разум  себя
самого  не  печалит. А если чему-нибудь там у тебя плохо, пусть
оно само за себя признается.
     41. Помеха в ощущениях -- беда  животной  природы.  Помеха
устремлению  также  беда животной природы. Знает такие помехи и
беды также и растительное устроение. Вот  и  помеха  разуму  --
беда   разумной  природы.  Все  это  переноси  на  себя.  Боль,
наслаждение  тебя   коснулись?   Ощущение   рассмотрит.   Вышла
стремлению  препона?  Если  ты устремился безоговорочно, это уж
точно беда разумного существа. Но если считаешься с  общим,  то
нет  ни  вреда,  ни  помехи.  Ибо тому, что принадлежит разуму,
другой никогда не  помешает;  не  касаются  его  ни  огонь,  ни
железо, ни тиран, ни клевета, ничто вообще; коль станет круглым
сфером, им останется.
     42.  Хоть  не  достоин, а никак себя не печалить; я ведь и
другого никогда по своей воле не опечалил.
     43. У всякого своя радость. У меня вот -- когда здраво мое
ведущее и не отвращается ни от кого из людей и ни от чего,  что
случается с людьми, а напротив, взирает на все доброжелательным
взором, все приемлет и всем распоряжается по достоинству.
     44.  Ты подари себе вот это время. Кто гонится за славой в
потомстве-, не учитывает, что те будут другие  эти,  которые  в
тягость, и тоже смертные. И вообще, что за дело тебе, какие они
там издают звуки и как именно признают тебя?
     45.  Возьми  и брось меня, куда хочешь -- ведь и там будет
со мной  милостив  мой  гений,  иначе  говоря,  удовольствуется
состоянием или действием, сообразным собственному устроению. Ну
стоит  ли  оно  того, чтобы из-за этого была неблагополучна моя
душа, чтоб была  она  себя  самой  хуже  --  низкая,  желающая,
сжавшаяся, пугливая? да найдешь ли ты что-нибудь, что стоило бы
этого?
     46.  С  человеком никак не может произойти то, что не есть
человеческое дело, как и с  быком  случается  только  бычье,  с
виноградом  --  виноградное  и  с  камнем  то,  что свойственно
камням. А если со всяким случается то, к чему оно и привыкло, и
рождено, что тут негодовать? Общая  природа  не  принесла  тебе
ничего, что непереносимо.
     47.  Если  тебя печалит что-нибудь внешнее, то не оно тебе
досаждает, а твое о нем суждение. Но стереть  его  от  тебя  же
зависит.  Ну а если печалит что-нибудь в твоем душевном складе,
кто воспрепятствует тому, чтобы  ты  исправил  основоположение?
Если же ты все-таки опечален, не делая того, что представляется
тебе  здравым,  не  лучше  ли делать, чем печалиться? -- Но тут
препона из крепких. -- Тогда не печалься, не  в  тебе,  значит,
причина  неделания.  --  Так  ведь  жить  не стоит, если это не
делается. -- Тогда уходи из жизни благожелательно, как  умирает
и тот, у кого делается, -- да с кротостью перед препоной.
     48.  Помни, что необоримо становится ведущее, если, в себе
замкнувшись, довольствуется собой и не делает, чего  не  хочет,
даже  если неразумно противится. Что уж когда оно само рассудит
о  чем-нибудь  разумно,  осмотрительно!  Вот  почему   твердыня
свободное  от  страстей  разумение.  И  нет  у  человека  более
крепкого прибежища, где он становится неприступен. Кто этого не
усмотрел --  тот  невежда,  кто  усмотрел,  да  не  укрылся  --
несчастный.
     49.  Не  говори  себе  ничего  сверх  того,  что  сообщают
первоначальные представления. Сообщается, что  такой-то  бранит
тебя.  Это сообщается, а что тебе вред от этого, не сообщается.
Вижу, что болен ребенок. Вижу; а что он в опасности,  не  вижу.
Вот  так  и оставайся при первых представлениях, ничего от себя
не  договаривай,  и  ничего  тебе  не  деется.  А   еще   лучше
договаривай, как тебе все знакомо, что случается в мире.
     50.   Огурец  горький  --  брось,  колючки  на  дороге  --
уклонись, и все. Не приговаривай: и зачем  это  только  явилось
такое  на  свет?  Потому  что  посмеется  над тобой вникающий в
природу человек, как посмеются плотник и скорняк, если  осудишь
их  за  то,  что  у  них  в  мастерской видны стружки и обрезки
изделий. Так ведь у них же есть хоть, куда выбросить это,  а  у
всеобщей  природы  ничего нет вне ее, и в том-то удивительность
ремесла, что определив себе границы, она  преобразует  в  самое
себя все, что кажется изнутри гибнущим, устаревающим,