груженный еще в предыдущий разговор, похоже, и не услышал.  Лишь  к  концу
лицо его оживилось изумлением.
   - Какой годик? Ты о чем вообще-то?
   -  Ну,  ты  помнишь,  о  чем  мы  договаривались.  Чтобы  взять  в   руки
информационные технологии.
   - Да ты! - Второв поперхнулся. - У меня банк разваливается. Банк! Вот что
спасать я должен. Знаешь ли, сколь здесь труда моего? Денег моих  зарыто?  А
ты мне - с играми этими! Да я сейчас все, что можно, распродавать буду. Душу
за лишний день жизни для банка заложу! Вот! - Он  выхватил  из  пачки  лист,
подбежал к гостевому столику и впечатал его перед  сидящими.  -  Здесь  наши
долги по форвардам. Если не закрою - все! А вот это видишь?
   Второв отчеркнул пальцем.
   - Пятнадцать миллионов АИСТу. Ровно за  неделю  до  дефолта  назаключали,
паскуды! Ну ладно с иностранцами! Но с  этим!  Уж  он-то  все  знает,  морда
жидовская. Ужом по Белому дому ползает. Раз заключает по семнадцать  рублей,
так неспроста... Так нет, все подписали,  суки.  Собственная  прибыль  глаза
застила. Cтратеги хреновы.  В  общем,  встречался  я  вчера  в  аэропорту  с
Онлиевским. Договорились, слава богу. Хоть здесь пробоину  закроем.  Короче,
акции переоформляйте на АИСТа.
   И, предвидя реакцию строптивого своего подчиненного, добавил настойчиво:
   - И то удача, что шестью миллионами, считай, пятнашку отбили.
   - Погоди! - теперь и опешивший поначалу Забелин отошел. - При чем  тут...
Мы не под АИСТа сделку паковали.  Разве  забыл  о  стратегической  задаче  -
информационные технологии доводить и через них  подниматься?  -  Говоря,  он
косился на сжавшегося недобро Максима.
   - Не ко времени разговоры, Алексей Павлович!
   - Не ко времени?! - вышел из-под управления и Флоровский. -  А  когда  же
оно у вас наступит, время это вожделенное? Десять лет науку,  как  девку  по
панели, таскает кто ни попадя. Все заплатить обещают. А она-то, бедолажка, и
вовсе вся изошла. Осталось два-три живых сперматозоида, так мы и их теперь!
   - Это кто такой речистый? - с холодным интересом  уточнил  Второв.  -  Не
возьму в банк! - отказался он от прежнего предложения.
   - Как бы самому на панели не оказаться.
   - Заткнись, - пробормотал Забелин. - С ним так нельзя.
   И другим, увещевательным тоном обратился к насупившемуся вновь Второву:
   - Но, Владимир Викторович! Мы-то с тобой знаем, что такое АИСТ. Да ему на
все, что карман его не набивает, глубоко наплевать.  Через  неделю  выбросит
институт на  улицу,  наразмещает  какие-нибудь  интим-шопы  и  будет  стричь
аренду. Получается, чтобы сегодня спастись, мы завтрашнее вырываем. Но ты-то
не АИСТ! Вспомни, для  чего  вообще  банк  затевали!  Ведь  какая  мощь  там
собрана! Один академик чего стоит.
   -  Академики!  -  слово  оказалось  некстати.  Пребывавший  в   некотором
затупении Второв встрепенулся. - Вот они в работе. - Он ткнул в  злосчастную
дверь, через которую выволокли перед тем злополучного профессора. - И я  для
них должен дело жизни губить!
   Он  поднялся,  отошел  за  барьер  внушительного  стола,  встал  за  ним,
заставляя тем подняться и посетителей.
   - Словом! Завтра же  переоформляйте  акции.  После  этого  получите  свои
полтора миллиона. Выполнять!
 
   В предбаннике они наткнулись на Керзона.
   - Все знаю, - опередил он встрепенувшегося Забелина. - Но  не  союзник  я
тебе. В этом я с Второвым един - банк спасать надо. И тут уже все  средства,
как понимаешь... А если не понимаешь... - Он многозначительно помолчал. -  А
металлургия, авиация, кондитерка, наконец? Сколь вложено. И на торги. Все на
торги, - горько произнес он.
   Именно Керзон много лет пробивал и лелеял то, что теперь  было  гордостью
банка, - могучий кондитерский холдинг. И завтра начинались первые переговоры
о его продаже.
   - Вот ведь как обернулось,  -  и  не  прощаясь  он  вошел  во  второвский
кабинет, как в добрые старые времена, без доклада.
 
   Едва выйдя  из  банка,  они  натолкнулись  на  подошедших  к  двери  двух
гогочущих,  раскрасневшихся,  неестественно  оживленных  мужчин,  в  которых
Забелин узнал нового начальника юруправления Кичуя и Женю Снежко. С  ним  он
не сталкивался с того, мартовского совещания. За эти несколько месяцев  Женя
полностью освоился среди высшего  менеджмента  новой  волны,  обрел  доверие
Второва и недавно, по рекомендации  Баландина,  был  назначен  на  должность
вице-президента.
   При виде Забелина Кичуй сконфузился и, быстренько кивнув, юркнул в дверь.
Снежко же, хоть и смущенный, широко развел руки.
   - Держу пари. Сейчас скажет: "Твою  мать!  Кого  я  вижу?"  -  быстренько
"забил" Максим.
   - Алексей Павлович! Дорогой! Вот не  чаял.  Последний,  самый  ходовой  в
банке анекдот слышали? Разговаривают голова и  задница.  Голова  спрашивает:
"Ну почему так? За мной ухаживают, моют. Я все время на чистых  подушках,  в
холе - и несмотря на это, вся в морщинах, облезлая. А ты на  чем  только  не
елозишь - и все такая же гладкая да белая". - "А ты делай как  я  -  сри  на
все"! Ну как? - Не дожидаясь реакции собеседника, Снежко радостно захохотал.
   - Похоже, на злобу дня? Хорошо рассказываешь. Видно, что  от  души,  -  и
Забелин, не церемонясь, отодвинул с дороги  бывшего  подчиненного  -  раньше
пьянок среди рабочего дня в банке не было.
   Выйдя из здания, он оглянулся:
   - Недолго музыка играла...
   - М-да, подставили дружки твои, по полной программе  подставили.  Чего  ж
дедам теперь скажем? - Максим удрученно  замотал  головой:  -  А  Мельгунова
кондрашка хватит.
   - Пошли-ка, Макс, подлечимся, - стоять под закрепленным на  стене  гордым
банковским знаком было невыносимо, - в Зеленом доме зеленым змием.
 
   Глава 11
   Академики
   - Юрий Игнатьевич, извините, но там... - по тому, что пожилая секретарша,
выучка которой  была  отполирована  десятилетиями,  ворвалась  без  стука  в
кабинет, стало понятно, что произошло нечто чрезвычайное.
   - Что у вас еще, Аглая Витальевна? - нарочито сухо поторопил Мельгунов. -
Вы уж половину воздуха в этом помещении в себя заглотили.
   - Сюда сейчас... Там, в лифте, Онлиевский. С охраны  позвонили.  Ну,  тот
самый!
   - Вот как? И кто ж его пропустил?
   - Говорят, сами это... пропустились.
   В приемной хлопнула дверь, обозначились нарастающие голоса,  и  вслед  за
тем в раскрытую дверь вошел человек,  в  котором  трудно  было  не  признать
примелькавшегося на телеэкранах олигарха.
   -  К   сожалению,   без   звонка.   Но   проезжал   мимо.   Не   мог   не
засвидетельствовать. Да и присмотреться, не откладывая, знаете, интересно...
Вы свободны, - не прерывая дыхания, кивнул он застывшей секретарше.
   -  Юрий  Игнатьевич?  -  оправившаяся  от  оторопи  Аглая  демонстративно
повернулась к вошедшему спиной.  И  лишь  дождавшись  подтверждающего  кивка
директора, неспешно  пошла  из  кабинета,  заставив  загораживавшего  дорогу
Онлиевского посторониться. Дверь закрылась.
   - Хорошо выдрессирована. Одобряю. Вы позволите?.. Чего-то замотался, ноги
не держат. - Онлиевский уселся в кресле. Присмотрелся к стоящему по-прежнему
возле стола человеку. - Да, я не представился...
   - Считайте, представились. Чему обязан?
   - Очень хотел познакомиться. Да вы б  без  церемоний,  дорогой  академик.
Присаживайтесь.
   - Спасибо, постою. - Мельгунов плотнее оперся костяшками пальцев о  стол.
Лицо  его  приобрело  фирменное  каменно-неприязненное  выражение.  -  Боюсь
показаться невежливым.
   - Ну как угодно. - Онлиевский неохотно  выбрался  из  кресла,  подошел  к
обратной стороне стола. - Можем и с политесом. Вообще-то как проще  хотел  -
ввел в обычай по возможности все новые  поглощения  сам  осматривать.  Да  и
познакомиться с такой масштабной фигурой - это, знаете, даже  лестно.  Опять
же договориться об условиях дружбы нашей тоже лучше  сразу.  Чтобы,  знаете,
без недоразумений. Я надеюсь, десяток процентов вам  достаточно  будет?  Ну,
пару из них распределите среди своей ученой камарильи.
   Он присмотрелся к хозяину, который под маской холодности  тщетно  пытался
спрятать нарастающее непонимание.
   - Вообще-то предлагаю больше из уважения  к  вашему  имени.  Но  в  конце
концов, и у вас есть право на торг. Сколько тогда, по-вашему, вы стоите? Ну,
дорогой академик, не смущайтесь, я понимаю, вы  человек  от  науки,  но  это
рынок. Давайте сделаем ставки и побежали вместе.  Мы  ведь  теперь  обречены
быть вместе.
   - Вы, собственно, почему хамите в чужом доме? - прошелестело навстречу.
   - Я хамлю?! - искренне изумился Онлиевский.
   - Поимейте в виду, я вам не "дорогой", к тому же стар с вами  наперегонки
бегать. Я руководитель этого института, куда вы ворвались.  И  впредь,  если
вам заблагорассудится делать какие-то предложения о покупке, - я так  понял,
вы с этим здесь, - извольте вести себя менее бесцеремонно. Хотя вынужден вас
избавить от лишних хлопот - институт не продается. И за сим, как  говорится,
честь имею.
   Теперь настал черед поразиться Онлиевскому.
   - Не понял. Почему это я должен еще раз покупать то, что уже  купил?  Ну,
Юрий Иванович...
   - Игнатьевич. А впрочем...
   - Виноват. Я понимаю, что мой визит несколько ошеломителен. Вы, наверное,
ориентировались на Второва. Но поверьте, я не меньше его умею  отблагодарить
своих людей. Так стоит ли терять время,  когда  все  так  чудно  срослось  и
осталось обсудить только... технологию. Какую  сумму  вы  позаимствовали  на
скупку акций?
   - Это, простите, наше внутреннее дело.
   - Да нет, теперь вы меня простите, - с видом человека,  которому  надоело
попусту терять время, потребовал Онлиевский. - Потому что  это  сугубо  НАШЕ
дело. Мое и немножко ваше. Я так понял, что Второв до настоящего времени  не
известил вас,  что  принадлежавший  "Светочу"  контрольный  пакет  института
сегодня переоформляется на мою структуру. Тогда, боюсь,  я  слегка  опередил
события. Завтра-послезавтра после завершения всех  формальностей  я  подошлю
своих людей. И вы уже все тогда с ними обсуждайте.
   - Вы чрезвычайно опередили события, - отчеканил Мельгунов, вместе  с  тем
начиная подозревать, что за путаными словами нежданного визитера  скрывается
какой-то  непонятный  для  него  смысл.  -  Для  начала  -  акции  института
покупались на деньги, к "Светочу" отношения не имеющие. Так  что,  боюсь,  у
вас скверные информаторы.
   - Это проблемно, академик. Не станет же в самом деле Второв продавать мне
то, чем не владеет.
   - Повторяю, ни "Светоч", ни кто другой из вашей  братии  к  институту  не
будет допущен на пушечный, как говорят, выстрел.
   - Трудный вы, оказывается, человек, Юрий Иванович. Знаете, пожалуй, я вам
десяти процентов не дам. До такой  степени  не  владеть  обстановкой.  Честь
имею.
   - Надеюсь как раз, что ни вас, ни ваших людей я не буду иметь чести...
   - Ну полно,  в  самом  деле,  кочевряжиться-то,  -  оборвал  рассерженный
Онлиевский. - Вижу, что люди вашего склада по-хорошему не понимают. Нравится
вам это или нет, но честь такую вам стерпеть придется. Потому что институтец
ваш - отныне мой. Так-то, дорогой!
   - Ступайте-ка вон! - гневно потребовал Мельгунов. - Не знаю, что  вы  там
задумали, но имейте в виду, жульничества ваши здесь не  пройдут.  Мельгунова
весь мир знает. И если что - общественность подниму.
   - Вот это называется напугать ежа. Да  что  общественность!  Окститесь  -
кому сейчас до чего дело есть? - снисходительно остановил  разволновавшегося
старика Онлиевский. - Ладно, не переживайте так.  Дадим  вам  что-нибудь.  И
лабораторию какую-нибудь оставим. Паяйте себе.
   - Ну, прощайте. - Он удивленно мотнул головой. - А вот  кого  я,  похоже,
точно недооценил, так это Забелина, - как разыграл  партию  мужик.  Вот  кто
подлинно академик! - И Онлиевский вышел, за ним хлопнула дверь приемной.
   "Забелин?!" - Лицо Мельгунова покрылось потом, вытянутые в  струнку  губы
задрожали. Весь предыдущий, казавшийся нелепицей разговор разом выстроился в
логическую цепочку.
   Он нажал на кнопку, ищущим движением нащупал и придвинул под себя кресло.
   - Вызывали? - Вбежавшая секретарша в тревоге  всматривалась  в  директора
института: за последний год дважды приходилось вызывать неотложку.
   - Где?! Флоровский где?
   - Максим Юрьевич, он с  утра  куда-то...  Может,  Власова  знает,  она  в
приемной... Юрий Игнатьевич, вам плохо.
   - Власову сюда.
   Наталья, перепуганная, как и все, неожиданным визитом  и  через  открытую
дверь прислушивавшаяся к голосам  в  кабинете,  вбежала  тотчас.  Вбежала  и
обмерла.
   - Флоровский - в "Светоч" уехал?
   - Юрий Игнатьевич!
   - Он к Забелину поехал?!
   - Да, но... Это не то, что вы думаете.
   - Стало быть, вот оно что. Ступайте вон. Хочу побыть один.
   - Юрий Игнатьевич, мы как раз собирались объясниться, -  вскинулась  было
Наталья,  но  потерянно  замолчала:  сквозь  растопыренные  пальцы  за   ней
наблюдали страдающие, все понявшие глаза.
 
   Подвальчик был заполнен чуть на треть - после  кризиса  контингент  резко
схлынул.
   - Алексей Павлович! - подбежала  с  неловкой  улыбкой  метрдотель.  -  Не
ждали.
   - Вижу! - кивнул Забелин - "персональная" его кабинка была занята,  и  на
стене выделялось свежее пятно от сорванной таблички.
   - Сейчас по соседству накроем.
   - Да мы  как-нибудь  бочком  у  стоечки,  -  гордо  отказался  Максим.  -
Реактивные вы наши.
   - По двести коньяку напузырь, - обратился он к бармену.
   - Ну, чин-чин? За несбывшиеся надежды.
   И с меланхолической этой ноты сорвался:
   - Но почему судьба  такая  несчастливая?  Всякий  раз,  как  доброе  дело
сделать норовлю, тотчас в дерьме оказываюсь. Зарекался  уже.  И  вот  опять.
Думал, альма-матер, наука - святое дело.
   - Если  можно,  потише,  -  попросил  бармен.  Вскрики  Максима  нарушили
гармонию элитарного ресторана.
   - Что?!
   -  Извините!  -  Бармен  успокаивающе  поднял  ладони  -  глаза  громкого
посетителя горели отчаянностью.
   - Но на тебя я не в обиде. Ты как раз свое дело сделал. И  банку  денежку
принес,  и  себе  с  полмиллиончика  заработал.  Выполнил,  можно   сказать,
поставленную социальную задачу... А ты  чего  глазеешь,  абориген?  Если  уж
подслушиваешь, так хоть наливай вовремя. Еще два по двести,  -  неприязненно
скомандовал он бармену. - А вот куда я от себя денусь? А Наталье что  скажу?
Она-то все победу справляет - уж таких планов насчет  института  нагородила.
Ее да Астахова твоего послушать, так через год мэнээсы по  пятьсот  долларов
получать станут. Будут они теперь получать пособия по безработице.
   - Так что предлагаешь?
   - Чего уж предлагать, когда раком поставили?  Теперь  как  в  анекдоте  -
расслабься и получай удовольствие. Хорошо хоть не задаром. Как  там  наши  с
тобой резвушки говорили? Мы не из-за денег. Но лучше дайте.
   - А если не отдаваться? - Забелин увлеченно созерцал блики в бокале.
   - Плесни-ка, браток, еще сотняшку. - Максим сноровисто  катнул  бокал.  -
Так вы тут чего-то как будто...
   - Акции на твоей компании. Кредит получен аж на пять  лет.  За  пять  лет
можно отработать.
   Он глотнул коньяку.
   - И  это  мне  ТЫ  предлагаешь?  А  как  же  банк?  Ты  ж  для  всех  там
штрейкбрехером становишься. Потому  что  на  пятнадцать  миллионов  подставу
делаешь.
   - Есть, конечно,  проблемы.  Сказать  по  правде,  и  сам  колеблюсь.  Но
все-таки если выбирать: не по-божески это - одних спасать за счет других.
   - Чегой-то?! - поразился услышанному Максим. - Эва как ты до сих  пор  по
Юльке страдаешь.
   - Положим, страдаю. Так что?
   - В другой стране - "да".
   - А здесь?
   - А здесь полный абзац. Я,  конечно,  отдаю  должное  твоему  порыву.  Но
по-моему, ты сам не очень в себе. Уж если тебя семнадцатое августа ничему не
научило. "Двигать" что-либо в этой стране без мощной  "крыши"?  Утопия  это,
Стар. Да еще теперь, когда на нас на прямую наводку вывели АИСТ. Этот, сколь
слышал, сантиментами не отягощен - разотрет и скажет, что так и було.  Я  не
камикадзе. И в  эти  игры  отыгрался.  Уеду  я  обратно,  -  ответил  он  на
безмолвный вопрос. - И теперь уже навечно. Там,  конечно,  таких  завихрений
нет, - тупые правильные буржуины сидят. Но может,  в  том  и  прелесть,  что
тупые. Сегодня я окончательно понял: здесь  никто  и  не  думает  играть  по
правилам.
   И вдруг всхлипнул.
   - Прости! Нервы ни к черту! Пойду я. Наталью надо еще подготовить. Ладно,
не робей, друган! Все на себя возьму.
   - И что ты, любопытно, собираешься взять?
   - А все. Завтра же подписываю договора эти гребаные, получаем денежку и -
только меня и видели.  Обрати  внимание  на  благородство:  тебя  в  стороне
оставляю - в ослепительно, как ты любишь, белом  фраке.  А  то  знаешь  что?
Поедем вместе - здесь все равно нет будущего. Есть у меня мыслишка - не  зря
полгода в институте отсидел. Я теперь все их наработки знаю.  Там  на  самом
деле на реальном подходе две-три  темы.  Ими  занимается  пара  раскрученных
мальчиков. Берем их с собой на Запад. Организуем собственный  центр.  Да  не
ухмыляйся - по-настоящему.  Чтобы  довести  темы,  хватит  пятисот  тысяч  с
запасом! Через полгода, ну год от силы, раскрутимся, сами  сможем  торговать
технологиями. И не смотри на меня так. Для нас стараюсь. Между прочим,  и  о
стариках наших подумал! С каждой продажи сможем  тысяч  по  двадцать  баксов
каждому передавать. Это ж какие для них деньжищи! Куда лучше,  чем  здесь  у
корыта разбитого! А Юрия Игнатьевича попросту с собой  перетащим.  Под  одно
его имя, кстати, любые бабки дадут. И по причине хамской твоей натуры можешь
не благодарить.
   - Ты ничего не подпишешь. Максимушка, мы взяли на себя ответственность за
других.
   - Вот только без соплей! Думаешь, мне не тошно? В очередной раз в  дерьмо
окунули. Показали, ху из ху. Но кому станет лучше, если завтра мне  открутят
голову, а их всех все равно "опустят"? Да и потом, не затей мы этой  скупки,
так институт бы уже раздевал "Балчуг". Я страдаю вместе с тобой.  Я  страдаю
больше тебя, потому что не тебе - мне придется объясняться с Мельгуновым, не
тебе - мне придется все это подписывать. И не ты, а я опять теряю, извини за
пафос,  Родину.  Но  поймали  нас  на  ловленом  мизере.  Чего  уж   теперь?
Проигрывать тоже надо уметь. Завтра отойдешь, спасибо скажешь, что я за тебя
дерьмо разгребу.
   - Ты ничего не подпишешь, - упрямо повторил Забелин и, придержав нетвердо
слезшего  с  табурета  приятеля,  внушительно   добавил:   -   Тебе   нечего
подписывать, мой бедный Макс.
   - То есть? В чем проблемы? Я директор "Лэнда" и подпишу договор о продаже
его акций. Кто может мне помешать? Если только ты. Но тогда, раз решил  меня
под нож подставить, потрудись хотя бы объясниться. -  Максим  с  нарастающим
беспокойством вглядывался в неподвижную спину. - Шутки играешь, - облегченно
догадался он.
   - Тебя, Флоровский, всегда губило верхоглядство. Не  хотел  говорить.  Но
иначе  глупостей  понаделаешь.  Да,  ты  значишься  директором  "Лэнда".  Но
директором материнской компании "Профит", если помнишь, была Лагацкая.
   - Ну и?..
   - Если бы ты удосужился внимательно проштудировать уставные документы, ты
увидел бы то, что  директор  "Профита"  по  уставу  имеет  право  единолично
продавать дочерние компании.
   - Ты хочешь сказать, что "Лэнд"?.. - Флоровский захлебнулся в догадке.
   - Именно. "Лэнд", то есть  компания,  на  которую  оформлено  восемьдесят
процентов институтских  акций,  давно  принадлежит  не  "Профиту",  а  некой
офшорной кипрской компании, которая, в свою  очередь,  управляется  мною.  И
сегодня же приказом ты будешь освобожден от должности  директора.  Считай  -
свободен.
   - Врешь! - Максим с силой ухватил Забелина за плечо. - Врешь ведь! Скажи,
что врешь!
   Забелин досадливо освободился.
   - Еще сто пятьдесят, - катнул он фужер к опасливо прислушивавшемуся к  их
разговору бармену. - Съезди с утра в регистрационную палату и убедись.
   - Стало быть,