а космосом вещей в их взаимопринадлежности. Тем самым вещи не только конституируют пространство, через задание его границ, отделяющих пространство от не-пространства, но и организуют его структурно, придавая ему значимость и значение (семантическое обживание пространства). 
Источник - Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура, М., 1983
Пространственно-временная организация художественного произведения.
Анализ художественного пространства и времени как один из аспектов общенаучного освоения реального пространства и времени. Развитие представлений о пространстве и времени в естествознании и философии. Две концепции времени и пространства в европейской науке (Демокрит, Платон, Ньютон и Аристотель, Эйнштейн). Становление пространственно-временных понятий в европейской философии (Дж. Локк, И. Кант, Гегель, А. Бергсон). Изменение научной концепции мира в н. XX века (понятие пространство-время). Влияние открытий А.Эйнштейна на все области знания (И.М.Сеченов, В.И.Вернадский, А.А.Ухтомский).
А.А.Ухтомский. Учение о доминанте. Философские и морально-этические выводы. "Инстинкты пространства, времени, счисления, симметрии". "Социальный инстинкт". Доминанта на лицо другого. Закон заслуженного собеседника (" ... мир для человека таков, каким он его заслужил; а человек таков, каков его мир", " ... каковы доминанты человека, таков и его интегральный образ мира", " ... человек видит реальность такою, каковы его доминанты"). Значение времени ("Много проблем философского содержания возникло оттого только, что люди пытались характеризовать вещи и самих себя в постоянных чертах, независимо от времени"). Хронотоп. " ... в чем я вижу чрезвычайное приобретение для человеческой мысли в таком точном и, в то же время, ярко конкретном понятии, как "хронотоп", пришедшем на смену старым отвлеченностям "времени" и "пространства". С точки зрения хронотопа, существуют уже не отвлеченные точки, но живые и неизгладимые из бытия события; те зависимости (функции), в которых мы выражаем законы бытия, уже не отвлеченные кривые линии в пространстве, а "мировые линии", которыми связываются давно прошедшие события с событиями данного мгновения, а через них - с событиями исчезающего в дали будущего. Если бы я обладал скоростью, превышающей скорость света, я смог бы видеть события будущего, вытекающие из сейчас переживаемого момента. Тогда можно было бы поднять вопрос о том, как нужно было бы переделать события текущего момента, чтобы дальнейшая "мировая траектория" повела к тому, что желательно. Человек с ужасом остановился бы на протекающем моменте, если бы с ясностью увидал, что в будущем он таит в себе предопределенное несчастье для того, кто ему дороже всего. Но у нас нет скоростей, превышающих скорость света! ... нам приходится реально нести на себе тягу истории, как ее участникам, а о будущем думать лишь гадательно, руководясь предупредительными признаками со стороны глаз и ушей ... Сердце, интуиция, совесть - самое дальнозоркое, что у нас есть, это уже не наш личный опыт, но опыт поколений, донесенный до нас, во-первых, соматической (телесной) наследственностью от наших предков и, во-вторых, преданием слова и быта, передававшимся из веков в века, как копящийся опыт жизни, художества и совести народа и общества, в котором мы родились, живем и умрем. ... Мне затаенно больно и страшно за людей, когда они радостны, потому что меня охватывает тогда жалость к ним, - потому что я знаю, что вот этому самому милому и радостному сейчас существу скрыты те горести и печали, которые уже таятся в этом самом хронотопе, который его окружает, уже растет то дерево, из которого будет изготовлен его гроб, уже готова та земля, в которой будут лежать его кости. ... Да, вот он - хронотоп в своей страшной реальности, в котором предопределяются количественные связи истории и человеческого бытия; где траектории, или "мировые линии", предопределяют событие так же, как уравнение кривой предопределяет координаты точек, которые на этой кривой лежат; и где событие, как раз навсегда неизменный и роковой факт, предопределяет дальнейшее течение во времени ... " (Из писем А.А.Ухтомского. 1927г.) Влияние творчества Ф.М.Достоевского на миросозерцание А.А.Ухтомского.
Проблема пространства и времени в искусстве. Разграничение пространственных и временных видов искусств. Г.Лессинг "Лаокоон, или о границах живописи и поэзии " (1766г.).
П.А.Флоренский. Курс лекций во ВХУТЕМАСе (1921-1923 гг.). "Анализ перспективы".Онтологическое толкование пространственности. Вопрос о пространстве как вопрос о миропонимании вообще. Исследование пространственных и временных форм в искусстве.
Отдельные аспекты проблемы художественного пространства и времени в работах В.Виноградова, В Проппа, А.Цейтлина, Б.Шкловского и др.
Значение концепции М.М.Бахтина. Зависимость свойств художественного пространства и времени от свойств "материи литературы". В художественном произведении реальные пространство и время преобразуются в соответствии с идеей художника, его "переживанием" пространства и времени, отношением к действительности. Художественное время может быть прерывным, дискретным, многомерным, обратимым в прошлое (=инверсия), неравномерным в течении. И художественное пространство обычно дискретно, многомерно.
Существенная взаимосвязь, неразделимость времени и пространства в художественном мире. Введение понятия "хронотоп" в качестве одной из основных категорий литературоведения. "Формы времени и хронотопа в романе" (1937-1938 гг.). Хронотоп - "существенная взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе". ("В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем".) 
Хронотоп как воплощение единства формы и содержания. "Хронотопичность" художественного образа. "Точка зрения всегда хронотопична, то есть включает в себя как пространственный, так и временной момент. С этим непосредственно связана и ценностня (иерархическая) точка зрения (отношение к верху и низу)". (Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 годов // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986. С.338.)
Историчность хронотопа. ("Человек не рождается с "чувством времени", его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит" А.Я.Гуревич.) 
Развитие пространственно-временных форм в искусстве и культуре разных эпох. Освоение реального исторического хронотопа в литературе, движение художественных пространственно-временных форм. Вертикальная средневековая модель мира, ценностное пространство. Переход к горизонтальной модели в эпоху Возрождения. "Открытие времени" (движение во времени становится основным). Работы Д.С.Лихачева и А.Я.Гуревича. 
Особенности фольклорного хронотопа. Хронотоп и поэтика литературных родов.
Жанровое значение хронотопа. Понятие "память жанра" как узловое в исторической поэтике. С помощью этого понятия Бахтин снял "противоположение исторической и синхронической поэтики". С помощью этого понятия описывается передача во времени жанровых структур, сформировавшихся ранее в условиях непосредственного общения (Вяч. Вс. Иванов).
Жанр как композиционная форма. "Каждый поэтический жанр ... представляет прежде всего своеобразное композиционное задание ...". " ... столь существенное для литературы понятие о поэтических жанрах как об особых композиционных единствах связано в поэзии (как и в живописи) с тематическими определениями: героическая эпопея и лирическая поэма, ода и элегия, трагедия и комедия отличаются друг от друга не только по своему построению, но имеют каждая свой характерный круг тем" (В.М.Жирмунский). "Роман есть чисто композиционная форма организации словесных масс" (М.М.Бахтин). Хронотоп - "структурный закон жанра, в соответствии с которым естественное время-пространство деформируется в художественное" (Ю.М.Лотман).
Эпос и роман ("переворот в иерархии времен", "изменение временной модели мира", "ориентация на незавершенное настоящее"). Ценность прошлого в эпосе и ценность настоящего в романе. Эволюция романного хронотопа.
Хронотоп отдельного произведения как структура, объединяющая разные типы хронотопов (проблема взаимодействия).
Утверждение хронотопа в качестве универсальной категории искусствознания (40-70-е гг.). Дискуссионные проблемы комплексного изучения художественного времени и пространства. Симпозиум "Проблемы ритма, художественного времени и пространства в литературе и искусстве" (1970г.), конференции ВГИКа, ЛГИТМИКа, Даугавпилсского пед. института.
Кризис "бахтинологии". Размывание значений эстетических категорий М.М.Бахтина. 
Диалектическая противоречивость идей М.М.Бахтина или совершенно новый, "особый" тип гуманитарного знания. Метафоричность категорий М.М.Бахтина ("Вызывающе неточный" язык - М.Гаспаров, "метариторика" - Р.Лахман). "Термины, применяемые Бахтиным в его литературоведческих работах, являются лишь знаками философских категорий и не имеют самостоятельного значения" (А.Большакова). " ... сегодня необходимо методологическое "воздержание от суждения" в отношении всех наиболее популярных и наименее понятных бахтинских понятий и терминов: "диалог", "карнавализация", "полифония", "хронотоп" ... " (В.Махлин).
Литература
1. Вернадский В.И. Размышления натуралиста: Пространство и время в неживой и живой природе. М.,1975.
2. Ухтомский А.А. Собр. соч. Т.1 Учение о доминанте. Л.,1950.
3. Ухтомский А.А. Письма // Пути в незнаемое. Сб. 10. М.,1973. С.371-437.
4. Меркулов В.Л. О влиянии Ф.М.Достоевского на творческие искания А.А.Ухтомского // Художественное и научное творчество. Л.,1972. С.170-177.
5. Хализев В.Е. Интуиция совести (теория доминанты А.А.Ухтомского в контексте философии и культурологии XX века) // Евангельский текст в русской литературе XYIII - XX веков. Вып. 3. Петрозаводск, 2001. С.21-42.
6. Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художесвенно-изобразительных произведениях. М.,1993.
7. Цейтлин А. Время в романах Достоевского. (К социологии композиционного приема) // Родной язык в школе. 1927. Кн.5. С.3-17.
8. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.,1975. С.234-407.
9. Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.,1975. С.447-483.
10. Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 годов // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1979. С.336-360. 
11. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.,1979. С.209-251.
12. Лихачев Д.С. Литература-реальность-литература.Л.,1984.
13. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.,1984.
14. Семиотика пространства и пространство семиотики. Труды по знаковым системам. XIX. Вып.720. Тарту,1986.
15. Buckley J.H. The Triumph of Time. A study of the Victorian Concepts of Time, History, Progress, and Decadence. Cambridge, Massachusetts,1966.
16. Quinones R.J. The Renaissance Discovery of Time. Cambridge, Massachusetts,1972.
17. Иванов Вяч. Вс. Значение идей М.М.Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики // Труды по знаковым системам.VI. Вып.308. Тарту,1973.
18. Вахрушев В. Бахтиноведение - особый тип гуманитарного знания? // Вопр. лит. 1997. Январь-февраль. С.293-301.
Л.А.Микешина
Значение идей Бахтина для современной эпистемологии
Современная эпистемология переживает трудное время: ее старые по ля сильно вытоптаны, а новые пастбища зеленеют в других - вновь рожденных областях. Звучат даже мрачные пророчества о "смерти субъекта" (постструктурализм) и "похоронах" эпистемологии, которую предлагают "натурализировать" и заменить психологией (У.Куайн), нейрологией (П.Черчланд) или просто отбрасывают, вставая на позиции антикартезианства и антикантианства[1]. Однако не представляется возможным так категорично разделываться с фундаментальной составляющей философии - учением о познании и тем более потому, что многие ее представления совпадают с идеями, лежащими в основаниях современной науки, в частности о субъектно-объектных отношениях, репрезентации, о возможности познания сущности и истины.
Вместе с тем справедливо стремление философов переосмыслить традиционную картезианскую эпистемологию, в основе которой лежат такие фундаментальные метафоры, как "ум - большое зеркало", познание - отражение; субъект, всегда противопоставленный объекту и "картине мира". В традиционной эпистемологии идеалом знания и познавательной деятельности, а главное - самой теории познания являются естественные науки, тогда как опыт наук о культуре и духе, содержащий человеческие смыслы, этические и эстетические ценности, остается за пределами эпистемологии. Как выйти из этих уже явно устаревших и ограниченных представлений и опереться на иные традиции? Как в рациональных формах учесть реального эмпирического субъекта, целостного человека познающего, его бытие среди других в общении и коммуникации; каким образом ввести в эпистемологию пространственные и темпоральные, исторические и социокультурные параметры; наконец, как переосмыслить в новом контексте, тесно связанном с интерпретацией и пониманием, категорию истины, ее объективность? Поиск ответов на эти вопросы активно продолжается, в том числе в среде российских философов, стремящихся увидеть новые возможности в развитии эпистемологии.
И вот здесь оказывается, что об этих проблемах серьезно думал в начале века Михаил Бахтин, наметивший ряд своего рода программ создания принципиально нового видения и изменения ситуации в философии познания. Особо важно подчеркнуть, что он не довольствовался интуитивным ощущением и различными "иррациональными" построениями, но, как отмечает В.Махлин, "радикальный шаг Бахтина - исходя из неокантианства и отходя от него - заключается в переносе понятия системы из научно-теоретической плоскости в плоскость онтологии..."[2], поскольку высокая научность не компенсирует бытийно-исторической недостаточности. Это уже не только мысль, но систематический подход к историческому миру жизни, культуры и творчества. Тем самым Бахтин не игнорировал того, что именуется рациональностью, возобновляя ее прежде всего вслед за Кантом и Когеном, но вместе с тем существенно иначе понимая саму рациональность. Это впрямую сказано, в частности, в его принципиально значимой концепции поступка: "поступок в его целостности более чем рационален - он ответственен. Рациональность только момент ответственности..."[3]. Такое видение проблемы коренным образом меняло подходы к ее решению.
Известно, что абстракции традиционной эпистемологии, в соответствии с требованиями классического естествознания, создавались путем принципиальной элиминации субъекта, исключения "человеческого измерения", которое объявлялось "несущественным", хотя для человеческого познания таковым быть не могло. В этой традиции преодоление психологизма и историзма, отождествляемых с релятивизмом, достигалось "хирургическим" способом - удалением самого человека из познания и его результатов. Идеи Бахтина помогают осмыслить ограниченность и специфику традиционной, эпистемологии. Именно эту традицию он критически осмысливает в рукописи, получившей название "К философии поступка", где им, как никем другим, в полной мере осознается природа и место так называемого "теоретизированного мира", "самозаконного" мира познания, в котором субъект, истина и другие категории "живут" своей автономной жизнью, имеют соответствующие контексту смыслы. Он не отвергает этот "мир", как можно было бы ожидать, но, в отличие от философов-наставников, по терминологии Р.Рорти, он скорее философ-систематик, осознающий теоретизированный мир эпистемологии в его одновременной фундаментальности и ограниченности, частичности, предполагающей полноту существования только внутри бытия-события как необходимой системы в ее целостной архитектонике.
Бахтин осознал особенность и автономность этого мира, где действует чисто теоретический, "исторически недействительный субъект" - сознание вообще. После отвлечения познающий субъект уже оказывается во власти автономной законности теоретического мира, он теряет свое свойство быть индивидуально ответственно активным, т.е. традиционный субъект эпистемологии предельно абстрактен и правомерен только для отвлеченно-теоретического мира, принципиально чуждого реальному бытию-событию. Бахтин отмечает в этом случае весьма существенный момент - экспансионистские устремления теоретизма", которые, как представляется, в полной мере укоренились в науке, философии, культуре в целом[4].
Очевидно, что Бахтин не признает "теоретизм", господствующий со времен Декарта, как единственно правомерную и универсальную традицию. "Участному сознанию", отмечает он, ясно, что теоретизированный мир культуры имеет значимость, но ему ясно и то, что этот мир не есть тот единственный мир, в котором оно живет и в котором ответственно совершается его мысль-поступок. Какими средствами может быть постигнут конкретный субъективный процесс познания "живого единственного мира", который "несообщаем" с теоретическим миром, закрытым в своей идеальности и автономности? Нет принципа, полагает Бахтин, исследуя философию поступка, для включения и приобщения мира теории единственному бытию-событию жизни, для перехода от субъективного процесса познания к объективному смысловому содержанию[5].
Бахтин с необходимостью приводит нас к мысли о том, что современная эпистемология должна строиться не в отвлечении от человека, как это принято в теоретизированном мире рационалистической и сенсуалистской гносеологии, но на основе доверия человеку как целостному субъекту познания. Объектом эпистемологии в этом случае становится познание в целом, а не только его теоретизированная модель, познание превращается в поступок ответственно мыслящего участного сознания и предстает как заинтересованное понимание, неотъемлемое от результата - истины. То, от чего с необходимостью отвлекались в теоретизме, - "сответственно поступающий мыслью", здесь становится "условием возможности" познания, и в этом суть антропологической традиции в понимании познания, субъекта, истины, собственное видение которой предлагает Бахтин.
Оставляя традиционные абстракции субъекта, объекта, истины "миру теоретизма", Бахтин с необходимостью вводит новые понятия, но на принципиально иной основе, учитывающей "участность" (неалиби), "ответственность" и "поступок" как бытийные основания субъекта, истины, познания в целом. Вместо теоретического объекта речь идет о "единой и единственной событийности бытия", "исторической действительности бытия", "единственном мире жизни", которые вбирают в себя и "мир теоретизма". В теоретическом мире, с его точки зрения, истина автономна, независима от "живой единственной историчности", ее значимость вневременна, она себе довлеет, ее методическая чистота и самоопределяемость сохраняются.
Он предлагает свой язык философского дискурса, принципиально отличный от "субъект-объектного" языка традиционной гносеологии, транскрибирующий ее понятия в слова-образы, метафоры-термины, близкие по эмоциональности русской философии начала века. Стремясь преодолеть "дуализм познания и жизни", Бахтин вводит такое понятие-образ, как "поступок", которое повлекло за собой другие и потребовало одновременного переосмысления традиционных гносеологических категорий. Так, вместо "субъект" используются понятия "живая единственная историчность", "ответственно поступающий мыслью", "участное сознание"; "истина" заменяется "правдой", поскольку "в своей ответственности поступок задает себе свою правду". Разумеется, речь идет не о замене гносеологической истины на экзистенциальную правду, но, скорее, об их дополнительности и самостоятельных сферах их применения как понятий.
В отличие от трансцендентального сознания как внеиндивидуального, надсобытийного, "безучастного", которое, как традиционно утверждалось, только и може