казской  национальности"  не  протолкнуться.  Героином
торгуют почти в открытую... И противно, и сделать ничего нельзя. За  жену  с
дочкой страшно.
   Черный закурил нервно и продолжил:
   - Ну так вот: я сменил Лешу. Примерно в одиннадцать  часов  вдруг  пришел
Тищенко.  Он  такой,  знаете  ли,  очень  неприятный  человек  был:  грубый,
приблатненный... Нехорошо  так  про  покойника-то,  но  из  песни  слова  не
выкинешь. Он пришел и сразу прошел к себе.
   - Он не показался вам взволнованным или странным? - спросил Петрухин.
   - Да нет. Как всегда... И видел-то я  его  несколько  секунд.  Я  сказал:
добрый день. Он что-то буркнул и прошел к себе. А спустя пару минут появился
Игорь Васильевич и некий мужчина с ним. Молодой, лет тридцати...  в  длинном
черном плаще и вязаной шапочке, в серо-красных кроссовках.
   - Вы хорошо его запомнили?
   - Да уж... запомнил на всю жизнь.
   - Сможете узнать?
   - Наверняка. У меня память на лица крепкая. Я на крейсерах служил, а  там
экипажи огромные. Как матросиков различать? Все в форме,  все  одинаковые  -
только в лицо... Запомнил  я  этого  убивца.  Да  и  вообще  трудно  его  не
запомнить.
   - Почему? - быстро спросил Петрухин. - Приметы какие-то?
   - Нет, - ответил Черный, - никаких таких особых примет  нет.  Нормальные,
правильные черты  лица.  Но  вот  характер!  Характер  у  мужика  несомненно
присутствует.
   - Как вы это определили? Капитан задумался, потом сказал:
   - Трудно объяснить... Но я убежден, что прав. Хребет  у  него  крепкий  Я
ведь всю жизнь с людьми работаю, научился понимать, кто  есть  кто.  Знаете,
как бывает? Приходит на корабль молодежь, и сразу видно,  кого  замордуют  и
шестеркой сделают, а кого нет. Так что  глаз  у  меня  наметанный,  товарищи
офицеры.
   - Хорошо, - кивнул Купцов. - А что дальше?
   - Дальше? Они вошли. Игорь Васильевич поздоровался,  а  тот  -  второй  -
нет... И они прошли к кабинету Тищенко. Я вообще-то обязан всех  посетителей
фиксировать в журнале, но поскольку этот убивец пришел  с  самим  Строговым,
то...
   - Понятно. Дальше.
   Черный снова закурил свою "Приму", и было видно, что  он  волнуется,  что
напряжен.
   - Дальше - выстрел! Выстрел - и я сразу понял, что произошло.
   - А как вы это поняли?
   - Не знаю. Не знаю как, но понял. Вот как-то мгновенно осознал,  что  это
не хлопушка, не петарда, а именно выстрел и именно в человека.  Я  не  знал,
кто стрелял, из чего стрелял, но понял сразу, что произошло убийство.
   - А звуки? Ссорились они перед выстрелом? Ругались?
   - Трудно сказать определенно. Что-то такое было - громкий голос, шум... А
потом - выстрел - и тишина. Потом - через минуту - другой. И - они выходят.
   - Кто шел впереди?
   - Игорь... Игорь Васильевич Строгов. Второй сзади, сбоку. Идет, и в  руке
у него помповое ружье, короткое, с полметра всего, без приклада.
   Черный говорил, а сам смотрел вдаль. Как  будто  всматривался  в  глубину
коридора, откуда приближался человек с ружьем в руке... убийца,  у  которого
крепкий хребет. День  был  нерабочий,  в  коридоре  горело  только  дежурное
освещение, из полумрака приближался убийца. Сквозняком тянуло  кислый  запах
пороха.
   - Я думал, - сказал Черный, - сейчас и меня тоже убьют... Они  подошли...
стоят... молчат... Потом  Игорь  говорит:  поедешь  с  нами.  Он  был  очень
бледный. Вот как будто вообще ни кровинки в лице. Десять минут  назад  вошел
нормальный человек, с улыбкой. А  стал  -  как  покойник.  Поедешь  с  нами,
говорит. Поехали... У Игоря - джип. "Опель-фронтера". С водителем. Мы  сели,
поехали. Я сзади сидел, рядом с этим... Господи, думаю,  куда  едем?  Зачем?
Убьют, думаю. И сам себя ругаю, что  даже  не  догадался  в  журнале  запись
сделать:  Строгов,  мол,  был...  Черный  вдавил  сигарету   в   пепельницу.
Вымученно. через силу, улыбнулся.
   - В общем, товарищи офицеры, скажу вам честно: испугался. Никогда в жизни
я так не боялся. Едем, а я даже  не  смотрю,  куда  едем.  На  Петроградской
оказались. Строгов мне и говорит:  ты,  Володя,  забудь  все,  что  видел  и
слышал. Ты, говорит, иди не  спеша  обратно.  На  Финляндском  пивка  попей,
можешь и водочки зацепить стакан... Я сижу, киваю. До  меня  и  смысл-то  не
очень доходит. Вот так. А  придешь  в  офис  -  позвони  в  милицию.  Ментам
расскажешь, что, мол, уходил  пива  попить,  а  когда  вернулся  -  нашел  в
кабинете мертвого Тищенко. Понял? Я, конечно, говорю: понял.
   - А тот, второй, говорил что-то? - спросил Купцов.
   - Нет. Он ни слова не произнес. Сидел всю дорогу молча, держал свой обрез
между колен. Кажется, жевал резинку.
   - Понятно... А водитель?
   - А что водитель? Ему до лампочки.
   - До лампочки... Ладно, что было дальше?
   - Дальше я все сделал, как сказал Игорь. Пешком  дошел  до  Финляндского,
там выпил две бутылки пива. Я ведь не люблю пиво-то...  печень  у  меня.  Но
выпил. Пришел в офис. Вот поверите - входить не хочется! Стою на ступеньках,
смотрю на дверь и входить - противно.
   - Мы отлично вас понимаем,  Владимир  Петрович,  -  сказал  Петрухин.  Он
вспомнил, как ему впервые  довелось  "общаться"  с  трупом.  Трупик  был  не
криминальный  -  пожилой  мужчина  умер  в  ванне  от  сердечного  приступа.
Пролежал, однако, он в воде  дня  три-четыре.  Вытаскивать  тело  из  ванной
"доверили" Петрухину, как самому молодому...
   - В общем, вызвал я милицию. Они  на  удивление  быстро  приехали.  Я  им
рассказал, как Игорь меня научил. А они говорят: ты что, дурак? Или  нас  за
дураков держишь? Твое, говорят, счастье, что ты человек уже  в  возрасте  да
еще  и  капитан  второго  ранга.  Иначе,  говорят,  мы  бы  тебя   носом   в
развороченный затылок Тищенко сунули... а вы тот затылок видели?
   Труп Тищенко ни Петрухин, ни Купцов,  разумеется,  не  видели.  Но  очень
хорошо представляли, как выглядит голова человека после выстрела из обреза с
близкого расстояния.
   Разговор с капитаном второго ранга Черным продолжался еще около получаса,
но никакой новой информации не принес. Когда  партнеры  покидали  общежитие,
Русланчика в вестибюле уже не было, но его место на подоконнике занял другой
кавказец. Почти наверняка он торговал наркотой.
   Партнеры вышли на улицу, сели в "антилопу".
   - Ну и что ты об этом думаешь, Леонид Николаич? - спросил Петрухин.
   - Я думаю, что  ты  прав:  блядство.  Вот  встретишь  на  улице  морского
офицера: черная форма, золото, кортик на  боку...  Во,  думаешь  -  о-го-го!
Крейсера, субмарины. Мощь и  гордость  державы!  А  держава  загнала  его  в
клоповник с наркоманами, с Русланчиками и Асланчиками, и плюнула на него.  И
вот он теперь каждый день думает: изнасилуют его жену  и  дочку  или  только
ограбят?.. Тьфу!
   - М-да, товарищ майор... Ваши благородные эмоции  понятны,  но  к  нашему
делу прямого отношения не имеют, - ответил Петрухин  и  вытащил  из  кармана
сотовый телефон.
   - О, да ты заматерел...
   - Олигарх Голубков, он же Витя Брюнет, снабдил средством связи....
   - Кому звонишь?
   - Ему и звоню, - ответил Петрухин и набрал  номер  Брюнета.  -  Очень  я,
Леонид Николаич, хочу познакомиться с водителем Строгова.

***

   Водителю Игоря Строгова было около  сорока  пяти.  Он  представлял  собой
классический тип профессионального питерского  водилы  из  тех,  что  водили
когда-то "номенклатуру" - хитрый, наглый,  умеющий  заколымить.  Раньше  они
рассекали  на  черных  "Волгах"  с  номерами  и  "непроверяйками",   которые
автоматически избавляли их от объяснений с сотрудниками ГАИ.  Нынче  хозяева
(а соответственно, и сами шофера) пересели на джипы, "вольво"  и  "мерсы"...
многие при этом сохранили и "крутые" номера.
   Водителя Строгова звали Николай Иванович. Он  был  грузным,  плотным,  но
довольно подвижным. Вылезая из  "фронтеры",  он  окинул  "антилопу"  Купцова
презрительным взглядом. На дороге такие орлы  любят  катить  в  левом  ряду,
сигналить дальним светом: дорогу! Белый человек едет!
   Николай Иванович вылез из джипа, презрительно посмотрел на  "антилопу"  и
собрался пройти в офис.
   - Николай Иваныч,  -  окликнул  его  Петрухин.  Водитель  остановился.  -
Здравствуйте, Николай Иваныч... меня зовут  Дмитрий  Борисович.  Это  насчет
меня вам звонил Голубков. Быстро вы приехали.
   - А... да, да... очень приятно. Я... чем могу помочь?  -  сказал  водила,
обшаривая Петрухина и  Купцова  глазами.  Он  совершенно  не  был  похож  на
человека, который хочет кому-либо помочь. По крайней мере - безвозмездно.  И
уже тем более - двум голодранцам на гнилой "шестерке". Но в данном случае он
имел приказ босса  и  старался  держаться  любезно.  И  Петрухин,  и  Купцов
раскусили водилу сразу: шестерка. Но козырная шестерка.
   - Нам нужно поговорить с вами о  событиях  двадцать  третьего  апреля,  -
сказал Купцов.
   - А что... двадцать третьего апреля? - спросил, морща лоб, водила.
   - Неужто забыл, Николай Иваныч? - весело произнес Петрухин. - Ты же убийц
возил по Питеру двадцать третьего-то... а?
   - А... ну да, ну да...  Просто  время-то  идет,  столько  всего,  знаете,
происходит. Голова крУгом, извиняюсь.
   - Да, конечно, масса  событий  -  первомайская  демонстрация  трудящихся,
парад планет, на носу инаугурация Президента... где  ж  обо  всем  упомнить?
Особенно  о  каком-то  сраном  убийстве  в  вашем  офисе.  Обычное  дело   -
заместителю директора отстрелили полголовы. Было бы о чем говорить...
   - А я ничего... я в ментуре все рассказал.
   - Молодец, умница. А теперь расскажите все нам.
   - А... что? -  снова  спросил  Николай  Иванович,  морща  лоб,  изображая
"мучительную работу мысли". Он отлично знал,  что  деваться  ему  некуда,  а
тянул резину просто по привычке, по  складу  характера,  не  желая  отдавать
кому-то  что-либо  "за  бесплатно".  Кроме  того,  сказывалась  привычка  не
обсуждать дела хозяина с посторонними.
   - Слушай меня внимательно, Николай Иваныч, - сказал Петрухин. - Я  сейчас
наберу номер Голубкова и растолкую ему, что ты гребешь  нам  мозги...  через
полчаса после моего звонка тебя переведут на тот самый "фольксваген",  из-за
которого твой хозяин поссорился с завхозом. Понял?
   - А я ничего, - быстро ответил водила. - Спрашивайте.
   - В воскресенье был выходной. Почему вы в этот день работали?
   - Так ведь работа у нас такая:  полночь  -  заполночь...  выходной  -  не
выходной. Пассажиру нужно ехать - значит, все! Водки,  поверите  ли,  выпить
некогда.. >
   - Тяжелая у вас жизнь, - посочувствовал  Купцов.  -  Ну-ка,  по  порядку:
Игорь  Василич  загодя  вас  предупредил,   что   в   воскресенье   придется
поработать?
   - Да. Позвонил в субботу и сказал: заезжай в десять тридцать.
   - Что еще сказал?
   - Ничего.
   - В какое время он позвонил в субботу?
   - Часов в семь вечера... плюс-минус.
   - И в воскресенье, в десять тридцать, вы заехали за ним?
   - Так точно.
   - Он был один?
   - Да.
   - Игорь Василич не показался вам взволнованным или нервным? Или в  плохом
настроении?
   - Нет, все было нормально.
   - Куда вы поехали?
   - В офис.
   - Мужчина в пальто и шапке подсел к вам по дороге?
   - Да.
   - Где?
   - На Васильевском.
   - Точнее определитесь.
   - На Малом проспекте.
   - Что дальше?
   - Дальше поехали в офис.
   - По дороге о чем говорили?
   - Кто?
   - Строгов с мужиком.
   - Ни о чем.
   - А вы, Николай Иванович, с этим мужиком говорили?
   - Нет... зачем мне? Он сидел как истукан, жевал резинку.
   - Мужика описать можете?
   - Я?
   - Нет, я.
   - Ну, это... строгий такой, с вас ростом. Да  я  его  и  не  разглядывал.
Зачем он мне? Голодранец какой-то...
   - Ясно. Вы приехали в офис. Что дальше?
   - Они ушли, я сижу - жду, "Шансон" слушаю... Минуты три прошло - выходят.
Третьим с ними охранник, а у мужика-то в руках ружье.
   - Ружье или обрез?
   - Х... его  знает.  Короткое  и  без  приклада.  Как  пистолет  -  только
длинный... я не разбираюсь.
   - Ясно. Кто вышел первым?
   - Этот... охранник, моряк. Выходит - глаза, как у окуня.
   - Кто второй?
   - Игорь Василич.
   - Тоже глаза, как окуня?
   - У кого?
   - У меня, - зло сказал Петрухин.
   - Не... глаза как глаза.
   - А третьим вышел мужик?
   - Ага... мужик. С ружьем.
   - А у него глаза какие?
   - Этот строгий.  Ему  человека  завалить  -  как  два  пальца  обрызгать.
Волчара!
   - А почему вы так думаете, Николай Иваныч?
   - Да уж видно. Я, между прочим, в такси когда-то работал. Там, знаете ли,
всякого насмотришься...
   - Понятно. Все сели в машину. Что дальше?
   - Ну, шеф и говорит, значит: на Петроградскую, Коля.
   - А как сам-то шеф - не волновался?
   - Не знаю... не скажу. Но белый был как мел.
   Дальнейший рассказ водителя в целом совпал с  рассказом  моряка:  отвезли
моряка на Петроградскую,  к  метро  "Горьковская".  Там  проинструктировали,
велели идти в офис. Затем Строгов  приказал  и  водителю  выйти  из  машины.
Николай Иванович вышел и минут десять  курил  в  стороне.  Хозяин  и  убийца
беседовали в салоне. Потом отвезли убийцу на Васильевский.
   - Куда? - спросил Петрухин.
   - Да куда же? Где брали, туда и отвезли -  на  угол  Малого  и  Четвертой
линии.
   - Там и расстались?
   - Там.
   - Как Строгов попрощался с неизвестным?
   - Никак... тот буркнул: здесь останови. И - вышел. Все.
   - Дальше что?
   - Дальше? Отвез я Игоря Василича домой.
   - О чем-нибудь говорили по дороге?
   - Нет... он сказал только, чтобы я об этой  поездке  вообще  забыл.  Там,
мол, в офисе-то, вышла НЕПРИЯТНОСТЬ. Ты, говорит,
   Коля, забудь. Ты, мол, день дома провел, с семьей.

***

   Распечатка  телефонных  переговоров  господина  Строгова  попала  в  руки
партнеров спустя сутки с момента передачи запроса. Лист бумаги  с  логотипом
фирмы в левом верхнем углу и подписью начальника службы безопасности фирмы в
правом нижнем был густо покрыт цифирью.
   Компьютер "North-West GSM" добросовестно  рассказал  обо  всех  контактах
Игоря Васильевича Строгова, совершенных с помощью его мобильного телефона  с
20 апреля по 4 мая. За две недели, десять суток из которых Строгов провел  в
СИЗО, он пользовался сотовым телефоном почти сто  раз!  Пятьдесят  один  раз
звонил Строгов, сорок семь раз  звонили  ему.  Распечатка  раскрывала  номер
абонента, дату и точное время разговора, а также его продолжительность.
   Такое обилие  контактов  запросто  может  повергнуть  в  уныние  человека
неопытного.
   - Ну-с, господин сыщик, приступим, - весело сказал Петрухин.
   Он быстро разбил столбцы распечатки по датам. "Картинка" сразу получилась
значительно  менее  "страшной"  и  более  наглядной.  Затем  партнеры  стали
выписывать повторяющиеся номера. Вскоре на чистом листе бумаги  образовалось
десять  групп  телефонов.  Петрухин  помечал  их  галочками  в   распечатке.
Наибольшее количество звонков - восемь - Строгов сделал в офис "Магистрали".
Семь раз звонил лично Голубкову.  Семь  раз  звонил  домой.  Эти  звонки  не
представляли никакого интереса. Как не представляли интереса звонки Строгову
с  телефонов  офиса,  Брюнета  и  из  дому.  Партнеров  интересовали  только
неизвестные им абоненты. За любым из  них  мог  скрываться  убийца...  Таких
телефонов было в избытке. Они составляли шесть неравных групп.  Кроме  того,
дважды заместитель Брюнета звонил по номерам, которые больше не повторялись.
С тех же телефонов отзванивались и ему.
   Разбитый по группам, сопоставленный по принципу "входящий  -  исходящий",
массив информации уже не выглядел таким необъятным,  как  в  начале.  Однако
продолжал  оставаться  "задачей  с  многими  неизвестными".  Партнеров   это
радовало. Если бы неизвестных было мало - худо. Если бы их не было совсем  -
совсем худо. Но они были, и это давало совершенно  реальный  шанс  выйти  на
подельника Строгова.
   - К  Брюнету?  -  спросил  Купцов,  когда  партнеры  закончили  работу  с
распечаткой.
   - Да, пожалуй, начнем с него, - ответил Петрухин.
   Он набрал номер Голубкова, объяснил, что нужно встретиться.
   - О'кей, - ответил Брюнет, - я сейчас еду в офис, через пять  минут  буду
на месте. Подъезжай.
   Спустя полчаса "антилопа" припарковалась рядом  с  "мерсом"  Голубкова  и
"фронтерой" Строгова. Лицо Николая Ивановича при  виде  партнеров  озарилось
приветливой улыбкой.
   В кабинете Брюнета сидел Строгов. Ни Петрухин, ни Купцов не видели его до
этого, но даже без представления Брюнета догадались, что бледный  мужчина  в
хорошем светлом  костюме  и  есть  заместитель  Голубкова  Игорь  Васильевич
Строгов. Только вчера Строгов вышел из СИЗО после десяти суток,  проведенных
там по девяностой статье УПК... Десять суток в "Крестах"  -  хорошего  мало.
Особенно  для  благополучного  бизнесмена,  привыкшего  к   весьма   высоким
жизненным стандартам. Игорь Васильевич выглядел подавленным, Брюнет довольно
возбужденным.
   - Вот, полюбуйтесь на красавца, - сказал  он  после  того,  как  Петрухин
представил Купцова.
   Распространяться при Строгове Дмитрий не стал, сказал коротко:
   - Леонид Николаич Купцов. Мой коллега. Прекрасный специалист...
   Брюнет все понял, пожал руку, сказал:
   - Рад. Весьма  рад.  Надеюсь,  мы  вместе  хорошо  поработаем.  Для  меня
рекомендация Дмитрия Борисыча дорогого стоит...  Вот,  -  сказал  Брюнет,  -
полюбуйтесь на красавца. Строгов. Игорь Василич. Мой  заместитель  и,  можно
сказать,  соратник.  Так  душой  за  дело  скорбит,  что  прямо  мама  Леля.
Расстреливает нерадивых сотрудников, не отходя от кассы.
   - Виктор! - сказал, морщась, Строгов.
   - Что - Виктор? Что - Виктор? Я сорок лет Виктор. Но ни разу за сорок лет
мне так в карман не гадили, Игорек! В моей биографии всякое было. Борисыч не
даст соврать, он меня давно знает... всякое было, но такой мажорчик  еще  не
лабали. Партитуры такой в природе нет.
   - Но я же не мог знать, что так получится, - произнес Строгов, - Я же  не
хотел, Витя.
   - Это никого не гребет, Игорь. Вот это ты видел?  -  Голубков  взял  лист
бумаги и толкнул его по полированной столешнице к Строгову. -  Это  факс  из
Хельсинки. Вчера пришел... когда ты отдыхал  в  "Крестах".  Ты  познакомься,
пощелкай калькулятором и прикинь, на какую сумму мы пролетели. Из-за  твоего
"я не знал, что так получится".
   Брюнет прошелся по кабинету, вернулся к столу и взял в руки газету, надел
очки. Петрухин впервые видел его в очках.
   - А вот это? - сказал Голубков. -  Вот  это  ты  читал?  Нет?  -  Строгов
отрицательно качнул головой. - Тогда, сердце мое, я сам тебе прочитаю.  Вот,
пожалуйста: "Криминальное прошлое господина  Голубкова  явно  не  хочет  его
отпускать. В минувшее воскресенье в роскошном  офисе  Голубкова,  известного
правоохранительным органам как Витя Брюнет,  произошла  разборка  между  его
заместителями. В результате один из них  был  жестоко  и  хладнокровно  убит
двумя выстрелами в голову... Как это сочетается со словами Голубкова о  том,
что "мы хотим вести  цивилизованный  бизнес"?  Как  отнесутся  к  этому  его
финские партнеры?"
   Брюнет швырнул газету на стол. Снял очки.
   - Ты что же думаешь, Игорек, финны просто так факс прислали? Да наверняка
Харламов показал Тармо эту газетку.
   - Он же сам статью и заказал, - вставил Строгов.
   -  Какая  разница?  Теперь  Тармо  подпишет  контракт  не  с  нами,  а  с
Харламычем... Все! Накрылись двести тысяч баков. Из твоей доли удержу.
   - Но можно же как-то объяснить Тармо...
   - Что? Что ты прикажешь ему объяснить?
   - Что это недоразумение... что меня освободили, и все кончилось.
   - Мудак, - сказал Брюнет почти ласково. - Мудак! Все  только  начинается.
После обеда здесь будут работать налоговики. Главбуха уже  дергали  в  УБЭП.
Меня вчера три часа парили в прокуратуре. Знаешь,  что  сказали?  -  Строгов
молчал. - Сказали, что будут меня долбить, пока не сдашь своего мокрушника.
   Брюнет раздраженно смахнул газету со стола. Легкий  сквознячок  подхватил
ее и пот