Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
кумулятора и моторчик работает. Вот тебе и
электрокар! А ты небось думал: "кар", "кар" -- ворона на хвосте
электричество носит? -- посмеивается Беляков. -- А слово "кар" обозначает
маленькую каретку -- тележку, попросту говоря.
-- Понимаю, -- смущенно говорит Травка.
На поворотах Беляков поворачивает рукоятку. Паровоз ревет, и рев его
отдается в зубах. Зубы дребезжат по-прежнему. Но Травка уже привык.
Из-под паровозных колес вырывается пар: пафф-паф-паф! Пафф-паф-паф! На
маленьких станциях паровоз ревет и не останавливается. Телеграфные столбы
бегут мимо паровоза, словно кто-то тянет их веревочками. А веревочки -- это
провода. Сзади столбов вертятся белые снежные поля. А совсем далеко стайки
домиков несутся с паровозом наперегонки.
Вот перед станцией Пролетарская поднялся семафор. Пожалуйте! Есть для
вас свободный путь.
Беляков передвинул рукоятку, повернул колесо на машине, и паровоз плавно
остановился.
Травке не хотелось уходить с паровоза: уж очень интересно Беляков про
все рассказывал. Помощник машиниста был тоже хороший, хотя с виду и
сердитый. Он дал Травке в дороге стакан теплого чая из жестяного чайника,
маленький кусочек сахару и большущий ломоть ароматного серого хлеба.
Травка положил сахар в рот и запивал чаем. А хлеб съел весь, без
остатка. Было гораздо вкуснее, чем дома.
Травке нужно было сходить с паровоза. Помощник машиниста был уже на
земле. Он подхватил Травку на руки и поставил на землю.
-- Спасибо, -- сказал Травка и потом крикнул: -- Прощайте, товарищ
Беляков!
-- Прощай, прощай, мальчуган! Дорогу-то знаешь?
-- Знаю!.. Прощайте, товарищ помощник машиниста!
Беляков был высоко на паровозе, и ему Травка сделал пионерский салют.
Помощник стоял рядом. Травка протянул ему руку. Помощник снял черную
кожаную рукавицу, пожал Травкину руку и погладил его по щеке. Рука
помощника была жесткая, как железо, и от нее пахло паровозом.
Но Травке было приятно.
ВОЛК
Травка быстро прошел мимо деревянного здания станции и направился по
дачной дороге.
Здесь все было не так, как летом. Вместо широкого песочного тротуара
вдоль забора вилась узенькая, протоптанная по снегу тропинка. Дачи были
заколочены и совсем не похожи на летние дачи. Летом на террасах висели
белые занавески. Летом многих дач совсем не было видно из-за зелени акаций,
сирени и жасмина. А теперь все было голо и пустынно.
Травка отошел довольно далеко от станции. Ларька нигде не было. Пруда
тоже. Туча затемнила солнце. Подул ветер. Стало холоднее.
Травке сделалось неуютно и тоскливо.
Он прислонился к дереву. Посмотрел направо -- никого. Посмотрел налево
-- никого. Он крепился, крепился, да и заплакал.
Вдруг раздался тоненький голосок:
-- Как тебе не стыдно, мальчик! Такой большой, а плачешь! Вот стыдно!
Травка протер глаза и увидел прямо перед собой девочку, тоже не очень
маленькую, а среднюю. Неизвестно, откуда подошла девочка. Она тащила за
веревочку игрушечные санки, а в санках сидела кукла.
У Травки сразу высохли слезы. Он шмыгнул носом и ответил:
-- И вовсе я не плачу! А потом, может быть, я волка видел!
-- Здесь волков нет, -- сказала девочка довольно громко. Потом помолчала
и спросила шепотом: -- А какой волк, большой?
-- Громадный! Больше рояля! -- сказал Травка и уже представил себе, как
прямо на них ковыляет на трех ногах волк больше рояля ростом, открывает
широченный рот, и зубы у него, как клавиши рояля, черные и белые. -- Но ты
не бойся, я тебя защищу! -- проговорил Травка и похлопал себя по карману: в
кармане у него был маленький перочинный ножичек с костяной ручкой.
Девочке очень понравилось, что Травка такой бесстрашный. Она решила с
ним поближе познакомиться и спросила:
-- А что ты тут делаешь?
-- Я приехал в гости к знакомым.
-- К каким знакомым?
-- К Измайловым.
-- А Измайловы ушли на лыжах. Да-да! Они ждали гостей, а к ним никто не
приехал. Вот они и ушли кататься на лыжах. Ушли на целый день и дачу на
замок заперли.
-- А где их дача?
-- Их дача дальше по дороге.
-- А где же пруд?
-- Пруд -- вот он. Только сейчас он под снегом;
И девочка указала на большую белую полянку, вокруг которой стояли
невысокие темные сосны. На их широких ветвях лежали маленькие сугробы
снега. Совсем как зайцы с поджатыми ушами.
-- Подожди минуточку, -- сказал Травка. -- Я только сломаю ветку для
мамы. Тут снег глубокий?
-- Порядочный.
Травка начал пробовать снег. Если в валенки немножко набьется -- не
страшно. Травка смело направился к соснам.
Девочка подумала-подумала и пошла за ним, стараясь ставить ноги точно в
его следы. Куклу в санях она оставила на тропинке.
Травка выбрал сосновую ветку с хорошим, пушистым зайцем. Но только он
ухватился за нее -- заяц рассыпался и обдал ему лицо холодной снежной
пылью. Но Травка и виду не показал, что ему неприятно. Наоборот, он скинул
варежки, схватился за ветку покрепче и начал ее ломать. Потом раскрыл
ножичек и стал резать ветку, пилить ее, рубить. Пальцы у него закоченели,
ладошки запачкались липкой сосновой смолой, но ветка не поддавалась.
-- Это очень толстая ветка, -- сказала девочка. -- Давай лучше отломим
просто лапочку.
-- Да я и сам думаю -- лучше лапочку, -- согласился Травка. -- Куда же я
понесу такую громадину!
Он обернулся.
Девочка всплеснула руками:
-- Батюшки мои! Да у тебя все лицо мокрое! И глаза!
-- Это вовсе не слезы, -- сказал Травка. -- Это снег. И не думай,
пожалуйста...
-- Я не думаю. Давай-ка я тебя вытру.
Девочка достала чистенький платочек с кружевцами по краям и старательно
вытерла Травке лицо. Потом она полюбовалась на свою работу и сказала:
-- Хочешь, пойдем к нам в гости?
-- Пойдем, -- сказал Травка. -- Только сначала я отломаю лапочку для
мамы.
Он отломил пышный кончик сосновой ветки, и вправду похожий на лапу
какого-то большого мохнатого зверя.
СОЛНЕЧКА
Они сложили лапочку, чтобы она не кололась. Травка упрятал ее в карман и
сказал:
-- Тебя как зовут? А то как же я пойду в гости и даже не знаю к кому!
-- Меня зовут Сонечка. А тебя?
Травка не успел ответить. Туча ушла с солнца, и на лицо девочки вдруг
упал яркий солнечный луч. Он защекотал ей глаза и нос. Сонечка сощурилась и
чихнула так громко, что с веток даже посыпался снег:
-- А-а-а-апчхи!
Травка засмеялся и сказал:
-- Солнечка, как тебя солнышко чихать заставляет! -- А потом засмеялся
еще громче: -- Как у меня вышло-то смешно: Солнечка! Ну, я тебя так и буду
звать -- Солнечка.
-- Откуда ты узнал? -- удивилась девочка. -- Меня папа и мама правда
часто так зовут.
-- А меня зовут Травкой.
-- Папа и мама?
-- Нет, все.
Девочка засмеялась:
-- Травка!
Травка тоже засмеялся:
-- Солнечка!
Дети взялись за руки и пошли к Солнечке в гости.
Куклу в санях вез Травка.
* * *
Через некоторое время Солнечкина мама услышала звонкий голос:
-- Мамуся! Мамуся!
Она вышла на крыльцо и увидела такую картину, что ей показалось сначала,
что она видит сон: ее единственная дочь Сонечка сидела на заборе; недалеко
от нее сидел неизвестный мальчик в шапке с ушами и в зимнем пальтишке с
меховым воротником.
-- Уезжаем! Уезжаем! Обедать не приедем! До свиданья! -- крикнула дочь и
вдруг двинулась и поплыла вдоль забора, как на лодке, помахивая своей маме
на прощанье рукой.
Неизвестный мальчик тоже помахал рукой и двинулся вслед за девочкой. Он
раскачивался так, будто греб веслами.
Сонечкина мама выбежала за калитку, поняла, что происходит, рассмеялась,
тоже замахала рукой и закричала:
-- Ужинать обязательно приходите! Товарищ капитан, я вас жду!
Обязательно!
Она долго еще качала головой и смеялась над тем, что не сразу поняла, в
чем дело.
А нам с вами и совершенно этого не понять, если мы не узнаем, что
произошло немного раньше.
А раньше произошло вот что.
НОВОЕ ЗНАКОМСТВО
Травка и Солнечка шли и всю дорогу болтали. Было похоже, что чирикают
воробьи.
-- Твою куклу как зовут?
-- Машка-замарашка. Видишь, какие у нее щеки грязные. И нос. Уж я их
мыла, мыла -- и водой и слюнями, а они все не отмываются.
-- А у нас есть кукла Мальвина. Волосы у нее оранжевые. Глаза с
настоящими ресницами. Она их открывает и закрывает. У нее кружевное платье,
а в платье веревочка с фарфоровой горошиной. Дернешь -- она говорит: "Папа!
Мама!"
У Солнечки разгорелись глаза. Она тяжело вздохнула. Травка понял, что
ей, наверно, очень хочется иметь такую куклу. Он сказал:
-- Но твоя Машка гораздо лучше. Что Мальвина! С ней и играть-то нельзя:
она бьющаяся. А потом, разве она разговаривает? Вместо "папа" -- "ква-ква"!
Как лягушка. А вместо "мама" -- "мяяяу"! -- Травка мяукнул котенком.
Солнечка рассмеялась.
-- А твоей Маше, хочешь, я выкрашу волосы в любой цвет? Я все цвета
знаю. И рожицу ей выкрашу белым, а щечки розовым. Краски есть? Мы с Ваней
хотели сделать, чтобы Мальвина разговаривала как следует. Попробовали...
Теперь она совсем молчит. Сколько ни дергай.
Солнечка опять засмеялась.
-- А ты на каком поезде приехал?
-- Я не на поезде приехал, а на паровозе. Вот страшно было! Но я ничего
не боялся. У меня есть знакомый машинист, Беляков. А потом еще начальник
станции знакомый, Николай Иваныч.
Травка все это рассказывал очень важно.
Но Солнечка ничему не удивлялась:
-- У меня самой папа начальник станции. Я всегда здесь живу и знаю все
поезда. Да, да! -- вдруг она вскрикнула: -- Папа! Папа! -- и бросилась
куда-то в сторону.
У Травки екнуло сердце. Он посмотрел туда, куда побежала Солнечка, но
вместо своего папы он увидел двух лыжников в лыжных костюмах, с ремнями,
биноклями на груди и полевыми сумками через плечо. Лыжники шли Солнечке
навстречу. Она бросилась на шею сначала одному, потом другому и крикнула:
-- Травка! Травка! Иди скорее сюда!
Оказывается, это был Солнечкин папа с товарищем. Дети рассказали им, как
они встретились, и все Травкины приключения.
Солнечкин папа внимательно посмотрел на Травку и сказал:
-- Так ты, значит, и есть тот мальчик, который потерялся? По линии была
телеграмма. Родители о тебе беспокоятся.
-- Нет, это не я потерялся, -- ответил Травка, немного обидевшись. --
Это папа потерялся. А я -- вот он.
И он, чтобы было понятней, ткнул себя пальцем в грудь.
Солнечка постаралась все объяснить:
-- Ну да. Папа потерялся у него, а он -- у папы.
Солнечкин папа раздумывал вслух:
-- Как же мне с тобой быть? Поезд в Москву пойдет только в семь часов
вечера... Измайловы ушли на Московскую гору, это ясно... А ты небось кушать
хочешь?
-- Пусть он идет к нам, -- решительно сказала Солнечка.
Но Травка начал отказываться:
-- Да что ты! Я вовсе не обедать шел к вам. Я на паровозе почти что
пообедал.
Тут вмешался другой лыжник:
-- Разговаривать больше не о чем. Идем все на Московскую гору. Разыщем
там Измайловых. А оттуда до моей электростанции рукой подать. Пообедаем у
меня. Забирайте, лейтенант, свою дочку, а я -- этого мужичка.
Солнечкин папа взглянул на Травку и спросил:
-- А вам не тяжело будет, капитан?
-- Забыли, дорогой, как на фронте ходили: с винтовкой за плечами, с
вещевым мешком, с запасом гранат, да еще, бывало, и пулемет на себе. По
сорок километров делали, и никто не говорил, что тяжело! А теперь двое
ребятишек для нас тяжелы? Да не за них ли мы и воевали?
-- Есть, капитан! -- сказал Солнечкин папа. -- Ну, дочура, прячь свою
Машку. Или ты с собой ее возьмешь?
-- Пусть тут остается, -- решила Солнечка. -- Только бы не простудилась!
Она потеплее завернула Машку в одеяльце, засыпала ее вместе с санками
снегом и нарисовала на снегу букву "М".
-- А здесь ее никто не возьмет? -- забеспокоился Травка.
-- Нет, что ты! -- убежденно сказала девочка. -- Все же знают, что она у
меня живет. Если нечаянно кто-нибудь ее найдет, сразу отвезет ко мне домой.
-- Ну-с, занимайте места согласно взятым билетам! -- весело сказал тот
лыжник, которого Солнечкин папа называл капитаном.
Он схватил Травку, поднял его высоко над головой и посадил себе на
плечи.
ПОХОД НА МОСКОВСКУЮ ГОРУ
И они вышли в поход. Впереди -- Солнечкин папа с дочкой на плечах. А за
ним неизвестно чей папа; известно только, что капитан. А на плечах у него
-- Травка.
По дороге они остановились у забора Солнечкиного дома, чтобы сказать
Солнечкиной маме, что они уходят. Вот тогда-то и напугали ее. И удивили и
рассмешили. И пошли дальше, громко смеясь.
Но вот дачи кончились, и они вышли в чистое поле. Здесь был хорошо
накатанный лыжный след. Солнечкин папа, лейтенант, быстро шагал, помогая
себе палками. Капитан не отставал от него.
Ехать было весело, легко и совсем не страшно.
Солнечка то и дело оборачивалась, что-то кричала Травке и смеялась
тоненьким голоском. Видно, она уже давно привыкла ездить на плечах у
лыжников. Но и Травка смеялся тоже, хоть ему и приходилось держаться за
наушники капитановой шапки, как Иванушке-дурачку за уши Конька-горбунка.
Вдруг лыжные дорожки разделились: одна пошла правее и скрылась в лесу, а
другая шла все дальше и дальше, в чистое поле. Путешественники остановились
в раздумье. Куда идти? Измайловы могли вернуться и по той и по этой лыжне.
Было бы досадно разминуться с Измайловыми по дороге.
-- Я пойду правой, -- предложил капитан. -- Здесь и подальше, но через
лесок. А я люблю через лесок. Встреча на горе в пятнадцать ноль-ноль.
-- А где именно? -- спросил Солнечкин папа. -- Гора велика.
-- У старой трансформаторной будки. Знаете?
-- Знаю. Сверим часы.
Лыжники посмотрели на часы, каждый на свои. Травка заметил, что на часах
у капитана маленькая стрелка была между цифрами "1" и "2", а большая --
около цифры "8".
-- Тринадцать сорок две, -- сказал капитан.
-- Точно, -- подтвердил лейтенант. -- Итак, до встречи.
-- Травка! -- крикнула Солнечка. -- Ты смотри опять не потеряйся!
-- Сама не потеряйся! -- ответил Травка.
Он вспомнил, как папа шутил, когда они переезжали в Новые дома. Он
вспомнил маму. Где-то она теперь? Ему стало немного грустно. Хорошо, что
сейчас они встретят Измайловых, а с ними, наверно, и папу. Он побывает в
гостях и привезет маме хоть не целую ветку, но все-таки настоящую сосновую
лапочку. Лапочка -- вот она. Колется даже сквозь варежку...
Капитан с Травкой на плечах шел теперь через лес, прямо по цельному
снегу. Белые клубы снежной пыли вырывались из-под его лыж, словно пар
из-под колес паровоза.
Иногда Травка задевал ветку головой, и их обоих осыпало холодным
пушистым снегом. Но им было жарко, и снег их только веселил.
Деревья стали реже. Впереди открывалось синее небо.
-- Вот мы, кажется, и у цели, -- сказал капитан. -- Слезай, приехали!
СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ
Травка слез и огляделся. Перед ним расстилалось ослепительное снежное
поле. Во все стороны бежали дорожки лыжных следов.
-- А где же Московская гора? -- спросил Травка.
-- А это она и есть. Смотри: видишь, что там делается?
Травка поглядел вдаль и увидел, что поле действительно будто поднимается
в гору. А там, на краю, у самого неба, копошились крошечные фигурки людей,
ростом чуть побольше муравьев. Они горохом катились по снежной скатерти
поля, карабкались кверху, останавливались, перемешивались, словно играли в
какую-то веселую игру.
-- А ну-ка, возьми бинокль, -- сказал капитан и достал из футляра на
груди такой бинокль, какого Травка раньше никогда не видел.
Мамин бинокль, с которым она ходила в театр, был гораздо меньше, проще и
легче. А этот едва-едва можно было удержать в руках.
Сначала Травка ничего не мог рассмотреть в бинокль. Он видел только
какой-то белый круг и больше ничего. Но капитан что-то повертел, приладил,
и вдруг в этом кругу появился лыжник в красной фуфайке, в синих штанах и с
цифрой "16" на груди.
Лыжник остановился, оперся на палки, достал из кармана плитку шоколада,
отломил кусок и начал жевать. Это было очень занятно: на таком громадном
расстоянии видеть, как человек ест. Травке почему-то показалось, что он и
раньше встречал этого человека.
Он опустил бинокль и засмеялся:
-- Шоколад кушает!
-- И правильно делает! -- сказал капитан. -- У опытного лыжника всегда
должен быть в кармане запас шоколада.
Он достал из сумки плитку шоколада и с треском переломил ее, так что
обертка лопнула. Половину -- Травке, половину -себе.
Травка поблагодарил, откусил кусочек, остальное сунул в карман и снова
принялся смотреть в бинокль.
Лыжники и лыжницы в разноцветных костюмах с номерами и без номеров
скатывались с горы, падали, поднимая облака снежной пыли, боролись,
бросались снежками. Кое-кто с лыжами на плече поднимался на гору пешком.
Другие учились взбираться на гору "елочкой", расставляя лыжи, как ножницы,
или "ступеньками" -бочком.
Травка начал потихоньку поворачиваться влево и постепенно осматривать
весь горизонт. Лыжников становилось все меньше и меньше. Потом они совсем
перестали попадаться. Появились пустынные снежные лужайки, темные
кустарники, небольшие лесочки.
Вдруг перед Травкой совсем близко (крикнешь -- обязательно обернется)
появился большой мальчик в коричневом свитере. В руках у него были два
красных флажка. Он резко взмахивал ими -- то одним, то обоими сразу. Флажки
так и мелькали.
Травка протянул бинокль капитану:
-- Товарищ капитан, посмотрите, что это такое?
-- Да я уже смотрю, -- сказал капитан. -- Давно смотрю и любуюсь. Вот
молодец! Как он быстро передает!
-- Что передает? -- заинтересовался Травка.
-- Разные команды. Вот видишь...
Травка опять взял бинокль и разыскал мальчика. Мальчик ничего не
говорил, а только размахивал флажками.
Капитан сказал:
-- Вот он передает: "Второму... взводу... занять... лесок... слева..."
Травка поднял лицо к капитану:
-- Как же он передает?
-- Вот так флажками и передает. Телеграфной азбукой. У телеграфистов
своя азбука: из черточек и точек. Он махнет одним флажком -- это точка.
Двумя флажками сразу -- тире, черточка. Это пионеры из железнодорожной
школы. Они хорошо выучили телеграфную азбуку. Этот парень меня знает. Ишь
ты, молодец! Как хорошо работает! У них сейчас лыжный поход. Подойдем к
нему поближе. Я с ним поговорю, и вдруг они нам помогут! Как ты думаешь,
помогут?
-- Ннне знаю... -- неуверенно ответил Травка. -- Наверно, помогут. Ведь
пионеры же... А в чем помогать?
Они подошли к пионеру поближе.
Капитан вынул из кармашка своей полевой сумки пузатый серебряный свисток
и свистнул три раза так громко, что пионер невольно обернулся.
РАСПОРЯЖЕНИЯ КАПИТАНА КАЛАШНИКОВА
Вместо флажков капитан взял свой синий клетчатый платок и достал из
полевой сумки лист синей чертежной бумаги. Он взмахнул этими сигналами над
головой крест-накрест три раза.
Пионер проделал то же самое своими флажками. Этим оба показали, что
готовы к переговорам.
-- Ну, теперь посматривай и слушай, -- сказал капитан. -- И сам скорее
учи телеграфную азбуку. Всегда может пригодиться. А пока я буду говорить
тебе обыкновенными словами все, что передаю.
-- И что он отвечает, тоже говорите, -- попросил Травка.
-- Ну к