Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
втра.
- Но куда, Гризельда? - сказала миссис Гринтоп с некоторым колебанием.
- В наш домик.
- Видишь ли, Гризельда, мистер Гринтоп думает теперь продать домик, когда
миссис К„фью так хорошо устроена и за ней такой хороший уход, и - ну ведь,
правда, девочка, ты такая маленькая и так много на себя взвалила.
- Гриззель плачет, - сообщила наблюдательная Мейбл, - Гриззель, почему ты
плачешь?
- Помолчи, Мейбл, и не трогай ее. Гриззель останется у нас и будет
нянюшкой Малыша, а вы, дети, все будете любить ее, а потом мы все вместе
поедем на море на целых шесть недель. Подумай об этом, Гризельда!
- Гриззель, - потянула ее за руку Конни, - у нас сегодня кекс к чаю.
Гризельда отвернулась и проглотила тугой комок в горле. Не годится детям
показывать горести жизни, она это знала. Те, кто отвечают за детей, в ответе
за то, чтобы они были веселыми и счастливыми. Но даже в самые плохие минуты в
больнице ей не было так тяжело, как сейчас. Кекс и море ничего для нее не
значили.
Миссис Гринтоп сдержала свое слово, и на следующий день Гризельду отвезли
к Прабабушке К„фью в ее новые апартаменты в Приюте для престарелых - в ее
новый дом, куда более старый, чем даже она сама. Много раз Гризельда проходила
под древней аркой в квадратный садик, замкнутый стенами жилищ стариков и
старушек, что сидели, греясь на солнышке, у своих последних в жизни дверей. В
этом садике, залитом солнцем, было покойно и красиво. В каждом ромбе окна
стоял свой горшок с геранью, или с петунией, или с настурцией, в каждую
открытую дверь виднелся потрескивающий камин и заварной чайник на каминном
выступе, у каждого старичка была своя трубочка, а у каждой старушки - фунтик с
понюшкой табаку. Садик в центре двора был разбит на маленькие делянки для
каждой пансионерки и для каждого пансионера. Молодой садовник полол сорняки на
дорожках и подравнивал бордюры, а каждый старичок и каждая старушка сами
копались в своих палисадничках. А тем, у кого были родные, дочери и сыновья
помогали украсить делянку и возделать ее. Идя за миссис Гринтоп по дорожке,
Гризельда уже думала, какой из палисадничков отведен ее бабуле, и решала
посадить несколько стеблей горошка и кустик черной смородины на первые же
сбереженные пенни.
Один-другой посетитель прогуливались вокруг, останавливаясь перемолвиться
словом с наиболее интересным на вид пансионером. Приятного вида дама и умного
вида джентльмен остановились у двери Эмили Дин, которая сетовала вслух.
Эмили Дин, в свои сто один год, долго была предметом гордости в знаменитом
старом Приюте.
- Не верьте ей, - тараторила старая Эмили, глотая половину букв, - не
верьте ни единому слову. Ей девяносто девять, и ни днем больше. Вы на зубы ее
посмотрели? У нее их шесть, а у меня только два. И это она-то старше меня? Нет
уж, сэр, нет уж, мэм. Шесть у нее, и два у меня. Все ясно, как божий день!
- Доброе утро, Эмили. Что за беда приключилась? - спросила миссис Гринтоп.
- Доброго утра и вам, мэм. Старая миссис К„фью, в ней вся беда. Это ей-то
сто десять лет? Девяносто девять, и ни днем больше. Здравствуй, Гриззи, ты
пришла забрать свою бабку домой? Чем скорее - тем лучше.
Гризельда тоже так думала, но миссис Гринтоп лишь улыбнулась:
- Нет, Эмили, Гризельда просто пришла проведать свою бабулю и посмотреть,
как ей здесь хорошо. - Потом она повернулась к даме и джентльмену, которых,
как видно, знала:
- Ну, Маргарет, ну, профессор, а вы уже видели миссис К„фью?
- Замечательная старушенция! - сказал профессор.
- А что я вам говорила!
- Девяносто девять, и ни днем больше, - прошамкала Эмили.
Приятного вида дама по имени Маргарет ласково посмотрела на Гризельду:
- А это ее маленькая правнучка, которая была больна? Миссис К„фью вс„ нам
про нее рассказала и про то, как она хорошо поет. Как ты теперь себя
чувствуешь, моя милая?
Гризельда присела перед ней:
- Хорошо, благодарю вас, мэм.
- А ты споешь нам, Гризельда?
- Да, мэм, - шепнула Гризельда застенчиво, ведь на самом деле она пела
лишь для своей бабули и для Малыша Ричарда.
- Как-нибудь в другой раз, - добавила миссис Гринтоп, к вящему облегчению
Гризельды. - А сейчас нам надо идти к ее прабабушке. Они ведь не виделись три
месяца. Не забудьте, мы ждем вас к обеду, Маргарет. Если придете пораньше,
увидите, как мы купаем Ричарда.
Потом они пошли дальше по солнечной дорожке и остановились на углу, и там
в своем собственном старом кресле-качалочке дремала у камина Прабабушка К„фью.
Больше Гризельда сдерживаться не могла. Она бросилась к ней и крепко обхватила
свою бабулю руками, и миссис К„фью открыла глаза и сказала:
- Здравствуй, Гриззи, вернулась, наконец? Что тебе наделали с твоими
волосами?
- Их остригли, бабуля, когда я болела.
- Мне так не нравится, - сказала старая дама. - Что это они тебя остригли
и меня не спросили. Сейчас мы пойдем домой?
- Ох, бабуля, - прошептала Гризельда.
Миссис Гринтоп опять пришла ей на помощь.
- Не сейчас, миссис К„фью. А сейчас вы должны показать Гризельде, как
хорошо и удобно вам здесь живется. Взгляни, Гризельда, твоя прабабушка здесь
ну совсем как дома. И книги ее, и чайник, и даже цветы на окне - из вашего
сада.
- И Белла, - воскликнула Гризельда, увидев свою куклу, выглядывающую из
складок прабабушкиной шали.
- Да, вы заботились о Белле вместо Гризельды, не правда ли, миссис К„фью?
- Белла себя хорошо вела, бабуля?
- Когда как, - сказала старая дама.
- Я принесла тебе мятные леденцы, бабуля.
Гризельда вложила бумажный пакетик в маленькую худую ручку, которая тотчас
спряталась под теплой шалью. Вдруг глаза Прабабушки К„фью сверкнули, и все
личико сморщилось в ее лукавой милой улыбке.
- Ох уж эта Эмили Дин, - прыснула она.
- А что Эмили Дин, бабуля?
- Ревнует. Она была до меня самой старой. А теперь нет. Ей ведь только за
сто перевалило, мошеннице. Ну да ладно. Пусть будет по ее завтра, когда ты
возьмешь меня домой.
- Ох, бабуля, - прошептала Гризельда.
- Утром я буду готова, - сказала Прабабушка К„фью, и вдруг, как малый
ребенок или малый котенок, она уснула.
- Идем же, Гризельда, - ласково сказала миссис Гринтоп. - Я думаю, ты
захочешь взять Беллу с собой, не так ли?
- Нет,мэм, - сказала Гризельда. - Я оставлю Беллу бабуле. У меня есть
Малыш.
Она вышла следом за миссис Гринтоп и шла за ней по дорожке, отворачиваясь
и пряча лицо в тени капора всю дорогу.
Весь день Гризельда занималась Малышом Ричардом, и никто не вмешивался в
ее занятия. Миссис Гринтоп настолько хорошо понимала, что она переживает, что
даже заговорила об этом со своим мужем, когда они переодевались к обеду.
- Так ты думаешь, Джон, это невозможно?
- Оставим это, дорогая, - сказал сквайр. - Скоро они с этим свыкнутся,
старушке с каждым днем будет требоваться ухода все больше и больше. Ребенок не
сможет зарабатывать и платить нам ренту и одновременно ухаживать за бабушкой.
Кроме того, я не хочу больше сдавать коттедж, я хочу его продать и на эти
деньги отремонтировать ограду, сменить крышу, а на оставшиеся купить новый
амбар. Фермер Лоусон предлагал мне за него тридцать фунтов, но я думаю, что
его можно продать и за тридцать пять. Во всяком случае, ремонтировать коттедж
не имеет смысла, нужно его продать.
- Ш-ш, тише, - сказала миссис Гринтоп, поскольку мимо двери проходила
Гризельда, неся купать Ричарда, и тихонько ворковала с ним.
- Ты у меня такая добрая, - сказал мистер Гринтоп и нежно ущипнул жену за
ушко. - А теперь оставим пустяки, потому что, если я не ошибаюсь, в дверь
звонят.
Это приехали гости, и после того, как расцеловались, первое, что Маргарет
сказала миссис Гринтоп:
- Можно я посмотрю на Ричарда?
- Его как раз купают, - сказала миссис Гринтоп.
- Какое счастье, - воскликнула Маргарет и без лишних слов побежала наверх
в детскую.
Миссис Гринтоп побежала за ней, чтобы посмотреть, как будет смотреть
Маргарет на ее безупречного малыша, и крикнула профессору через плечо:
- А вы не хотите взглянуть, Джеймс?
- Конечно же, не хочет, дорогая, - сказал мистер Гринтоп с нетерпением.
Но профессор покладисто сказал:
- Конечно же, хочу! - и оба джентльмена пошли наверх за дамами.
Но у дверей детской они застали миссис Гринтоп, которая держала дверь
настежь и прижимала палец к губам, поскольку над воркотней Малыша Ричарда и
плеском воды в ванночке звенел чистый, как серебро, голосок Гризельды К„фью:
Баю, баю, бай,
Я качаю свою детку,
Я качаю свою детку,
Баю, баю, бай.
- О, это абсолютно прелестно! - шепнула Маргарет.
Но профессор вдруг быстро протиснулся в дверь и, ринувшись к ванночке,
спросил у Гризельды:
- Что это за песня, дитя? Откуда взялась эта мелодия? Ты знаешь, что ты
поешь?
Гризельда испуганно подняла глаза и вся покраснела, а вытащив брыкавшегося
Малыша из воды, сказала:
- Да, сэр, это то, что я пою, когда укладываю спать свою бабулю. Не пищи,
зайчик, будь хорошей деткой. Вот послушай: "Я качаю свою детку, я качаю свою
детку", - опять запела Гризельда, покачивая закутанного в полотенце Ричарда у
себя на коленке.
- Кто тебя научил этой песне? - допытывался профессор.
- Да в чем дело, Джим? - спросила Маргарет.
- Помолчи, Пегги, - сказал профессор. - Кто научил тебя словам и мелодии,
Гризельда?
- Никто не учил, сэр. Бабуля когда-то ее пела моему дедушке, а потом моему
папе, а потом мне, а теперь я сама ее пою бабуле и Малышу.
- А кто ее пел твоей бабуле?
- Ее бабуля.
- А кто ее пел бабуле твоей бабули?
- Оставь эти глупости, Джим, - засмеялась Маргарет. - Откуда ребенку
знать? Ты так можешь дойти до царствования Вильяма и Мэри.
- Я и дальше дойду, если понадобится, - сказал профессор. - А теперь,
Гризельда - Гризельда, Боже, твоя прабабушка называла тебя Гриззель?
- Гриззи, сэр.
- Отлично, сойдет и Гриззи. Скажи, а как зовут твою бабушку?
- Мою бабулю зовут Гризельда, и ее бабушку звали Гризельда. Мы все
Гризельды, из-за этой песни. Она называется "Песня Гриззель", сэр.
- Да, я знаю, - сказал профессор, весьма всех удивив.
- И это наша песня, - сказала Гризельда, осторожно промокая все складочки
у Ричарда.
- Прелесть ты моя, - сказала Маргарет, наклоняясь его поцеловать.
- Не перебивай, Пегги, - сказал профессор. - Что ты имеешь в виду,
Гризельда, "наша песня" - твоя песня?
- Она была написана для нас, - ответила Гризельда. - Для одной из нас, из
Гризельд, много лет тому назад, но я не знаю, для какой именно.
- А ты знаешь, кто написал ее?
- Мистер Деккер, сэр!
- Именно! - торжествующе сказал профессор.
- Из-за чего ты так разволновался, Джеймс? - спросила Маргарет.
- Замолчи же, Пегги. Послушай, Гризельда, как ты узнала, что мистер Деккер
написал эту песню, да еще для "одной из вас"?
- Потому что это есть в книге, сэр.
- В какой книге?
- В бабулиной. Ну, в той, где плохое правописание и печать такая
диковинная.
- А, печатная книга, - в голосе профессора прозвучало некоторое
разочарование.
- Да, сэр. Но песня написана от руки, на обратной стороне обложки, а под
ней приписано "Моей детке Гриззель. Т.Деккер", и день, и месяц, и год.
- А какой месяц, какой год?
- Октябрь одиннадцатого дня, одна тысяча шестьсот третьего года, - сказала
Гризельда.
- Эврика, - провозгласил профессор.
- Никак ты с ума сошел, Джеймс? - вопросила Маргарет.
Но профессор уже задавал новый вопрос:
- А где эта книга сейчас?
- Думаю, Белла сидит на ней, сэр.
- Белла?
- Моя кукла, сэр. Книга хорошая для нее подпорка.
- А где же Белла? - спросил профессор, обегая глазами комнату.
- Я оставила ее у бабули в Приюте, сэр, чтобы ей не было скучно.
- Ага, так ты уступила свою детку другому, не так ли. Терпеливая Гриззель?
Завтра мы вместе пойдем в Приют навещать твою бабулю.
У Гризельды разгорелись глаза; тем временем она застегивала пижамку с
пушистым начесом на Ричарде, но сказала она лишь:
- "Терпеливая Гриззель" - так называется книга, сэр.
- Да, я знаю, - сказал профессор, - я знаю.
На следующий день профессор заехал за Гризельдой и повез ее в Приют для
престарелых. Он приехал раньше того, как Ричард справился со своей первой
бутылочкой молока, и миссис Гринтоп заметила:
- О, ты ранняя пташка, Джеймс.
На что профессор ответил:
- Кто рано встает, тому Бог дает.
Они застали Прабабушку К„фью еще в" постели, сидящей в подушках, около нее
была Белла, подсматривавшая из-под лоскутного одеяла. Прабабушка с живостью
взглянула на Гризельду и сразу сказала:
- Что, Гриззи, идем домой?
- Этот джентльмен хочет взглянуть на твою книгу, бабуля.
- А вот она, на окне, пусть глядит, если хочет.
Профессор взял старую книгу в кожаном переплете, бережно открыл ее:
сначала он посмотрел на титульную страницу, потом на обратную сторону обложки.
И оба раза кивнул головой, как будто чем-то довольный, а потом присел на
постель Прабабушки К„фью, точь-в-точь как доктор, и сказал:
- Расскажите мне об этой книге, миссис К„фью. Вы что-нибудь помните из
того, что вам о ней говорили?
- Помню ли я? - негодующе вскричала Прабабушка К„фью. - Конечно, помню!
То, что мне рассказывала моя бабушка про то, что ей рассказывала ее бабушка, я
помню так, будто это было вчера. За кого вы меня принимаете? За старую калошу,
вроде Эмили Дин, у которой мозги, как решето?
- Ну, конечно, нет, миссис К„фью. Расскажите мне в точности, что вы
помните,- попросил профессор.
Глаза у Прабабушки К„фью загорелись как никогда, стоило им обратиться в
прошлое.
- Моя бабушка, - сказала она, заговорив так внятно, как Гризельда не
слышала чтобы она говорила раньше, - родилась, когда на троне сидел король
Вильям Оранжский, благослови его Бог, а е„ бабушке было тогда девяносто три
года, хотя она прожила не больше ста четырех, бедняжка, но одиннадцать лет она
пела бабушке эту песню, которая в книге, которую сочинил для нее ее
собственный папа, когда она родилась, и напечатал в книге, и написал от руки.
- Мистер Томас Деккер, - сказал профессор.
- Именно так его звали, сэр.
- Это был ваш пра-пра-пра-прадедушка?
- Смею сказать, сэр.
- Он был знаменитым человеком, миссис К„фью.
- Не удивляюсь, сэр.
- А как звали бабушку вашей бабушки, миссис К„фью?
- Гризельдой, сэр.
- А как вас зовут, миссис К„фью?
- Гризельдой, сэр.
- И эту девчушку тоже зовут Гризельдой?
- А то как же, сэр. Бог ты мой, - прыснула Прабабушка К„фью - столько
вопросов про то же самое имя.
- Миссис К„фью, я хочу вам сказать, что этой книге большая цена. И я хотел
бы купить ее у вас.
Прабабушка К„фью взглянула на него и улыбнулась своей милой, лукавой,
жадной улыбкой.
- Большая цена? Десять шиллингов?
Профессор заколебался:
- Гораздо больше, миссис К„фью.
Неожиданно Гризельда собралась с мужеством заговорить:
- Как вы думаете, она стоит тридцать пять фунтов, сэр?
Профессор опять заколебался, а потом сказал:
- Я думаю, она вполне стоит пятьдесят фунтов, Гризельда. Во всяком случае,
я могу заплатить пятьдесят фунтов твоей бабушке, если она захочет ее мне
продать.
- О, - выдохнула Гризельда, - спасибо, сэр!
- За что ты благодаришь джентльмена, Гриззи? - спросила Прабабушка К„фью с
едкостью. - Это моя книга, а не твоя.
- Да, да, бабуля, - беспокойно согласилась Гризельда.
- И я ее ему не продам... - упрямо продолжала старая дама.
- Бабуля, о...
- ...меньше, чем за десять шиллингов, - закончила Прабабушка К„фью.
Профессор засмеялся, а Гризельда чуть не заплакала от радости.
- Ну, Гриззи, довольно всякой чепухи, - сказала миссис К„фью. - Почему ты
не поднимешь и не оденешь меня? Что сделалось с твоими волосами, детка?
- Меня остригли, когда я была в больнице.
- А ты была в больнице?
- Да, бабуля, разве ты не помнишь?
Прабабушка К„фью тоскливо уставилась на короткие волосы Гризельды.
- Мне так не нравится, - сказала она наконец. - Не надо было делать без
моего разрешения.
Вдруг она совсем сникла:
- Одень меня, Гриззи. Я хочу домой.
- Сегодня вечером, прямо сегодня вечером, бабуля, - пообещала Гризельда.
Она сунула "Терпеливую Гриззель", написанную Томасом Деккером, в руки
профессору и бросилась бежать со всех ног. В кабинет сквайра ввалилась без
стука совершенно запыхавшаяся Гризельда и крикнула:
- Прошу вас, сэр, прошу, фермер Лоусон дает вам тридцать фунтов за наш
домик, а мы вам заплатим тридцать пять, мы вам заплатим пятьдесят...
Вот почти и вся история. Вскоре вслед за Гризельдой приехал профессор, и
вс„ разъяснилось. А когда мистер Гринтоп поверил, что Прабабушка К„фью
действительно обладает целым состоянием в пятьдесят фунтов, и когда он
услышал, как Гризельда, разом смеясь и плача, умоляет его привезти прабабушку
домой, обещая всю жизнь нянчить Малыша Ричарда, когда станет больше не нужной
своей бабуле - мистер Гринтоп тут же сдался и сказал:
- Ну ладно, Гризельда, я согласен, вы получите домик за тридцать пять
фунтов, а пятнадцать я вложу в какое-нибудь дело и буду вам давать понемногу,
когда вам понадобится.
В тот же самый вечер Гризельда съездила в Приют в коляске миссис Гринтоп,
за ней следовала еще и подвода. В коляску она усадила Прабабушку К„фью, вместе
с ее Библией, ее шалью, ее чайником, ее лоскутным одеялом, и Беллу, а на
подводу пристроила ее кресло-качалку, ее часы и ее маленький деревянный
сундучок с одеждой; и тронулись они обратно к самому последнему дому в
Переулке, где уже горел в камине огонь и была постлана свежая постель. Курочки
кудахтали, пчелы гудели, розы все распустились, и вот первое, что Прабабушка
К„фью сказала:
- Если ты меня посадишь у кустов смородины, Гриззи, я буду отгонять птиц,
пока ты заваришь чай.
Поздно вечером, когда счастливая Гризельда укладывала свою бабушку в
постель, она отмывала ее иссохшие пальцы от красных пятнышек и говорила:
- А теперь ты выпьешь лекарство.
- Нет, Гриззи, не буду, лекарство горькое.
- Будешь-будешь, бабуля. А потом я тебе дам конфетку.
- А две конфетки дашь? - спрашивала бабушка. - А сказку расскажешь?
- Расскажу. Я расскажу тебе сказку про великаншу, у которой было три
головы и которая жила в медном замке.
- Эта мне нравится. Сдается мне, старая Эмили Дин сегодня счастливицей
будет.
- Ну, бабуля, выпей лекарство.
- А Белла уже пила?
- Пила и даже не поморщилась. А вот твоя конфетка, а вот еще одна. Дай я
подоткну тебе одеяло. А теперь лежи тихо и слушай. Однажды жила-была
великанша.
- Ага, - сказала Прабабушка К„фью.
- И было у нее ТРИ ГОЛОВЫ!
- Ага!
- И жила она В МЕДНОМ ЗАМКЕ!
- Ага, - и Прабабушка К„фью закрыла глаза.
- Баю, баю, бай, - пела счастливая Гризельда. - Я качаю свою детку! Я
качаю свою детку!
Элинор Фарджон
Западный лес
I
Я знаю, ты нежнее,
Чем травка на лугу,
И, как звезда, ты светишь
Попавшему в пургу.
Тоскую я о травке,
Мечтаю о звезде,
А кто ты, я не знаю,
Тебя ищу везде.
Как только молодой король дописал последнее слово в своем стихотворении,
горничная Селина постучала в дверь.
- В чем дело, Селина? - нетерпеливо отозвал
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -