Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
Собака! Тыща собак,
по два три кило мяса каждой - две три тонны в день. Соображаете, сколько
получится?
Один из ребят возразил:
- Три кило и верблюд не съест.
Дворник невозмутимо внес поправку:
- Верблюды мясо не едят. - Неожиданно он перехватил метлу поперек
палки и так-то сильно замахал ею по асфальту перед ногами толстого. -
Посторонись, гражданин! Ну? Я чего сказал, дубова твоя голова!
Толстый ушел, отплевываясь. Те трое ребят тоже пошли своей дорогой,
посмеиваясь. Дворник тут же и перестал мести. Он погладил Бима по спине,
постоял немного и сказал:
- Сиди, жди. Придет, - и ушел в калитку.
Из всей этой перепалки Бим не только понял - "мясо", "собака",
возможно, "кобели", но слышал интонацию голосов, и, главное, все видел, а
этого уже достаточно для того, чтобы умной собаке догадаться: толстому -
плохо жить, дворнику - хорошо. Один - злой, другой - добрый. Кому уж лучше
знать, как не Биму, что ни свет ни заря на улицах живут только дворники и
что они уважают собак. То, что дворник прогнал толстого, Биму даже отчасти
понравилось. А в общем-то это случайная пустяковая история только отвлекла
Бима. Хотя, может быть, оказалась полезной в том смысле, что он начинал
смутно догадываться: люди все разные, они могут быть и хорошими, и
плохими. Ну что ж, и то польза, скажем мы со стороны. Но пока для Бима это
было совершенно неважно - не до того: он смотрел и смотрел на проходящих.
От некоторых женщин пахло остро и невыносимо, как от ландышей, пахло
теми беленькими цветами, что ошарашивают нюх и возле которых Бим
становился бесчутым. В таких случаях Бим отворачивался и несколько секунд
не дышал - ему не нравилось. У большинства женщин губы были такого цвета,
как флажки на волчьей облаве. Биму такой цвет тоже не нравился, как и всем
животным, а собакам и быкам в особенности. Почти все женщины что-нибудь
несли в руках. Бим приметил, что мужчины с поноской попадаются реже, а
женщины - часто.
...А Ивана Иваныча все нет и нет. Друг ты мой! Где же ты?...
Люди текли и текли. Тоска Бима как-то немножко забылась, рассеялась
среди людей, и он еще внимательней вглядывался вперед - не идет ли он.
Сегодня Бим будет ждать здесь. Ждать!
Около него остановился человек с мясистыми обвислыми губами, крупно
морщинистый, курносый, с глазами навыкате, и вскричал:
- Безобразие! (Люди стали останавливаться.) Кругом грипп, эпидемия,
рак желудка, а тут что? - тыкал он всей ладонью в Бима. - Тут среди массы
народа, в гуще тружеников, сидит живая зараза!
- Не каждая собака - зараза. Смотрите, какой он милый пес, -
возразила девушка.
Курносый смерил ее взглядом сверху вниз и обратно и отвернулся,
возмущаясь:
- Какая дикость! Какая в вас дикость, гражданочка.
И вот... Эх, если бы Бим был человеком! Вот подошла та самая тетка,
"советская женщина" - та клеветница. Бим сначала испугался, но потом,
взъерошив шерсть на холке, принял оборонительную позицию. А тетка
затараторила, обращаясь ко всем, стоящим полукругом в некотором отдалении
от Бима:
- Дикость и есть дикость! Она же меня укусила. У-ку-си-ла! - и
показывала всем руку.
- Где укусила? - спросил юноша с портфельчиком. - Покажите.
- Ты мне еще, щенок! - Да и спрятала руку.
Все, кроме курносого, рассмеялись.
- Воспитали тебя в институте, чертенка, вот уж воспитали, гаденыш, -
набросилась она на студента. - Ты мне, советской женщине, и не веришь? Да
как же ты дальше-то будешь? Куда же мы идем, дорогие граждане? Или уж у
нас советской власти нету?
Юноша покраснел и вспылил:
- Если бы вы знали, как выглядите со стороны, по позавидовали бы этой
собаке. - Он шагнул к тетке и крикнул: - Кто дал вам право оскорблять?
Хотя Бим не понял слов, но выдержать больше не смог: он прыгнул в
сторону тетки, гавкнул изо всей силы и уперся всеми четырьмя лапами,
сдерживаясь от дальнейших поступков (за последствия он уже не ручался).
Интеллигент! Но все-таки - собака!
Тетка завопила истошно:
- Мили-иция! Мили-иция!
Где-то засвистел свисток, кто-то, подходя, крикнул:
- Пройдемте, гр-раждане! Пройдемте по своим делам! - Это был
милиционер (Бим даже повилял чуть хвостом, несмотря на возбуждение). - Кто
кричал?! Вы? - обратился милиционер к тетке.
- Она, - подтвердил юноша студент.
Вмешался курносый:
- Куда вы смотрите! Чем занимаетесь? - запилил он милиционера. -
Собаки, собаки - на проспекте областного города!
- Собаки! - кричала тетка.
- И такие вот дикие питекантропусы! - кричал и студент.
- Он меня оскорбил! - почти рыдала тетка.
- Граждане, р-разойдись! А вы, вы, да и вы, пройдемте в милицию, -
указал он тетке, юноше и курносому.
- А собака? - взвизгнула тетка. - Честных людей - в милицию, а
собаку...
- Не пойду, - отрубил юноша.
Подошел второй милиционер.
- Что тут?
Человек в галстуке и шляпе резонно и с достоинством разъяснил:
- Да вон, энтот студентишка не хочеть в милицию, не подчиняется. Энти
вон, обоя, хотять, а энтот не хочеть. Неподчинение. А это не положено.
Ведуть - должон иттить. Мало бы чего... - И он, отвернувшись от всех
прочих, поковырял в собственном ухе большим пальцем, как бы расширяя
слуховое отверстие. Явно это был жест убежденности, уверенности в
прочности мыслей и безусловного превосходства перед присутствующими - даже
перед милиционерами.
Оба милиционера переглянулись и все же увели студента с собой. Следом
за ними потопали курносый и тетка. Люди разошлись, уже не обращая внимания
на собаку, кроме той милой девушки. Она подошла к Биму, погладила его, но
тоже пошла за милиционером. Сама пошла, как установил Бим. Он посмотрел ей
вслед, потоптался на месте, да и побежал, догнал ее и пошел рядышком.
Человек и собака шли в милицию.
- Кого же ты ждал, Черное Ухо? - спросила она, остановившись.
Бим уныло присел, опустил голову.
- И подвело у тебя живот, милый. Я тебя накормлю, подожди, накормлю,
Черное Ухо.
Вот уже несколько раз называли Бима "Черное Ухо". И хозяин когда-то
говорил: "Эх ты, черное ухо!" Давно-давно он так произнес, еще в детстве.
"Где же мой друг?" - думал Бим. И пошел опять же с девушкой в печали
и унынии.
В милицию они вошли вместе. Там кричала тетка, рыкал курносый дядька,
понурив голову, молчал студент, а за столом сидел милиционер, незнакомый,
и явно недружелюбно посматривал на всех троих.
Девушка сказала:
- Привела виновника, - и указала на Бима. - Милейшее животное. Я все
видела и слышала там с самого начала. Этот парень, - она кивнула на
студента, - ни в чем не виноват.
Рассказывала она спокойно, то указывая на Бима, то на кого-нибудь из
тех трех. Ее пытались перебить, но милиционер строго останавливал и тетку,
и курносого. Он явно дружелюбно относился к девушке. В заключение она
спросила шутя:
- Правильно я говорю, Черное Ухо? - А обратившись к милиционеру, еще
добавила: - Меня зовут Даша. - Потом к Биму: - Я Даша. Понял?
Бим все существом показал, что он ее уважает.
- А ну, пойди ко мне, Черное Ухо. Ко мне? - позвал милиционер.
О, Бим знал это слово: "Ко мне". Точно знал. И подошел.
Тот пошлепал по шее легонько, взял за ошейник, рассмотрел номерок и
записал что-то. А Биму приказал:
- Лежать!
Бим лег, как и полагается: задние ноги под себя, передние вытянуты
вперед, голова - глаза в глаза с собеседником и чуть набочок.
Теперь милиционер спрашивал в телефонную трубку:
- Союз охотников?
"Охота! - вздрогнул Бим. - Охота! Что же это значит здесь-то?"
- Союз охотников? Из милиции. Номер двадцать четыре посмотрите.
Сеттер... Как так нету? Не может быть. Собака хорошая, дрессированная... В
горсовет? Хорошо. - Положил трубку и еще раз взял, что-то спрашивал и стал
записывать, повторял вслух: - Сеттер... С внешними наследственными
дефектами, свидетельства о родословной нет, владелец Иван Иванович Иванов,
улица Проезжая, сорок один. Спасибо. - Теперь он обратился к девушке: -
Вы, Даша, молодец. Хозяин нашелся.
Бим запрыгал, ткнул носом в колено милиционера, лизнул руку Даше и
смотрел ей в глаза, прямо в глаза, так, как могут смотреть только умные и
ласковые доверчивые собаки. Он ведь понял, что говорили про Ивана Иваныча,
про его друга, про его брата, про его бога, как сказал бы человек в таком
случае. И вздрагивал от волнения.
Милиционер строго буркнул тетке и курносому:
- Идите. До свидания.
Дядька начал пилить дежурного:
- И это все? Какой же у вас будет порядок после такого? Распустили!
- Идите, идите, дед. До свидания. Отдыхайте.
- Какой я тебе дед? Я тебе - отец, папаша. Даже нежное обращение
позабывали, с-сукины сыны. А хотите вот таких, - ткнул он в студента, -
воспитывать, по головке гладить, по головке. А он вас - подождите! - гав!
и скушает. - Гавкнул действительно по-собачьи, натурально.
Бим, конечно, ответил тем же.
Дежурный рассмеялся:
- Смотрите-ка, папаша, собака-то понимает, сочувствует.
А тетка, вздрогнув от двойного лая человека и собаки, попятилась от
Бима к двери и кричала:
- Это он на меня, на меня! И в милиции - никакой защиты советской
женщине!
Они ушли все-таки.
- А меня что - задержите? - угрюмо спросил студент.
- Подчиняться надо, дорогой. Раз приглашают - обязан идти. Так
положено.
- Положено? Ничего такого не положено, чтобы трезвого вести в милицию
под руки, как вора. Тетке этой надо бы пятнадцать суток, а вы... Эх, вы! -
И ушел, пошевелив Биму ухо.
Теперь Бим уже совсем ничего не понимал: плохие люди ругают
милиционера, хорошие тоже ругают, а милиционер терпит да еще посмеивается
тут, видимо, и умной собаке не разобраться.
- Сами отведете? - спросил дежурный у Даши.
- Сама. Д_о_м_о_й. Черное Ухо, д_о_м_о_й.
Бим теперь шел впереди, оглядываясь на Дашу и поджидая: он отлично
знал слово "домой" и вел ее именно домой. Люди-то не сообразили, что он и
сам пришел бы в квартиру, им казалось, что он малоумный пес, только Даша
все поняла, одна Даша - вот эта белокурая девушка, с большими задумчивыми
и теплыми глазами, которым Бим поверил с первого взгляда. И он привел ее к
своей двери. Она позвонила - ответа не было. Еще раз позвонила, теперь к
соседям. Вышла Степановна. Бим ее приветствовал: он явно был веселее, чем
вчера, он говорил: "Пришла Даша. Я привел Дашу". (Иными словами нельзя
объяснить взгляды Бима на Степановну и на Дашу попеременно.)
Женщины разговаривали тихо, при этом произносили "Иван Иваныч" и
"осколок", затем Степановна открыла дверь. Бим приглашал Дашу: не спускал
с нее глаз. Она же первым делом взяла миску, понюхала кашу и сказала:
- Прокисла. - Выбросила кашу в мусорную ведро, вымыла миску и
поставила опять на пол. - Я сейчас приду. Жди, Черное Ухо.
- Его зовут Бим, - поправила Степановна.
- Ж_д_и, Б_и_м. - И Даша вышла.
Степановна села на стул. Бим сел против нее, однако поглядывая все
время на дверь.
- А ты пес сообразительный, - заговорила Степановна. - Остался один,
а видишь вот, понимаешь, кто к тебе с душой. Я вот, Бимка, тоже... На
старости лет с внучкой живу. Родители-то народили да и подались аж в
Сибирь, а я воспитала. И она, внучка то, х_о_р_о_ш_о меня любит, всем
сердцем к_о м_н_е.
Степановна изливала душу сама перед собой, обращаясь к Биму. Так
иногда люди, если некому сказать, обращаются к собаке, к любимой лошади
или кормилице корове. Собаки же выдающегося ума очень хорошо отличают
несчастного человека и всегда выражают сочувствие. А тут обоюдно:
Степановна явно жалуется ему, а Бим горюет, страдает оттого, что люди в
белых халатах унесли друга ведь все неприятности дня всего лишь немного
отвлекли боль Бима, сейчас же она вновь возникла с еще большей силой. Он
отличил в речи Степановны два знакомых слова "хорошо" и "ко мне",
сказанных с грустной теплотой. Конечно же, Бим приблизился к ней вплотную
и положил голову на колени, а Степановна приложила платок к глазам.
Даша вернулась со свертком. Бим тихо подошел, лег животом на пол,
положил одну лапу на ее туфлю, а голову - на другую лапу. Так он сказал:
"Спасибо тебе".
Даша достала из бумаги две котлеты, две картофелины и положила их в
миску:
- Возьми.
Бим не стал есть, хотя третьи сутки у него не было во рту ни крохи.
Даша легонько трепала его за холку и ласково говорила:
- Возьми, Бим, возьми.
Голос у Даши мягкий, душевный, тихий и, казалось, спокойный, руки
теплые и нежные, ласковые. Но Бим отвернулся от котлет. Даша открыла рот
Бима и втолкнула туда котлету. Бим подержал, подержал ее во рту, удивленно
глядя на Дашу, а котлета тем временем проглотилась сама. Так произошло и
со второй. С картошкой - то же.
- Его надо кормить насильно, - сказала Даша Степановне. - Он тоскует
о хозяине, потому и не ест.
- Да что ты! - удивилась Степановна. - Собака сама себе найдет.
Сколько их бродит, а едят же.
- Что же делать? - спросила Даша у Бима. - Ты ведь так пропадешь.
- Не пропадет, - уверенно сказала Степановна. - Такая умная собака не
пропадет. Раз в день буду варить ему кулеш. Что ж поделаешь? Живность.
Даша о чем-то задумалась, потом сняла ошейник.
- Пока я не принесу ошейник, не выпускайте Бима. Завтра часам к
десяти утра приду... А где же теперь И_в_а_н И_в_а_н_ы_ч? - спросила она у
Степановны.
Бим встрепенулся: о нем!
- Увезли самолетом в Москву. Операция на сердце сложная.
О_с_к_о_л_о_к_-_т_о рядом.
Бим - весь внимание: "осколок", опять "осколок". Слово это звучит
горем. Но раз они говорят про Ивана Иваныча, значит, где-то должен быть.
Надо искать. Искать!
Даша ушла. Степановна - тоже. Бим снова остался один коротать ночь.
Теперь он нет-нет да и вздремнет, но только на несколько минут. И каждый
раз он видел во сне Ивана Иваныча - дома или на охоте. И тогда он
вскакивал, осматривался, ходил по комнате, нюхал по углам, прислушивался к
тишине и вновь ложился у двери. Очень сильно болел рубец от хворостины, но
это было ничто в сравнении с большим горем и неизвестностью. Ждать. Ждать.
Стиснуть зубы и ждать.
7. ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
В это утро Бим чуть не плакал. Солнце уже выше окна, а никто не идет.
Он прислушивался к шагам жильцов подъезда, проходивших мимо его двери с
верхних этажей или поднимавшихся снизу. Все шаги знакомые, а е_г_о нет и
нет. Наконец точно услышал туфельки Даши. Она! Бим голосом подал о себе
знать. Его крик в переводе на человеческий язык означал: "Я тебя слышу,
Даша!"
- Сейчас, сейчас, - откликнулась та и позвонила Степановне.
Обе они вошли к Биму. С каждой он поздоровался, затем бросился к
двери, стал там, повернув голову к женщинам, и потребовал, просяще
повиливая хвостом: "Открывайте. Надо искать".
Даша надела на него ошейник, на котором теперь во всю ширину был
прочно закреплен латунный жетон-пластинка с выгравированной надписью:
"Зовут его Бим. Он ждет хозяина. Хорошо знает свой дом. Живет в квартире.
Не обижайте его, люди". Даша прочитала надпись Степановне.
- Какая же ты добрая душа! - всплеснула руками Степановна. - Любишь,
значит, собак?
Даша погладила Бима и ответила необычно:
- Муж бросил. Мальчик умер... А мне тридцать лет. Жила на квартире.
Уезжаю.
- Одинокая. Ой ты, моя желанная! - запричитала Степановна. - Да ведь
это же...
Но Даша отрубила:
- Пойду. - А у двери добавила: - Пока не выпускайте Бима - не убежал
бы за мной.
Бим попробовал протиснуться в дверь вместе с Дашей, но она оттеснила
его и вышла со Степановной.
Не более как через час Бим заскулил, потом и завыл с тоски в голос,
так завыл, как про это говорят люди: "Хочется завыть собакой".
Степановна выпустила его (Даша теперь далеко):
- Ну, иди, иди. Вечером кулеша наготовлю.
Бим даже и не обратил внимания ни на ее слова, ни на ее глаза, а
шемером скатился вниз и - во двор. Челноком просновал по двору, вышел на
улицу, чуть постоял, будто подумал, а затем стал читать запахи, строку за
строкой, не обращая внимания даже на те деревья, где стояли росписи
собратьев и читать которые обязана каждая уважающая себя собака.
За весь день Бим не обнаружил никаких признаков Ивана Иваныча. А
перед вечером, как бы на всякий случай, забрел в молодой парк вновь
отстроенного района города. Там четверо мальчишек гоняли мяч. Он посидел
малость, проверил окружающее, насколько хватал нос, и хотел было уходить,
но мальчик лет двенадцати отделился от играющих, приблизился к Биму и с
любопытством смотрел на него.
- Ты чей? - спросил он, будто Бим смог бы ответить на вопрос.
Бим, во первых, поздоровался: повилял хвостом, но с грустинкой,
склонив голову сначала на одну сторону, потом на другую. Это, кроме того,
означало и вопрос: "А ты - что за человек?"
Мальчик понял, что собака ему пока не доверяет полностью, и смело
подошел, протянул руку:
- Здравствуй, Черное Ухо.
Когда Бим подал лапу, мальчик крикнул:
- Ребята! Сюда, сюда!
Те подбежали, но остановились все же на отшибе.
- Смотрите, какие умные глаза! - восхищался первый мальчик.
- А может, он ученый? - спросил резонно пухленький карапуз. - Толя,
Толька, ты скажи ему чего нибудь - поймет иль не поймет?
Третий, более взрослый, чем остальные, авторитетно заявил:
- Ученая. Видишь, табличка не шее.
- И вовсе не ученая, - возразил худенький мальчишка. - Она не была бы
такая тощая и унылая.
Бим и в самом деле страшно похудел без Ивана Иваныча и потерял уже
былой вид: живот подтянуло, нечесаная шерсть свалялась на штанах и
помутнела на спине.
Толик прикоснулся ко лбу Бима, а он осмотрел всех и выразил теперь
полное доверие. После этого все поочередно гладили Бима, и он не возражал.
Отношения сразу же сложились добрые, а в атмосфере полного взаимопонимания
всегда недалеко и до сердечной дружбы. Толик вслух прочитал написанное на
латунной табличке:
- Он - Бим! Один живет в квартире! Ребята, он есть хочет. А ну по
домам и - сюда: тащите кто что может.
Бим остался с Толиком, а ребятишки разбежались. Теперь мальчик сел на
скамейку, а Бим лег у его ног и глубоко вздохнул.
- Плохо тебе, наверно, Бим? - спросил Толик, поглаживая голову
собаки. - Где же твой хозяин?
Бим уткнулся носом в ботинок и так лежал. Вскоре появились один за
другим те ребятишки. Пухленький принеси пирожок, взрослый - кусок колбасы,
худенький - два блинчика. Все это они положили перед Бимом, но он даже и
не понюхал.
- Он больной, - сказал худенький. - Может, даже и заразный, - и
попятился от Бима.
Пухленький зачем-то вытер руки о штанишки и тоже отошел. Взрослый
потер колбасой нос Бима и закричал уверенно:
- Не будет. Не хочет.
- Мама говорила - все собаки заразные, - все опасался пухленький, - а
эта и вовсе больная.
- Ну и уходи, - сердито буркнул Толик. - Чтоб я тебя тут не видел...
"Заразная"... Заразных ловят собачатники, а эта - вон с какой табличкой.
Рассудительное доказательство подействовало: ребятишки вновь окружили
Бима. Толик потянул за ошейник вверх. Бим сел. Толик завернул у него
мягкую губу и увидел щелку в глубине челюсти, где кончаются зубы отломил
кусочек колбасы и засунул в эту щелку - Бим проглотил. Еще ку