одами, и джинн был  выпущен
из   бутылки.   Пытаясь   спасти   положение,   израильское    правительство
воспользовалось  судебным  процессом,  чтобы   разоблачить   планы   египтян
совершить геноцид. Судьи пришли в ужас и оправдали обвиняемых.
   Изменилось положение и в израильском правительстве. Хотя канцлер Аденаэур
лично обещал Бен-Гуриону приложить все силы, чтобы воспрепятствовать участию
немецких ученых в постройке египетских ракет,  скандал  унизил  израильского
премьера.  Он  гневно  отчитал  Иссара  Хареля  за  превышение  данных   ему
полномочий. Харель тут же подал в отставку. К удивлению генерала, Бен-Гурион
принял ее, еще раз подтвердив, что в Израиле незаменимых нет, включая самого
шефа разведки.
   В тот вечер, 20 июня 1963 года, у Иссара Хареля  был  долгий  разговор  с
близким другом, генералом Мейром Амитом, тогдашним главой военной  разведки.
Генералу Амиту врезалось в память и  содержание  разговора,  и  напряженное,
гневное лицо родившегося в России бойца по прозвищу Иссар Грозный.
   - Должен сообщить тебе, мой дорогой Мейр, что отныне Израиль  мщением  не
занимается. Его заменила дипломатия. Я подал в отставку,  и  ее  приняли.  Я
просил назначить своим преемником тебя, и, по-видимому, они согласятся.
   Министерский комитет, наблюдающий в Израиле  за  действиями  разведки,  и
впрямь согласился. В конце июня генерал Мейр стал главой "Моссада".
   Однако пробил  и  час  Бен-Гуриона.  "Ястребы"  в  правительстве  страны,
возглавляемые  Леви  Эшколом  и  министром  иностранных  дел  Голдой   Мейр,
заставили его подать в отставку, и 26 июня 1963 года премьером Израиля  стал
Эшкол. А БенГурион,  качая  от  негодования  головой,  отправился  в  родной
киббуц. Впрочем, членом кнессета он остался.
   Новое правительство выжило Бен-Гуриона, однако Иссара Хареля не  вернуло.
Очевидно, там посчитали, что Мейр Амит будет послушнее вспыльчивого  Хареля,
который к тому же пользовался в израильском народе любовью почти легендарной
и гордился этим.
   Не отменило  новое  руководство  и  последние  распоряжения  Бен-Гуриона.
Установка генералу Амиту оставалась прежней  -  избегать  в  ФРГ  скандалов,
связанных с немецкими учеными-ракетчиками. Потому за неимением лучшего  Амит
набросился на тех, кто уже переехал в Египет.
   Их поселили в Меади, в десяти километрах от  Каира,  на  берегу  Нила.  В
маленьком  городке,  совершенно  очаровательном,  если  бы  не  бесчисленная
охрана,  превращавшая  жизнь  немцев  почти  что  в   тюремное   заключение.
Подобраться к ним  Амит  решил  через  своего  главного  человека  в  Каире,
владельца школы верховой езды Вольфганга Лютца, который с сентября 1963 года
рисковал головой ежедневно и через шестнадцать месяцев попался.
   А  для  немецких  ученых,  уже  и  так  сильно  напуганных  взрывающимися
посылками из ФРГ, осень 1963 года стала просто  кошмаром.  Живя  в  Меади  в
окружении  египетской  охрану,  они  стали  получать  из  Каира  послания  с
угрозами.
   Д-ру Йозефу  Айзику,  например,  пришло  письмо,  где  удивительно  точно
описывались его дети, жена и работа, а потом предлагалось вернуться  в  ФРГ.
Подобные послания получили и остальные ученые. 27  сентября  пришедшее  д-ру
Кирмайеру письмо взорвалось у него в руках.  Для  многих  ученых  это  стало
последней каплей. В конце месяца д-р Пильц покинул  Каир,  взяв  с  собой  и
несчастную фройляйн Венду.
   За ним последовали другие, и взбешенные  египтяне  были  не  в  силах  их
удержать - ведь им не удалось защитить немцев от писем с угрозами.

***

   Человек, ехавший на заднем сиденье лимузина в  то  чудесное  зимнее  утро
1963 года, знал, кто автор этих писем. Их отправил  его  агент  Лютц,  якобы
пронацистски настроенный немец, живший в Египте.  Но  знал  Харель  и  нечто
другое,  подтвержденное  сведениями,  полученными  несколько  часов   назад.
Генерал  вновь  пробежал  взглядом  по  раскодированному  донесению.  В  нем
бесстрастно сообщалось, что в лаборатории  инфекционных  болезней  Каирского
медицинского института выделен крупный штамм возбудителей бубонной  чумы,  а
бюджет лаборатории  увеличен  в  десять  раз.  Сомневаться  не  приходилось:
несмотря на то что  суд  в  Базеле  подмочил  международный  престиж  Каира,
египтяне от своего замысла уничтожить Израиль не отказались.

***

   Если бы Гоффманн проследил за Миллером, то поставил бы ему высший балл за
нахальство. Прямо из кабинета главного редактора Петер  спустился  на  пятый
этаж и заглянул  к  Максу  Дорну,  корреспонденту,  освещавшему  в  "Комете"
судебные процессы.
   - Я только что беседовал  с  Гоффманном,  -  заявил  он,  усевшись  перед
Дорном, - и теперь хочу выяснить кое-какие подробности. Поможешь?
   - Конечно, - согласился Дорн, уверенный, что Миллер договорился  о  новой
работе.
   - Кто у нас в стране расследует военные преступления?
   - Военные преступления? - Вопрос застал Дорна врасплох.
   - Да. Какая организация выясняет, что происходило в занятых нами во время
войны странах, разыскивает и наказывает виновных в массовых убийствах?
   - Теперь ясно. В принципе этим занимаются федеральные отделы  генеральной
прокуратуры.
   - Значит, специального ведомства нет?
   Дорн развалился в кресле, с удовольствием заговорил о  деле,  на  котором
уже собаку съел:
   - Западная Германия делится на шестнадцать земель. В каждой есть  столица
и федеральная прокуратура, а в  ней  -  отдел,  занимающийся  расследованием
преступлений, совершенных во времена фашизма, так называемый ОГП. За  каждой
землей закреплена  для  расследования  своя  территория  бывшего  рейха  или
завоеванных стран.
   - Например?
   - Скажем, все преступления, совершенные  фашистами  в  Италии,  Греции  и
Польской Галиции, расследуются в Штутгарте. Крупнейший лагерь смерти  Аушвиц
- юрисдикция Франкфурта. В Дюссельдорфе занимаются  концлагерями  Треблинка,
Хелмно, Собибор и Майданек, а в Мюнхене - Бельзеном и Флоссенбургом.  И  так
далее.
   Миллер записал все это и спросил:
   - А где должны расследовать преступления, совершенные в Прибалтике?
   - В Гамбурге, - быстро ответил Дорн. - Вместе с преступлениями в  Данциге
и Варшаве.
   - В Гамбурге? - изумился Миллер. - Прямо здесь, у нас?
   - Да, а что?
   - Просто меня интересует Рига.
   - Понятно. - Дорн поморщился. - Немецкие евреи. Да, за них  отвечает  ОГП
здешней федеральной прокуратуры.
   - Если бы арестовали и судили  виновного  в  преступлениях  в  Риге,  это
произошло бы здесь, в Гамбурге?
   - Судили бы здесь, - пояснил Дорн. - А арестовать могли бы где угодно.
   - Как происходят аресты?
   - Существует так называемая Книга розыска. Там записаны  полные  имена  и
даты рождения всех разыскиваемых военных преступников. Сначала ОГП  собирает
материалы для ареста, на  что  нередко  уходят  годы.  Потом  запрашивает  у
полиции той земли или того государства, где живет преступник, разрешение  на
его арест и высылает  за  ним  пару  своих  служащих.  Крупного  нацистского
преступника полиция может арестовать и по собственной инициативе. Тогда  она
сообщает об этом в соответствующий ОГП, и оттуда за бывшим фашистом высылают
конвой. Но, к сожалению, большинство главарей СС живет под чужими именами.
   - Точно, - согласился Миллер. - Был ли когда-нибудь в  Гамбурге  суд  над
виновными в преступлениях, совершенных в рижском гетто?
   - Что-то не припомню, - ответил Дорн.
   - А в библиотеке вырезки об этом есть?
   - Конечно. Если только процесс не прошел до пятидесятого года,  когда  мы
еще не вели учет.
   - Может, заглянем туда?
   - Пожалуйста.
   Библиотека располагалась в подвале, заведовали  ею  пять  архивариусов  в
серых  халатах.  Почти  полгектара  ее  площади  занимали  сотни  полок   со
всевозможными справочниками. По стенам от пола до потолка тянулись  стальные
шкафы, на ящиках которых было указано содержание хранившихся в них папок.
   -  Кто  тебя  интересует?  -  спросил  Дорн,  увидев  невдалеке  главного
библиотекаря.
   - Рошманн Эдуард.
   - Значит, вам нужна поименная картотека. Пойдемте со мной.
   Библиотекарь прошел вдоль стены, разыскал  ящик  с  табличкой  "ROA-ROZ",
порылся в нем и сказал.
   - Об Эдуарде Рошманне у нас ничего нет.
   Миллер призадумался, потом спросил:
   - А если поискать в секции военных преступлений?
   - Можно, - согласился библиотекарь.
   Они подошли к другой стене.
   - Посмотрите под заголовком "Рига".
   Библиотекарь взобрался на  стремянку,  порылся  в  ящике  и  спустился  с
красной папкой в руках. На ней было  написано  "Рига  -  суды  над  военными
преступниками". Миллер раскрыл ее и выронил две вырезки размером  с  крупные
марки. Поднял их и прочел. Обе статьи  были  напечатаны  летом  пятидесятого
года. В одной сообщалось, что трое рядовых эсэсовцев были  преданы  суду  за
зверства, совершенные  в  Риге,  а  в  другой  говорилось,  что  всех  троих
приговорили к длительным срокам тюремного заключения. Впрочем, не  столь  уж
длительным - к концу 1963 года осужденные должны были выйти на свободу.
   - И все? - спросил Миллер.
   - Все, - ответил библиотекарь.
   - То есть  получается,  -  Миллер  обратился  к  Дорну,  -  что  наш  ОГП
пятнадцать лет валяет дурака?
   Дорн, предпочитавший занимать сторону правительства, сухо сказал:
   - Уверен, они стараются изо всех сил.
   - Неужели? - ехидно заметил Миллер.

***

   Здание в северном пригороде  Тель-Авива,  где  обосновался  "Моссад",  не
вызывает любопытства даже у ближайших соседей. По обе стороны въезда  в  его
подземный гараж расположены самые обычные лавки. На первом  этаже  находится
банк; в холле, перед стеклянными дверями к кассирам, есть лифт,  табличка  с
названиями фирм, разместившихся выше, а под ней - дежурный за столиком.
   Судя по  табличке,  здание  занимают  несколько  торговых  компаний,  две
страховые конторы, архитектор, консультант по инженерным  вопросам  и  -  на
верхнем этаже - экспортно-импортная фирма. Если поинтересоваться у дежурного
об учреждениях на нижних этажах, он с удовольствием  все  расскажет.  Однако
отвечать на вопросы о фирме на верхнем вежливо откажется. За этой  фирмой  и
скрывался "Моссад".
   Обстановку комнаты, где собрались главы израильской  разведки,  составлял
лишь длинный стол да стулья у стен, стены и потолок были выкрашены  в  белый
цвет, отчего в комнате  царила  прохлада.  За  столом  расположились  пятеро
мужчин, возглавлявшие израильские разведслужбы. Позади них, у стены,  сидели
секретари и стенографисты. Иногда на встречу приглашали  и  посторонних,  но
это случалось редко. Ведь беседы, которые здесь велись, считались совершенно
секретными.
   Во главе стола может сидеть лишь  управляющий  "Моссадом".  Основанный  в
1937 году и называемый полностью "Моссад  Алия  Бет",  то  есть  организация
второй эмиграции, "Моссад" стал первым  израильским  разведорганом.  А  свою
деятельность начал, помогая евреям из Европы закрепиться в Палестине.
   После  основания  в  1948  году  Израиля  он   стал   главной   из   пяти
разведывательных служб страны, а его управляющий - автоматически главой всех
этих служб.
   Справа от управляющего сидит шеф военной разведки "Аман", задача  которой
- сообщать правительству о готовности врагов Израиля к войне. В то время  им
был генерал Аарон Яарив.
   Слева от управляющего находится место главы  ведомства  "Шабак",  которое
часто ошибочно  именуют  "Шин  Бет".  Это  первые  буквы  фразы  на  иврите,
означающей "Служба безопасности". Полное  правильное  название  организации,
занимающейся вопросами безопасности исключительно внутри  страны,  -  "Шерут
Биташон Клали". От этих слов и образовано сокращение "Шабак".
   Рядом с ними сидят  еще  двое:  генеральный  директор  исследовательского
отдела МИД, занятого оценкой политического  положения  в  столицах  арабских
государств, что  для  Израиля  жизненно  важно,  и  руководитель  ведомства,
занимающегося  судьбами  евреев  в  странах  гонений,  то  есть  арабских  и
тоталитарных. Чтобы не происходило накладок, на еженедельные встречах  главы
спецслужб оповещают друг друга о том, чем занимаются их ведомства.
   Есть на встречах и два  наблюдателя  -  генеральный  комиссар  полиции  и
управляющий Особым  отделом.  Это  главы  исполнительных  органов  "Шабака",
предназначенных для борьбы с терроризмом внутри страны.
   В тот день встреча началась как обычно. Амит занял место во главе  стола,
и беседа завязалась. "Бомбу" генерал оставил напоследок. А когда рассказал о
только что полученном донесении, в комнате воцарилась  тишина  -  все,  даже
стенографисты у стен, онемели от ужаса, представив, как их родина гибнет  от
радиации и чумы.
   - Главное, - наконец обрел речь руководитель "Шабака",  -  не  допустить,
чтобы эти ракеты взлетели. Воспрепятствовать производству боеголовок для них
мы не можем, поэтому все усилия надо направить на то, чтобы предотвратить их
запуск.
   - Согласен, - как всегда язвительно сказал Амит, - но как это сделать?
   -  Обстрелять  их,  -  буркнул  Яарив,  -  обстрелять  всем,  чем  можно.
Бомбардировщики ВВС нашего Эзера Вайзмана уничтожат их в один заход.
   - И начать войну безоружным"? - прервал его  Амит.  -  Нам  нужно  больше
самолетов, танков и пушек. Только тогда можно воевать с  Египтом.  По-моему,
никто из нас в неизбежности войны с ним не сомневается,  хотя  Насер  к  ней
тоже пока еще не готов. Однако если сейчас ее развяжем мы, он со всем  своим
закупленным у русских оружием окажется сильней.
   Снова наступила тишина. Потом заговорил глава арабского отдела МИД:
   - Согласно нашим источникам, Египет  будет  полностью  готов,  включая  и
ракеты, к началу шестьдесят седьмого года.
   - К тому времени мы уже получим и танки, и  пушки,  и  новые  французские
истребители, - заметил Яарив.
   - Да, а они построят ракеты. Когда  мы  подготовимся  к  войне,  ракетные
установки уже будут разбросаны по всему Египту. Тогда их не уничтожить: ведь
придется накрыть каждую шахту. А это не под силу даже бомбардировщикам Эзера
Вайзмана.
   - Значит, уничтожить их необходимо еще на заводе в Хелуане, - не терпящим
возражений тоном заявил Яарив.
   - Верно, - согласился Амит. - Однако сделать  это  нужно,  не  развязывая
войну. Попытаемся  вынудить  немецких  ученых  покинуть  Каир,  не  закончив
работу. Помните, проектирование ракет  уже  почти  завершено.  У  нас  всего
полгода. Потом охотиться за немцами станет бесполезно: по  готовым  чертежам
египтяне построят ракеты и без них.  Поэтому  я  сам  возьмусь  за  немецких
ученых в Каире и буду держать вас в курсе предпринимаемых мер.
   На несколько секунд все снова смолкли, обдумывая вопрос, который никто не
решался задать. Наконец смелости набрался представитель МИД.
   - А нельзя ли снова надавить на тех, кто только собирается  переехать  из
ФРГ в Египет?
   - Нет, - генерал  Амит  покачал  головой.  -  В  теперешней  политической
обстановке об этом и речи быть не может. Приказ правительства не  изменился:
в ФРГ - никакого терроризма.  Отныне  путь  к  хелуансхим  ракетам  для  нас
пролегает через Египет.
   Генерал Мейр Амит, управляющий "Моссадом", ошибался редко. Но на этот раз
он оказался не прав. Путь  к  ракетам  в  Хелуане  пролегал  через  завод  в
Западной Германии.

ГЛАВА 6

   Только через неделю Миллеру удалось  попасть  к  начальнику  гамбургского
ОГП. Тот встретил Петера неохотно: повидимому, Дорн  догадался,  что  Миллер
действует без согласия Гоффманна, и предупредил об этом главу ОГП.
   - Поймите, - начал тот. - Я согласился на  встречу,  лишь  уступив  вашим
настойчивым просьбам.
   - И на том спасибо, - невозмутимо отозвался  Миллер.  -  Меня  интересует
человек,  которого  ваш  отдел,  безусловно,  разыскивает.  Его  имя  Эдуард
Рошманн.
   - Рошманн?
   - Да. Капитан СС. Комендант рижского  гетто  с  сорок  первого  по  сорок
четвертый год. - Я хочу узнать, жив ли  он,  а  если  умер,  где  похоронен.
Расскажите, может быть, вам удалось его арестовать, привлечь к суду. А  если
нет, знаете ли вы, где он живет сейчас?..
   Адвокат был ошеломлен.
   - Я не могу вам этого сказать! - воскликнул он.
   - Отчего же? Это интересует наших читателей. И очень сильно.
   - Сомневаюсь, - адвокат взял себя в руки, заговорил спокойно. - Иначе  мы
получали бы письма с подобными вопросами. А  из  читателей  вы  первый,  кто
проявил к нам интерес.
   - Вообще-то я не читатель, а журналист.
   - Возможно, возможно. Тем не менее я могу сообщить  вам  не  больше,  чем
рядовому читателю.
   - Так сколько же?
   - Боюсь, мы не вправе разглашать сведения, касающиеся наших поисков.
   - Глупости!
   - Позвольте, господин Миллер, ведь не требуете же вы,  чтобы  полицейские
докладывали,   насколько   продвинулось   их   расследование   какого-нибудь
уголовного дела.
   - Отнюдь. Часто бывает как раз наоборот. Обычно полиция  с  удовольствием
сообщает,  что  вскоре  арестует  преступника.  И  уж   конечно,   расскажет
журналисту, жив главный подозреваемый или мертв. Это поднимает ее престиж  в
глазах народа.
   Адвокат улыбнулся одними губами:
   - Мы не полиция. Поймите, если  разыскиваемый  узнает,  что  его  вот-вот
возьмут, он скроется.
   - Возможно, - согласился Миллер. - Хотя, судя по газетам, вы предали суду
лишь  трех  рядовых  эсэсовцев,  бывших  охранников  рижского  гетто.  Да  и
произошло это в пятидесятом году, так что вам их, видимо, англичане прямо из
лагеря для  военнопленных  передали.  Похоже,  военным  преступникам  вашего
ведомства опасаться не стоит.
   - Вы глубоко заблуждаетесь.
   - Хорошо. Допустим, вы заняты расследованием всерьез. И все же никому  не
повредит, если вы скажете, ищете Рошманна или нет и где он теперь обитает.
   - Скажу лишь, что все вопросы, находящиеся  в  нашем  ведении,  постоянно
прорабатываются. Постоянно. Больше ничем помочь не могу.
   Он встал. Миллер тоже.
   - Только не надорвитесь от чрезмерного усердия, - бросил Петер и вышел.

***

   Еще неделю Миллер готовился: сидел дома, читал книги о войне на Восточном
фронте и преступлениях в концлагерях. О "Комиссии Z" он узнал  случайно,  от
библиотекаря.
   - Находится она в Людвигсбурге, - сказал он Миллеру. - Я читал  о  ней  в
журнале. Полностью она именуется так: "Центральное федеральное агентство  по
расследованию преступлений,  совершенных  во  время  фашистской  диктатуры".
Название  громоздкое,  поэтому  для  краткости  службу  окрестили  "Централь
Штелле", или "Комиссия  Z".  Это  единственная  организация,  охотящаяся  за
нацистами в национальном и даже международном масштабе.
   - Спасибо, - поблагодарил библиотекаря Миллер,  уходя.  -  Пожалуй,  туда
стоит заглянуть.
   На другое утро Петер пошел в банк, перевел хозяйке квартиры плату за  три
месяца вперед, снял со счета почти все деньги -  пять  тысяч,  оставил  лишь
десять марок, чтобы не закрывать его. Вернулся домой и предупредил Зиги, что
уезжает, возможно, на неделю или чуть  дольше,  поцеловал  ее  на  прощание.
Потом вывел из гаража "ягуар", по первому снегу миновал Бремен и двинулся на
юг, в Рейнляндию.
   Начался один из первых в  том  году  снегопадов,  пронизывающий  ветер  с
Северного моря гнал снежинки вдоль широкого шоссе, идущего от Бремена на  юг
в равнины Южной Саксонии.
   Через два часа Миллер остановился выпить кофе, а затем вновь помчался  по
земле Северный Рейн-Вестфалия. Несмотря  на  ветер  и  сгущавшиеся  сумерки,
ехать по автобану в плохую погоду Петеру  нравилось.  Сидя  в  "ягуаре",  он
воображал себя в рубке  самолета;  тускло  светились  огоньки  на  приборной
доске; наступала зимняя ночь, леденящий ветер бросал  снег  в  свет  фар,  а
потом уносил назад, в пустоту.
   Как всегда, Миллер ехал в крайнем левом ряду, выжимал из  "ягуара"  около
ста шестидесяти километров в час, смотрел, как  остаются  позади  обгоняемые
грузовики.
   К шести вечера он миновал поворот  на  Гамм,  справа  за