дения, но
я все равно ощущал, что, несмотря на эту дрожь, ее мозг  остается  холодным,
четко отслеживающим происходящее.  Я  никак  не  мог  заставить  ее  втянуть
антенны и включить форсаж,  и  это  вызывало  у  меня  недоумение  и  легкое
раздражение.
   Напрасно я гладил ее эрогенные зоны, сменяя нежность грубостью, мял зад и
кусал соски, а потом, оставив их, медленно  поднимался  поцелуями  к  шее  и
спускался к тончайшим щупальцам  вокруг  хорошо  увлажнившейся  уже  вагины.
Тяжело дыша, Таш вздрагивала и извивалась под моим натиском, но одновременно
сама очень изобретательно обхаживала меня и так и  не  допустила,  забывшись
по-настоящему,  ни  одного  неверного  движения,   не   издала   ни   одного
неконтролируемого звука.
   В отчаянии я  стал  исследовать  каждый  квадратный  миллиметр  ее  кожи.
Перевернув ее, я проталкивался языком в тазовые углубления  над  татуировкой
бабочки-капи, гладил по голове, кусал за бедра - все было тщетно.  Стоя  над
ней на коленях, я в отчаянии засунул руки ей под мышки и, упершись  большими
пальцами в подмышечные  впадины,  попытался  сгрести  в  пригоршню  лопатки.
Однако намерение свое я выполнить не успел.  Ибо  в  ту  же  секунду  уловил
пробивший тело Таш импульс.
   Развивая  успех,  я  пошевелил  пальцами,  а  потом,  когда   Таш   снова
непроизвольно дернулась, поднял ее правую руку и впился туда губами. И сразу
рухнула  и  разлетелась  вдребезги  хрустальная  стена,  невидимым  барьером
разделявшая нас до этого.  Взмыл  и  рассыпался  в  небе  искрами  фейерверк
карнавального  салюта.  Таш  громко  стонала,  умирая  и  плавясь  от   моих
прикосновений, ее руки то стискивали  меня,  то  бессильно  соскальзывали  с
плеч,  падая  на  простыни.  Горячее  тело  порывисто  изгибалось,  с  силой
прижимаясь ко мне, больно вдавливаясь в бедра и грудь, и  ослабевало  разом,
словно  Таш  на  секунду  теряла  сознание.  Не  убирая  рук  из-под  мышек,
переплетясь с ней мертвым узлом,  я  ласкал  ее  ногами,  губами,  членом  и
языком, ловя каждое движение, каждый стон или вскрик - так, как вслушивается
в серебристые звуки настройщик музыкального инструмента.
   Сознание мое отключилось. Я просто не мог думать ни о  чем,  захлестнутый
бурей сводящих с ума ощущений. Мои пальцы стали  необыкновенно  чуткими,  и,
касаясь каждой впадинки и выпуклости, я  словно  перебирал  эфирные  струны,
вызывая к жизни волшебную музыку надзвездных сфер. Правая моя рука  намертво
вклеилась  под  мышку  Таш,  а  левая,   раздвинув   ее   ноги,   тонула   в
захлебывающейся от клейкой влаги щели. Таш билась в моих руках, как рыба  на
крючке, и каждое движение пальцев исторгало из  ее  груди  дивный,  пьянящий
меня стон. Только теперь Таш полностью  отдалась  мне.  Не  в  силах  больше
сдерживаться, она трясла меня за плечи, хрипло крича: - Ну давай же!  Давай!
Давай наконец!
   - Сейчас, - шептал я, кусая и целуя в сладкой пытке бархатистые мочки  ее
ушей. -  Сейчас,  погоди  немного,  еще  чуточку,  самую  малость.  Ты  ведь
чувствуешь? Ты чувствуешь,  как  я  невыносимо  хочу  тебя?  Потрогай  моего
мальчика. Правда, он словно копье Безумного  Латника?  Там  на  конце  горит
пламя! Я спалю тебя этим факелом. Когда он пронзит  тебя,  ты  почувствуешь,
что внутри зажглась звезда. Берегись! Я отделаю тебя  так,  что  глаза  твои
вылезут на лоб и ты будешь орать во весь голос. Я возьму тебя с потрохами. Я
выпью тебя до капельки и обсосу каждую косточку. Держись за землю,  девочка,
я уже иду.
   Давно я не был в таком ударе. Я вошел  в  нее  так,  как  обычно  бросают
корабль на абордаж. Осатанев, я бил в нее, словно взламывал  тараном  ворота
родового замка моего заклятого врага. Я даже не слышал криков Таш, кончавшей
теперь беспрерывно. Ветер победы пел в  моей  груди.  Я  снова  был  в  бою,
разгоняя свой рейдер навстречу скрещивающимся лазерным лучам,  подныривая  и
уходя, крутя на десяти "g" смертельные виражи и срываясь от солнца в  атаку,
в атаку, в атаку!
   Таш давно уже не кричала, хрипло умоляя остановиться, но я вздергивал  ее
вновь и вновь, и она, подчиняясь, снова и снова взлетала к зениту, взрываясь
и падая, прижимаясь ко мне и обвисая в моих  объятиях,  царапая  мне  плечи,
скрежеща зубами, хватая за волосы, ругаясь и впиваясь в  меня,  и  замирала,
обессилев, чтобы через несколько минут снова хрипеть, и рвать меня пальцами,
и неистовствовать,  раз  за  разом  взмывая  от  форте  через  фортиссимо  к
ураганному финалу.
   Очнулся я оттого, что понял, что Таш  лежит  абсолютно  без  движения,  и
испугался, решив, что она  потеряла  сознание.  Застыв  над  ней,  я  словно
выныривал из омута, пробиваясь сквозь  мутную  многометровую  толщу  воды  к
светлеющему над головой далекому небу.  Странно  было,  что  мое  сердце  не
лопнуло от этой безумной скачки. Ему давно полагалось разойтись по швам.
   Я  смотрел  на  неподвижное  лицо  вытянувшейся  без  сил  на  скомканных
простынях Таш,  на  ее  серебристые,  разметавшиеся  по  валику  локоны,  на
вздувшиеся соски и стройные, слегка раздвинутые бедра, и огромная нежность к
этой девушке переполняла меня, теплой кровью пульсировала  у  ушей,  забытым
мужеством разливалась в мышцах, транквилизатором утишала  нервную  дрожь.  Я
так и не взял финального  аккорда,  но  чувство  удовлетворения  было  таким
глубоким и всеобъемлющим, что я не двигался, боясь его расплескать.
   Длинные ресницы Таш дрогнули, и вдруг неожиданно, так, что  я  зажмурился
от брызнувшего света, мне навстречу распахнулись ее когда-то  прозрачные,  а
теперь ставшие золотистыми глаза.
   - Великий дракон! - прошептала она слабым  еще  голосом  и  пошевелилась,
пытаясь подняться на локте. - Что это было?
   - Не знаю, - сказал я, вытягиваясь рядом и обнимая ее рукой. -  Наверное,
смерть.
   - Нет, - медленно, словно раздумывая, произнесла Таш. Лежа на спине,  она
неподвижно смотрела в покрытый желтыми и зелеными квадратами потолок,  будто
надеялась отыскать там ответ. - Это была не смерть...
   - Хочешь, я отнесу тебя в душ, - предложил я.
   - В  душ?  -  Она  снова  зашевелилась  и  наконец,  опираясь  на  валик,
приподнялась и села, обхватив руками колени. - Да... Попозже...
   Что-то тревожное было рядом, таилось в падающих на ворс  покрытия  тенях,
но что - я никак не мог понять.
   - Пора идти, - вдруг сказала Таш, поднимая голову.
   - Зачем? - по-дурацки спросил я, разом осознавая, что меня мучило и  чего
я боялся с той самой минуты, как пришел в себя.
   Чудо кончилось и больше не должно  было  повториться.  Я  хотел  удержать
выскальзывающее из пальцев мгновение, хотя знал, что это безнадежно.
   - Ты придешь ко мне еще раз? - спросил я на всякий случай.
   - Не стоит. - Таш  покачала  головой  и,  подвинувшись  к  краю  кровати,
спустила ноги на пол. - Так будет лучше. Ты же знаешь мое правило.
   - Да, - согласился я. - Меня предупредили.
   Я давно уже не ждал ничего от  жизни  и  научился  относиться  к  каждому
подарку судьбы  как  к  случайному  событию,  состоявшемуся  по  ошибке  или
недосмотру Плетущей Нить, Я понимал, что Таш неизбежно должна уйти от  меня,
но было все равно грустно и даже немного больно.
   "Не будь свиньей, - сказал я  себе.  -  И  не  дергай  за  хвост  спящего
дракона. Еще десять минут назад ты был невероятно счастлив.  Скажи  спасибо,
что Таш вообще согласилась встретиться с тобой. У тебя давно  ничего  такого
не было. И вообще могло никогда не быть".
   - Ты привезешь мне экипаж? - спросила Таш.
   - Конечно.
   Я еще раз оглядел ее, стараясь сохранить в памяти такой, какой  она  была
сейчас - нагой, стройной, невероятно красивой, сидящей на краю моей кровати,
и быстро вышел, почти выбежал, стараясь избавиться от соблазна сесть  рядом,
обнять и, мягко повалив назад, снова погрузиться  ртом  в  горячие,  жадные,
припухшие за последние полтора часа губы.
   На ватных ногах я вывалился  из  гостиницы  и,  завернувшись  в  накидку,
направился к площади Семерых. В это время найти  экипаж  было  труднее,  чем
после полуночи, но на площади находилась любимая  забегаловка  возниц,  и  я
рассчитывал на  успех.  Через  четверть  периода  я  уже  входил  обратно  в
гостиницу, пытаясь угадать, вернулся Оклахома или нет.
   Таш я обнаружил уже  полностью  одетой  и  расчесывающей  мокрые  волосы.
Увидев меня, она встала, Я остановился перед ней, и так  мы  стояли,  застыв
посреди зала, не отрываясь глядя друг другу в глаза. Я понимал, что прощаюсь
с ней, по сердцу у меня скребли кошки, но говорить я  не  мог.  Все,  что  я
хотел бы сказать, не имело для  Таш  никакого  знамения,  и  мне  оставалось
только молчать, доедая последние крошки с пиршественного стола.
   - Почему ты так смотришь? - спросила Таш, насквозь прожигая  меня  своими
прозрачными глазами. - Ты привез возницу?
   - Идем, - сказал я, - не будем тянуть.  А  почему  ты  боишься  открытого
взгляда? По крайней мере это честный взгляд. В нем нет никаких уловок.
   - Ты маньяк, - сказала Таш и улыбнулась. - Убийца.  У  меня  не  тело,  а
мешок с костями. Что ты сделал со мной?
   Я пропустил ее вперед, но,  когда  она  уже  собиралась  выйти  в  дверь,
остановил, положив руку на плечо. Таш замерла, не оборачиваясь,  и  тогда  я
крепко обнял ее сзади, зарывшись лицом в пепельный  водопад  волос.  Так  мы
стояли почти минуту, и я был бесконечно благодарен Таш за  то,  что  она  не
делает попытки высвободиться.
   Сейчас я был в  таком  состоянии,  что  мог  улавливать  ее  мысли.  И  я
отчетливо услышал, как мелькнула у  нее  в  голове  безглагольно-чувственная
цепочка: "По-моему, он очень несчастен".
   - Грустно тебе? - тут же спросила она вслух.
   - Не весело, - коротко отозвался я и вдруг неожиданно для себя добавил: -
Один я здесь...
   Сам не знаю, как это вырвалось. Но  предпринимать  что-либо  теперь  было
поздно. Начни я объяснять, что я на самом деле имел в  виду,  вышло  бы  еще
хуже.
   - Ладно, - сказал я, делая над собой усилие и разжимая руки. - Пора идти,
возница уедет.
   Мы вышли к подъезду. Больше всего мне сейчас  хотелось  узнать,  где  она
живет. Однако на Керсте не принято было провожать дам, и я ограничился  тем,
что помахал вслед рукой. После этого я не стал возвращаться в  Луговой  зал,
где уже наверняка трудились уборщики, а отправился к себе и как был в мокрой
накидке бессильно свалился в кресло перед компьютером.
   Мне хотелось привести в порядок спутанные мысли, но вместо  этого  я  без
устали снова и снова погружался в происшедшее со мной за последние два часа.
Сказать, что у меня давно не было ничего подобного, значило покривить душой.
У меня никогда не было ничего подобного. Ни с одной из девушек, с которыми я
был близок, ни здесь, ни на Земле, ни  на  тех  базах  и  планетах,  где  мы
судорожно отдыхали и зализывали раны во время наших коротких передышек, я не
переживал столь полного и глубокого слияния тел, а может быть, и душ.
   За то короткое время, которое  Таш  была  со  мной,  она  успела  вернуть
окружающему миру поблекшие и вылинявшие в результате ухода Марты  краски.  Я
словно возвратился на два часа в свое старое состояние,  когда  бытие  имело
вкус, цвет и запах и когда я вечером всегда знал, зачем  должен  просыпаться
утром. Жалко, что все закончилось, но,  несмотря  на  тихую  печаль,  я  был
бесконечно  благодарен  Таш.  Теперь,  после  ее  ухода,  у  меня  появилась
уверенность, что не все еще потеряно и рано или поздно я снова  стану  самим
собой.
   Вздохнув, я посмотрел на часы. До сеанса  связи  с  Давантари  оставалось
больше периода. Я подумал, что  ждать  этот  сеанс  абсолютно  бессмысленно,
поскольку теперь нам нельзя даже  толком  поговорить.  Надо  было  лететь  к
оставленным в предгорьях камерам слежения. Кого-то они сегодня,  несомненно,
взяли. Вот только кого? Вряд ли мне удастся быстро найти этих люден Но  если
кто-нибудь из них все же попадется мне однажды, я постараюсь его ни  за  что
не упустить.
   Я вытащил из ниши кибердоктора и прилепил его на грудь.  Охватившая  меня
после ухода Таш умиротворенность вовсе не исключала  возможности  очередного
приступа. Потом я пристегнул к наголовной повязке локатор, смотал до времени
все это в клубок и сунул в карман.  Без  локатора  в  сегодняшнем  тумане  я
рисковал вообще не долететь до своих камер. Бластер я решил не брать.
   Вылетев  за  город,  где,  кроме  придорожных,  не  было   других   линий
электропередач, я спустился пониже и, ориентируясь на шум воды, полетел  над
Ясоко к горам. Я мчался, опустив  голову,  сквозь  облепляющую  лицо  пелену
мелких капель и, зажмурив глаза, слушал играющую  внутри  негромкую  музыку,
имя которой было Таш. Сегодня мне отчаянно повезло, и я хорошо понимал  это.
Я чувствовал искреннюю благодарность к этой девушке и почти любил ее за  то,
что она для меня сделала.
   У моста, где стояла камера, я приземлился, но  задерживаться  надолго  не
стал. Быстро заменив кассетный блок,  я  поднялся  и,  снова  ввинтившись  в
туман, полетел к дороге на Лайлес. Самый короткий путь туда  проходил  через
поросший лесом конец горного отрога, отделяющий Драный  Угол  от  долины,  в
которой находился город. Но я предпочел не рисковать  в  тумане  на  сложном
рельефе. И только приняв решение, я вдруг осознал его причину. Еще вчера мне
было абсолютно безразлично, что случится со мной в ближайшем будущем. Теперь
я хотел жить.
   Собрав записи, я вернулся в гостиницу, но прежде, чем вставить кассету  в
рекордер, вывел на экран и быстро  прочитал  послание  Давантари.  Давантари
беспокоился  за  последствия  знакомства  с  Принцепсом.  В   присущей   ему
настойчивой  манере  он  просил  меня  глубже  внедряться   в   деятельность
правительства, но самому не предпринимать никаких  действий.  Я  раздраженно
усмехнулся и стер послание. Легко было догадаться, что сам Давантари ни разу
еще не внедрялся в Деятельность какого-либо правительства.
   После этого я  устроился  поудобнее  и  взялся  за  собранный  урожай.  К
сожалению, за истекшие сутки  из  района  Драного  Угла  не  велось  никаких
радиопередач. Но зато видеоматериалов  хватало  с  избытком.  По  дороге  на
Каймагир из города проехали пять экипажей  и  два  всадника.  При  этом  два
экипажа и один всадник успели засветло  вернуться  обратно.  Присланные  мне
Давантари камеры работали  надежно,  их  разрешающая  способность  оказалась
достаточно высокой. Несмотря на начавшие проседать облака,  лица  не  только
всадников, но и едущих в экипажах просматривались  совершенно  отчетливо.  Я
велел компьютеру подготовить рисованные портреты проехавших и стал  смотреть
запись с дороги на Лайлес.
   В сторону Лайлеса проехало всего три экипажа, один  из  которых  ближе  к
вечеру вернулся обратно К этому времени окончательно стемнело.  И  поскольку
ночью движение по горным дорогам из страха перед "волчатами" прекращалось, я
уже было собрался вынуть кассету. Однако не успел я открыть рот, как  камера
неожиданно мигнула еще раз и показала надвигающуюся на  меня  сквозь  мутную
пелену одинокую фару электромобиля.
   Я замер, изумленно уставившись на экран. Похоже,  это  был  как  раз  тот
случай, которого я так ждал. Жаль только, что сам я в это время не находился
на  дороге  на  Лайлес.  В  таком  тумане  я  мог   беспрепятственно   сесть
электромобилю на хвост и проследить за ним до самого конца поездки. Впрочем,
многое было ясно и без того.
   Камера зафиксировала, что через два часа, как раз когда я  искал  возницу
для Таш, электромобиль проехал  обратно.  За  это  время  он  никак  не  мог
добраться до Лайлеса и вернуться. Получалось, что либо электромобиль  доехал
до какого-то места на дороге, после чего повернул обратно, либо он заезжал в
тот самый необитаемый и сильно смахивающий на контрольный пост роя  поселок,
в котором я побывал прошлой ночью.
   Я не  сомневался,  что  электромобиль  правительственный.  В  разрушенной
войной стране мало кто мог позволить себе купить вместо предназначенного для
перевозки грузов мощного паровика дорогую, но  бесполезную  игрушку.  И  это
сочетание правительственного лимузина и ночной поездки в район Драного  Угла
показывало, что я на верном пути.
   Строго рассуждая, здесь было два возможных варианта. Либо  лимузин  возил
кого-то из городских на встречу в  горах  с  представителями  роя,  либо  он
отвозил обратно приходившего в город бандитского связника.  В  любом  случае
этот след мог вывести меня на тех лиц в правительстве, через которых рой вел
свою разрушительную политику.
   Снова и снова прокручивал я последние  кадры  записи,  то  приближая,  то
удаляя изображение, но попытки мои были бесполезны. В  темноте  и  в  тумане
разглядеть кого-либо внутри  машины  было  невозможно.  Впрочем,  оставались
шоферы правительственного гаража. При известной  сноровке  у  них  наверняка
можно было узнать, кто и зачем ездил вчера по дороге на  Лайлес.  Правда,  я
пока еще плохо представлял, как объяснить причину такого  интереса.  Будь  я
наземником, у меня не было бы с этим проблем. Однако я не был наземником.  Я
был капитаном рейдера и  всю  свою  жизнь  провел  на  разных  бортах.  Если
вспоминать каждый из них, то воспоминаний хватит до утра...
   Я  заметил,  что  мысли  стали  разбегаться,  и  впервые  за  много  дней
почувствовал настоящую  усталость.  Последние  два  дня  оказались  чересчур
напряженными.  Пора  было  спать.  Но  прежде,  чем  лечь,  я  обратился   к
синтезатору и заказал новые шелковые простыни. Старые показались мне слишком
мятыми и пахнущими потом.
   Раздевался я уже автоматически и, стянув  в  конце  концов  узкие  шорты,
замертво повалился на кровать, словно нырнул в омут. Я правильно прожил этот
день, и Великий Дракон наградил меня за  это.  Во  сне  было  много  солнца,
земной зелени и приветливой воды. Я бродил по небольшим  террасам,  поросшим
подстриженной травой, перебирался по изогнутым мостикам через  отсвечивающие
золотом крохотные озера, с любопытством пробегал глазами по разбросанным тут
и там садам камней, и все это время меня переполняли радость и покой. Во сне
я твердо знал, что рожден для счастья и что судьба  решила  если  не  совсем
оступиться от меня, то по крайней мере дать некоторую передышку.
   Потом пейзаж изменился, террасы и водоемы куда-то пропали. Однако  я  все
равно не останавливался в своем бесконечном движении. Раздвигая  пронизанный
солнечным сиянием воздух, я без устали все время спускался  по  травянистому
склону вниз и не испытал никакого огорчения, когда этот сверкающий мир  стал
распадаться. К этому времени я твердо знал, что я сюда еще вернусь.
   Проснувшись, я долго лежал с закрытыми глазами, пытаясь остаться в только
что покинутой мной сказочной стране. Однако новый  день  властно  пробивался
под опущенные веки и дальше в мозг, и не прошло и десяти минут, как я понял,
что осмысливаю план ближайших действий.
   Было уже довольно поздно, когда я вышел из гостиницы. Облака над  городом
поднялись к этому  времени  достаточно  высоко,  и  через  них  просвечивало
солнце. Купив в ближайшей лавчонке цилиндр нюхательной пудры, я направился к
Ракш.
   Мне снова пришлось долго ждать ее в одной из комнат втиральни. Однако  на
этот раз я проигнорировал поставленную рядом плошку с айей, а лег на спину и
воспользовался отпущенным мне временем,  чтобы  привести  в  порядок  мысли.
Итак, к сегодняшнему дню я  точно  знал,  что  в  горах  сидят  люди,  тайно
общающиеся с кем-то за пределами планеты. Я видел, что чистильщики и министр
полиции вступили  в  преследующий  незаконные  цели  альянс.  И  наконец,  я
выследил правительственный электромобиль,  посетивший  ночью  район  Драного
Угла, где находилась база пиратов.
   Нарисованная мной картина  не  была  противоречивой,  но  в  ней  имелось
множество пробелов. Мне так и не было ясно, является ли министр полиции  тем
человеком, который помогает рою  разваливать  экономику  страны.  Собстве